Путь

– А если он начнёт воровать? – спросил заинтересованный Доктор, за долгие годы жизни впервые услыхавший о такой схеме.

– Кто? – не понял Валера.

– Хозяин, – неуверенно произнес Саша, а Валера захохотал.

– Доктор, ты чё?! У кого воровать-то? У себя самого, что ли? Ты из своего дома потащишь вещи? Нет! Ну вот. А Аттал к тому же очень хороший хозяин, поэтому полис и процветает!

– Ну, а вдруг, – не унимался Саша. – А если наворует, да сбежит за границу? Что тогда?

– Все продумано, не волнуйся! – показал пятерню Валера. – Обратного пути нет. Иначе случится… – замялся Берет, видимо, не желая болтать больше, чем нужно.

– А что случится-то? – всё же крутил сверло вопроса молодой человек. – Между нами, конечно! Слово чести!

– Что-что? – недовольно произнёс Берет. – Тогда жизнь твоя не будет стоить даже ломаного гроша, а Исполнитель нарисует тебе на лбу три дырочки калибра семь, шестьдесят два.

– Какой ещё исполнитель?

– Исполнитель! Погоняло* (прозвище) такое. Что не понятного-то? Человек, который убирает оступившихся людей.

– Не понял, убивает, что ли?

– Убирает. Оступившихся. Людей. – взвешивая каждое слово, внятно произнёс Берет. – Мы все тут ходим в двух шагах от ямы. Поэтому тот, кто оступается, иногда в неё падает. Короче, смотри, – Валера залез за ворот футболки и вытащил половинку медной монетки, висящую на кожаном ремешке. – Это ломаный грош, и его можно положить на один глаз. Тот, кто получит вторую такую монету, имеет уже две монеты, чтобы передать их Харону и отправиться в вечность. И с тех пор такой человек должен будет очень и очень, очень и очень чётко думать, что каждую в текущую секунду говорит и делает, потому что после второго предупреждения жизнь человека не будет стоить даже такого ломаного гроша. И тот, кто это не поймёт даже со второго раза, однажды может проснуться мёртвым, с тремя огнестрелами в затылке, в закрытой изнутри на окна и двери комнате. Такое уже бывало – несчастный случай, – задумчиво высказался Валера и странно поглядел на Алекса. – А украсть полисные рублы и сбежать – это безо всяких предупреждений верная смерть. От Исполнителя не скрыться, пробовали уже.

– Значит, у тебя есть первое предупреждение? – разглядывал разломанную напополам монету Саша, в то время как Берет, не отрывая глаз, следил за ним.

– Да, Саня, есть, – перевёл взгляд и наигранно ухмыльнулся Берет, бережно спрятав грош за ворот. – У Каспера Вуйчика, царствие ему небесное, был ломаный, а у Симона, по-моему, нет. У Вити Комара тоже не было грошей. Вроде косячит, орёт на всех… орал, вернее, а всё с рук сходило. Значит, по-крупному не косорезил* (не совершал серьёзных проступков).

– А ты за что получил ломаный грош?

Валера сморщился, вспоминая, и ответил очень неохотно:

– Я поступил, как тебе сказать, не по понятиям, то есть не совсем по понятиям. Я… я…. – он помолчал, глубоко вздохнул, потёр руками нос и неуверенно продолжил, – Я криво поступил, понимаешь? Не подставил, но что-то вроде этого, – тут голос его скакнул вверх. – Но до этого, браток, предали меня, обманули, причём очень сильно! А вместо извинений я получил такое предложение, что послал на хер своего прежнего босса. Короче, тогда я решился… на один шаг, не буду говорить какой. Не буду, уймись! Но, чтоб ты понимал, я за этот проступок получил всего один грош – вот этот, а Слава-то Аетин – два.

– Два? Слава Аетин? А кто это? – уточнил Саша.

– Кто такой Слава Орлан? – выпучил глаза Валера. – Ты что, из деревни вообще? Это хозяин Элама, хотя, наверное, откуда тебе знать?

