
Полная версия
Первый дозор
Подойдя к подъёму, он сложил приклад. Закинул автомат за спину. Подтянул ремень. И начал взбираться вверх. Для непривычного жителя равнин тут негде было забираться, да ещё и с автоматом. Николай же уже полтора года здесь, да и в детстве бывал в горах – правда, крымских. Поэтому он без всякого снаряжения полез вверх – в его планах было забраться на склон и пойти, если смотреть от того места, где он сейчас, левее вершины. С этой стороны гора частично была покрыта землёй с выходами скал. Весь склон порос редкими деревьями. Но, в отличие от склона, что был справа, он был крут и гладок. После преодоления скалистого участка пришлось бы идти очень осторожно, чтобы не скатиться с горы кубарем вниз. С грузом точно тут не пройти, да и знать об этой возможности мог только тот, кто бывал тут. Сам Николай был на этом склоне однажды, подойдя к нему с другой стороны горы. Поэтому он был уверен – если влезет на скалистый выступ, то дальше точно пройдёт и абсолютно точно выйдет на точку, где окажутся нарушители, независимо от того, как они пойдут. Единственный шанс разойтись с ними у него был, если они пойдут в обход заставы к кишлаку. Но он не верил в это. Слишком уж они ломились вперёд, явно стараясь вырваться как можно скорее из зоны, где будут искать очень тщательно. Видимо, как двигаться в глубине территории, у них план был. И они спешили его реализовать.
Камни кончились как-то враз, дальше подъём был покрыт сухой травой. Здесь горы зелёные короткий срок весной. Потом трава выгорает на солнце без воды. Было уже изрядно жарко. Да, и устал наш сержант тоже. Посмотрев на часы, он дал себе пять минут передышки, сев прямо на траву. Набрал в рот глоток воды, прополоскал этой тёплой солоноватой водой рот, горло и только потом проглотил. Воду надо было экономить. В конце пути он пересечёт арык и там напьётся. Сейчас же каждый лишний грамм был тяжёлой ношей. Начав завинчивать флягу, он обратил внимание, что руки его чуть-чуть дрожат – движение это далось ему с трудом. Начались отходняки – всплеск адреналина при перестрелке был слишком большим, организм не всё потратил и сейчас это даёт о себе знать. Странно, все его считали слишком уж спокойным и нередко подшучивали над ним из-за этого. А вот выясняется, что и у него адреналин “шалит”. Просидев, глубоко и ровно дыша, ровно пять минут, Николай начал карабкаться вверх. Подъём был не из лёгких, и дело не в том, что приходилось карабкаться вверх, цепляясь за не очень надёжную траву и редкие камни. Главной проблемой стало солнце. Это была южная граница СССР, и, соответственно, сейчас, идя в тыл, он имел за спиной яркое солнце, которое, несмотря на осень, неплохо грело. А тут, поднимаясь по круче, он оказывался как будто развёрнут к солнцу. И грело оно его полностью. Спина взмокла быстро, и со лба пот тёк градом. Но проблема таких подъёмов ещё и в том, что нельзя останавливаться. Чуть остановился, расслабился – и всё, дальше идти сил не будет. Или что ещё хуже. Опора под ногами ненадёжная. Чем дольше давишь на неё, тем больше шансов сдвинуть и сорваться. Забираясь, он старался опираться всегда на три точки, минимум. А тут сядешь, грунт или камень под тобой поползут, и не поймаешь себя потом. Привыкший к долгим и утомительным маршам, да и к изнурительному лазанью по горам, Николай развил в себе привычку в таких случаях занимать чем-то голову. Когда голова занята, нет времени раскисать, поддаваться унынию, а, самое главное, не так чувствуется усталость.
