Полная версия
Об одном и том же
В МВД России денег на закупку одноразовых масок не было. Возможно, у руководства ведомства не было ещё и мозгов, т. к. объяснить с помощью логики или здравого смысла приказ министра – всем сотрудникам работать в «балаклавах» – это было «что-то с чем-то», за гранью понимания. Некоторые сотрудники, из числа особо одаренных, использовали грязные, видавшие виды одноразовые маски, которые просто болтались у них на шее, имитируя «недавнее снятие» по образцу и подобию хирургов, выходящих из операционной после многочасовой операции. На всё это без слёз и смеха невозможно было смотреть.
Оперуполномоченный О.К. Писюк, молодой человек с явными признаками сколиоза и близорукости, тщедушного телосложения – старался выглядеть как можно солиднее и старше своего возраста, для чего он явно корректировал обычную свою походку и манеру разговора. Ростом и комплекцией он явно не дотягивал до фигуры лидера нации даже в молодые годы. Более того, его косолапая поступь с явными признаками плоскостопия порождала нездоровые догадки по части его родословной, поскольку очевидно было, что родители, Писюки-старшие, должны были быть либо очень богатыми, либо просто «большими» людьми, если смогли «внедрить» в полицию своё чадо. Однако всё путал акцент и южный говор Писюка. Не секрет, что и в армии, и в силовых структурах и раньше, и сейчас – очень высок процент лиц украинской национальности. Возможно, Олегу Константиновичу в вопросе трудоустройства просто повезло, т. к. с такими внешними данными, да, как впоследствии выяснилось, аналитическими способностями и юридическим образованием… О.К. Писюк явно был прохожим в МВД РФ?!
Олег Константинович сильно «гакал», шепелявил и не выговаривал букву «р». Тембр голоса с рождения не претерпел каких-либо значительных изменений. Подростковой мутации голоса как не было, так и в ближайшее время не ожидалась. Более того, всё портило дефекты речи и дикции. Ко всему прочему, как ни странно, в разговоре Олег Константинович спокойно обходился пятью-шестью словами ненормативной лексики и гремучей смесью суржика[23] из 50–60 слов и не более того, даже в общении с начальством или заявителями. Из всего этого читатель с пытливым умом может сделать лишь один правильный вывод – начальник уголовного розыска и начальник 44 отдела полиции УМВД РФ по г. Санкт-Петербургу – оба были этническими украинцами.
– Ну-с, громадянин Захаров! Що тут у Вас ще[24]? – обратился к Захарову через балаклаву лейтенант полиции Писюк.
Из-за того, что рот его был прикрыт балаклавой, невозможно было понять, что он произнес. Дикция и кусок материи делали своё дело. Однако профессор Захаров Виктор Иванович был, как говорится, не пальцем деланный. Возможно, он и не понял дословно сей тирады, но основной смысл он всё же уловил.
– Я написав Вам докладне пояснення, до якого доклав показання двох свідків. Крім того, є відеозапис їх показань. Ось, на цьому самому диску записані два відеофайлу. Будь ласка, долучіть все це до матеріалу перевірки[25], – Виктор Иванович незаметно для себя вдруг перешел на литературный украинский язык, которым он не практиковал лет пять, а то и поболее.
– Я, бл@дь, не розумію ні х@я, якого х@я ти, м@дило грішна, проявляєш ініціативу і робиш за мене мою ж роботу? А[26]? – Только это и успел спросить молодой лейтенант, т. к. следом получил короткий апперкот[27] от вмиг пришедшего в ярость профессора.
Ножки моментально подкосились и молодой оперок обмяк на руках Захарова, который успел заботливо поймать «кузнечика» и поместить обмякшее тело на скамейку рядом с Семяримовым.
– Витя, ты? – не то обрадовался, не то удивился Владимир Игоревич.
– Виктор Иванович, – поправил мужчину Захаров, но присмотревшись к нему вдруг резко двинулся в его сторону и мужчины одновременно крепко обнялись.
Несколько минут они цокали языками и отваливали друг другу комплименты и лёгкие шуточки. Затем Семяримов внезапно с серьёзным лицом спросил своего институтского друга о «судьбе» Писюка.
– А с этим что делать будем? – Поинтересовался Владимир Игоревич.
– Да… Вопрос конечно интересный… Тут его оставлять нельзя. Надо бы его куда-нибудь пристроить?!
– На улице, возле автостоянки, стоят большие мусорные баки. Давай мусорка туда снесем?! – предложил с лукавой улыбкой Семяримов.