– Погоди. – Александр выпрямился. – У Ахеи есть хозяин – Аттал Иванович. И у Элама хозяин – Слава Аетин, как ты говоришь. В Ганзе были Вуйчики. И у Альбиона, наверное… Послушай, Валера! – вдруг пронеслась мысль у Доктора. – Так значит, что и у Аквилеи есть хозяин?

В ответ Берет расхохотался, а затем внезапно раскашлялся:

– Конечно есть!

– Это Микеле Морозини? – спросил Саша, уже предчувствуя утвердительный ответ, но был разочарован.

– Да нет, Мишка Морозов, он так – дож Аквилеи, просто официальное лицо, – Берет презрительно махнул рукой, – А над ним… – тут Берет даже протрезвел. – Хотя, постой… что-то я разболтался, язык у пьяного вперёд разума бежит, так у нас говорят. Короче, пойду-ка я, браток, на боковую, – внезапно прервал он разговор и, покашливая, направился в свою комнату в доме хозяина.

**

На дворе ещё моросило, но уже по убывающей. Крупные капли медленно падали на деревянные тропинки-гати, покрытые антискользящим покрытием. Сначала заискрились камни фасада, когда дождь почти успокоился, и стало проглядывать солнышко, а потом заблестели мокрые светло-серые бревенчатые стены дома, и засверкали кованые стальные уголки на крыше. Двор расцвёл, вдали словно отряхивалась от лучиков красавица баня, такого же, как и дом, необычного серого цвета. В воздухе запахло неповторимой лесной свежестью, и, словно по волшебству, на улицу выпорхнула темнокожая Луиза в расшитом цветочками русском крестьянском платье выше колена. Она распахнула объятия и обняла весь мир, такою навсегда и оставшись в памяти Саши.

– Луиза, – чуть вскрикнул он, прервав прекрасное мгновенье и суетливо спускаясь со ступенек гостевого домика.

Девушка вздрогнула, обернулась на крик, вгляделась, нерешительно махнула в ответ и, чуть подумав, направилась навстречу.

– Ну, здравствуйте же, Сан. Я думала, вы спите.

– Чего же вы так думали, милая Луи?

– Настасья говорила, вы днём всегда храпите.

– И вы, увы, не часто через порог двери.

Они улыбнулись друг другу, и Александр продолжил.

– Замечательная погодка сегодня, Луиза! А запах какой, чувствуете? Лесом, цветами пахнет, хорошо-то как!

– Хорошо! – она расплылась в белозубой прекрасной взаимной улыбке.

– А айда со мной чай пить? – вопросил Доктор. – У меня свежий заварился, с саган-дайля!

– А пойдёмте, – залихватски махнула она и направилась к нему, подхватив под руку. Выглядела Луиза, конечно, ужасно привлекательно в этом легком воздушном платье, разрумянившаяся, с льняным ободком на голове. Она впорхнула на веранду гостевого дома и, изучив текущую обстановку быстрыми поворотами головы, присела на удобное плетёное кресло.

– Наливайте, Сан! Ничего, что я вас так называю? Я от Аттала услышала…

– Аттал Иванович говорит: «Саня», но пока у него получается смешно – «Сан». Сан Доктор – так он меня называет. Звучит как курорт в Мексиканском заливе.

Она улыбнулась. А затем озабоченно нахмурилась:

– Как думаете, скоро он в себя придёт?

– Думаю, что в ближайший месяц точно будет, как новенький. У него лишь частичная амнестическая афазия… – он поставил чай на нагревающую поверхность и сел рядом.

– Что, простите?

– Афазия. Ну, то есть нарушение речи. А слово «амнестическая» означает, что у него будут трудности с… как бы это выразиться, с воспоминанием… со вспоминанием слов.

– Да, я уже заметила это. Он очень долго раздумывает, прежде чем сказать что-то, поэтому фразы получаются какими-то рублеными и упрощёнными, что ли, – Луиза покусала пухлую губу.