Во-первых, он многократно прокручивал в голове все возможные варианты и понимал, что его поход не бесполезен. У нарушителей есть шансы уйти. Ну, только если, учитывая серьёзность ситуации, отряд выбросят с вертолётов в заслоны по тылу. Но даже если так. Туда, куда он двигается, вертолёт не сядет. А заслонов и патрулей на дорогах они почему-то не боятся, раз рвутся именно к дороге. Вот это “почему-то” тоже сильно беспокоило сержанта. То, что дед Абдуло был “замаран” по полной – в этом деле он не сомневался. Но ведь он только встретил их у границы и помог дойти до тропы. Про секрет он не мог знать. Его выставили там три дня назад. Секреты вообще приходилось часто менять. Близость к местным жителям и возможность с той стороны с более высокого берега следить через бинокль за нашей территорией не давали уверенности, что секреты остаются долго втайне от сопредельной стороны.
Вот и сработала рокировочка. Обдумывая всё это, Николай не сразу сообразил, что уже можно распрямиться, и пару шагов прошёл на четвереньках. Осознав это, он выпрямился. Склон ещё шёл наверх, но он явно закруглялся – и это обозначало, что он вот-вот перевалит его. Справа, если посмотреть наверх, была вершина. Ещё дальше, где-то за ней, шли двое людей с автоматом и мешками. Слева был крутой спуск, уходящий в ложбинку между гор, даже если пойти по нему, всё равно потом подниматься. Да и он менее проходимый, сплошные валуны, миллионы лет назад скатившиеся вниз. Усталов твёрдо решил: никаких остановок, пока путь не пойдёт вниз. Вообще, когда идёшь длинный и трудный маршрут, хорошо разбивать его на участки – так психологически проще идти. И вот ещё: находясь под горой, он разбил путь на участки, определив точки привала. Ближайшая была – начало спуска.
Когда земля уверенно ”загнула” вниз, сержант огляделся по сторонам. Почти прямо по пути было дерево. Невысокое, метра два в высоту, кривое, как все деревья, выросшие на склонах гор. Он уже несколько прошёл таких. Они на этой горе росли через большие промежутки. Подойдя к дереву, сел в полулежачее положение, оперевшись спиной о ствол. На этот раз он дал себе пятнадцать минут. Усталость брала своё. Боясь уснуть, он не стал закрывать глаза, просто запрокинул голову вверх…. Над ним висела гроздь вызревших фисташек. Протянув руку, Николай сорвал ягоды.
Да, уважаемый читатель, фисташка – это не орех. Это, как говорят ботаники – костянка. Мякоть у неё тонким слоем покрывает так известную вам косточку. Ободрав уже начавшие сохнуть остатки мякоти, Усталов сосредоточено ел доставшуюся ему горсть фисташек. Можно было бы и больше. Но, во-первых, он устал так, что даже есть не очень хотелось. Во-вторых, фисташки, даже не солёные и не жареные, вызывают жажду. А воды- то как раз и нет почти. Просидев ровно отведённые пятнадцать минут, сержант поднялся, сорвал ещё несколько пучков фисташек, запихал их в карманы. Ещё раз повторил процедуру увлажнения горла парой глотков воды. Проверил, что ещё есть полфляги. Повесил флягу на ремень и начал спуск.
Если читатель никогда не был в горах, то он не знаком с таким фактом, что спуск бывает куда сложнее подъёма. Риск сорваться куда выше. Одна радость – ненавистное солнце теперь скоро скроется за горой.
Примерно через час трудного и опасного спуска, Николай был уже и не против, чтобы солнышко посветило. Дело в том, что в это время года в горах на солнце запросто будет жарко, хоть раздевайся и загорай, а в тени весьма прохладно. За время подъёма камуфляж промок от пота и теперь холодил спину. Да, и вообще, если не двигаться, то, наверное, даже и холодно будет.
Пока сержант осторожно, частенько чуть ли не сползая на пятой точке, движется вниз, давайте вернёмся на заставу.
