Двадцать кубов счастья

Лидером этой неформальной группы был парень по имени Рим, которого еще называли в этих кругах Денни или Сталкер. Он учился на психолога и совместно с женой организовывал все мероприятия. Добрый и осторожный студент, в очках, невысокого роста, с видом ботана. Он видел смысл центра в реализации внутреннего потенциала каждого, кто посещал эту ячейку. Интересный был тип этот Денни. Как-то, когда мы стали общаться ближе, он попросил меня взять травки. Я обратился к приятелю, гордо носившему прозвище Продиджи.

Продиджи, потому что этот паренек, который был младше меня года на четыре, в свое время увлекался музыкой этих отмороженных британцев. Тогда он носил футболку с их изображением, собирал с ними видео и имел самую большую аудио коллекцию их альбомов. Правда потом, когда шкет начал прожигать свою молодость бесперебойным курением травы, варкой манаги и потреблением алкоголя в лошадиных дозах, он продал все свои кассеты по два рубля. Выручки едва хватило на две бутылки водки. Помню даже, как мы пили ее в подъезде девятиэтажного дома. В те времена подъезды пользовались огромной популярностью. Лофт! Тогда, проблевавшись на лестничной площадке, малыш Продиджи ругался диким матом, поскольку жалел свою коллекцию и понимал нерентабельность сделки. Но вернемся к Денни.

Я договорился с Продиджи о встрече, куда пришел с лидером центра и еще парочкой ребят. Именно после этой встречи безопасные анархисты получили от моего посредника такое определение, как «гущевцы». Понятия не имею, откуда этот термин, но он был точным описанием этого сословия. Денни одевался еще как-то прилично, но все остальные выглядели, как оборванцы. Потрепанные джинсовки, мятые косухи, местами дырявые джинсы, ботинки с тракторной подошвой, фенички, кулончики с пацификами и прочие элементы, подчеркивающие соответствующий образ. Короче, вы наверняка видели таких вечных бродяг, но ближе к делу. Мы совершили противозаконную сделку, и пошли ко мне домой, где культурно обдолбались. Один парень, который был с нами, разоткровенничался и поделился со мной, что Денни бисексуален. Недолго думая, я задаю будущему психологу вопрос в лоб: так ли это? На что он с недоверием, но с достоинством, ответил:

– Да.

– А опыт был или нет?

– Нет, не был, – спокойно продолжал Денни.

– Значит, есть желание попробовать, да? – не унимался я.

– Да, есть такое.

– Ну, ведь тогда фактически ты не бисексуал, только в мыслях, – заключил я.

Не знаю, насколько все это было правдой, возможно, это был очередной вызов обществу, а возможно Денни действительно хотел оказаться с членом во рту. Уж простите меня за прямоту.

Продолжая долбить дурь дальше, мы смеялись, философствовали о жизни, и я предложил как-нибудь состыковаться в очередной раз, взять пакет шмали, зацепить пару моих знакомых и вместе развлечься. Именно в этот день, после моего предложения, «добрый и осторожный студент в очках» задал вопрос, постановка и смысл которого навсегда закрепились в моем сознании:

– А мы притремся друг к другу с твоими друзьями?

– В смысле? – не совсем понял я.

– Ну, ведь люди разные, – стал пояснять мне Денни, – разные взгляды. Не получится так, что возникнет какое-то недопонимание?

– Да нормальные они пацаны, – уверял я.

Рим был молод, но, видно, уже не раз сталкивался с ситуациями, когда возникали разногласия между людьми, которые имели не совсем схожие убеждения и взгляды и отличались друг от друга. Несмотря на мои интересы и стремления, от меня все же попахивало гопотой. В основном тогда я чаще общался с так называемыми «пацанами», которые были бичом для нефоров, особенно для таких, как Денни. У нас были свои понятия, правила, и часто «пацаны» прессовали всех, кто отличался или не входил в их коллектив. Я понял его слова позже, как и то, что различия в ментальности – действительно немаловажный факт. Поэтому, если куда-то идти и с кем-то встречаться, для начала всегда следует задаться вопросом: а кто эти люди и чем они занимаются? Короче, ботан понимал, что с моими знакомыми вряд ли получится найти общий язык, поэтому я общался с гущевцами отдельно.