– Вы ему подсказывайте если что. Книжку с картинками видели, которая на столике лежит? Там самые часто забываемые фразы и слова. Вот, листайте её, а он пусть вспоминает и почаще повторяет их – это поможет скорей восстановиться.

– Скажите, Сан, – Луи посмотрела ему прямо в глаза внимательным взглядом. – Только честно. Это у него надолго?

– Нет, не переживайте, Луиза, – успокоил её Доктор, глядя в заварочный чайник. – Это раньше реабилитация проходила несколько лет, а сейчас новые технологии, терапия, лекарства – так что сроки лечения мы ускорим до трёх недель, максимум месяца. И вообще, ему повезло. Потому что была бы у него моторная афазия, например, так вы бы его голос не раньше, чем через полгода услышали. Бывают случаи, когда речь вообще не возвращается, и человек может только мычать. А у Аттала Ивановича всё гораздо проще, ему просто тяжело вспоминать названия предметов, плюс небольшие трудности с произношением, но это скоро пройдёт, вот увидите. Пока привыкайте, что он будет говорить односложными фразами, слова некоторые пропускать, ну и речь немного замедлится – вот к этому нужно быть готовым. Но он очень сильный и вдумчивый человек, такой… я бы сказал, солидный. И это ему поможет.

– Что… что вы имеете в виду? – внимательно вслушивалась Луи.

– Я вижу, что он сначала произносит фразу в голове, а потом уже её высказывает вслух, – пояснил Доктор. – И… это выглядит внушительно, вызывает уважение, по крайней мере, у меня. Я рад, что инсульт не вызвал у него нарушений логических конструкций, то есть он ясно мыслит. Единственное, как я уже сказал – это проблема с подбором слов, но в скором времени всё пройдёт. Главное, чтобы сейчас он не нервничал, не переживал, не волновался. Это нужно совершенно исключить! Клинические испытания показали, что любые скачки давления или эмоциональный стресс при нынешней терапии могут губительно сказаться на его здоровье, вплоть до того, что изменятся черты характера, или появятся новые привычки, например. И сложно сказать, пойдёт ли это ему на пользу, поэтому сейчас ему показано спокойствие и только спокойствие – тогда всё будет хорошо, я вам обещаю.

– Спасибо вам, Сан. Я поняла: не волновать его понапрасну. Хорошо. А вам спасибо! Вы делаете большое дело, что спасаете Аттала. Он стоит этого, поверьте, – она взяла его за руку в жесте признательности.

– Охотно верю, Луи. Думаю, что через пару недель он будет, как новенький. А сейчас давайте чай пить!

– Давайте, Саша, – обрадовалась женщина, закинув ногу на ногу. – Кстати, мне нравится, что вы меня называете Луи, а то Луиза, на мой вкус, иногда звучит как-то слишком официально.

– А мне и так, и так нравится, – ответил он и внезапно перескочил на другую тему, вскочив и сняв чайник с нагревающей поверхности. – Скажите, Луи, вот вы говорите, что Аттал Иванович достоин, чтобы его спасать. Но я не понимаю, почему? Что он такого делает для полиса? Я слишком мало его знаю, а Витя Берет не очень разговорчив. Аттал Иванович, впрочем, тоже… – неудачно пошутил он.

– Да, тут не любят бросать слова на ветер, – покивала головой Луиза и попыталась ответить. – Не знаю, как вам сказать, Сан. Просто поверьте мне, что Аттал – он добрый и отзывчивый, и ещё он нужный человек в полисе, без него – никак. Я не могу объяснить понятней, просто поверьте мне, Сан.

– Я бы с удовольствием, Луи, но, прошу прощения, – он понизил голос, – у нас ходят очень, я бы сказал, противоречивые слухи об Аттале Ивановиче.

– А что за слухи?

– Разные-образные!

– Правильно говорить разнообразные!

– Так я так и говорю – разные-образные!