Ворота распахнули ещё до того, как УАЗ к ним приблизился, и тот, не снижая скорости, влетел на территорию заставы и со скрипом затормозил. Навстречу несётся дежурный. Но капитан остановил его взмахом: “Отставить!” И, повернувшись к дневальному, скомандовал:
– Этого – в “обезьянник”, пусть сидит, пока за ним не приедут, – убедившись, что Абдуло увели, повернулся к дежурному:
– Что с ранеными? Где вертолёт? Тревожка?
– Пришли в себя. Никишин разговаривает даже. Уваров говорит неразборчиво. С отряда передали, что вертолёт вылетел. На нём медики. – Эти новости явно обрадовали Запольного. А вот следующая новость была хуже.
– Собаку у тревожки чем-то траванули. “Хвост” тащит на себе её обратно. Преследуют, опираясь на визуальный след. Следы плохие.
– Слушай внимательно. При Абдуло про то, что им лучше, молчок. Пусть дневальный всё время его пугает, что, если парни помрут, он лично его пристрелит. И всем, кто мимо проходит, всё в таком же ключе. Мне надо его запугать до потери пульса.
Повернувшись к Нахимову, отдал команду:
– Быстро к замполиту. Пусть соберёт из тех, кто есть, ещё одну группу. Пойдём Усталову навстречу.
Через пятнадцать минут беготни у флага стояло ещё шестеро бойцов, старшина и замполит. Обратившись к замполиту, Запольный сказал:
– Никифор Никодимович, остаёшься за старшего. Доклад о задержанном с тебя. Протоколы я потом подпишу, сейчас главное – составить. Чем меньше нарушений, тем лучше. Я беру двоих, Нахимова и Савельева. Кажется, я знаю, куда они идут и что задумал Усталов. Надо подкрепить его.
Замполит, по возрасту ничуть не младше капитана, и тоже капитан по званию, обратился с вопросом:
– Василий Станиславович, не лучше ли отрядским передать это?
– Нет. Они прибудут на час – два позже, чем мы, даже если сейчас выедем. А тут вопрос времени остро. Твоя задача – разговорить бабая, пусть хоть что-то скажет. Главное, куда точно идут, и кто их встречает. Их точно должны встретить, и я боюсь – с документами у них всё в порядке. Если мы не перехватим их до покидания приграничья, понять, что это они самые, никто уже не сможет. Усталов, видимо, понял это сразу и пошёл наперерез. Единственное место, где их могут подобрать, не вызывая подозрений – это пятнадцатый километр дороги в райцентр. Там с совхозных хлопчатников и с кишлака частенько местные на попутках едут куда надо. И дорога насыщенная. Поэтому, если там их при документах подберёт “случайная” машина, никто их не возьмёт. Выйти они могут там, где арык выходит, тот, что на хлопчатник идёт. Уверен, Усталов идёт к арыку. И мы туда же. Всё, занимайся Абдулло.
Повернувшись к бойцам:
– Нахимов! Савельев! – услышав в ответ двойное “Я”, продолжил, – у старшины получить сухпай. Погрузить в машину термос – “полтинник” с водой. Получить сигнальные ракеты. Савельеву – вооружиться. На всё десять минут. Выполнять! В ответ прозвучало:
– Есть! – и названные вместе со старшиной побежали к зданию заставы.
Пока вторая тревожная группа собиралась, замполит пошёл к Абдуло. “Обезьянник” представлял из себя комнату, поделённую надвое решёткой. С одной стороны, у окна, стояли стол и стул, и там в этот момент сидел пограничник, охраняя старика. Тот находился во второй половине, без окон. Там имелись откидные деревянные нары. В данный момент они были пристёгнуты к стене на замок. В спешке никто не подумал их отстегнуть. Абдуло, подогнув ноги, сидел на полу, спиной к решётке, и шептал молитвы.
Замполит взял табурет, подошёл к решётке с другой стороны, уселся на него верхом:
– Ну, здравствуй Ата (отец). Жалобы есть?
Встав и повернувшись к нему, Абдуло, прищурившись, ответил:
– Одна жалоба, однако, есть.