Однажды мы встретились в центре города, чтобы прогуляться на территории заброшенного завода. Тогда я и увидел в Денни того самого Сталкера. Нас было человек пять. Я взял с собой карбамазепин6, который отжевал у своего знакомого, страдавшего эпилепсией, вкинул около четырех таблеток, и мы двинули в лабиринты умирающей постройки. Было интересно увидеть, как строение постепенно рушится и до чего завод довели перемены девяностых. К сожалению, подобную картину можно было наблюдать по всей стране. Не вспомню, что именно производил и выпускал этот завод, но знаю точно, что предприятие было сильным. Огромное здание в несколько этажей, с высокими потолками и массой разделенных корпусов и больших комнат. Чувствовалось, что здесь когда-то кипела жизнь и визжали станки. Теперь же, блуждая по этажам, среди всей этой разрухи, мы понимали: состояние фабрики походит на заброшенную Припять. Всюду осыпанная штукатурка, дырявые стены, валяющиеся металлические балки, раздробленные скелеты станков, строительный мусор, разбитый кафель. Перечислять можно долго. Короче, место явно подходило для съемок фильма из разряда постапокалиптического жанра. У меня даже фотки сохранились. В общем, здание не подлежало восстановлению, и через несколько лет его полностью снесут, а на его месте возведут новое строение, где свой офис откроет очередной банковский гигант.

Как ни странно, с гущевцами я дружил довольно долго, но все изменилось, когда Денни в очередной раз попросил меня купить ему пакет травы. В то время у меня были выходы на зелье, и я был готов помочь только тем, кому доверял. Стандартный пакет травы был соразмерен коробку спичек, а это масса в шесть забитых сигарет. Эти пакеты мы называли башиками. Баш травы тогда стоил примерно сто пятьдесят – двести рублей. У меня не было знакомого дилера, поэтому возникала небольшая цепочка, когда ко мне обращались с просьбой. За помощь покупатель отсыпал мне один косяк. Несколько осторожных движений – и можно было совершенно бесплатно раскурить дурь и словить веселое настроение. Тогда мне помогал парень по прозвищу Монгол. Отмороженный и дикий торчок, который начинал свою наркоманскую жизнь с травы, а закончил ее примерно лет через пять – шесть, в подъезде, где его кинул умирать от передозировки героина мой одноклассник. Жаль пацана, он был умным и пробивным. Смышленый парень, который многого мог бы добиться в жизни, но он избрал иной путь.

Монгол часто кидал тех, кто ему не приглянулся. Вот и в этот раз, после нашей встречи, когда он увидел Денни издалека, плут не смог сдержаться. Забрав деньги у студента, я попросил его подождать меня на скамейке у одного из жилых домов, после чего пошел решать тему. Любой вид наркотиков мы называли «темой». По дороге к барыге, Монгол стал меня вербовать:

– Слушай, Спартак, а может кинем твоего друга?

– Бля, Монгол, хорош! Нормальный он парень. Он и так нам сыпанет, – ответил я, понимая, что Монгол завелся.

– Слушай, сыпанет – это хорошо, но ведь нам этого будет мало. Денег нет. А так, сейчас куранем, а вечером можно кому-нибудь на хвосты прыгнуть. У нас ганджубас, а с чуваков бухло. Может, даже на дискотечку пойдем, – продолжал этот бес, которому следовало пойти в продажи. – Смотри: можно ведь сделать все так, что он ничего не поймет, и к тебе претензий не будет. Он меня не знает и даже не видел. Сейчас берем тему, ты идешь к нему и говоришь, что я тебе сказал подождать вместе. Ты мне объяснил, где вы будете сидеть, и что я с понтом подойду. Через полчасика он начнет нервничать. Потом, где-то через час, ты ему скажешь, мол, я вас по ходу кинул, или меня, якобы, могли принять менты, и что тебе нужно идти, и ты с ним свяжешься, как только все узнаешь. Ну а там, типа будешь меня выцеплять и все такое.

Вариант был беспроигрышным. Возможно, я не особо ценил Денни, а возможно, думал, что все прокатит, и это никак не скажется на нашем общении. Соблазн был велик, если еще и учитывать, что в те времена я был бездельником, а упустить потенциальное мероприятие не очень-то и хотелось. Поэтому план был осуществлен, и тем самым, был поставлен крест на моих связях с гущевцами.

