Не время для человечности

* * *

Фил сказал, что ему нужно было уйти в половину шестого, и спросил, нет ли чего такого в том, что он в первый же день уходит раньше. Я успокоил его, сказав, что главное у нас – успевать делать все в срок и качественно, а распределение времени по большей части уже зависит от него самого. Еще раз поблагодарив его за билеты и договорившись встретиться на движе, я попрощался с ним и сам начал понемногу готовиться к выходу. В принципе, за сегодня мы накидали несколько хороших вариантов для моделей персонажей, даже начали нескольких в цвете – для первого дня неплохо. Я обошел тех из ребят, кто еще остался в кабинете, посмотрел, как идут дела у них, спросил у Л-Т., что он думает насчет ворваться вечером на тусу. В прошлом году он был на “Пиру” все три раза, что его проводили, один раз даже без меня, но в этом сезоне все сложилось не так удачно – сегодня у его девушки был день рождения, и они с ней уже давно запланировали какой-то особый вечер, в который посещение тусовок не входило. Л-Т. с досадой в голосе пообещал, что в следующем месяце присоединится, и попросил скинуть пару видосов с места действий.

Когда минутная стрелка образовала с часовой ровную прямую, я проверил бэкап данных, сохранил базу и выключил рабочий комп. Закинув в рюкзак все, что за день разбросал по столу, я пожелал Р. удачи в его битве с витражами – надо сказать, что к вечеру он немного приободрился, и в последний перекур даже обрел привычную болтливость, так что можно было сделать вывод, что его день усердия и целеустремленности прошел не зря, и работа близилась к завершению – попрощался с ребятами и вышел в коридор. Там я налил в стакан холодной воды из кулера, сменил тапки обратно на кеды и собирался было выйти из студии, но вспомнил о звенящей в кармане мелочи, полученной на сдачу в пабе и уже несколько часов меня раздражающей. Рядом с кулером у нас стоял небольшой автомат в виде шкатулки, в котором можно было за гроши купить печеньку с предсказанием, а полученные деньги раз в месяц извлекались и вроде как направлялись куда-то на благотворительность. Мелочи у меня хватало на две печеньки, и я скормил шкатулке почти все монеты из кармана. Печенье было наполовину шоколадное, а на улице неплохо припекало, так что я решил съесть обе сразу. Внутри первой оказалась бумажка с надписью “Ничто никогда не заканчивается, но берегите свою жизнь!” – довольно странное предсказание, как мне показалось. Бумажка из второй гласила: “Завтра для вас станет особенным днем, вы встретите нужного человека!” – вот это уже что-то более привычное. Пожав плечами, я выкинул обертки в мусор и вышел из студии.

Через несколько минут я уже был в магазине, неторопливо шагал между витрин и разглядывал ассортимент, бессознательно почесывая бороду. В итоге я остановился на наборе акриловых красок, и к ним взял две банки белил. Холсты выбрал те, что и всегда – набор из трех грунтовых холстов без подрамника, 40 на 60 сантиметров. Расплатившись на кассе, я вышел из магазина ближе к половине седьмого, перед самым закрытием. Кассир, с которой я был немного знаком, вышла за мной на последний перекур – кому не было знакомо это желание хоть немного приблизить конец рабочего дня, пусть даже он вот-вот закончится сам по себе. Мы курили и болтали обо всяких незначительных мелочах, я спросил, как у нее продвигаются дела с продажей фотографий на стоках, она спросила, “рисовал” ли я недавно что-нибудь клевое. Рефлекторно сдержав порыв исправить ее, я показал фотку картины, которую утром отправил Минс. Девушка долго вглядывалась и постепенно менялась в лице, что меня порадовало – значит, все работает именно так, как должно.