– Мусора к мусору? – задумчиво промямлил Захаров. – Нет, повяжут… Лучше его в туалет отнести. Посадим эрудита на унитаз и пусть сидит, отдыхает. Очухается не раньше, чем через полчаса, слабенький…
– А где туалет знаешь?
– А то!? – не без гордости ответил профессор.
– Давай вдвоем его отнесем, – предложил свою помощь Владимир Игоревич.
– Не парься, Вовчик! Я его и один донесу. Лучше дежурного отвлеки, чтобы я спокойно этого Писюка мог отнести в отхожее место.
Семяримов подошел к окну дежурного. За столом сидела лейтенант полиции неопределенного возраста. На вскидку ей было от 30 до 50. Дама была в мятом форменном обмундировании с ярко и широко разукрашенными помадой губами. Она украдкой курила, пряча под столом сигаретку, то и дело зыркая по сторонам, чтобы, наверное, не спалиться, если вдруг кто-либо из руководства отдела не нарисуется с проверкой. Всякое ведь могло случиться?!
– Скажите, пожалуйста, а как пройти к библиотеке? – с серьёзным видом обратился Семяримов к дежурному.
– Какой ещё библиотеке? – не поняла вопроса дежурная.
– К библиотеке имени Ленина, – уточнил Семяримов.
Простой, казалось бы вопрос, вдруг поставил женщину в тупик. Дамочка крепко задумалась.
– Слушайте, не морочьте мне голову! Нет здесь никакой библиотеки.
Тем временем Захаров прошмыгнул с телом по коридору и оказался в служебном туалете, где табачный дым стоял коромыслом и повсюду на полу валялись окурки от сигарет и папирос. Странно было, что на глаза не попадались ни шприцы с иголками, ни пустые бутылки и банки из-под пива или джин-тоника.
Не прошло и минуты как в туалет вошел Семяримов.
– Ну, чего с ним будем делать? – поинтересовался он у Захарова судьбой «бессознательного» Писюка.
– Слушай, на ум лишь приходит самое банальное… Может, его посадить на унитаз, да закрыть изнутри? Как думаешь, а?
– Давай, – Семяримов приспустил брюки с трусами и посадил Писюка на очко. – Давай его сфоткаем на всякий случай?! – предложил Владимир Игоревич.
– Делай с ним что хочешь… Мне уже всё это порядком надоело. Пошли к нему в кабинет, посмотрим, чем он там занимается, – предложил Захаров и выйдя из туалета неспешно направился в уголовный розыск. – Заодно проверим, насколько продвинулись оперативно-розыскные мероприятия в части наших дел?! – Проделав пару-тройку шагов, он вдруг остановился, затем резко повернулся назад и решительно зашагал обратно. Сняв О.К. с унитаза, Захаров взвалил бедолагу на правое плечо и понес со спущенными трусами к рабочему кабинету Писюка.
Подразделение УР находилось на первом этаже за глухой металлической дверью, которая то и дело открывалась-закрывалась, т. к. полицейские постоянно ходили взад-вперед: то кого-то встречали или провожали, то к руководству, то в дежурку, то на улицу… Одним словом, проходной двор, да и только. Не прошло и минуты как дверь в УР открылась и из неё вышли двое. Наверное, пошли на улицу, т. к. были тепло одеты. Оба друга заволокли бесчувственное тело оперка в УР. Кабинет Писюка был не заперт и в нем, к счастью или на беду, никого не было.
Все три стола маленькой комнаты, равно как и стулья, были завалены бумагами и разными вещдоками. Известно, что в теории уголовного сыска все вещдоки (вещественные доказательства) должны непременно храниться в специальных комнатах хранения с ограниченным доступом, строжайшей охраной, вдали от посторонних глаз и случайных людей. Для тех, кто думает, что вещдоки – это ерунда, привожу в сноске содержание статьи 82 уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации[28].
К счастью или на беду, но рассказ не о том, как и где должны храниться вещдоки. Более того, у автора даже и в мыслях не было, да и быть не могло возводить поклёп или критику на деятельность славных российских правоохранителей. Использование ряда терминов обусловлено не желанием унизить или оскорбить госорганы, органы исполнительной ветви власти и всё такое прочее, а лишь с целью передать саму атмосферу и чего-то там ещё такое, без чего, как наивно полагает автор, рассказ был бы неполным и неинтересным.
