Детектив с Лысой Горы

– Тысяча. Тысяча золотом.

Судя по выражению ее лица, мне следовало просить пожертвовать ее своей белоснежной коленкой. Эта плата далась бы ей легче. Однако я был неумолим:

– Аванс сейчас!

– Сотня?

– Сто шестьдесят!

– Заметано

– Шестьдесят пойдут в зачет долга

– Я поняла, – с кислой улыбкой ответила Алиса.

Путь на первый этаж показался раза в три короче, чем с первого на третий. Ганса мы оставили сторожить квартирку. Кисель обещал прислать на смену кого-нибудь из проверенных бойцов. В офисе я получил обещанные деньги, миновав очередную попытку подвергнуть меня пыткой с помощью табуретки. Самым сложным было улизнуть от Алисы, которая, видно, полагала, что, взяв аванс, я тут же, прямо на глазах у изумленной публики, извлеку чужих – с помощью некоего хитросплетения рук и ног, блестящего черного цилиндра и белоснежных перчаток. Нет. Не извлек – наверное, только потому, что нет у меня ни цилиндра, ни перчаток.

Прошел час с момента обнаружения пропажи таблички. У меня нет долгов. У меня есть деньги. У меня есть первый заказ в качестве частного детектива, кстати, от зрелой брюнетки, и… И большое желание кинуться в бега. Даже не знаю, что удержало меня от того, чтобы «сделать ноги» – то ли желание подержать в руках восемьсот сорок золотых, то ли врожденная порядочность. Боюсь, все же первое.

Глава шестая

В гостях у человека-добермана

Заключая договор с властью, помните, что договор подписывает не власть, а человек.

Из «Энциклопедии взяточника»

Курить я не люблю. Но, чтобы не впасть в прострацию, когда мозг окаменевает и вместо мыслей выдает лишь сигнал «Рота, отбой!», беру трубку и методично прохожу ритуал раскуривания. Здесь важно не пропустить ни одного этапа. Сначала я разбираю трубку на части и каждую часть тщательно чищу. Обычно в этом месте мне в голову приходит умная мысль, и прибор для курения, вновь собранный, прячется на свое законное место в ящике стола. В этот раз я дошел до рекордной стадии – табак был погружен в чашечку трубки. Оставалось только взять с полки спички – а умные мысли в голову так и не приходили.

Может, я и придумал бы, как найти чужих, но сам факт их появления загонял мои мозги в состояние глубокого сна. Стена – непреодолимое препятствие, и это такая же непреложная истина, как и то, что воздухом дышат, а вода мокрая и жидкая. Однако они здесь. Значит, то ли в Стене дырка, то ли дырка у меня в мозгах, то ли вода не такая уж и мокрая. О горе мне, горе! С другой стороны, если брешь в Стене и есть, она должна быть небольшой и незаметной, иначе… Не знаю, как насчет наплыва сюда… Знаю, что было бы довольно сильное движение отсюда.

Думай, Алекс, думай!

Думать, однако, было лень, и я решил пересчитать деньги. Сто золотых рублей – сумма не бог весть какая, но даже в самые удачные времена у Киселя столько денег сразу я в руках не держал. Тем более – в гвардии. После Большого Баха бумажные деньги прекратили свое хождение. Слово «рубль» снова обрело свое исконное значение. Нынешние деньги изготавливали из золотой и серебряной проволоки путем рубления на куски. Кучка, возвышавшаяся передо мной, радовала взгляд и грела душу, на несколько секунд я даже забыл, что эти деньги мне еще придется отрабатывать. Если бы сейчас кто-нибудь вошел, он решил бы, что я помешался на почве богатства. Разложив рубли по всей поверхности стола, я пытался найти отличия между ними. Попутно я поочередно прикусил каждый, чтобы убедиться, что это золото. Впервые я видел такое количество золотых рублей без характерных следов человеческих зубов…

К деньгам не присматриваешься – их знаешь на ощупь. И это не случайно, сама технология их изготовления подразумевает что грани, которые образуются в результате рубки, весьма своеобразны. Но только не у тех рублей, что дала мне Алиса. Их явно не рубили. Эти кусочки золота то ли выплавлены, то ли тщательно отшлифованы. Но удивительно даже не это. Они абсолютно одинаковые. И ребенок знает, что не бывает двух одинаковых рублей. Даже абсолютно новенькие рубли немного отличаются, а уж двух одинаково затертых рублей не может существовать в принципе.