– Ой, все! Вы нерусский, это точно, – рассмеявшись, махнула рукой Луиза.

– Да русский я, русский, – широко улыбнулся Сан и налил уже ей чай. – Просто я поздно стал изучать язык, лет в десять, поэтому некоторые слова до сих пор не прижились, так сказать.

– А почему так поздно? Вы раньше в другой стране жили?

– Ну, – начал он, – я до этого жил с матерью в Греции, потом в Союз к отцу переехал и за остальные две трети прожитых лет успел стать настоящим русским. Хотите, докажу? – Алекс разошёлся не на шутку, пытаясь произвести на красивую женщину хорошее впечатление. – Итак, я пил водку под песни Высоцкого и плакал, представляете? И три раза перечитал «Войну и мир» в разном возрасте. Я знаю русский рок. А однажды мы с друзьями вышли после фильма «Прощай, Питер!» – он про то, как город медленно уходил под воду – мы несколько часов сидели на лавке и молча курили. Тогда ещё в полисах кинотеатры были, помните их? Помните? А потом мы с отцом переехали сначала в Ганзу, потом сюда – в Ахею, и вот тогда я впервые услышал про Аттала.

– И что о нем говорили? Очень любопытно! – оживилась она, погладив ладонями ноги цвета молочного шоколада.

– Знаете что, Луи? А давайте я отвечу на ваш вопрос, а потом вы ответите на мой, согласны? Ничего сверхсекретного я спрашивать не буду, только то, что мне можно знать. Просто очень хочу для себя понять простую вещь. Если не захотите ответить – не отвечайте. Хорошо?

Приподняв глаза, она немного задумалась и… согласилась. Тогда Сан погладил подбородок и глубокомысленно неспешно начал рассказывать ей о своём нелёгком детстве, бурной молодости и выдающемся настоящем, споткнувшись на неясном будущем. Луиза задумчиво опустила взгляд долу, а затем медленно подняла и вежливо спросила:

– Интересная история, но меня интересует, прежде всего, что, всё-таки, говорили там у вас за Аттала?

– А, про Аттала Ивановича? Что он… – даже замялся сбитый с мысли Сан и налил чай себе. – Ну, говорили, что Аттал Иванович, со всем к нему уважением, людей… м-м-м… побить даже может… до смерти. Или заставить пропасть. Вот какие-то такие истории.

Луиза пожала плечами, глотнув ароматного чаю.

– Ты знаешь, Сан… Он жёсткий человек, но не жестокий. А все эти сказки с похищениями, только между нами, ладно? Всё это выдумки, чтобы держать людей в страхе. А иначе никак. Те, кто его совсем не знает, думают, что Аттал тиран и злодей, но на самом деле он очень заботливый, сердечный – глянь, сколько живности вокруг него: и собаки, и люди, вон, даже для ласточек своими руками сделал гнездо. Ты же сам видел, и, кстати, ты заметил?

– Что именно?

– Ты не заметил?!

– Скажи мне, что конкретно я не заметил?

– Что мы перешли на ты!

– А-ха-ха-а, а ведь верно! Стали друг другу ближе, так сказать. Вот это да! А раз так, то ответь мне, дорогая Луи, на мой вопрос, я же ответил на твой, – он попил из своей чашки.

– Ну и настырный же ты, – засмеялась Луиза, обнажив прекрасные коралловые зубы, контрастирующие с её тёмной кожей. – Ладно, давай, задавай свой вопрос. Но я отвечу, только если захочу!

– Договорились! Скажи, пожалуйста, ты его жена?

– Чья?

– Ты жена Аттала?

– Нет-нет, что ты! – усмехнулась она. – Я что-то типа домохозяйки?

– Домохозяйки? Но… Луи, но ты так странно одеваешься… Не сейчас, конечно, а вот тогда, когда я тебя впервые увидел. Сейчас ты очень мило выглядишь. Извини, конечно… но домохозяйка в моём представлении, выглядит несколько иначе.