Я никогда ни о чем не жалею (в этом нет смысла), но все же печально вспоминать этот некрасивый поступок. Денни был порядочным парнем, безобидным, веселым, а главное – той единицей общества, которых нам так не хватает. Он хотел нести пользу людям, возможно, не всем, но как минимум тем, кто этого достоин. Я до сих пор с теплом вспоминаю об этом человеке.

Постепенно, в ожидании лета, когда я вновь намеревался биться за место в ВУЗе, безделье начало меня портить. Я не работал, чаще стал курить траву и выпивать в сомнительных компаниях. Увлекся барбитуратами из серии седативных медикаментов. Любознательность и поиски новых ощущений даже свели меня как-то с одной девочкой, у которой я покупал антидот под названием «Тарен»7. Средство, созданное учеными во время холодной войны, которое применяли в качестве противоядия от радиации и которое запретили еще лет двадцать назад. Учитывая мой тогдашний образ жизни и пороки, я понимал, что отклоняюсь и могу достойно съехать с выбранной дороги. Но спасение пришло вовремя. Герман тоже собирался поступать в университет и предложил мне вместе пойти учиться заочником на социального педагога. Он прямо знал, что нужно вытаскивать друга. Так мы начали готовиться к поступлению в университет.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

СЕМЬЯ

С годами наивность испаряется, а розовый оттенок юности постепенно обретает грубые тона. Становясь взрослее, каждый из нас сталкивается с выбором и сам определяет свой независимый путь. Мы с братом уже не были детьми, за которыми нужен уход и постоянный контроль, поэтому теперь каждый мог заняться собой и своей личной жизнью. Брат, закончивший девять классов, пошел по стопам мамы: отучившись на повара третьего разряда, он начал свою профессиональную деятельность в холодном цеху захудалой столовой, где, махая мачете, дробил плоть. Мальчишка, собиравший когда-то марки, вкладыши от «Турбо», интересовавшийся музыкой и кино, штурмовавший шахматное поле с друзьями, стал мясником, который безжалостно терзал тушу за тушей каждый день. Помню, как на первую свою зарплату он купил мне два набора игрушечных машинок, а домой взял палку колбасы и еще каких-то вкусняшек. Тогда мама взглянула на него одобряющим взглядом, а сам брат чувствовал себя сверхчеловеком. Он сам, своими руками заработал первые деньги! Он стал настоящим мужчиной!

После столовой подающий надежды специалист работал в разных местах, но стругать лепешки и брызгать кусочками мяса на окровавленных столах – была не его стихия. И совсем скоро брату удалось проявить себя на предприятии, которое производило мясные полуфабрикаты, куда ему помогли устроиться друзья. Собственником была их мама, и ребята тоже там работали, занимаясь бухгалтерией и прочими финансовыми делами. Несмотря на то, что брата поддерживали друзья, он начинал с нуля, и к моменту, когда я собирался поступать в университет, уже был заведующим всех производственных цехов. Я им гордился. Такой молодой, всего двадцать один год, а уже руководил персоналом и такими процессами. Там же он встретил свою будущую жену, и через некоторое время они переехали жить в отдельную семейную квартиру, которая досталась нам от нашей усопшей бабки (земля ей пухом и меда десять чар). Жизнь, можно сказать, складывалась и сулила только перспективы. Хорошая работа в кругу друзей, руководящий пост, деятельность, связанная с управлением производства, красивая жена, отдельная квартира. Что еще нужно молодому, крепкому и умному парню? Я был за него рад, возможно, даже чуть завидовал, но завистью белой.

Брат не забывал про меня. Несколько раз в месяц он звонил и приглашал к себе в гости, вручал огромные пакеты со свежими полуфабрикатами, которые только сошли с конвейера. Блинчики с фаршем и сыром, котлетки по-киевски, пельмени, целая галактика наггетсов, куриных ножек в панировке и всякой всячины. К моей любознательности и новым увлечениям из разряда сект, гущевцев и тренингов он относился нормально. В детали не вникал, так как был полностью поглощен созиданием своего семейного счастья. Сейчас сложно вспомнить, но могу сказать точно, что брат доверял мне, так как знал, что я стремлюсь получить высшее образование, и нацелен на успешное будущее. Он всегда интересовался моими делами и верил, что я никогда не полезу в грязь и не натворю дел. Так устроился брат – мой заменитель отца и гуру.