– Какая?
– За что в зиндан посадили? Ну, подвёз я человека, откуда мне знать, что он нарушитель? – видно было, что свою линию защиты он уже построил. Да вот только замполит хоть и замполит, а допрос вёл далеко не первый раз. И в этот раз он был информирован куда лучше. Да и Абдуло он знал хорошо.
– Ну, пока ты просто задержан, или, точнее, доставлен на заставу для беседы. Я, собственно, пришёл просто узнать – может, надо что, может, семье на прощание что передашь?
– Какое такое прощание? Не виноват я? – дед встал, скрестив руки на груди. Прям это он допрашивает, а не его. Никифор Никодимович спокойно посмотрел на него.
– Так ведь решать – то, конечно, суд будет. Но в твоём случае он будет решать, за что именно пятнадцать лет дать. То ли за соучастие в нарушение госграницы, то ли за соучастие в покушение на убийство двух военнослужащих погранвойск КГБ СССР (он прям подчеркнул интонацией «КГБ»). Всё в совокупности, имей ввиду. И это при том, если ребята выживут. А они очень плохи. Наш фельдшер сказал – могут не довезти. А в этом случае тебя просто расстреляют, – спесь Абдуло слегка угасла, проявив живой интерес к разговору он заголосил:
– Вай! Как расстреляют? Ни за что? Просто так расстреляют? Это что, советская власть так решила? Простого дехканина расстрелять? И за что?
– Ну, советская власть ещё не решила – я ж сказал – суд решать будет. Но ты сам посуди. Ты, как говоришь, подвёз человека, а точнее, трёх – и всё. А вот в суде мы докажем, что они были с грузом в приграничной зоне, где чужих не бывает, и, встретив наряд, ты не сообщил о чужих. Хотя Усталов тебя спрашивал, откуда идёшь. Спрашивал ведь?
– Да, Коля миня спрашивал. Я ему всё сказал.
– Но ведь про подвезённых не сказал? Значит, скрыл, значит – соучастник. Вот «пятнашка» тебе и гарантирована. Давай про расстрел поговорим, – тут Абдуло буквально заверещал:
– Какой такой расстрел? Опять расстрел? П-а-а-чему расстрел?
– Ну, как почему? Что удивительного? Во-первых, ты раз скрыл про них, значит, в курсе, кто такие, куда идут. А они были вооружённые – не знать ты не мог. Значит, был в курсе, что они собираются убивать пограничников. Ах, да, самое главное. Тот, что в белых кроссовках. Коля его тоже поспрошал – правда он в тот момент сердит был и выстрелил ему в ногу…. пару раз, – замполит равнодушно полез в карман за сигаретами специально, чтобы драматизм момента дошёл до адресата.

– Ну, так вот – он, прежде чем помереть от Колиных вопросов, успел сказать, что с тобой они договорились заранее. И это слышал наш Нахимов – новенький, который с Усталовым был. Они в суде скажут, мол, «так и так, дед Абдуло был в сговоре с убийцами пограничников”. Суд им поверит, не могут воины – пограничники врать ведь…. Так что, Ата, “пятнашка” в твоём случае – это удача. А, учитывая твой возраст, вряд ли ты выживешь в тюрьме. Вот и пришёл спросить, по знакомству, может, передать чего? Родным то? Явно ведь не увидишь больше.Со стариком начало твориться неладное. В лице он изменился, сел на пол, подогнув ноги, и начал раскачиваться из стороны в сторону, тихо приговаривая: “Вай-Вай”. Дав старику понять глубину пропасти, в которую он попал, замполит встал и, повернувшись к выходу, проговорил:
– Одно тебе может помочь мимо пули пройти и срок поменьше получить.
Дед тут же очнулся. Вскочил, с горящими глазами, уцепился в решётку:
– Что? Что поможет? – замполит с удивлённым видом повернулся. – Ну, как что? Кто их на дороге встретит? Который в кроссовках, не успел сказать. Коля перестарался, спрашивая.