Попрощавшись с ней, я вернулся на ту дорогу, которой шел утром с остановки, чтобы теперь сесть на ней в уже другой трамвай и доехать до Солей. Туда можно было добраться и автобусом, но трамваи мне нравились куда больше. По пути мне встретилась белая кошка, сидящая на скамейке. Я машинально наклонился, чтобы погладить ее, ожидая, что животное, как это всегда бывает с бродячими кошками, отскочит с недоверием, но к моему удивлению, этого не произошло. Кошка осталась сидеть на месте, только повела ухом и зажмурилась. Отворачиваясь от нее, я как будто заметил что-то странное: мне показалось, что кошка на секунду дернулась, словно сдвинулась немного вправо и вернулась обратно. Встряхнув головой, я пошел дальше.

* * *

Когда я подходил к бильярдному клубу “Портос”, на часах было еще без пяти семь, но Курт и Эйч уже оба были на месте. Второй сидел на четвертой ступеньке лестницы, опершись локтями на шестую, и с ехидным видом слушал, как первый что-то очевидно втирает, помогая себе жестикуляцией. Я сразу подумал, что Курт, должно быть, уже начал описывать, как он свободно себя чувствует, и что нужно, наверное, после отпуска уволиться вообще, и что на ближайшую неделю у него уже готово расписание: от пробежки утром и здорового завтрака, через первую фазу напряженной и эффективной работы “на себя”, разумеется – удаленно, за компьютером, сквозь сиесту и чтение классической литературы обратно к самозанятости и работе с ежедневником, до легкого ужина, тренировки, подкастов перед сном и так далее. Курт был чем-то похож на меня – не внешне, он был плотным белобрысым дылдой – но этой тягой к излишнему, местами даже нездоровому планированию того, что в итоге реализовано не будет. Впрочем, я со временем смог отчасти побороть себя, существенно ограничив свои амбиции и цели, смирившись с тем, что такой ленивой жопе это все не под силу. А вот Курт пока сдаваться не собирался, и, хотя он был так же ленив как я, и куда менее дисциплинирован, конфликт между ожиданиями и действительностью не вызывали у него заметного диссонанса. Мне иногда казалось, что он так просто развлекает себя, отлично понимая, что на самом деле не сделает и десятой части задуманного. Эйч, куда больше похожий на меня внешне, почти во всем остальном отличался. Это был куда менее серьезный чувак, с трудом переносящий любую мороку и тягомотину, планы строящий не дальше, чем на вечер завтрашнего дня, выбравший по жизни принцип “запариваться как можно меньше”. С ним почти невозможно было договориться о чем-то на следующую неделю, или – куда уж там – на следующий месяц, но при этом именно Эйч обычно звал куда-то других людей – чаще всего это было что-то в стиле “Йоу, бро, че как, ты где сейчас? Мы тут с Вик решили прогуляться, погнали с нами!”, и ему часто приходилось ждать, пока кто-то приедет на встречу, о которой заранее не думал – но Эйча это не напрягало, и ждал он всегда с легкостью и сколько нужно. Порой я думал, что это удивительно – именно он, при всей своей беспечности и непродуманности, из всех моих факультетских знакомых первым женился. В общем-то, он сделал Вик предложение еще на предпоследнем курсе, и все четыре года, что прошли с тех пор, я имел удовольствие периодически наблюдать почти идеальный брак, и это все наводило меня на определенные мысли о природе отношений в целом.

Курт так увлекся своим рассказом о том, как в бухгалтерии ему неправильно посчитали отпускные, что даже не заметил, как я подошел. На том моменте, когда Курт принялся изображать бухгалтершу, испытывающую недоумение и растерянность, передразнивая ее голос и разведя руки в стороны, я пожал вытянутую в моем направлении руку. Курт так удивился, что даже немного подпрыгнул. Я строго посмотрел на него и деловито кивнул, демонстрируя свое безмерное внимание к истории.

– Так. Продолжайте.