В те времена у мамы тоже возникли движения и она, встретив достойного мужчину, наконец, начала строить свою личную жизнь. Мы не сразу обратили внимание на ее глаза, которые светились от счастья. Познакомились они через общих приятелей, обменялись телефонами, и мистер незнакомец проявил инициативу, однажды позвонив и пригласив маму на свидание.

Впервые мы с братом увидели «жениха», когда он был приглашен к нам в гости. Седина и пожилой возраст, черный с блестящими крапинками костюм, серьезный и добродушный взгляд, обходительные манеры и воспитанность создали у нас благоприятное впечатление. Как потом выяснилось, «парень» нашей мамы всю жизнь занимался бухгалтерией и был человеком совдеповской закалки, который теперь наслаждался заслуженным отдыхом. Он был разведен, имел взрослых детей и жил один в комнатушке где-то в северной части города.

Спустя какое-то время союз влюбленных укрепился, и на почве развернувшихся событий мама заявила, что они собираются расписаться. Уже тогда она перекочевала в его комнату, поэтому мы условились в назначенный день встретиться у нас дома. Бухгалтер-отставник рассказал о своих серьезных намерениях и деликатно попросил руку женщины своего сердца, на что мы дали согласие. Наконец, встретив свою судьбу, мама стала порхать как бабочка и вновь ощущать прелести жизни вне одиночества и семейных забот. Были, конечно, сомнения: а не развод ли это? Ведь вы понимаете, как это бывает. Одинокий мужчина ищет себе одинокую женщину, чтобы потом обеспечить себя лишними квадратами жилья и халявой. Но мама была непреклонна и уверяла нас, что все более чем серьезно. Да и мы с братом думали, что вряд ли у этого дяденьки настолько железные яйца, чтобы ринуться в такую аферу, где два крепких парня просто размазали бы его, спалив злой умысел. Может, и не было великой любви, но часто одинокие взрослые люди ищут себе подобных, чтобы хоть как-то скрасить оставшуюся треть жизни.

***

После медицинского училища, где мама начала с рядового повара, были средние школы, детские санатории и детские сады. К моменту бракосочетания со Смольным, которое прошло скромно и в присутствии лишь регистратора, она уже была заведующей кухней. Почему Смольный – об этом я расскажу позже. Теперь она работала в детском саду и сама контролировала поваров: формировала меню, следила за наличием необходимых продуктов, взаимодействовала с заведующей, завскладом, решала массу вопросов и обеспечивала питанием детишек и рабочий персонал. Дети ее любили, родители знали, а коллеги уважали. Были у нее стержень и железная хватка, которые позволяют людям добиваться желаемых результатов.

Еще во времена распада Союза, когда хлынувший капитализм стремительно устанавливал свои порядки и всякий хотел заработать, мама гоняла в Москву. Там она покупала шмотки, и в тех самых клетчатых китайских сумках везла их домой для продажи. Спекуляция, за которую раньше сажали, теперь была в законе и называлась бизнесом.

Творился, конечно, беспредел. О налогах, регистрации частного предпринимательства и речи не шло. Тарились все, кому не лень. И мама не осталась в стороне. Помню, как однажды она взяла с собой брата, которому только стукнуло шестнадцать лет. Они вернулись с горящими глазами и жирными сумками. Тогда с видом крутого перца он вытащил двухкассетный магнитофон «Sony» с функцией автореверс (у нас к тому времени был уже «Osaka»), блок сигарет «Marlboro» и игрушечный трансформер для меня. Я был в шоке и безмерно счастлив. Мама не знала, что он курил, и я тихонько спросил, пока она возилась с вещами:

– А мама знает что ли?

– Да! Я рассказал. Зачем скрывать-то? Я уже не маленький, – ответил брат, с видом матерого и познавшего жизнь пацаняги.

После того, как брат съехал с будущей женой в другую квартиру, я какое-то время жил один. Именно тогда мой рацион состоял из всевозможных полуфабрикатов, которые мне подгонял молодой заведующий производством. Пребывание в славном одиночестве, к сожалению, длилось недолго: в комнатушке, куда переехали мама со Смольным, молодоженам стало тесно, и через пару месяцев они вернулись обратно. Тогда я и узнал истинного отчима.