– Почему я так одеваюсь? – прыснула она, ничуть не смутившись. – Да я, знаешь ли, иногда, когда в доме никого, кроме нас с Атталом нет, вообще не одеваюсь. Как тебя сказать – для нас это игра. Игра, которая превратилась в реальную жизнь. Понимаешь?

– Да, наверное, я это и имею в виду, – закивал Сан. – Просто домохозяйка – это все-таки что-то другое. А у тебя не так, ты… иначе.

– Да, ты прав, я на особом счету, – согласилась она и сделала глоток ароматного чая. – Я… как тебе объяснить? Я тут давно живу, лет пять-шесть. Я создаю дому душу, которой у него не хватает. Я друг, родственник, близкий человек для Аттала. Наверное, я больше любовница, но от слова любовь, понимаешь?

– Понимаю, Луи, прекрасно понимаю, – не совсем понял он. – Ты и выглядишь как любовь, – выкрутился он комплиментом, а она залилась счастливым смехом. Уже через несколько минут, попивая бодрящий чаёк и весело хохоча, гость и хозяйка скакали с темы на тему, как горные бараны по почти отвесной стене беззаботной болтовни между ещё полными сил организмами, дышащими нерастраченной энергией хорошего настроения.

– Луи, а тебе тут не страшно? – вдруг спросил Сан. – В лесу, одной, если Аттала нет.

– А кого мне бояться? Тем более, что за забором живёт Леший. Ему Аттал жизнь свою доверяет, а это, знаешь, многого стоит.

– А какой он – Леший? Страшный?

– Да вовсе нет! – рассмеялась она. – Он, кстати, хороший дядька, с бородой такой окладистой. Зимой за валенками приходит, они на печке лежат.

– Не видел тут печь.

– А она есть, представляешь? – рассмеялась Луиза и добавила. – Тут много всего есть, чего ты не знаешь, не переживай.

Тут послышался шум открываемых железных ворот, и по гравию с песком зашуршали шины. Луиза подбежала к дверям веранды гостевого домика, пригляделась и радостно произнесла:

– А вот и ты, крошка!

**

Алиса вздрогнула, когда включила в комнате свет и увидела в кресле напротив двери сидящего Валеру Берета с чётками в руках. Обернувшись, она заметила по бокам ещё две фигуры и безошибочно угадала братьев Жуйченко. Девушка инстинктивно дёрнулась назад, но её остановил глухой окрик.

– Стоять-бояться! – громко просипел Валера: вчера он просидел с Доктором до поздней ночи на прохладной веранде и немного простыл. – Лучше не дергайся, девочка.

Алиса беспокойно задышала и вдруг ощерилась:

– Какого хера тебе тут надо? – и обернулась к Жуйченко. – А вы чё, берега попутали?

Валера прищурился:

– Поговорить мне с тобой надо.

– Поговори. На улице вон. С жучками своими, – не растерялась девушка. Братья переглянулись и насупились. Валера прохрипел дальше.

– А ты не дерзи, девочка. Ситуация сильно изменилась.

Алиса побледнела, предчувствуя самое плохое.

– Что-то случилось с отцом? Что с ним?

– Выйдете, парни, – он махнул рукой. – Разговор не для ваших ушей. Подождите меня на улице.

Те кивнули и вышли, довольные, что не будут участвовать в разборке с дочерью Аттала. Берет долго жевал губами и, наконец, ответил.

– У хозяина все в порядке, не переживай. Когда Атталу Ивановичу будет получше, а это будет очень скоро, – похрустел шейными позвонками Валера, – я могу ему сказать, что твоими первыми словами были не «Как здоровье у отца? Я, бессердечная тварь, уехала от парализованного отца и даже ни разу не приехала, простите меня», а «Какого хера тебе тут надо?»

Алиса облизнула губы. Ответила менее резко.

– Зачем ты приехал?

– За тобой, за чем же ещё? – подчеркнул он слово «чем».