– А!-А! И-и-и! – завыл старик – Не знаю я! Хлебом клянусь, не знаю! Знаю, что с автоколонны машина будет! Какая – не знаю!
– С автоколонны? С райцентра, что ли? – так же спокойно, как будто шла светская беседа, спросил Никифор Никодимович. – Так что ему тут делать – то?
– Да! С райцентра! – всё ещё криком ответил Абдуло. – Я знаю! Начальник автоколонны мне сам сказал! – секундная пауза. – Это он, шайтан, виноват! Он и Абдухолика моего в турму привёл…
Старик совсем обессилел и сполз на пол, впав в прострацию. Замполит сказал часовому:
– Откинь нары. И воды дай ему, что ли, – и быстрым шагом вышел.
Усталов уже видел бетонный жёлоб арыка. Если честно, сил почти не осталось. Казалось, что это чёртов арык удаляется, а не приближается к нему. Если бы он был сейчас на пикнике, то, наверное, оценил бы красоту пейзажа. Ярко – голубое небо. Вершины гор, освещённые солнцем. Затенённая ложбина между гор. Внизу бетонный канал арыка на бетонных же подпорках, а за ним уже видна долина с полями и… отсюда ещё не видна, но, когда он перевалит за арык, появится дорога. Нет, любоваться некогда, да и отдыхать тоже. В детстве, в каком-то кино или книжке, он слышал, что “война – это не только пиф-паф, но и тяжёлая работа”. Да, охрана госграницы хоть и не война, но то же работёнку иногда подкидывала такую, что хоть стой, хоть падай. А делать надо. Вот и сейчас оставался последний рывок. Если он прав, у него ещё будет время отлежаться до встречи.
Арык представлял из себя полностью искусственное сооружение. На бетонных тумбах стояли бетонные же желоба, по которым текла талая вода с гор вниз, на поля и сады. Подойдя к арыку, сержант не без усилий взобрался на него и, первым делом, опустил туда голову. Обжигающий холод воды, только что бывшей снегом, приободрил его. Он распрямился, отфыркиваясь. Вытер панамой лицо. Потом наполнил флягу водой. И лишь после этого начал аккуратно, маленькими глотками, чтобы ни простыть, пить с ладони обжигающую холодом воду.
Освежившись, Усталов осмотрелся с высоты арыка, на местности. Тропа, по которой шли нарушители, не была тропой в чистом виде – это, скорее, сеть тропинок и направлений в горах. Но, слава богу, выходов у неё к дороге было всего два. От того места, где он находился, можно было перекрыть только один. Поэтому ему предстояло пройти ещё три – четыре километра, держа правее. И выбрать место для засады. Освежённый и водными процедурами, и ободрённый близостью окончания пути, он спрыгнул с арыка и быстрым шагом пошёл в нужном направлении. Быстрый шаг вообще был его особенностью. Он мог весьма долго держать быстрый темп шага. В переходах на длинные дистанции это было очень выгодное умение, так как позволяло ему иногда шагом добираться в нужное место даже быстрее тех, кто двигался то бегом, то шагом, так как такие бегуны, несмотря ни на что, на дистанциях около десятка километров гарантированно имели среднюю скорость ниже, чем держал Усталов. А он мог её держать и два десятка километров.
Двигаясь максимально быстро, Николай вышел на нужное место. Надо было выбрать только точку для засады. Повертев головой, он залёг за жиденький кустик, пробившийся из-под камня. Прелесть позиции была в том, что его с обоих выходов тропы было не видно. А он наблюдал за всем открытым пространством. И даже видел позади себя ещё километрах в трёх дорогу.