Почему Смольный – наконец, поясню. Когда мне на домашний телефон звонили друзья, он брал трубку и с серьезным голосом отвечал:

– Здравствуйте, вас слушают!

Один из моих приятелей, по прозвищу Кот, в такие моменты взрывался от смеха.

– Слушай, тебе звонишь и как будто попадаешь в военную часть! Ты Смольному скажи, чтоб был попроще. «Здравствуйте, вас слушают!», – изображал он отчима его голосом.

Так, пенсионер стал Смольным, и мне приходилось жить с этим персонажем под одной крышей. Мама работала пять дней в неделю с пяти утра до шести вечера. Она трудилась в поте лица, а муж сидел дома, читал газеты и отгадывал сканворды, подсматривая ответы на последней странице. Короче, в твоем доме появился бесполезный овощ, который ест твою еду, пользуется твоими приборами, моется в твоей ванной, громко говорит по твоему телефону и громко смотрит твой телевизор. Гаду иногда становилось совсем скучно, и он начинал себя развлекать. Вдоволь выспавшись днем, ночью он щипал маму за бока и не давал ей спать, хотя знал, что на работу ей вставать в четыре ночи.

Со временем взаимный пыл, сносившая голову влюбленность стали угасать и начались конфликты. Они все чаще ссорились между собой, а у меня со Смольным была отдельная война. Я начал понимать, что альфонс все же вскружил маме голову и очень удобно устроился. Наши первые с братом опасения теперь подтвердились. Мало того, что Смольный сидел на шее у матери, так он еще и умудрялся технично настраивать ее против меня. Мама прекрасно видела, что происходит, но не хотела разрывать отношений, так как понимала, что может остаться одна до конца жизни. Знаете, как это бывает, когда муж бьет жену, а она его не бросает, потому что боится остаться даже без такого хмыря. Терпит, сама перед собой оправдывает свои же действия, надеется, что что-то изменится или просто закрывает глаза за неимением лучшего. Так и моя мама мучилась (конечно, он ее не бил – это аналогия): с одной стороны сын, а с другой – единственное сраное плечо. Мудак все хотел выжить меня из квартиры, и все заранее продумал.

План был таким: пока мамы не будет дома, он провоцирует меня на драку, получает несколько синяков и вызывает скорую. С ментами фиксирует увечья, далее включает симуляцию и вызывает у судьи жалость к больному и побитому пенсионеру. После этого сливает меня за решетку по статье 116 УК РФ (побои, избиение). Гениально! Но в жизни все иначе. В итоге, я в кровь разбил ему всю челюсть, забрызгав прихожую, а медики из скорой помощи, которых он вызвал в надежде, что те приедут с милицией, сказали, мол, мужчина, сами решайте свои семейные проблемы и сами звоните в милицию. План с грохотом провалился, и Смольный, убедившись в том, что его игры опасны для его же собственной жизни, утихомирился, потому как знал мой крепкий кулак на вкус.

МЕЧТА В РЕАЛЬНОСТИ

Жизнь студента представлялась мне так: постоянные движения, общение с интересными и веселыми людьми, саморазвитие и самореализация. Однажды уже потерпев полное фиаско с поступлением в университет, я, конечно, не оставлял надежды стать студентом. Поэтому после предложения Германа поступать вместе, я вновь загорелся этой идеей. За последний год – год моих похождений, экспериментов, когда я чуть было совсем не свернул с некогда утвержденного маршрута, – мы не так часто виделись. Тогда Герман жил своей жизнью, общался с новыми друзьями, и все же мы снова встретились. Друг детства помнил о моем интересе к гуманитарным наукам. Именно поэтому он позвонил и предложил вместе поступить на социального педагога. Хотя много позже он объявит и другую причину: «Ты распиздяйничал, дорогой. Нужно было тебя вытаскивать». Аргумент его был силен! Социальный педагог – это не совсем психолог, но со временем всегда можно было перевестись на другой факультет, тем более работа этих добродетелей была все-таки связана с психологией и коммуникациями, к чему я, собственно, и стремился.

