Полная версия
Враг мой: Сокол для Феникса
Княжич до последнего верил, что Маришка просто нравилась. Потому что одна из тех, кто ещё при его жизни младшим княжичем всегда тепло дарила, улыбки и смех.
И пусть девчонка не узнавала в нынешнем Ярополке младшего княжича Твердомира, она всё равно была собой и принимала его добротой и мягкостью.
Да возмужал, да заматерел… Богдан последние годы был ещё суровей и требовал почти невозможного. Тверду пришлось с могучими дубами сражаться. Тягать стволы исполинские. Голыми руками сражаться с лютым и крупным зверем.
Зубами и когтями сражаться за жизнь в чащобе с нечистью.
И потому из тощего отрока и жилистого парубка Тверд преобразился в высокого и крупного молодого мужчину. В воина. Охотника.
На лице его теперь были борода и усы. Пусть не такие густые и богатые как у Радомира, но всё же это следы мужественности и взрослости.
Волосы до плеч тяжёлыми светлыми прядями вились. Лишь по возвращению в хижину лесную княжич их подбирал на манер учителя, тугой веревкой на затылке стягивая, дабы не мешались. А в село, к Маришке являлся с распущенными – верёвку по голове оплетая, как местные.
– Маришка, – попытался невнятно образумить боярышню, но она не позволила, руку к губам его приложила:
– Нынче гости пожаловали важные. Батюшка будет очень занят. Нянька тоже… И Алёнке не до меня, – прижалась хрупким станом в потёмках хоромины, обвила пряным запахом, теплом.
Ещё что-то хотел было сказать Тверд, как подняла она на него свои глаза, обласкивая взглядом, и младший княжич уже был в силках дурмана.
Полные губы, налитые и дрожащие – манили, да так, что не удержался Твердомир и вкусил запретный плод. Осторожно, мягко, чуть придержав за талию трепещущую боярышню. Сам не понял ощущение, потерялся… покуда его губ не коснулся стон разочарования Маришки. Вот тут зверь внутри взбунтовался. И тогда припал княжич к приоткрытому рту с большим жаром. Теперь поглощал, давил, мял. Упивался и глотал.
Маришка была необычайно вкусной и податливой.
Сладкой, как мед.
Твердь любил сладкое! Потому углубил поцелуй до сумасшествия и позволил телу то, чего лишал себя в отношении Маришки до сего момента. Плоть вмиг налилась и требовала разрядки. В груди заходилось неистовое сердце. А в голове лишь билась отчаянная мысль: «Взять! Сделать своей!»
Руки ужа давно жили сами по себе и исследовали девичьи округлости.
Маришка не противилась – ластилась, дрожала, стонала. И когда терпеть стало невмоготу, Тверд крутанулся и припечатал боярышню к стене. Жадно припал к её тонкой шее. Ненасытно целовал, пробовал языком, изучал, одной рукой сминая полную налитую грудь с острым соском, что так и просился в рот, а второй ловко задрал подол и сдавил мягкие ягодицы, к себе придвигая. Протиснулся меж стройных ног, и пока приспускал с себя штаны, освобождая окаменевшую плоть, коленкой придерживал совсем ослабевшее от его ласк девичье тело.
Ни на миг в этот раз не остановился. Ворвался в узкое лоно одним толчком. А сорвав болезненный «ох» с припухших, нацелованных губ, чуть обождал, пока привыкнет к нему внутри. Только Маришка расслабилась и вновь потянулась за лаской, насадил на себя крепче, а потом продолжил толкаться, проникая глубже в тесную влажность.
Маришка всхлипывала от каждого толчка. Одной рукой зарылась в его длинные волосы и стиснула в кулак, а другой комкала рубаху на мощном плече.
Тверд терялся в ощущениях, тонул. Сам не понимая, что с ним происходило, наращивал темп, напрочь забыв, что может причинить боль, и впитывая каждую жаркую волну, что подводила к долгожданной черте выплеска похоти. Уже на пике, прочувствовал, как сжалось лоно вокруг его ствола – прогнулась Маришка, ёрзая по стене, да так крепко вцепилась в его спину, что стегнула мимолётно боль от её когтей. Напряглась, став невозможно узкой и обмякла с протяжным стоном.
Тверд ещё качнулся пару раз, вбиваясь глубже, и извергся в боярышню. И так хорошо было… что впервые понравилось, когда девица отвечала с таким же пылом и страстью.