Расположившись в засаде, буквально через несколько минут, он столкнулся с новой проблемой. От усталости слипались глаза, и клонило в сон. А спать нельзя. Первым делом он подкрепился фисташками, сорванными в горах. Запил водой из фляги. Но на желание поспать это сильно не повлияло. Главное – чем больше шло время, тем меньше можно было шевелиться. Камуфляж поможет неплохо слиться с окружающим миром, но пока ты не двигаешься. Пошевелился – всё, раскрыт. Поэтому Усталов залёг и наблюдал за окрестностями, почти не шевелясь.
Борясь со сном, он напевал про себя песни, как эстрадные, так и вошедший в моду в это время рок. Ну, и местные, солдатские. И вот как раз, когда «группу крови» сменила местная:
Нас вырвет из постели
Команда “Пятьдесят пять”,
С Афгана захотели
В гости к нам опять.
Полковник на плацу
Скажет нам: “Вперёд”,
И не одну версту
Продлится наш поход.
А вот допеть это уже не удалось. От скал, слева от сержанта, на приличном расстоянии выпорхнула птица. Возможно, кто-то её спугнул. Прижавшись к земле, он замер. Не прошло и пяти минут, как из-за камней вышли двое. Вид их изрядно удивил сержанта. Раздумывая о готовности к прорыву границы, он не думал, что они настолько готовы. До нарушителей было ещё далеко, не меньше чем метров 600-700, но видно было чётко, что они явно переоделись в “цивильное”. Оба были в брюках, рубашках в цветную клетку и пиджаках. На ногах – ботинки. На голове у одного – тюбетейка, у другого – вообще шляпа. В руках тот, что в шляпе, нёс чемодан средних размеров, тот, что в тюбетейке, закинул на плечо вещмешок – вполне распространённый атрибут. Если убрать из второй руки автомат, ни дать ни взять, работники совхоза идут в сторону дома. Ну, или командировочные специалисты. Тот, что с чемоданом, шёл позади. С автоматом – двигался спереди, оглядываясь по сторонам.
Николая удивило, что нарушитель не расстался ещё с автоматом. Коснись его, он бы сюда вышел уже без оружия. Но делать нечего, спрогнозировать поведение людей – задача сложная, и ошибиться всякий может. Вот только эта «ошибка» – АКС-74 и, как минимум, один магазин с тридцатью патронами.
Первая мысль была – вообще, просто “покрошить” их, тут, на месте. Но сержант смог её отбросить. Но и кричать: “Стой, руки вверх!” – тоже бессмысленно. Автоматчик сразу откроет огонь – им терять нечего. А вдруг у них ещё граната есть? В общем, боя быть не должно, а задержать их надо. Прикинув всё ещё раз, Усталов аккуратно снял предохранитель и, максимально тихо, отвёл и вернул на место, придерживая, затвор. “Калаш” всё-таки не создан для секретных миссий. И, чтобы тихо передёрнуть затвор, требуется навык. Слава богу, у Николая он был.
Аккуратно, бесшумно он выставил автомат вперёд и прицелился. Осталось ждать, когда расстояние будет самым удачным. Ведь после выстрелов надо ещё и действовать.
И вот до двоих идущих мимо него осталось не более 100 метров, ещё чуть-чуть – и они начнут удаляться. К этому времени Усталов уже давно и уверенно держал на прицеле автоматчика. Ну, всё, пора! Он, как на стрельбище, выдохнул, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Короткая очередь из-под куста, и автоматчик сразу, с криками, свалился на землю. Второй же бросил чемодан и тоже залёг.
Николай выскочил из укрытия, чтобы держать на виду обоих:
– Лежать! Стреляю! – Автоматчик попытался протянуть руку к автомату. Но ещё одна очередь рядом с автоматом остудила его рвение.
– Лежать, сказал! Руки! Руки – чтоб я видел!
Куда идём? Кто вас должен встретить! Быстро – а то перестреляю! – Для серьёзности он дал ещё выстрел в воздух.
Автоматчик, относительно молодой, с лицом таджика, с перебитой ногой, уже только стонал. Второй, в тюбетейке, лежал лицом к земле и по голосу был, явно, тоже из южан.