Эйч хохотнул со ступенек, я поздоровался и с ним и тоже сел, стягивая с носа очки. Ближайшие несколько минут мы слушали продолжение истории с бухгалтерией, которая под натиском отпускного Курта все же нашла у себя ошибку и пообещала начислить недостающее, потом мы с Куртом курили, а Эйч рассказывал, как недавно встретил в тренажерке одну нашу однокурсницу, которая в те годы была подобна линкору, как ее некоторые и называли из-за созвучия с именем, а сейчас, по словам Эйча, сжалась почти что до размеров катера.

– Блин, ну красава, что тут сказать. – Курт был явно впечатлен, уже секунд пять сбивая пепел с сигареты и уважительно кивая. – Вот что значит мотивация, шарите!

Мы с Эйчем переглянулись.

– Слушай, так может сходи тоже в этот зал, а? – Эйч намекающе поднял бровь в направлении Курта. – Пригласи ее куда-нибудь.

– А ну как она тебя научит правильной мотивации! – я наклонил голову, громко хрустнув шеей. – Пора бы тебе уже становиться за штурвал корабля своей жизни…

Нам пришлось постараться и проявить немалую ловкость, чтобы увернуться от предпринятой Куртом попытки пинка.

Мы зашли в клуб и заказали стол для пула на полтора часа. Стол находился в зале на нижнем этаже. Прихватив три кия, мы спустились по витой широкой лестнице и направились к своему столу в ближнем углу. Мне нравился “Портос”: здесь было много столов, от пула и снукера до русского, сами столы были в отличном состоянии – ровное чистое сукно, никаких выщербин или бугорков, корзины под лузами не отваливались, как в паре других заведений, огромный выбор киев – легких и тяжелых, разборных и цельных, длинных и компактных, я никогда не видел, чтобы было занято больше половины столов, цены в баре были весьма демократичны, к тому же, тут можно было взять неплохую пиццу. Побросав вещи на полку рядом с вешалкой, мы привычно разделили обязанности: я взял со столика меню и нажал кнопку вызова официанта, Курт принялся выкладывать шары на стол и ровнять их треугольником в положение для игры в девятку, Эйч развалился на диванчике и залип в телефон.

Через минуту к нам подошла девушка и спросила, что мы будем заказывать. Я попросил шесть стаканов пива, а от пиццы чуваки отказались. Приняв заказ, официантка ушла, и Курт разбил. Ни один шар не нашел свою цель, и к столу подошел Эйч.

– Кей, так что ты там уже надумал делать? Есть какие интересные темы? – спросил я из мягкого бежевого кресла, покрытого узором из нарисованных животных. Эйч почти забил первый шар, но тот все же остановился у края лузы, и я встал с кресла.

– Для начала нужно сегодня-завтра сходить куда-нибудь прочистить башку от работы. Как насчет сгонять после пула погудеть на Трикотаж?

Я спокойно загнал первый шар, подаренный мне Эйчем, и прицелился во второй. Трикотаж, также известный как улица Трикотажная, был одним из самых шумных питейных мест города. Эта длинная улица с несколькими прилегающими к ней переулками, небольшими площадями и подворьями начиналась в Верхнем городе и изгибалась вокруг здания одного из концертных холлов, чтобы закончиться образующим тупик зданием пивоваренного завода в восточной, “кирпично-брусчатой” части центра. На самом деле это был не совсем тупик – за пивоварней был выход на бетонную набережную, откуда можно было попасть на мост, пересекающий реку, к входу в центральный парк – если идти по набережной налево, и к одному из офисных кварталов – если идти по набережной направо, по обратной стороне Трикотажа. Эта улица была, наверное, одной из самых посещаемых в городе – особенно по пятницам и субботам. Я разочарованно цокнул языком, когда второй шар ударился о борт сантиметрах в пяти от лузы.

– Ну не знаю, я там был пару дней назад, когда приезжал знакомый чел, – Эйч поморщился. – Зашли в “Exit”, сидели часа три, и в итоге так налились пивом и их коктейлями, что я поругался с барменом, а знакомого начало морочить, что он приехал к нам, чтобы устроиться таксистом, и еще полчаса мы ходили по Трикотажу в угаре и искали его тачку, пока до Вик не доперло. В общем, я бы отдохнул от этого места.