У меня же их – сотня.

А ведь я, пожалуй, знаю, где их взяла Алиса.

* * *

Майор Яковлев был страшным человеком. Всегда. Нормальная реакция на окружающих у него была лишь в те моменты, когда окружающие были врагами и были обнаружены, но еще не уничтожены. К несчастью для всех остальных и счастью для Короны Яковлев уничтожал своих противников очень быстро. Я уверен, что у власти и вовсе не было бы врагов, если бы им (врагам) просто вовремя рассказывали о существовании жуткого майора. Полковник – верховный главнокомандующий нашей гвардии – обожал таких людей. Вероятно, в детстве он увлекался разведением доберманов и теперь надеялся вывести новую породу людей, которые с таким же усердием реагировали бы на команду «фас». Я думаю, Яковлев мог бы дать фору любому доберману. К несчастью, в то же время майор был единственным чином в верхушке гвардии, которого я знал лично.

– Фальшивые деньги, Алекс… – он захохотал. Его рука уверенно сгребла со стола десять золотых рублей. Когда рука вынырнула из-под стола она была уже свободна от тяжести благородного металла. – Фальшивые деньги подлежат конфискации, а распространители фальшивок подлежат повешенью, ты в курсе Алекс?

Я был в курсе. И два гвардейца нарисовавшиеся за моей спиной тоже были в курсе.

Строго говоря назвать эти рубли фальшивыми было не за что. Какая в конце концов разница как именно золото приобрела форму рубля? Главное, чтобы оно оставалось самим собой.

– Ладно, не трусь, детектив хренов, будь проще. Чего ты хочешь, и что мы за это получим?

Гвардейцы, уловив смену настроения, моментально улетучились. Я глубоко вздохнул и порадовался возможности так легко и свободно дышать.

– Мне нужно найти жуликов, которые расплатились с Алисой этим золотишком.

– Ну, а мне что с этого? – Вот он момент истины: шаг влево, шаг вправо – и гвардейцы, а вместе с ними и близкая перспектива виселицы вернутся, стоит только майору приподнять правую бровь.

– Если с вашей помощью я поймаю жуликов, то, согласно закону все фальшивые рубли вы должны конфисковать, ведь так? Что вы и сделаете. А так как хоть рубли и фальшивые, но при этом все же золотые, то вы вполне можете их употребить на пользу гвардии!

Ну да, как же, на пользу гвардии – я же видел, как за его зрачками пришел в действие механизм шевеления извилинами: извилины тяжело, но верно рисовали список покупок, в котором тут же проставлялись галочки, и подбивалась нужная сумма.

– Значит, так, – молвил Яковлев, судя по нахмуренным бровям, враг был избран. – Денежку твою фальшивую оставлю у себя… как образец (кто бы сомневался), а за информацией завтра зайдешь. Может, моя ребятня и найдет чего.

Если уж его ребятня не найдет чего, тогда остается на Лысую гору за советом бежать. Только мне уже не шестнадцать, чтобы верить в добрых волшебников. Что ж, дело двинулось. А Стена как стояла, так и стоит, и чужим в наших краях делать по-прежнему нечего.

А умные мысли у меня так и не появились…

Глава седьмая

Золотые маршруты

Если бы собаки были способны чуять запах прибыли, профессия кинолога была бы куда более престижной

Из справочника «1000 профессий»

Кто-то очень сильно ошибся. Будить меня подобным образом не рекомендуется даже любимой женщине, если я когда-нибудь докачусь до того, чтобы не только вместе ложиться, но и вместе вставать. У меня реакция неправильная. Майор Яковлев, тогда он еще был лейтенантом, вообще называл меня психом. Если он и был прав, то это касалось утренних часов. Процесс моего пробуждения должен происходить с той же деликатностью и мягкостью, что и транспортировка нитроглицерина. Мало кто знает, что такое нитроглицерин и как с ним надо обращаться. Мало кто выжил. Гвардеец об этом не знал. Алиса, которая его пустила в дом и любезно провела к моей квартире – тоже. Правда, эмоции у них были прямо противоположные. Алиса с видимым удовольствием наблюдала за изменением цвета моего лица, пока я соображал, что кроме семейных трусов, которые в силу своего возраста обрели известную степень прозрачности, на мне больше ничего нет. Эмоции гвардейца легко читались и были стандартны. Стандартные эмоции человека, которого только что стукнули черепом об пол. Чего-чего, а этого у меня не отнять – рукопашный бой всегда был моим любимым развлечением.

Алису мне удалось выдворить за дверь секунд за десять, правда, ее хихиканье я слышал значительно дольше. На умывание и одевание я потратил еще минуту. А вот с солдатиком пришлось повозиться дольше. Придя в себя, он все время пытался от меня спрятаться. Это в моей-то спальне в десять квадратных метров. После парочки тумаков и стакана воды гвардеец наконец заговорил. Парню досталось только за то, что майору Яковлеву захотелось со мной повидаться.

От моего дома до комендатуры два квартала. Комендатура располагается, вероятно, в старейшем здании города – в знаменитых Золотых Воротах. Яковлев сидит на самой верхотуре. Идти предстояло в гору, перепрыгивая провалы с одного островка асфальта на другой. Прорезная улица идет в гору достаточно круто для того, чтобы ни одна здравомыслящая лошадь не рискнула на нее завернуть. Потому-то покрытие на ней ни разу не чинилось: ремонт дорог у нас производится исключительно по случаю возросшего травматизма лошадей или поломок карет важных господ.

Рядом раздалось стократно усиленное кошачье урчание. Еще одна семейка урчалок появилась в городе. Урчалки в основном распространены в истоках Припяти, а в последнее время появилась мода селить их под домами. Они насекомых жрут в огромных количествах. Нажравшись, урчат как стая довольных котов – зато о комарах и мухах можно забыть. Гигантский язык, который они, видимо, унаследовали у своих предков лягушек, молниеносно выдергивает из воздуха все, что жужжит. На Припяти, кстати, водятся насекомые размером с кошку, но урчалки каким-то образом справляются и с ними. Сами урчалки тоже не маленькие, ростом с человека. А голова большая и круглая, говорят у них мозг больше человеческого раза в три. Им они, наверное, и урчат. Кстати, в городе я ни разу не слышал их знаменитого урчания: еды мало. Может, эта случайно крысу сожрала. Бедные крысы, еще одна напасть на них…

Адское пламя в глазах моего бывшего командира сегодня сменил ласковый огонек лесного пожара. Спозаранку гвардия перетрясла карманы торгашей на Сенном рынке. Фальшивых, по определению майора, но волне золотых рублей нашлось много, и почти все они осели в карманах у гвардии. Яковлев не поленился даже нарисовать маршруты распределения этого микроклондайка. Картинка получилась прелюбопытная. Яковлев, несмотря на свою патологическую жадность и жестокость – профессионал высшей пробы. К тому же (судя по качеству и оперативности проведения операции) майор решил, что фальшивые рубли угрожают безопасности города.

Исходя из схемы, золото к нам попало со стороны Лавры, причем совершенно точно его принесли не монахи, до сих пор живущие в её катакомбах. Всё, что они могли бы принести в город, – это пара-тройка высохших мумий, которые, как говорят, до сих пор хранятся в заброшенных монашеских кельях Печерской Лавры. Создавалось впечатление, что сначала прошелся кто-то один, а вслед за ним – другой. Причем первый от второго то ли убегал, то ли просто плутал по городу. Его маршрут заканчивался у Алисы. Второй маршрут был длиннее и, дойдя до Алисы, сворачивал на Рейтерскую. (Рейтеры – тяжеловооруженные всадники, когда-то целый полк этих суровых мужей был расквартирован на этой улице. Как гласят предания, развлекались они избивая стрельцов. Кстати, соседняя улица – Стрелецкая, жаль, от полков остались одни названия.)

– Ну, что скажешь, умник?

Кажется, Яковлев впервые положительно отозвался о моем интеллекте. Что тут скажешь…

– Скажи «спасибо» гвардии за помощь! – Яковлев расплылся в улыбке и поманил за собой. С узенького балкончика, на который мы вышли, была видна и Лавра, и развалины на левом берегу Днепра, и Прорезная до самого Крещатика.

– Мы сможем вычислить источник?

– Гвардия может всё! – Яковлев закурил и окутал дымом балкон. – Нам, Алекс, надо подождать одного человека, а потом мы совершим экскурсию. Но сначала ты должен мне рассказать всё, что ты знаешь об этой истории, а не тот бред, которым ты меня накормил. Чтобы Алиса переживала из-за неправильных рублей… Они золотые? Золотые! Так чего из-за них переживать? Алиса могла переживать только по причине их нехватки, в остальное – не верю.

Рассказывать о квартирантах Алисы мне не хотелось, ничего путного, а главное, безопасного в голову не лезло, но в этот раз мне повезло. Позади нас раздалось тактичное покашливание. Робко покашливал призрак. Не хочу вас пугать, но призраки существуют и к тому же обычно кому-то служат. Доктор Лейзерович объясняет факт существования этой породы существ крайними случаями шизофрении. По его словам, при весьма специфических условиях расщепление личности человека может доходить до физического отделения ее части. Эту фразу я заучил наизусть, чтобы привораживать женщин и отпугивать мужчин. Иногда, мне даже кажется, что я понимаю, что он имел в виду. Призраки мало заметны, проворны, и практически безвредны, поскольку слабосильны. Зато лучшего шпиона не найти. Вот гвардия и не ищет. Необходимое условие их существования – повышенный уровень радиации. Ну, с этим у нас все хорошо. Достаточно внимательно вглядеться в прохожих на улицах, чтобы убедиться, что радиация крепко держит нас в своих объятьях.

Говорить призраки не могут, поэтому докладывать майору ему приходилось мельтеша руками и строя зверские рожи. Яковлев всосал информацию, после чего перегнулся через перила и крикнул. В метре от удара молнии гром тише голоса майора. Призрака, кажется, снесло с балкона, по крайней мере, больше ему деться было некуда. Не успели отгреметь раскаты яковлевского баса, как в кабинете уже стоял, вытянувшись по струнке, сержант Алехин. Если быть справедливым, то слово «струнка» не совсем подходит для описания Алехина. Скорее уж речь должна идти о канате, а то и о трех канатах, связанных вместе. Как-то мне довелось видеть, как он подтягивается. Шансы наблюдать усталость металла, из которого сделан турник, значительно выше, шансов увидеть усталость Олега Алехина. Олег возглавляет Костяное отделение. Когда-то я мог с полным правом сказать – мое отделение. Так вот, Костяные всякими глупостями по вышибанию золотишка из карманов доверчивых граждан не занимаются.

В нашем городе-государстве с помощью коронного суда решаются вещи действительно серьезные – кто кому на ногу наступил, семейные ссоры… А когда речь идет о человеческой жизни – гвардия решает сама. Обычно этим решением является Костяное отделение Алехина.

Глава восьмая

Гвардия – вперед!

В схватке нет места для благородства.

Из «Методик Института Благородных Девиц»

Источник потенциального богатства майора Яковлева находился в одном из домов на Рейтерской. Улице бандитской, где гвардию очень не любили. Вообще, любили гвардию исключительно жены и любовницы, причем последние меньше чем первые, так как дождаться от гвардейца денег или подарка нереально. В лучшем случае гвардеец может поделиться пайком. С учетом частоты выдачи этих пайков, в ожидании этого события могла пройти вся молодость, а вместе с ней и красота. А кто же с уродиной делиться будет?

Моя комбинация с привлечением властей – дала результат. Финансовый. Яковлев деньги получил. Горожане потеряли. Однако сейчас у нас есть шанс все-таки взять одного из тех, кто с такой щедростью тратил золотые. В случае всеобщего успеха, у меня появится возможность долго и доходчиво отвечать на целый ряд вопросов в подвалах Печерского дворца. С другой стороны, оттеснить гвардию, почуявшую запах денег, не представлялось возможным. Оставалось надеяться на удачу, которая изменила мне в тот момент, когда я решил стать частным детективом.

Ну, и вопрос проницаемости Стены меня не мог не беспокоить. Что-то я упустил. Чем больше я напрягался, чтобы исправить этот пробел, тем дальше он прятал свой хвостик, за который я так хотел ухватиться.

Дом был обложен по всем правилам осады. Наметанным глазом я различил шлемы арбалетчиков на крышах соседних домах. По дворам вокруг дома затаилось не меньше взвода гвардейцев. Разбитые по отделениям, они перекрывали каждый отход от дома. Так что наша задача была простой – не подставиться и взять языка, а если и не взять, так спугнуть – все равно нашей птичке дорого одна: в сети майора.

Дом оказался средней величины – в четыре этажа, по десятку квартир на каждом. Почему-то я не удивился, когда мы оказались на третьем этаже. Наша потенциальная жертва жила в четвертой квартире от входа на этаж, но Алехин сначала по-тихому прощупал остальные. Сделать это было легко: занятой оказалась только одна из них – юноша и девушка, которые занимали квартиру были при этом весьма поглощены друг другом, и так и не узнают, что их анатомические характеристики получили вполне лестную оценку от восьми умудренных опытом мужчин.

Не рассчитывая на ключ, отданный хозяином дома, Алехин вошел в искомую квартиру, позволив себе не заметить дверей. А дальше случилось то, о чем я втайне мечтал очень давно. Алехин встретил достойного противника. Наша потенциальная добыча тоже не рассчитывала на крепость двери и, кажется, даже ждала, когда же она распахнется. В итоге вместо ласкающих слух криков в духе: «Ой, кто это!? Ой, за что это?! Только не по лицу!» Алехин, идущий первым, услышал шум кулака рассекающего воздух. Нет, восточными единоборствами с криками безумных попугаев и неудачными балетными па здесь, похоже, не пахло. Просто этот человек был быстр и силен, а вдобавок на редкость уродлив. Можно прожить всю жизнь и так и не увидеть такого шнобеля. Судя по размеру этого органа для вдыхания и выдыхания, можно было предположить, что его счастливый владелец вот-вот выхватит шпагу и начнет в промежутках между выпадами декламировать баллады. К тому моменту, как я с остальными мужиками подоспел на помощь командиру, скорость шнобелеобладателя увеличилась вдвое. Однако против мачете появившегося в руках Алехина у него шансов не было. И он поступил весьма разумно – решил отступить на заранее подготовленные позиции. Единственный путь к побегу давало окно, и я уже приготовился услышать звон разбитого стекла и мягкий шлепок тушки о мостовую. Когда же он развернулся и, вытащив из-за пояса здоровую штуковину с раструбом, заорал на нас: «Назад уроды!», я, честно, сказать подумал только о том, не его ли это призрак служит у Яковлева – уж больно он напоминал шизика из городского дурдома. О том, что парень не отсюда и относиться к нему надо осторожно, я вспомнил позже. Точнее – поздно.

Гвардейцы медленно продвигались к маньяку, надеясь на, что тот все-таки не будет прыгать из окна. В следующий момент раздалось громкое жужжание, как будто стая мух только что пролетела над ухом, и шесть гвардейцев легли там, где только что стояли.

Я остался в вертикальном положении – и с глупейшим выражением лица. Мимо меня проскочил носатый, следом – пришедший в себя Алехин. Олег единственный из нас при виде штуковины с раструбом догадался грохнуться на пол, чтобы теперь составить компанию беглецу. То, что только что произошло, не укладывалось в привычную картину мира. Если бы фокус с жужжащей трубкой продемонстрировал какой-нибудь колдун – это было бы нормально. Только колдуном носатый не был. Иначе мы бы просто не вошли в его квартиру, да и шансов подраться с ним не было бы никаких.

Выйдя из ступора, я ощупал ребят – дышат, уже хорошо. Видно, что-то усыпляющее-парализующее. В принципе, винить носатого трудно, не знаю, что бы я делал, ввались ко мне в квартиру восемь здоровых мужиков. Спрятался бы под кроватью?

Рядом прошуршал призрак. Значит, за пацанами скоро пришлют… Осмотрев в последний раз квартиру, я выскочил вслед за Алехиным. Знание схемы проходных дворов – большое преимущество в преследовании всяких носатых субъектов незнакомых с городом. Погоня стремительно выкатилась с Рейтерской, значит, жужжащая штуковина снова пускалась в действие, просто так мимо гвардейцев не пройдешь. Преследователи и преследуемый проследовали мимо комендатуры, вызвав приступ веселья у караула, и нырнули на родную Прорезную. (Может сменить место жительства?) Арбалетчики пока молчали, видимо Яковлев надеялся взять носатого живым. Да и убивать его, было, в общем-то, не за что.

Носатый снова взялся за старое: поднял трубку на уровень глаз и нацелил ее в сторону приближающегося Алехина и отставших на несколько шагов гвардейцев из резерва. Снова раздалось жужжание стаи мух, и на этот раз Алехину не удалось уклониться от встречи с действием нетутошнего прибора, что вряд ли должно было добавить оптимизма носатому. С одной стороны его уже фактически достали отставшие от Алехина гвардейцы, а с другой – взявшие его на прицел арбалетчики явно теряли терпение. Да и я уже тоже был недалеко, а шанса своего я обычно не упускаю.

Мы все были рядом. Поэтому предельно четко видели то, чего бы предпочли не видеть никогда. Один из нас и не увидит. Потому что ему пришлось это еще и почувствовать. Бледно-красная лента вылетела из подвала дома, рядом с которым находился носатый. Она обернулась несколько раз вокруг него, подняла в воздух и со свистом втянулась в подвал. Я знал, что это было. Еще через минуту, об этом узнали и окружающие, когда улицу залило этакое безобидное урчание. Надо же, а урчалки-то, оказывается, промышляют не только насекомыми. Я вспомнил, сколько раз проходил мимо этих казавшихся безобидными тварей. Остается только гадать, почему я не был схвачен и сожран. Может они местных не трогают?

Обидно: ведь я уже вышел фактически за спину чужака и мог через секунду подлейшим образом ударить его по затылку. Думаю, если бы он знал, что его это ждет, он бы тоже предпочел получить головную боль.

Гвардейцы тем временем вытягивали из подвала двух здоровенных ежиков. Так выглядели урчалки после залпа арбалетчиков. Освобождать чужака не было смысла – урчалки ко всему еще и ядовиты

Глава девятая

Легенда о Мокаше

Мне кажется, по поводу действия, которое равно противодействию, Ньютон что-то напутал

Из предсмертной записки невинно осужденного на смертную казнь

По городу прокатилась кампания по уничтожению урчалок. В квартире носатого обыскали каждый сантиметр и не нашли ничего, кроме газеты и денег. С учетом того, что на деньги я не претендовал, газету мне разрешили забрать. У нас газет не выпускают. До того факта, что это именно газета, я дошел своим умом, спасибо маме с папой – старинных книжек в родительском доме достаточно для создания иллюзии обладания эрудицией. Да-да, я даже знаю слово «эрудиция». А вот прочесть эту газету я бы не смог при всем желании. Нынче легче найти переводчика с языка птиц, чем знатока английского. Почему английского – не знаю. Я решил, что газета была английская – точно не китайская, у тех буковки другие. Наверное, у кого-то сохранились словари, хотя вряд ли. В первую зиму после Большого Баха жгли всё, что горело. То, что у нас в семье сохранились книги, объясняется маниакальной любовью деда к томикам в мягком и твердом переплете, а главное – умением их прятать.

Сейчас книги на вес золота. У нас в городе вообще какая-то необузданная страсть к чтению и книгам. Трудно объяснить чем это вызвано, быть может это тоже своеобразная мутация?

Ценнее текста была картинка довольно неважного качества, на которой были изображены двое. Мужчина и женщина, явно за сорок, улыбались с газетного листка прямо мне в лицо. Они держали в руках кусок ткани, которая мне что-то очень сильно напоминала, а большие буквы заголовка гласили «IMPOSSIBLE». Алиса признала в парочке на картинке своих квартирантов. Кто знает, быть может, о них тоже позаботились урчалки. А завтра об Алисе позаботятся на Лысой горе.

Мой первый же заказ закончился полным провалом. Мало того, как ни крути, но и смерть одного из чужаков на моей совести. Смерть ужасная и абсолютно бессмысленная. Чужих видело полгорода, но – только один день. Прошвырнувшись по продуктовым лавкам и накупив снеди на месяц вперед, они совершили марш-бросок по мастерским скупив всяких материалов и орудий труда, после чего как в воду канули. Ну, тут как раз все сходится – легли на дно и теперь дожидаются, когда шумиха стихнет. Одно непонятно – куда так удачно могли «лечь» люди, впервые попавшие в город?

С улицы донесся характерный стук костыля. По всей видимости, это Григорян шкандыбает, дабы почтить меня своим присутствием. Два дня назад я оставил ему записку в развалинах консерватории. Вот такая у нас система связи. От консерватории осталась только колоннада и мраморный подоконник у бывшего служебного входа. Этот подоконник и служит нам почтамтом. На чудом сохранившейся мраморной плите всегда разбросано несколько сотен записок. Расположенные в центре города развалины «консы» – хотя бы раз в два-три дня обязательный пункт маршрута каждого, кто стал клиентом этой бесплатной почтовой службы, В записке я пообещал угостить Григоряна пивом, что давало стопроцентную гарантию его прихода. Григорян – городской сумасшедший и единственный в городе производитель, а значит, и поставщик бумаги. Чудо-агрегат, работающий на угле, перемалывает коноплю, а затем ее прессует. Раньше всю бумагу привозили с юга. Благодаря Григоряну мы обрели бумажную независимость. Другой бы на его месте стал одним из городских магнатов, переехал в большой дом, обзавелся охраной, любовницами и, быть может, построил бы трубопровод до ближайшего пивного заводика. Но все эти «бы» остались нереализованными, Григорян оставался таким же полунищим и полусумасшедшим инвалидом. Половина правой ноги Григоряна представляла собой деревянный протез с металлической набойкой – одна из жертв на его личном пути к вершинам технического прогресса. В тот злосчастный день он испытывал собственноручно изготовленную мортиру. Орудие взорвалась, гвардия перестала присматривать за Григоряном, протез обрел хозяина. Любое огнестрельное оружие в наши дни взрывается. Как правило, еще до первого выстрела. Думаю, это какое-то заклятие, которое ведьмы наложили на порох. Хорошо это или плохо, зависит от того, будете вы кого-то держать на мушке или же этот кто-то – вас. Точно можно сказать одно: благодаря этому работа военного требует больших физических усилий.