Мы встретились, пообщались, и Герман убедил меня в том, что да, эта специальность в нашей стране не совсем востребована на рынке труда, и что в ближайшие годы, даже после получения диплома, она не будет популярна. Мастера психологии в то время воспринимались как нежелательные лекари души. Прямого негатива, конечно, в их сторону не было, просто обращение к этим докторам и служителям покоя внутреннего мира воспринималось как несостоятельность и отсутствие самообладания. Мы привыкли не раскрываться и решать свои проблемы лично. Короче, если ты общаешься с психологом или психотерапевтом, значит, ты псих. Это не Запад и не Европа, где подобные специалисты ценятся и уважаемы.

Давайте все-таки разберемся, кто такие социальные педагоги. На самом деле, это очень крутые бойцы. В основном женщины, занимающиеся проблемами семей, в которых пьют или торчат. Эта работа связана с разрешением конфликтов, с подростками девиантного поведения, проще говоря, со сложными детьми: брошенными, агрессивными и одинокими, часто с малолетними преступниками. Цель здесь одна, разрулить положение, в котором оказалась семья, чтобы все были счастливы, или максимально повлиять на благополучный исход любой задницы, в которой оказался ребенок. Социальные педагоги постоянно взаимодействуют с милицией, в частности, с участковыми, что тоже снижает их рейтинги. Короче, работа жесткая, нервная и малооплачиваемая. На тот момент, когда мы с Германом решили поступать в университет, зарплата таких специалистов составляла примерно шесть тысяч рублей, а это был две тысячи первый год! Мало, очень мало. Мы понимали, что вряд ли кто-то из нас по завершению обучения пойдет работать за такие деньги, поэтому изначальная цель была получить высшее образование.

Процесс, в очередной раз, пошел. Мы вместе ходили в приемную комиссию, узнавали условия поступления, брали методички и всякую ценную шелуху из разряда подготовительной работы для сдачи экзаменов. В те времена мы днями и ночами проводили за учебной литературой, которую тоннами впитывали, прокачивая свои знания. В качестве тестирования мы часами общались по телефону и проверяли друг друга, излагая экзаменационные темы и задавая массу вопросов. Мне было сложно и страшно. Сложно потому, что за год моего безделья уровень концентрации и восприятие снизились. Переваривать материал было нелегко, а поскольку зубрилкой тут не отделаешься, нужно было вникать в изучаемые предметы и понимать их суть. Ну а страх терзал только по одной причине: что делать, если я вновь провалю экзамены? В такие моменты, когда приступы рефлексии сносили мне крышу, Герман включал свой успокоительный аппарат:

– Мы по любому поступим. Посуди сам: отделение заочное, основа платная. Это не бюджет, где на одно место по двадцать человек. Институту нужны деньги, и они не будут особо придираться к студентам на экзаменах, ну, к нам, я имею в виду.

– Да это все понятно! Но ведь если завалить конкретно, они вряд ли тебя возьмут, – сомневался я.

– Да ничего мы не завалим,– продолжал он настраивать меня, приводя аргументы. – Мы готовимся, и готовимся сильно, проверяем друг друга. Если даже ты не ответишь на все вопросы, они все равно нас возьмут. Им нужно сформировать группы с нормальным количеством студентов. Ты сам видел, кто приходил в приемную комиссию. Думаешь, они все такие умные, и все сдадут на отлично? Ни фига! По любому, педагоги это понимают и заранее уже обо всем договорились, так что не гони. Мы поступим, вот увидишь.

И мы поступили. Муки, сомнения и сжатое очко испарились после того, как мы увидели свои фамилии в списке новоиспеченных студентов. Радостные вопли, смех и поздравления друг друга. Эмоции так и сочились через поры нашего ликования. Мы теперь настоящие студенты и мы будем учиться в университете! А потом диплом, прекрасное будущее и увлекательная работа с людьми. Что еще нужно для счастья?

Группа наша насчитывала порядка тридцати человек, где мужчин было трое: я, Герман и тип, по имени Гавриель. Женоподобный дядька лет тридцати, который носил очки и бородку с усиками. Что-то нетрадиционное было в его манерах и общении, но, судя по кольцу на пальце, он был гетеро, по крайней мере, мы его с поличным не ловили и к нам он не приставал. Остальная часть нашей студенческой группы была женской. За первый год обучения я предварительно заплатил около шести тысяч рублей, вернее, заплатила мама, так как денег я тогда не зарабатывал и был полноценным иждивенцем.