Пока Эйч рассказывал, Курт забил второй и третий шар, но с четвертым дал маху.

– Ну что, шит хэппенс. Забавно, что вы подумали сначала о том, что тачки нет, а не о том, что твой знакомый в хламину.

Эйч только отмахнулся и попытался забить четвертый рикошетом от борта, но у него не вышло. Я снова вылез из кресла и обошел стол вокруг, раздумывая над ударом.

– Месье, а давно ли вы были на кольце? – я понял, под каким углом лучше бить четвертый и тщательно прицелился.

– В смысле вообще или на тусе? – Эйч призадумался. – Вообще – недавно был там днем по делам, купил шаву в новом лотке у парковки, там, где “Луч” прошлым летом проходил. Нормально делают, кстати, давно такую сочную не ел. И лаваш такой хрустящий, что…

Забив четвертый, я уже собирался загнать в лузу пятый, но описание шаурмы заставило мой желудок слегка заурчать – картошки днем явно было маловато.

– Чел, вы не захотели брать пиццу, так что давай без этого. – пятый разминулся с лузой и остановился у противоположного края стола, при этом опасно близко подбив к угловой лузе девятый, и Курт издал короткий торжествующий вскрик. – Нет, я про тусы на кольце. Я там с марта не был.

Курт забил пятым девятку и начал обходить стол, доставая шары из луз. Нам принесли пиво, и мы, поблагодарив официантку, звонко ударили стаканами над столиком. Когда девушка ушла, Курт начал вспоминать свой последний визит на кольцо.

– Ну, я в мае с парой хоуми-работяг заскочил разец в “Вельвет”, но мы ливнули где-то через час, народу почти не было, хотя играли что-то крутое, я прям удивился. Кстати, там сделали кайфовый редизайн, теперь все в кислотном стиле и такое типа футуристичное. Жаль, что мы без ничего были.

Эйч машинально опасливо оглянулся, составляя шары треугольником для второй партии. Некоторые темы вызывали у него нездоровую паранойю, даже когда упоминались совсем уж косвенно.

Я закинул ноги на мягкий подлокотник кресла и дважды приложился к стакану. Лагер был с нормальной пеной, светлый и холодный, и по стеклу медленно стекали капли воды – хоть сейчас в рекламу.

– Ну-с, просто есть интересная тема на сегодня. – я взял паузу, и закурил, наблюдая, как Эйч с разбоя забивает четвертый. Он заинтересованно взглянул на меня.

– Сегодня есть какой-то годный движ на кольце?

– Да, вечером будет “Пир”, первый в сезоне. Помнишь его в прошлом году? С нами еще были два чувака с моей работы.

Эйч забил первый и глотнул пива, что-то вспоминая.

– Аа, тип, который втирал за индюшатину, и еще один, который накидался и ко всем подкатывал? Помню-помню, было прикольно.

Курт не сдержал смешок – тот, о ком говорил Эйч, был корешем Курта еще со школы, и он, должно быть, много раз наблюдал такое. В общем-то, на студию его привел я, и именно по наводке от Кей, хотя чувак и проработал в итоге меньше года, так и не приспособившись к офисной работе. Эйч тем временем не забил второй, и я, еще раз отхлебнув пива, покинул кресло.

– Кстати, ты же там был еще вместе с Ми-Ми? Я просто помню, что это было единственное мое двойное свидание на движе. – теперь уже Эйч плюхнулся на диван.

Я протяжно замычал. Интересно, как так получается, что эта тема постоянно всплывает? Второй шар нашел свое место в лузе, и биток выкатился на хорошую позицию для удара по третьему.

