Посильная помощь

Он заново рассказал и про приходившего в их подъезд газовщика, и про аварийную плиту соседки, и про подругу Надежды Ларису, которая, как он выразился, щедро посодействовала в оказании помощи одинокой Светлане Ивановне. Валерий Захарович старался как можно острее затронуть тему одинокой старости, поскольку знал, что своей семьи у Надежды еще нет, и живет она в квартире одна со своей кошкой. Получив от Надежды купюру уже покрупнее, он еле сдерживая улыбку, покинул ее квартиру. Затем он обошел еще несколько квартир из своего списка, после которых специально выделенный для этой цели конверт пополнился еще несколькими купюрами. «Ну что ж, дело идет. Пора и перерыв сделать», – подумал он и спустился к себе в квартиру, где на кухне его уже ждал приготовленный Галиной сытный обед из трех блюд.

Прошла неделя. За это время им были заново развешены взамен сорванных новые объявления о ковриках для подъезда, специально отведенный конверт поплотнел, пополнившись еще несколькими новыми купюрами, а неотмеченных в блокноте квартир оставалось все меньше. Собранные на плиту средства Валерию Захаровичу никак не хотелось тратить на свою соседку, ведь с каждой полученной купюрой образ долгожданной кожаной подставки для ног из эксклюзивного каталога вырисовывался все отчетливее и отчетливее, и иногда даже настольная лампа в стиле Тиффани пыталась выглянуть из-за нее.

В один из дней его неожиданно осенило и, ни сказав никому ни слова, он рванул к себе на дачу и вернулся уже под вечер с большой тяжеловесной запылившейся картонной коробкой. Попросив местного дворника помочь ему дотащить коробку до квартиры, он поставил ее в коридор, чтобы та дожидалась своего часа. Внутри оказалась когда-то им купленная и до сих пор даже не распакованная дешевенькая газовая плита. Ведь в его садоводческом товариществе, в котором у него был дачный участок, передумали проводить газ.

Была почти ночь, дома все уже спали, когда Валерий Захарович решил вновь повторить свою попытку, ведь новые объявления были расклеены, а денег на покупку ковриков до сих пор было не достаточно. Стараясь не греметь ключами и взятыми с собой необходимыми инструментами, он вышел из квартиры, поднялся пешком на этаж, где находился лифт и нажал на кнопку. Оглядевшись по сторонам, он вошел в лифтовую кабину, достал инструменты и принялся за электронную панель, находящуюся внутри. Внезапно его боковое зрение зафиксировало, как кто-то проскользнул по коридору. Его ладони похолодели и уже едва могли сжимать инструменты. Неужели его кто-то заметил во время поломки лифта? Он положил инструменты в карман, осторожно высунул свою голову из кабины и осмотрелся. В коридоре никого не было. Он еле слышно ступая, словно выслеживая какого-то зверя на охоте, вышел в коридор и, прячась за кабину лифта, выглянул из-за нее.

На площадке между этажами стояла женщина. Ее крупная и грузная фигура, облаченная в ярко-красный байковый халат советских времен, выделялась ядовитым пятном на фоне покрашенных в светло-бежевый цвет стен подъезда. Неожиданно женщина повернулась, и Валерий Захарович смог увидеть ее одутловатое, неопределенного возраста с проскальзывающими детскими чертами лицо. Ее пустой и неподвижный взгляд был направлен куда-то в стену и казался каким-то отстраненным, а лицо выражало глупую улыбку. Она подошла к стене, сорвала приклеенное объявление и грубым уверенным движением затолкала его в уже распухший видимо от ранее сорванных листков карман халата. Затем будто что-то почувствовав, она резко повернулась в сторону Валерия Захаровича и уставилась на него. От неожиданности он так растерялся, что несколько секунд не мог отвести глаза от ее гипнотического взгляда и что-либо сказать. Очнувшись, Валерий Захарович скрылся за кабиной лифта и быстрым шагом стал спускаться на свой этаж. Только очутившись в своей квартире, он почувствовал прежнее спокойствие, но мысли не отпускали его и, словно молнии, поочередно сверкали у него в голове. «А если она заявит на меня в полицию? Ведь она могла видеть меня и раньше, как я ломал лифт?» – подумал он, и его лицо передернулось. Он уже напрочь забыл про его сорванные объявления и был обеспокоен лишь крупным штрафом, который он мог получить за намеренную поломку лифта. Только лишь дома он осознал, что мог бы поговорить с незнакомой женщиной и попробовать с ней договориться полюбовно, а не скрыться как какой-то преступник. А теперь где ее искать? Он еще раз открыл список всех жильцов у себя в блокноте, и не найдя квартиры, в которой могла бы жить незнакомая ему женщина, пошел спать. В ту ночь он еще долго не мог уснуть.