Не долго думая, профессор водрузил бесчувственное тело Писюка на четыре новеньких автопокрышки, стоявших в стопке, одна на другой, в правом ближнем углу кабинета, при входе.
Очистив от каких-то там служебных бумаг два стула, друзья удобно расположились друг напротив друга у захламленного стола Писюка.
– Вить, – обратился к Захарову Семяримов, – а на хрена ты этого пацана вырубил?
– Да сам не пойму… Как-то всё на автомате получилось. Помню лишь, что он начал какую-то пургу нести, оскорблял меня… Ну, в общем, не сдержался и двинул красавцу. В следующий раз будет знать, как надо вести себя в обществе приличных людей.
Смеялись друзья от души и громко пару минут, то и дело похлопывая друг друга по коленям. А когда успокоились, то перешли на серьёзный разговор, маленькую часть которого уместно привести.
– Вить, а ты чего это так раздобрел, а? – Семяримов внимательно поглядел другу в глаза, а затем продолжил, – Ты ведь всегда спортом занимался?
– Да это всё после Афгана… После трёх ранений, которые я получил от душманов. Полгода меня кидало и мотало по госпиталям, да санаториям. Вроде бы сначала всё шло «тьфу-тьфу-тьфу» хорошо, но спортом я больше не занимался, а жир с каждым годом стал прирастать и прирастать. Да и сидячий образ жизни явно не способствует спортивной фигуре… А у тебя – то как?
– Погоди, погоди, насчёт сидячего образа жизни… Ну-ка поподробнее?!
– Да нет, сидячий – это не в смысле сидения в местах, не столь отдаленных, а в том смысле, что у меня ярко выраженная гиподинамия, мало двигаюсь. Я ведь сейчас профессором подрабатываю. Второй десяток, как на пенсии, а жить-то как-то надо?! Вот и кручусь-верчусь, как белка в колесе…
– А, в этом смысле?! Фу, а то уж я прямо испугался вначале, – Семяримов достал из левого кармана своих джинсов свежий носовой платок, снял очки в дорогой роговой оправе и начал тщательно протирать им окуляры, то и дело аккуратно, с важным видом на них дуя. – А я по-прежнему работаю в бизнесе, Генеральный директор крупной в районе, а м.б. и в городе, мультимедийной компании. Интернет, телевидение, телефония и всякое там такое… Да, Витёк, давненько мы не виделись с тобой…
Друзья долго ещё вели приятельский разговор, как вдруг зашедший в свой кабинет «напарник» Писюка, старший лейтенант полиции Гнашечко, не сделал обоим замечание.
– Так, уважаемые, бл@, вы долго, бл@, будете, бл@ на х@й, всякую х@йню, бл@, нести, бл@? Мешаете, бл@, работать, бл@ на х@й! – Гнашечко, как оказалось, тихонько вернулся в свой кабинет и за своим рабочим место пытался почистить свой табельный пистолет, для чего он произвел полную разборку оружия, но то ли в спешке, то ли случайно, у него вдруг куда-то потерялась важная деталь от пистолета, без которой он не мог собрать свой ствол. Старлей явно нервничал и тщетно пытался найти недостающую деталь боевого оружия.
– Извините, – виновато промямлил Семяримов.
– Извините, пожалуйста, – Захаров с Семяримовым не заметили, как тихонько в кабинет вошел коллега Писюка Гнашечко. У него, как и у большинства сотрудников 44 отдела полиции, защитная маска была опущена на шею. – Скажите, кто-нибудь вообще занимается нашими делами?
– Занимается, занимается, – без энтузиазма в голосе ответил Гнашечко. – Кстати, а чего это, бл@дь, вы тут, бл@дь на х@й, сидите, бл@дь? А? А где ваш этот, бл@дь? – и, о чудо!? Только сейчас Гнашечко заметил скрюченного, без штанов и трусов Писюка, восседавшего на вещдоке в какой-то неестественной позе с безучастным лицом. – Олег, бл@! Олег! – громко позвал своего сослуживца молодой старлей. Тело О.К. не подавало никаких признаков жизни. – Что это с ним? – испуганно спросил Гнашечко.
– Коронавирус?! – высказал предположение Семяримов. – Он привел нас, посадил, затем залез на колеса и начал…
– Чё? – прервал рассказ Гнашечко. – Чё ты гонишь, бл@? А?