– Да, я тогда еще был с Ми-Ми. Но я сейчас не об этом, а о том, что сегодня мне вместе с новым проектом выдали новенького в команду, и оказалось, что его брат – организатор кучи ивентов, которые обычно бывают на кольце. – после прямого удара третий тоже исчез со стола, но четвертый был заблокирован почти полностью, и я задумался, как можно попытаться по нему попасть. – И этот чувак подогнал мне четыре билета на сегодняшний движ.

Курт довольно потер руки, и было видно, как мысль о Трикотаже в его голове медленно сменяется другой.

– А что, на работе ты никому не предлагал?

Мне не удалось коснуться четвертого, и Курт взял биток в руки, выбирая, куда его поставить.

– Предлагал тому чуваку, с которым ходил в прошлом году, ну, который фанат инди, но сегодня день рождения у его девушки, и там типа уже какие-то планы есть. Лексу еще утром писал по другой теме, но он пока все еще не заходил. Фай сегодня в студии не было, она вроде собиралась раздать пару смен и съездить к семье на неделю. Так что все четыре билета еще у меня.

Эйч кивнул и поднял стакан, чуть не расплескав пиво.

– Тогда я в деле. У Вик, кажется, не было никаких планов на вечер.

Курт все же сумел коснуться четвертого, хоть и не забил его, и Эйч сменил его за столом.

– Соглы, тема огонь. Ух, сегодня вечером битецкие выбьют из меня весь остаток рабочего вайба! – Курт мечтательно улыбнулся, глядя в потолок.

Эйч не без доли везения забил четвертый и, взглянув на наши пустеющие стаканы, приложился к своему.

– Ну тогда что, часов в десять с небольшим стыканемся где-нибудь у кирпички? Движ в десять начинается. – я посмотрел на часы, которые показывали двадцать минут восьмого. Сигарета дотлела до фильтра, и я затушил ее о дно пепельницы.

Уже более уверенно разобравшись с пятым, Эйч кивнул.

– Блинский, тогда мне нужно срочно сделать звоночек, иначе у Вик времени не хватит на сборы, и мы придем к середине тусы.

Пока Эйч звонил жене, я облажался с шестым, и за стол стал Курт. Я плюхнулся в кресло и взял в руку стакан, пытаясь понять, о чем я только что мельком подумал, когда бил, отложив мысль на пару секунд – и вот ее уже нет. Меня преследовало навязчивое ощущение, что я что-то забыл, причем я замечал это сегодня уже несколько раз. Забыл как будто что-то бытовое, но супер-важное, вроде включенного утюга или незапертой входной двери. Или оно было просто похоже на бытовое по ощущениям, а связано было с чем-то другим? Память наотрез отказывалась нащупать эту мысль. Пока Курт выбирал угол удара по седьмому, я медленно прокручивал в голове все, что должен был сделать сегодня, проверил рюкзак – но ни единой идеи не появилось. Все было сделано, куплено, отправлено и так далее. Возможно, это было как-то связано с Минс, которую недавно упомянул Эйч, и мозг связал это с посылкой? Но ведь посылку я отправил, да и мысли о ее получателе уже какое-то время не вызывали хаоса в голове, не будоражили чувства, не наводили ни на какие жалящие воспоминания и образы. Все было переварено и отработано, я даже выкинул сегодня утром в мусор тот конверт, и сделал это с легкостью. Так что она тут была не при делах. А что же было?

За следующий час мы сыграли еще семь партий, Эйч и Курт, как будто сумев прочесть мои мысли, зачем-то завели разговор о Минс, разглядывая фотку подаренной ей картины и выпытывая о несуществующих подробностях нашего возможного, как им казалось, реюниона. Но долго эта тема не продержалась, и Эйч начал рассказывать о забавной теории заговора, на которую он недавно наткнулся в сети, а потом мы с Куртом долго спорили на тему опенингов одного аниме, и Эйч делал вид, что его вот-вот вырвет. В какой-то момент я хотел рассказать чувакам о том, что утром проснулся в ванне и не могу вспомнить вчерашний день – но вдруг передумал. Если бы они были в курсе о том, что я делал вчера, если даже это самое “вчера” не было лишь сном, они бы сказали, а сама эта история звучала не особо смешно, скорее странно. Когда время вышло, и свет над столом погас, мы сложили шары в коробку, собрали вещи и направились к лестнице. Эйч расплатился за стол и пиво картой, и я пометил у себя в заметках, что нужно ему сегодня скинуть мою часть. Оставив кии на стойке, что занимала всю стену рядом с кассой, мы вышли из клуба. После короткого перекура, во время которого были обсуждены детали сегодняшнего похода на “Пир”, мы разошлись, не прощаясь, я купил пачку апельсинового сока в небольшом магазине рядом с клубом, после чего заказал такси до дома, чтобы оставить там все лишнее перед тем, как двинуться на кольцо. На часах было 20:35.

* * *

Приехав домой, я поставил сок в холодильник, выложил из рюкзака холсты и краски, оставив их за мольбертом в углу комнаты. Все остальные нужные вещи – ключи, прозрачный пузырек с таблетками, паспорт, компактные наушники-затычки вместо стандартных накладных, пачку сигарет, четыре билета – я рассортировал по карманам джинсов и темно-красной толстовки, рассудив, что через час-два на улице будет уже слишком прохладно для футболки, пусть даже плотной. За воротник толстовки я зацепил и очки.

Поесть можно и где-нибудь на кольце, так что нужды что-то готовить не было, и я умылся холодной водой и пару раз пшикнул духами с верхней полки в ванной – подарок Минс, который держался уже почти год, но все же вот-вот закончится. Половина упаковки жвачки нашлась в кармане ветровки в шкафу, и там же неожиданно обнаружилось несколько мелких купюр и горстка монет. Все это перекочевало в задний карман джинсов. Еще раз проверив все снаряжение и сменив кеды на цветастые кроссовки, которые было куда сложнее оттоптать на танцполе, я удовлетворенно кивнул и вышел из дома.

Добираться до пункта назначения на трамвае было не слишком удобно – пришлось бы делать пересадку на бульваре, ждать единственного трамвая, который оттуда ходил до Старого города, да и от нужной остановки до кирпички топать довольно долго, а я все же хотел перед всем действом зайти куда-нибудь перекусить – вопреки названию, на “Пиру”, как и на большинстве подобных мероприятий, можно было только выпить, а из еды была лишь опциональная закуска к шотам в виде долек апельсина или грейпфрута. Всего пару раз я наблюдал на тусах небольшую будку с бельгийской картошкой-фри, и оба раза мне к тому моменту было уже не до еды. Прокрутив в голове эту мысленную цепочку, я решил добраться до места на метро, которое обычно игнорировал. Закурив сигарету и включив музыку в наушниках, я двинулся в сторону ближайшей станции метро, которая была в минутах пяти ходьбы от моего дома – в кои-то веки этот пункт в описании квартиры в объявлении не оказался приукрашенным в несколько раз.

В целом я не очень любил метро по трем причинам. Первая – мне по какому-то роковому невезению почти всегда нужно было сделать как минимум одну пересадку, чтобы доехать в нужное место. Вторая – станции некоторых веток были заложены довольно глубоко, и долгие поездки на эскалаторе частично нивелировали преимущество по скорости перед наземным транспортом. Третья была совершенно очевидна – совершенно неадекватное количество людей вплоть до шести-семи часов вечера, по некоторым направлениям и того дольше, следовательно – теснота и духота. Однако ездить именно в Старый город из текущей квартиры оказалось не так уж и неудобно: проехать нужно было шесть станций в пределах одной ветки, и на середине этого пути, когда и начинался Старый город, поезд выныривал наружу и ехал по поверхности следующий несколько станций, пока не покидал исторический район. Видимо, это решение, примененное еще на паре участков по всему городу, было призвано придать месту больший колорит – сами наземные станции имели весьма классический вид, без потерь по функциональности. Это походило на поездку в скоростном трамвае, так что мне было не на что жаловаться, к тому же в такое время – а было уже без пяти девять – пассажиропоток заметно уменьшался.

Пока я шел к станции, я думал над тем, что этот день был довольно хорош, хоть и начался он странно. Я почти не проваливался в скуку и монотонную предсказуемость событий, я символически расстался с тяготящим прошлым, кое-какие события наводили на мысль, что я нахожусь в каком-нибудь скучноватом и малобюджетном фильме категории “Б” – но все же в фильме, и это было несравненно лучше убийственной рутины, печать которой лежала на большинстве прочих дней. Будет о чем подумать перед сном. А, и да – любопытно, как выглядит альтернативная версия этого дня. Возможно, в этот раз интерес действительно не был безосновательной привычкой, сродни кнопке “пропустить ход” в какой-нибудь пошаговой игре. Я взглянул на часы, время – 20:58, таймер на 1:40. Снова мелькнула мысль “я что-то забыл”, но желания опять рыться в памяти уже совсем не было, и я отмахнулся от нее.

Я ступил на платформу одновременно с тем, как прибыл поезд, и мне даже не пришлось останавливаться или ускоряться – я пересек платформу и вошел в вагон ровно в том же темпе, что спускался по лестнице, и двери сомкнулись сразу после того, как я занял угловое место в правой части вагона. Мне всегда нравились такие моменты, когда по случайности мой тайминг был идеален, как, например, когда я подходил к пешеходному переходу ровно в ту секунду, что зажигался разрешающий сигнал светофора. Иногда я думал о том, как было бы приятно постоянно жить в идеальном тайминге, ни для чего не ускоряясь, не замедляясь, не останавливаясь. Наверное, это ощущается так, словно весь мир подстраивается под тебя. Да, это наверняка позволяет любому человеку почувствовать себя действительно особенным и исключительным, в противоположность почти всему, что с нами обычно происходит каждый день.

Вагон был непривычно пуст, даже с учетом позднего времени – вместе со мной в нем находилось человек десять, не больше, хотя и в соседнем вагоне было примерно так же. Я не взглянул на табло ожидания, но, скорее всего, поезд прибыл почти сразу за предыдущим. Я переключил в плеере атмосферных, но меланхоличных Riverside на более легковесную дженерик-попсу, куда более подходящую для создания правильного настроения перед движем.

Большинство из пассажиров уткнулись в экраны телефонов, несколько человек дремали, кто – поклевывая головой в такт движению поезда, кто – запрокинув голову назад и открыв рот. Глядя на них, мне и самому слегка захотелось спать, по телу прошла легкая дрожь, я подавил зевок и пару раз дернул себя за мочку уха. Что же было лучше – шумная веселая тусовка с музыкой и выпивкой, с кучей народа, ярким светом и содрогающимся от битов полом, или крепкий долгий сон, после которого чувствуешь себя отдохнувшим, в котором было что-то интересное, чего не могло быть в реальном мире? Но ведь любой сон рано или поздно заканчивается. С другой стороны, тусовка тоже заканчивается – если только ты не живешь там, где даже утром и днем можно найти место, в котором, как и во сне, легко скрыться от реальности. С третьей стороны, присниться может что угодно – в том числе и эти несколько часов отрыва под рев музыки, со случайными знакомствами и плывущей головой, частично ослабив контроль над собой, который, как оказывается именно в такие моменты, мешал жить, был прослойкой между миром и твоим мироощущением, делая естественное искусственным и простое – сложным. С четвертой стороны, детализация снов оставляла желать лучшего, как и их запоминание. С пятой стороны, считалось, что это можно изменить путем долгой работы над осознанными сновидениями. С шестой стороны, это было ужасно сложно и долго, да и ничего не гарантировало. И все же я не знал точно, что я предпочитал больше – сон или реальность. Этот вопрос был слишком запутанным и разносторонним, и каждый раз в новой ситуации с новым контекстом ответ получался разный.