Надсадно пыхтя, Тверд дышал в макушку и слушал, как всхлипывала боярышня. Когда стало не по себе, шелохнулся:
– Ты чего? – голос был шероховатым и низким, ещё дрожал после буйства соития.
Девица опять шмыгнула носом.
– Не уж-то так больно было? – сама мысль отвращала.
Маришка рьяно качнула головой.
– Не понравилось? – донимал княжич девицу, теряясь в её эмоциях.
Боярышня всхлипнула с тихим смешком:
– Дурной ты, Яр, – её голос тоже был чуть хрипловатый. А ещё полный жизни и благодарности. – Очень хорошо было. Сама не ожидала. Нет, – торопливо поправилась, глазами огромными и заплаканными глянув на княжича. – Я была уверена, что с тобой будет правильно и хорошо. Просто не думала, что настолько…
– Вот же глупая, – чертыхнулся в ответ младший княжич, опуская девицу на ноги: хозяйство своё пряча в штаны, да под пояс: – Зря мы… – шикнул недовольно, себя кляня за слабость и слово не сдержанное.
– А я не жалею, – обласкала взглядом Маришка. Улыбнулась мягко и открыто, так, как могла только она, сразу отметая все сомнения прочь. – Я рада, что ты стал моим первым. Счастлива, что показал, как это может быть волшебно…
– Сюда иди! – нарушил трепет момента мужской требовательный голос с улицы за стенами сарая, вынудив Твердомира затаиться, а Маришку схорониться в угол.
– Чего тебе? – женский и недовольный, с налётом пренебрежения.
– Ты обещала вознаграждение, – значимо протянул мужик, – ежели новости придутся по вкусу, – припечатал укором.
Тверд собой подпёр Маришку в темени хоромины, спиной загораживая и прислушиваясь к шуму и голосам извне.
– А мне пока никак, – женский казался знакомым – полный, грудной и властный.
– Ведьма, – зло негодовал хрипом мужик, явно подступая к жертве. – Хочу тебя немедля!
– Как только уверуюсь, что в лесах иноземец и выродок Радомира, получишь! А пока – руки прочь! – повелительно и гневно.
– Змея подколодная! – зашипел мужик. – Я точно знаю, что это они! Узкоглазого лишь слепой не узнает! А охотник этот, который шкуры таскает нашей боярышне на развлечение… Это точно выблядок князя Минского! Зуб даю!!! – со злой решимостью.
– Яр! – тихий шелест Маришки вынудил заткнуть боярышню ладонью, и грозно нависнув, предостерегающие мотнуть головой: «Молчи!». Девица испуганно глаза вытаращила, а голоса на дворе продолжали яростным шушуканьем кидаться:
– Ведьма проклятущая!
– Вот и помни о том…
– Обманешь, – не слыша угрозы, напирал мужик. В следующий миг злобное шипение сменилось сдавленным стоном – посмертным хрипом – и ещё через секунду раздался шуршащий шлепок тяжелого на землю.
– Ублюдок безродный, – тихо-тихо негодовала ненавистью женщина. –Сказала же, пусть Бурый проверит – они ли прячутся в лесах. Обождал бы чуток, – пауза. – Хотя, – тон стал задумчиво-ленивым, – и тогда бы я тебя убила, – брезгливое бормотание, как и удаляющиеся шаги, стихло.
Тверд несколько секунд обождал, подаст ли ещё кто-то голос, звук, но когда лишь сердце гулким эхом отбивало ритм в голове, шумно выдохнул. Отнял ладонь от лица Маришки.
– Ты?.. – в огромных глазах боярышни затаилось недоумение.
– Я! – нахмурился младший княжич. – А теперь, ступай, – подтолкнул к выходу.
Маришка была явно под впечатлением от всего случившегося. Плелась в прострации, её чуть качало.
– Маришка, – вдогонку бросил. Девица подавленно глянула через плечо. – Ты голос женский узнала?
Боярышня чуть помедлив, кивнула:
– Семидола. Ведьма! – убито прозвучало. – Кто ж её не знает.
Теперь сердце ухнуло в печёнку, дыхание оборвалось, ноги понесли прочь, едва не сшибив Маришку, хотя голова ещё туманом страха полнилась.
Как мчался по лесу – неведомо, и даже к мраку ночному глаза быстро привыкли.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.