– Не стреляй! Не знаю, кто! Сказали, ЗИЛок будет! У него тент синий, скатанный. Ему проголосовать. Когда остановится, сказать, что “от Хусана”. Он довезёт.
Где-то позади что-то хлопнуло. На секунду глянув в сторону, Николай увидел белую ракету – сигнал “все ко мне”.
Повернувшись к задержанным, он направил автомат на них и просто стоял. Где-то совсем рядом свои. Подойдут – пусть вяжут их сами. А то полезешь сейчас, пока одного вяжешь, другой с ножом чего доброго кинется. Так и стоял, периодически повторяя:
– Лежать. Лежать, суки.
Сзади кто-то подошёл.
– Ну, всё, сынок. Опускай ствол, – позади стоял начальник заставы. Чуть дальше показался УАЗ, карабкающийся натужно по склону. Начальник и его группа расположились чуть ниже. И, собственно, если б Усталов пропустил бы нарушителей, они могли их встретить. Но, если бы никто не взял их сейчас, они бы растворились, и ищи-свищи ветра в поле.
– Их на дороге должен забрать ЗИЛ с синим скатанным тентом на кузове.
– Видимо, с автобазы района. Абдуло раскололся: организатор канала – начальник автобазы. Его сейчас уже, наверняка, взяли. Ох, чую – взяли мы жирных уток.
– Какие это утки – обычные “ослы”.
– Да нет. У них не наркота. Стали бы они так из-за опиума рисковать. Ты в мешок-то не заглядывал?
В это время нарушителей уже связали, разоружили, кроме автомата, забранного у наряда, у каждого было ещё по ножу. Раненого перевязали – если честно, так себе. У него явно открытый перелом – кости из раны торчат. А ему просто намотали на рану бинт. Капитан наклонился к чемодану и открыл его. Там, аккуратными стопками, лежали книги с арабской вязью и на таджикском.
– Вот. Подрывная литература. Наверняка, какой-нибудь халифат создавать собрались. – В это время раненый, сидевший на земле, поднял взгляд на капитана.
– Всё равно вам всем, шурави, хана. Всех перевешаем! – Капитан внимательно пригляделся к раненому.
– Юсупов? Вот это да! Мы ж тебя искали два года назад на той стороне! Разведка доложила, что ты у духов выплыл. Во так встреча! – повернувшись к Усталову объяснил:
– Представляешь, мы его в Афгане потеряли. Пошёл в самоход на рынок и не вернулся. Искали тогда так, что местные до сих пор, наверное, вздрагивают. А он на те – выплыл, – и обратившись к нему, спросил:
– Тебе, дураку, что ж ни там, ни тут, не жилось? От нас убежал, к нам же пришёл?
– Тебе, собаке, не понять! У моего деда овец было – не сосчитать! А вы всё забрали! Я бы всю жизнь как сыр в масле! А из-за вас отец всю жизнь спину гнул. И я в вашей школе ваш шакалий язык учил! Тьфу!
– Всё ясно с тобой. Как же особисты прохлопали твои корни, отправив тебя в Афган?
Примерно через час подъехал грузовик и ещё один УАЗ с отряда. Из УАЗа вышел подполковник. Боюсь, дальше уже не будет ничего захватывающего. Поэтому оставим всех, как есть. Усталов и остальные пограничники лежат вповалку под кустом, офицеры обсуждают результаты. Ну, и договариваются, как писать рапорта о происшедшем. Чтобы похвалили, а не отругали. Оставим всех на минутку и окинем с высоты нашего с вами времени этих людей.
На дворе октябрь 1989 года. Буквально в апреле последние войска покинули Афганистан. Стране, чьи границы защищали эти, по – своему храбрые, но не без пороков, люди, оставалось жить около года. После развала СССР на территории бывшей Таджикской СССР вспыхнет гражданская война. И те же пограничники окажутся зажатыми между двух гражданских войн в Афганистане и Таджикистане.