– Молодой человек, всё так и было, – вмешался в разговор Захаров. Просто мы не наблюдали за ним, т. к. нам это не интересно…
Гнашечко резко встал и подошел к Писюку. Он зачем-то вдруг натянул на себя защитную маску и начал тыкать указательным пальцем в шею, щёки, нос своему коллеге. Прикосновения были лёгкими и следов от пальца не оставляли. И лишь только затем он решил снять с О.К. балаклаву.
– Надо ему дать попить, – посоветовал Семяримов, – или вызвать врача. У него может в тяжелой форме протекать Covid-19?!
– Чё? – испугался Гнашечко. Пребывая в лёгком смятении, он затем вдруг быстро достал из нижнего ящика своего стола граненый стакан и початую бутылку водки.
Налив в стакан чуть больше половины водки, старлей поднес ко рту Писюка «аля-воду» и попытался влить бедолаге вовнутрь лекарственный бальзам, но даже вторая попытка не увенчалась успехом. От сильного волнения стакан лишь сильно бил по зубам приоткрытого рта. Тогда, оглянувшись по сторонам, Гнашечко решительно залпом осушил почти полный стакан с водкой, а затем прямо из горлышка бутылки стал быстро вливать остатки божественного лекарства в глотку лейтенанта. Бутылка издавала какофонию звуков от дребезжания и клацанья по зубам стекла до вливавшейся в горло жидкости. Сейчас можно лишь высказывать предположения, что произошло, т. к. прямых доказательств, увы, не было, но, наверное, старлей интуитивно выбрал не самый худший вариант приведения в чувства своего сослуживца. В Писюка в общей сложности вошло чуть более 250 граммов водки. Вливание длилось секунд пять – максимум шесть. Вероятно, после апперкота у Писюка вылетело несколько зубов, которые оставались всё то время во рту О.К., т. к. когда водка была вся залита, словно бензин из канистры в горловину бензобака, оперуполномоченный Писюк вдруг начал резко кашлять и прямо в грудь Гнашечко бедняга выплюнул один из выбитых нижних зубов. Остальные три зуба О.К. проглотил, запив злополучной водкой. Быстро придя в сознание, Писюк легко слез с колёс, машинально натянул трусы с брюками и, застёгивая ширинку, начал внимательно ощупывать языком нижнее нёбо, где ещё недавно были все его зубы. Увидев на полу окровавленный свой нижний центральный зуб, Писюк вдруг харкнул кровью и… снова потерял сознание.
– Что это с ним, бл@дь? – Гнашечко с широко раскрытыми от удивления глазами, яростно моргал, то и дело переводя взоры с Писюка на Захарова, затем на Семяримова. – Чего это он, бл@дь? А?
– Наверное, коронавирус COVID-19 начал на бедолагу действовать?! – высказал предположение с глубокомысленным видом Семяримов.
– Коронавирус… А это, бл@дь, чего? – Гнашечко пнул ногой окровавленный передний зуб Писюка, валявшийся у его ног.
– Да не бзди, дружище! – успокоил Семяримов опешившего старлея Семяримов. – Мы не скажем, что ты выбил горлышком бутылки лейтенанту зуб…
– Я? Зуб? – Гнашечко был в полном ахуе.
– Или зубы, – уточнил Семяримов. – Я правильно говорю, товарищ профессор?
– Профессор? – Гнашечко медленно сел за свой стол и закурил.
Внезапно дверь кабинета раскрылась и в проёме показалось тело майора, зам. начальника 44 отдела полиции по службе.
– Так, Гнашечко, как у вас дела? Работаете? – поинтересовался майор, совершавший, по всей видимости, плановый обход всех служебных кабинетов.
– Так точно, товарищ майор, на, – упадническим голосом доложил Гнашечко своему проверяющему.
– А что это с Писюком? А? – майор подошел к лейтенанту, сидевшему на полу возле стопки шин без сознания. Изо рта О.К. струилась кровь. – А это ещё что за дела? – громко спросил майор.
– Короновирус, товарищ майор, бл@, – невнятно промямлил Гнашечко. – Что-то он нам не нравится, товарищ майор…
– Так, Гнашечко, давай дуй к дежурному, а я пока подумаю, что с ним и с вами теперь надо будет делать, – майор вдруг запаниковал, ситуация явно была нештатной.
Через пару минут в кабинете были: начальник 44-ого отдела полиции Костюк, помощник оперативного дежурного Исаева, зам. по службе майор Пестенко, человек пять-шесть с уголовного розыска, оба пострадавших, Захаров и Семяримов, и, разумеется, Гнашечко с бездыханным Писюком.
– Товарищ майор, – обратился прибежавший из дежурки капитан полиции Сатков, дежуривший в тот злополучный день по 44 отделу. – Бригада скорой помощи уже выехала. Просили их встретить.
– Спасибо, капитан, – начальник был явно не в себе, т. к. лишние проблемы ему накануне присвоения очередного звания были ни к чему. – Так, все по рабочим местам! Живо! – прокричал вдруг начальник, но никто из личного состава даже не пошевелился. Все внимательно наблюдали за Писюком, продолжавшем без чувств валяться на полу.
Прибывшие по вызову в течение 15 минут врачи скорой помощи в защитных комбинезонах и в специальных масках, начали в блокнот записывать всех сотрудников полиции, стоявших возле злополучного кабинета. Затем они распорядились помочь им перенести тщедушное тело Писюка к машине.
– Так, кто тут старший? – обратился врач скорой помощи к майору полиции Пестенко. – Вы?
– Нет, я лишь заместитель… А что?
– Все записанные в блокнот фамилии, т. е. сотрудники, должны следовать вместе с нами на выход. Все, кто контактировал с больным.
И тут вдруг Захарова и Семяримова осенило, что через полчаса, а может быть и быстрее, все, в том числе и они – окажутся, как минимум, в Боткинских бараках, так называют петербуржцы Клиническую инфекционную больницу им. С.П. Боткина. Вот о том, что впоследствии произошло со всеми героями рассказа – чуть ниже.
Изначально планировалось поставить точку в этом месте, но многочисленные отклики читателей подвигли написать продолжение истории именно в этом, а не в новом рассказе. Разумеется, жанр рассказа не предполагает таких объёмов повествования, да и сюжетных линий здесь, как минимум, на целую повесть. Поэтому, идя навстречу пожеланиям читателей, продолжаю рассказ (повесть) и, уж не обессудьте, если какие-то подробности будут сокращены или вообще опущены.
И ещё, до этого места события и герои были описаны большей частью в начале 2019 г. А всё, что будет ниже – это результат «апрельской самоизоляции 2020 г.».
Быть может, такой прием – это не лучшее решение для маленькой повести, но другого варианта автор и не рассматривал.
Не хочу никого пугать, но противостоять распространению коронавируса, будут те же самые профессионалы, которые намедни предотвращали обвал нефти и рубля.
Из наблюдений интернет-сообщества,последняя неделя марта месяца 2020 г.
В марте 2020 г. началось стремительное падение цен на нефть и, как следствие, обвал российского рубля. И всё это проходило на фоне пандемии, спровоцированной коронавирусом CAVID-19.
По словам представителя Кремля Дмитрия Пескова, обвал цен на нефть – это не катастрофа, а «весьма неприятная ценовая конъюнктура» и запас прочности позволит России справиться с ситуацией (РБК).
Резкое падение мировых цен на нефть, после того как участникам соглашения ОПЕК+ не удалось договориться о продлении и расширении сделки, нельзя считать катастрофой для России. Об этом заявил журналистам пресс-секретарь президента России Владимира Путина Дмитрий Песков, передает корреспондент РБК.
«Это весьма неприятная ценовая конъюнктура. Что это катастрофа для России, наверное, с этим нельзя согласиться в среднесрочной перспективе», – сказал представитель Кремля, отвечая на просьбу прокомментировать слова вице-президента компании ЛУКОЙЛ Леонида Федуна, который в интервью РБК назвал падение цен на нефть ниже $25 за баррель (подробнее на РБК).
Песков также напомнил, что «бывали времена, когда цена [на нефть] была еще ниже». При этом он отметил, что у России есть «солидный запас прочности» и это позволит обеспечить исполнение всех социальных обязательств. Нефтяной же сектор США, по словам пресс-секретаря президента, уже находится в «бедственном состоянии», так как производители сланцевой нефти страдают от падения цен. (Подробнее на РБК).
Итак, в Китае началось восстановление экономики на фоне резкого снижения заболеваний, обусловленных коронавирусом COVID-19, а в России тем временем массово разорялись предприятия, рушился малый и средний бизнес на фоне роста случаев заболеваний и смертей от коронавируса COVID-19, обвала цен на нефть и стремительного падения котировок рубля. Истерия и всеобщая паника населения с каждым днем всё сильнее и сильнее набирала обороты. Правительство вводило и новые налоги, и объявляло всероссийский карантин, но уровень заболеваемости рос с каждым днем, бедных и нищих в стране становилось всё больше и больше и на этом фоне события и истории, связанные с Захаровым и Семяримовым теперь уже не представляли никакой исторической ценности.
За неполный час времени с момента первого входа бригады Скорой помощи в 44-ый отдел полиции добрая половина личного состава доблестного подразделения во главе с начальником и его заместителем были эвакуированы… в Боткинские бараки. А спустя сутки в здании полиции началась масштабная дезинфекция. Масок на всех полицейских явно не хватало, некоторые из числа особо одаренных, надевали противогазы, в которых можно было просидеть 10, максимум 15 минут, после чего сотрудники почему-то теряли сознание и падали в обморок.
Отсутствие половины сотрудников полиции на службе ни коим образом не отразилось на показателях работы. Служба продолжалась, всё шло своим чередом.
Захаров с Семяримовым и доблестные оперуполномоченные УР волею случая оказались в одной палате. Олег Константинович Писюк оказался откровенной букой. Он всё время молча ощупывал место во рту, где ещё совсем недавно был полный комплект зубов. При этом его коллега всякий раз проявлял участие и заботу, спрашивая «чем помочь, бл@?» или что-то вроде того.
Общаясь друг с другом в палате больницы, Захаров и Семяримов не только не сблизились, а напротив, стали даже дистанцировать друг от друга. То ли это было вызвано программой лечения, то ли больным окружением, но так сразу точно определить не получится никому.
Шесть раз в день каждому пациенту измеряли температуру и проверяли зрение, точнее – смотрели белки и зрачки глаз. Что медперсонал хотел найти – было не ясно, но уже на второй день пребывания это и то, что принудительно всех зачем-то три раза в день клизмировали – начало сильно напрягать. Кормили всех исключительно жидкими кашами на воде и давали несладкий компот из сухофруктов, которые выглядели в большом чане жалко и не аппетитно.
– Скажите, доктор, – обратился Семяримов к очередному врачу при обходе, – нас скоро выпишут?
– Скоро. Не волнуйтесь. Вас что-нибудь беспокоит? – Из-под маски на Владимира Игоревича смотрели то карие, то голубые, то какие-то серого цвета глаза. Дело в том, что врачи менялись так часто, что невозможно было запомнить даже их фамилии и имена. – Как у Вас со стулом? А хрипы, кашель есть? Утомляетесь при работе?
– Простите, какой работе? Где?
– Не умничайте! Отвечайте на вопросы.
– Пока нет, – несколько неуверенно отвечал Владимир Игоревич.
– Нет стула? – уточнял врач.
– Нет, стул есть, кашля нет. А что, это хорошо или плохо?
– Хорошо, голубчик, хорошо, – успокаивала врач. – А что у нас с температурой? – не унималась медичка.
– Да температура нормальная… Чего ей вдруг быть ненормальной?
– Так, поосторожнее, поосторожнее! Вы под подозрением. У Вас, скорее всего, коронавирус COVID-19, – резюмировала врач-инфекционист. – Таблетки принимаете?
– Какие таблетки?
– Противовирусные, противовирусные, – уточнила инфекционист. – Кстати, с этими типами старайтесь поменьше контактировать! – Дама кивнула в сторону Гнашечко и Писюка, внимательно наблюдавшими за осмотром каждого из палаты.
С Захаровым и остальными процедура трехразового суточного осмотра проходила примерно также. Весь обход палат много времени не занимал. Зато процедуры, в основном – клизмирование, отнимали массу времени.
В палате нельзя было смотреть телевизор, играть в какие-либо игры, читать книги… Всем разрешалось тупо смотреть в потолок, лёжа на кровати и слушать коридорные звуки, а также те, что издают взрослые мужики уже на вторые сутки пребывания в инфекционной больнице.
Из-за того, что больница была переполнена и все палаты были заняты, всех пациентов с подозрением на вирус и больных вирусом невозможно было разместить отдельно. Обоим оперуполномоченным изначально, уже при поступлении на инфекционное отделение был присвоен статус «больного», даже до результатов анализа на наличие/отсутствие вируса, поскольку оба, и Гнашечко, и Писюк – теряли сознание и падали в обморок. А Захарову с Семяримовым при статусе «носитель вируса» врачи назначили лечение, поскольку оба находились в группе риска, особенно по возрасту и сопутствующим заболеваниям, и к тому же оба контактировали с полицейскими.