На следующий день, встав раньше обычного, он позвонил работнику газовой службы Сергею.

– Сережа, это Валерий Захарович. Я тут плиту купил. Надо бы ее установить моей соседке, а старую выкинуть. Сможешь сегодня?

– Думаю, да, – как-то неохотно ответил Сергей. – Вы ее спросите, часов в три она дома будет?

– Будет, а куда она денется то? Она как раз в это время свою…ка…ну в общем, музыку играет, – чуть не сказав лишнего, ответил Валерий Захарович. – Не забудь ей только сказать, что плита бесплатная, а я потом с тобой рассчитаюсь.

– Хорошо, тогда ждите, – завершил разговор Сергей и повесил трубку.

В оговоренное время Сергей с напарником заглянул в квартиру к Валерию Захаровичу за плитой.

– Сережа, вы как установите, заглянешь потом ко мне?

– Ладно, – глянув на своего напарника, буркнул Сергей.

Через некоторое время в дверь Валерия Захаровича позвонили, и Сергей снова вошел в квартиру, но уже без напарника, который ждал его со старой плитой соседки в коридоре.

– Мы все установили, старую демонтировали. Она сначала сопротивлялась, не верила, что бесплатно, но мы ее уговорили.

– Вот и отлично, – радостно произнес Валерий Захарович и протянул Сергею несколько купюр. – Поделите между собой.

***

Светлана Ивановна, сухенькая и немного скрученная, как скрипичный ключ, пожилая учительница консерватории жила в небольшой двухкомнатной квартирке. Ее квартира была давно не тронута ремонтом, а из ценных вещей было только черное акустическое пианино, подаренное преподавателями и учениками консерватории на юбилей. Ремонт или какие-то другие обновления в квартире ей были не нужны, да и денег у нее на эти излишества не было. Она жила в огромном мире, полным образов, настроений, эмоций и переживаний, которые щедро дарила ей музыка. Каждый раз, когда она играла на пианино, вкладывая всю свою душу в исполнение, карусель звуков уносила ее в те далекие времена, когда она будучи молодой выпускницей с кудрявыми каштановыми волосами, собранными чехословацкой заколкой с камнями, блестяще выступала на отчетных концертах. Она всегда чувствовала музыку, ощущала ее на кончиках пальцах, даже когда не садилась за инструмент. Повседневной окружающей ее жизнью и бытовыми трудностями она интересовалась мало, замечая их лишь тогда, когда в ее музыкальный внутренний мир вторгались непонятные и неблагозвучные ей композиции. Последнее же время постоянные звуки ремонта из соседней квартиры нарушали ее трепетно созданную душевно-музыкальную гармонию. Выход у нее был только один – играть ее любимые произведения.

В тот день как обычно она ожидала одного из своих учеников на занятия. К своим урокам она тщательно готовилась: изучала заново музыкальное произведение, отмечала на пожелтевших по краям нотах трудные, требующие особой проработки моменты, бережно вытирала пыль с инструмента и нарядно как на концерт одевалась. И в это раз она достала из старого деревянного лакированного шкафа висевшую на плечиках темно-синюю шелковую блузку с большим бантом времен отчетных концертов. Она по-прежнему ей была в пору, даже слегка свободна. А вот по поводу юбки она сомневалась: то ли ей надеть прямую угольного цвета с последнего юбилея, то ли серую плиссированную, купленную всего несколько лет назад в секонд-хенде. Она ведь совсем еще новая. «Черную или все-таки серую?» – сказала она вслух, проходя в другую комнату с накинутыми на руку юбками мимо напольного зеркало-трюмо с облупившимися по периметру вензелями. «Поняла, лучше серую», – пришла она к выводу, выйдя из этой комнаты.

«На сегодня я подготовила отрывок из концерта номер один для фортепиано с оркестром», – громко, почти на всю квартиру произнесла она. «Конечно же Брамса. Мне тоже больше близка его симфония номер четыре, особенно ее третья часть. Элементы нисходящей до мажорной гаммы в начале…», – продолжила она, не смотря на присутствующую в квартире тишину.

Тут раздался звонок и, закрыв дверь в одну из комнат, она посеменила изношенными тапочками к входной двери, иногда поскрипывая старым паркетом. Она посмотрела в глазок. В коридоре стояли двое мужчин в какой-то спецодежде. «Наверное, после работы заниматься пришли. Устали небось, а я им Брамса», – с сочувствием сказала она и открыла дверь.

– Светлана Ивановна, мы из газовой службы. Плиту Вам пришли поменять на новую, – отчеканил один из мужчин. – Я к Вам уже приходил раньше. Вы меня помните? Меня Сергей зовут.

– Какую плиту? Я Вас не помню. Вы новенькие? Давно занимаетесь?

– Нам бы на кухню, плиту отсоединить. Новая вон там в коридоре стоит, – продолжил Сергей и показал рукой на большую картонную коробку. – Сейчас мы ее занесем.

Мужчины затащили коробку сначала в прихожую, потом на кухню, проворно распаковали плиту и живо принялись за работу. Светлана Ивановна растерянно наблюдала за быстро меняющимися событиями в ее квартире. В голове у нее тем времен непрерывно звучала интермедия «Полет шмеля».

– А зачем мне это все? Мне ничего не надо, – не понимая, что вообще происходит, произнесла она. – Верните, все как было.

– Ваша плита не рабочая, вот акт, – сказал Сергей и протянул ей бумагу. – Это плита новая, хорошая.

– Все равно мне ничего не надо, и денег у меня нет, – настаивала Светлана Ивановна.

– Это абсолютно бесплатно из городского бюджета, не волнуйтесь, – ответил напарник Сергея и продолжил подключение плиты.

Спустя некоторое время работа была окончена, и мужчины стали собираться.

– Мы все сделали, можете пользоваться, – отчитался Сергей, оставил акт о проделанной работе на кухонном, покрытом пестрой клеенкой столе и пошел к выходу за напарником. – Старую плиту мы сами выбросим.

– Уходите? А как же Брамс? – расстроенно спросила Светлана Ивановна и закрыла за мужчинами дверь.

Наступила тишина. В тот день и ни в какой другой ученики к ней так и не пришли.

Прошло несколько дней. Светлана Ивановна по-прежнему разговаривала вслух, готовилась к приходу учеников и виртуозно играла днем на подаренном ей пианино. Она почти привыкла к своей новой газовой плите и не переставала нахвалить своих «учеников» за такой новый и совершенно бесплатный подарок.

«Правда, хорошие ребята? Надеюсь, что они еще придут. Ведь Брамса мы с ними так и не разучили», – сказала она и посмотрела на прикрепленный к стене похудевший отрывной календарь.

«Сегодня же концерт у моих ребят! Вот и приглашение они оставили», – спохватилась она, взяв листок бумаги со стола на кухне.

Она торопливо надела ежедневно подготовленный свой праздничный наряд, коричневое слегка потертое по бокам и у карманов пальто и вышла из квартиры. Несмотря на осеннюю промозглую погоду за окном, настроение у нее было солнечное и даже слегка шутливое. Ее переполняла гордость за выступление своих учеников, и мысли о предстоящем важном для нее мероприятии сопровождались скрипичным концертом «Весна» Вивальди. Она аккуратно прошла мимо расставленных по всему коридору мешков с мусором, спустилась по лестнице до первого этажа, и уже собиралась выйти на улицу, как ее внимание привлекло некое объявление, висевшее около лифта: «Уважаемые соседи! Благодарю вас за материальную помощь, оказанную Светлане Ивановне, благодаря которой ей, одинокому человеку, была мной куплена и подключена газовой службой новая плита. Ваш сосед Валерий Захарович».

В ее глазах потемнело, худенькое туловище несколько раз передернулось, а на смену Вивальди в голове зазвучала мрачная, разрушающая симфония номер шесть Малера. Она потерла глаза и вновь посмотрела на висевшее объявление, будто надеясь, что его текст хоть как-то изменится, но жесткие слова, словно прибитые к этому жалкому листку бумаги, оставались на месте. Ее пошатывало. Она сама уже не могла подняться по лестнице, и ей пришлось зайти в лифт, чтобы добраться до ее второго этажа. Тельце ее сжалось, и она превратилась в сгорбленный высохший комок, который сначала вышел из лифта, двинулся к своей квартире и в смятении остановился около входной двери. Повернувшись в другую сторону, она трясущейся рукой нажала на звонок. Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге стоял Валерий Захарович.

– Светлана Ивановна, Вы что-то хотели? – удивленно и с улыбкой спросил он.

– Заберите свою плиту из моей кухни, и верните мою, – резко сказала она, стараясь контролировать свой дребезжащий голос. – Я не одинокая, и мне не нужны ничьи подачки. Я в состоянии купить то, что мне нужно, и не хочу испытывать эти унижения!

Шокированный ее неожиданно резким тоном Валерий Захарович стал объяснять, что старая плита уже давно выброшена, и ее невозможно вернуть, но Светлана Ивановна его не слушала. Она мгновенно развернулась и вместе со своей изнывающей от боли музыкой заперлась в своей квартире.

На следующий день работники газовой службы вынесли плиту из кухни Светланы Ивановны, а новую она была уже не в силах купить.

***

Прошел месяц, холодный, морозный, безжалостно стучащий порывистом ветром в окно, с тех пор, как Валерий Захарович случайно узнал, что Светлану Ивановну поместили в психиатрическую лечебницу. Не зря ведь он считал ее полоумной с этими вопросами и длинными монологами, брошенными в квартирную пустоту, хотя он совсем не эксперт в этой области. Он всегда был больше по части, где что достать, купить или продать с выгодой, на чем заработать. Он несомненно всегда помогал людям, но только чтобы и себе урвать кусок посочнее и поувесистей, да потом втридорога его и продать. Себя то любимого как обделить? Вот и сейчас он думал, как ему подороже реализовать ту самую плиту, на которую он больше месяца назад собирал деньги с соседей, а то ведь будет пылиться в коробке, как раньше у него на даче. Все должно приносить выгоду, чтобы с пользой все было. А как же иначе?

Несмотря на это, казалось бы, печальное известие, он несказанно, как ребенок, радовался отсутствию за стенкой надоедливой и внушающей страх за испорченный ремонт, свою жизнь и жизнь его семьи соседки. Ведь теперь он мог не бояться взрыва газа, случайно устроенного ею из-за своего полоумия или неумения обращаться с приборами. Ему не хотелось думать о том мрачном времени, когда она вновь вернется к себе в квартиру и затянет свое одинокое и нудное музицирование, а пока в его голове, как пули, выстреливали новые идеи по улучшению его жилищного пространства, тем более, что вожделенная подставка для ног давно была куплена, а лампа в стиле Тиффани украшала его прикроватный столик.

Он хотел надеяться, что в силу своего возраста, она не скоро придет в нормальное психическое состояние, и ее продержат подольше из-за возникших осложнений. А может еще что случится за это время. Эта мысль густой и теплой субстанцией плавно текла от головы к шее, затем по позвоночнику, застыв где-то на уровне поясницы. Она вместо пояса из собачьей шерсти согревала его в эту студеную погоду.

Ремонт в комнате был окончен, только банка с оставшейся от побелки краской стояла еще в коридоре. Он открыл банку, химический запах ударил ему по носу и застрял у него в ноздрях. Куда бы ее пристроить? Ведь еще больше половины. Может кто возьмет за полцены? Внезапно другой орган чувств зафиксировал одиночные звуки. «Лям…бям…бам», – еле слышно доносилось со стороны квартиры соседки, будто кто-то осторожно и невпопад нажимал на отдельные клавиши пианино. Валерий Захарович тряхнул головой, словно пытаясь выбросить эти звуки. Видимо краски надышался, скоро соседка мерещиться начнет. Надо подышать свежим воздухом! Он быстро оделся и вышел на улицу.

Белыми искристыми причудливыми шапками лежал во дворе снег. Было морозно. От стужи воздух будто застыл в своем самом чистом первозданном состоянии с одиночными падающими снежинками. Он пошел вокруг дома, хрустя по колее, прорубленной в сугробах дворниками, в направлении сквера, куда тоже выходили окна его трехкомнатной квартиры. По скверу двигались лыжники, создавая собственную тонкую снежную колею, гуляли женщины с колясками, а мужчины везли накатавшихся на горках раскрасневшихся и облепленных снегом детей, развалившихся от усталости на санках.

Он решил пройтись немного вдоль сквера, чтобы очистить голову от непонятных ему мыслей. Поравнявшись с балконом своей квартиры, он остановился. Красивый все-таки у меня балкон, самый лучший. Не зря столько денег на остекление потратил! Тут его взгляд упал на окно соседской квартиры. Ему показалось, что штора задвигалась, и чей-то силуэт мелькнул в окне. Он перешел дорогу от сквера к дому и остановился напротив окна соседки. Движение шторы повторилось. Он стоял, оцепенев, приковав свой взгляд только в одну точку. Внезапно крупная, не похожая на соседку, женская фигура в красном аляповатом халате появилась в окне и быстро исчезла.

Ему стало дурно. Так это ведь Юлия – дочь соседки! Она столько лет жила с ней в одной квартире и не выходила из дома?! От осознания того, что он совершил, его губы поначалу затряслись, но через миг превратились в едва сдерживаемую ехидную улыбку. «Что ж, похоже и ей потребуется моя помощь!» – прошептал Валерий Захарович, будто боясь, что его услышат, и, завершив прогулку ранее планированного, поспешил к себе домой разрабатывать план по поддержке Юлии, оставшейся, как он надеялся, навсегда без матери.

Неотложная помощь

Андрей с напарником быстро добрались до места. Несмотря на дневное время, пробок на шоссе не было, и дорога благоволила водителям. Видимо еще в пятницу вечером машины густым и тягучим, словно кисель, потоком тащились загород, чтобы уже в субботу их владельцы могли нанизывать маринованное мясо, потягивать из металлических банок пиво и как-то между поеданием ароматного шашлыка, потрескавшихся от костра сосисок и лежанием в шезлонгах все-таки заставить себя дотянуться до молотка, лопаты, грабель и других инструментов, до тошноты напоминающих их хозяевам об истиной цели поездки на садовый участок.

В тот день Андрею было не до майского дачно-шашлычного расслабона, да и дачи у него никогда не было, а была привычная ему работа, машина с постоянно меняющимся водителем и грузного вида напарник, которого давно не ставили в его смену. Солнечную майскую погоду едва удавалось увидеть, а еще сложнее почувствовать через единственную, находящуюся на двери ближе к крыше салона машины узковатую щель, в которой изредка мелькали, как напоминание о весне, то кусочки неба, то свежая зелень, то пятна стволов деревьев. Другое дело, если ехать рядом с водителем.

Андрею хотелось поболтать с приятелем, и они вдвоем сели в будто отделившийся от внешнего мира салон, сказав адрес водителю и оставив его наедине с дорогой.

– Давненько мы с тобой не виделись, – усаживаясь в специальное кресло с подлокотниками, произнес Андрей. – Тасуют нас все по разным сменам. А ты загорел и, похоже, еще веса набрал.

– Да это мы с женой и дочкой на море ездили. Трудно удержаться, когда питание не ограниченно. Да еще и на отдыхе молотишь все подряд! – ответил напарник, и его лицо растянулось в широкой с толстыми загорелыми щеками улыбке. – А как у тебя жизнь? Остепениться-то не надумал, детей завести? Бобылем хочешь на старости лет остаться?

– Да брось ты. Каким бобылем? Просто еще не встретил подходящую. А вот по части детей ты мою позицию знаешь. Я пас, и ты меня не переубедишь, – уверенно произнес Андрей и как-то укоризненно посмотрел на приятеля. – Зачем мне на себя такую ответственность взваливать? Проблем что ли в жизни мало?

– Что за ирония! С детьми работаешь, а сам их заводить не хочешь, – воскликнул напарник, откинув грузное тело на спинку сиденья и выпячив свой и без того огромный как воздушный шар живот. – И как вы такие, живущие «для себя» называетесь? – призадумался он.

– Чайлдфри, – не дожидаясь ответа приятеля, сухо произнес Андрей. – Это сугубо мое решение. Я против детей ничего не имею, даже люблю их, но для себя я детей не хочу. На работе с таким, бывает, столкнешься, а тут, чтобы еще и дома.

– А если твоя пассия все-таки твердо решит завести от тебя ребенка? – как-то с хитрецой спросил приятель. – Что делать-то будешь?

– Я как волк. Почувствовав опасность, просто убегу, – с улыбкой ответил Андрей.

Вскоре машина остановилась у многоэтажного дома, заняв отведенное для нее место, и Андрей с напарником вышли из автомобиля. Это заурядный советской постройки жилой дом после недавнего капитального ремонта был хорошо знаком Андрею, и в первые секунды ему было даже трудно поверить, что водитель привез их по нужному адресу. Он с опаской посмотрел на знакомый ему подъезд, замедлил перед ним шаг, будто боясь натолкнуться на кого-то при входе, еще раз сверил адрес с данными в планшете и с грустной улыбкой бодро махнул напарнику рукой именно в том направлении, куда ему меньше всего хотелось идти. Захватив необходимое для работы из машины, напарник поспешил за Андреем. Обычный на вид подъезд удивил вошедших какой-то нетипичной для всеобщего места чистотой, аккуратно покрашенными в цвет бирюзы стенами, кипенно-белым потолком, новыми перилами и свисающими, словно лианы, длиннолистными растениями из горшков.

– Прямо образцовый подъезд какой-то! – удивился напарник, оглядываясь по сторонам. – Не то, что в моем. Все стены разрисованы.

– Да, подъезд под контролем. Есть тут один хозяйственник…, – вырвалось у Андрея, но, быстро спохватившись, он добавил. – Видно, что он есть. Иначе бы всего этого не было.

Лифт не заставил себя ждать, и быстро поднял своих пассажиров на требуемый этаж, будто чувствуя их особое внутреннее напряжение. «Даже этаж тот. Хоть квартира другая», – подумал Андрей, выходя из лифта. «Похоже сюда!» – произнес вслух Андрей и показал кивком головы в сторону стоящей около одной из квартир детской коляски. Он подошел к квартире. Тучный напарник встал рядом, тяжело выдохнув и поставив громоздкий тяжеловесный чемодан на пол. Андрей нажал на звонок, через несколько секунд за дверью послышались быстрые шаги, затем резкие повороты ключа.

– Скорую вызывали? – протараторил Андрей, увидев на пороге женщину лет сорока в халате с растрепанными и на вид засаленными волосами.

– Да, да, конечно. Проходите, только быстрее. По коридору налево.

Женщина нервно водила руками по халату, то гладила, то щипала одной рукой другую, обнимала себя, как бы пытаясь удержать себя от поглощавших ее эмоций, но покрасневшие глаза и опухшее от слез лицо говорили об обратном.

– Не волнуйтесь так. Расскажите подробно, что случилось, – пытаясь ее успокоить, сказал Андрей и пошел по квартире в указанном направлении, а напарник вслед за ним со своей неподъемной ношей. – Где у Вас тут руки помыть можно?

Вымыв руки, Андрей и напарник вошли в комнату. Внутри их ждал полный хаос: детская одежда, игрушки, бутылочки, слюнявчики были разбросаны на ковре, диване, пеленальном столике, большими сугробами детское постельное белье валялось повсюду. В углу лежал открытый чемодан, частично наполненный также брошенными туда детскими вещицами. Казалось, что женщина в какой-то суматохе готовила к отъезду то ли ребенка, то ли его вещи из-за ненадобности. Собранных взрослых вещей или одежды нигде не было.

В конце комнаты у окна располагалась деревянная кроватка с завешенными нежного кремового цвета шторками с каким-то детским рисунком по периметру. Женщина, склонившись, словно ива, и опираясь тонкими будто прозрачными как ветви руками на бортик, стояла рядом с кроваткой. Даже объемный пушистый халат не мог скрыть ее чрезмерную худобу. Ее лицо выражало полное внутреннее изнеможение и опустошенность. Она кидала тусклый взгляд то в кроватку, то на Андрея, будто ожидая незамедлительной помощи от него.

Стараясь случайно не наступить на какую-нибудь детскую вещицу, неуклюжий с крупной фигурой напарник осторожно сел на единственный стул в начале комнаты, случайно нетронутый беспорядком, и открыл с красным крестом пластмассовый саквояж цвета спелой моркови. Андрей аккуратно прошел вглубь комнаты, достал планшет и стал быстро что-то печатать.

– Так, возраст ребенка? Что беспокоит? Какие симптомы?

– Мальчик, вот недавно год исполнился. Температура поднялась до 39, я лекарство дала, забыла название…па…па…панадол, кажется. Вроде лучше …да лучше стало. Мне лучше стало.

Сейчас опять началось…, – сбивчиво ответила женщина и вновь нервно начала щипать себе руки, будто намеренно хотела причинить себе боль, на предплечьях стали появляться красные пятна. – Может антибиотики уже пора давать? Пожалуйста, помогите, я уже вся измучилась.