– Как здоровье у папы?

– О, так ты, наконец, решила это узнать?

– Я спрашиваю, как папы? Я пыталась до Луизы дозвониться…

– …но у неё нет и не было коннекта, – издевательски закончил Валера.

– Что с отцом, говори, скотина?

– Ох, я ещё и скотина? Это я скотина, который всё добро хозяина спас, да? Тот, кто из твоих цепких лапок вытащил, не дал всю недвижку хозяина Вуйчикам слить? – он довольно помолчал и лениво бросил. – Короче, с твоим папкой все в порядке, на поправку идет. Доктор говорит, что через пару недель полностью придет в себя, начнет нормально говорить, а через месяц будет как раньше, ничем не отличить. Может, даже чуточку лучше, потому что некоторые черты его личности могут измениться, Доктор сказал. Так что у Аттала все отлично, в отличие от тебя, красотка. Он меня к тебе и отправил, кстати.

– Почему ты приехал, а не дядя Витя? Это он должен был…

– А нету больше дяди Вити, – издевательски произнес мужчина.

– Как это нет? А куда же он, по-твоему, делся? – спросила девушка.

– Убили твои Вуйчики, девочка, хорошего человека – дядю Витю Комара. Убили зверски, я тебе так отвечу, Лисёна, – выделил он последнее слово, которым любил называть её Комар.

Алиса медленно побелела, прижала руку к шее, попятилась назад и шлёпнулась на пуфик возле двери. У неё задрожали губы, а глаза увлажнились.

– Как убили? – наконец выдавила она дрожащим голосом. – За что?

– А за твои шутки с имуществом Аттала, красотка! – словно ударил, презрительно произнес он. – О заварушке в баре ты, наверное, уже слышала. И знаешь, что две черные головешки на пепелище – это они и есть – те самые Вуйчики, боссы Ганзы, которых ты пригласила на сделку. Ещё один неопознанный труп – это тело твоего любимого дяди Вити. Вот такие дела, Лисёна.

Воцарилась долгая тишина. Алиса поморгала-поморгала, пытаясь избавиться от слез, но подбородок предательски задрожал, и девушка, уткнувшись в кулаки, глухо захныкала. Валера безжалостно смотрел на неё:

– Хозяин меня за тобой прислал. Он, как говорить начал, сразу же спросил, где ты? Я пока ничего ему не ответил, просто сказал, что ты уехала. Возможно, по делам. Короче, Аттал Иванович пока не знает, сколько тебя не было, и ещё он не в курсе про твое участие в сделке, но скоро он может все узнать – как ты, во время болезни отца, решила продать всю его собственность. Понимаешь, красотка, что именно я могу ему рассказать?

Снова обрушилась тишина. Алиса испуганно посмотрела на Валеру, сглотнула, слезы перестали бежать, а в глазах по очереди проступил страх, злость и смирение.

– Что… Что ты хочешь от меня?

– Что я хочу? Хм, а что же я хочу, интересно? – издевательски задумался он, глядя на неё веселыми глазами, и подмигнул.

– Снова жариться с тобой? – презрительно бросила она.

– Заметь, не я это предложил, – хохотнул он. – И это тоже.

– Говори прямо, не тяни резину, чего тебе от меня надо?

– Я хочу твоего полного и беспрекословного подчинения.

Алиса замерла, а Берет продолжил.

– Всегда и во всем. Чтобы ты делала только то, что я скажу, глотала, и просила ещё…

Тут Алиса взорвалась.

– Чтобы я… тебе… да пошёл ты! – и показала ему оттопыренный средний палец.

– Я пошёл, значит, да? – спокойно поцокал языком Валера. – А ты знаешь, что там, в сгоревшем баре, нашли ещё тела? Одно из них принадлежит дяде Вите, как я и говорил, а другое, – Валера сделал паузу, – мужу твоей подруги Марго. Да-да, красотка, Антоху убили, и тоже по твоей воле. Что ты на это скажешь своей подружке, когда она вернется с отдыха, я ума не приложу? Что ты решила погреть ручки на отцовском добре, но вместо этого погубила дядю Витю и Антоху? Что ты пацанам расскажешь?

Алиса просто окаменела от этой новости. Она закрыла ладонями пол-лица, глядя на гостя глазами, полными боли и слез.

– Короче, девочка, давай решай, – воспользовался оглушенной, словно хуком в челюсть, Алисой Валера. – Или мы всё красиво преподносим, что ты об этом вообще не в курсе, что уезжала подавать документы в институт, бла-бла-бла, и я там тебя нашёл. И что регулярно отца навещала. И что Вуйчики погибли смертью храбрых за то, что попытались Вите рублы за бар не отдать, поэтому и началось месиво. Красивая история – ничего лишнего. Ты молчишь, я молчу – так что делай выбор, девочка. Или хозяин что-то новое узнает о тебе… или я. Ты поняла, что я имею в виду? – и он побегал языком по губам.

*

Через полчаса они уже подъезжали к Аквилейскому транспортному узлу, где погрузили мобиль на второй уровень пульмана-паркинга, а сами прошли в пассажирский пульман. Маглев стремительно набрал скорость, и через несколько минут они летели по дюкеру* (закрытой скоростной магистрали) на скорости свыше семисот километров в час в Ахею. Рассевшись в вагоне первого класса в уютных креслах, спутники поглядели друг на друга, как бы оценивая. Понимающие Жуйченко сразу ушли в бар, а Берет с Алисой остались вдвоём на широком двухместном кресле. Девушка смотрела в цифровом окне дешевую мелодраму, а Витя с усмешкой изучал её профиль, фигуру и ноги в облегающих брючках.

– Валера, наш уговор не означает, что ты можешь вот так на меня пялиться! – не глядя на него, прошипела Алиса. В её приглушенном тоне звенела сталь.

– Я могу делать с тобой все, что захочу, девочка, – фыркнул Берет, положил руку на её колено и продолжил вкрадчивым тоном. – И когда захочу. Как раньше, помнишь, как ты любила? Вот скоро мы приедем в дом, и ты снова будешь учиться ходить по струнке и слушать дядю Валеру. У хозяина есть своя Луиза, а у меня будет своя Алиса, – схохмил он и погладил её ногу. Зря, кстати, потому что девушка мгновенно налилась краской, повернулась, скинула его руку, подвинулась поближе и тихонько произнесла сквозь сжатые зубы:

– Я вот что хотела бы тебе пояснить, дядька Валерка. Папа – он никого и ни за что не прощает. Кроме одного человека – собственной дочери. И, если всё когда-то откроется, то меня-то он пожалеет, спасибо боженьке, а вот тебя, Валера, человека, который уже перешагивал за понятия, кстати, он жалеть не станет. Конечно, у нас с тобой договор, но ты тоже знай, что если ты перейдешь за рамки, то я в душевном отчаянье расскажу отцу, как ты меня когда-то изнасиловал. И сделаю это так, что он мне поверит всей душой, – она показала на себя двумя большими пальцами. – Может, вполне может быть, что папа ничего тебе не сделает – дело-то прошлое. Но, Валера, отношение к тебе резко изменится, вот увидишь. А там разные неприятности могут произойти. Поэтому, Беретик ты мой дорогой, лучше не лезь, туда, где узко, а не то уздечка лопнет!

Сказав это, Алиса откинулась в кресло, и стала смотреть дальше свой дурацкий фильм. Валера раздул ноздри, и начал было:

– Ах ты, паскуда мелкая…

– Слышь, ты, гнида! – прошипела она, снова повернувшись к нему. – На ту сделку Вуйчики должны были привезти уйму денег, и что-то я не слышала, чтобы кто-то вернул их назад в Ганзу или отдал отцу. А? Что ты об этом скажешь?

Валера долго готовился к такому вопросу, чтобы ответить, не моргнув: