Рыцари дорог и Ночные ведьмы

Той ночью, дождавшись, когда все заснут, они тихонько подобралась к самой старшей из девочек в их палате – той, что чаще всего верховодила нападками на «гордячку». Прихватив с собой ту самую отвертку (она взяла ее на память о гараже, и никто на нее не позарился, даже когда у нее украли все ее вещи). Вокруг было тихо. Никто не ворочался во сне, не бубнил что-то спросонья, не раздавались в коридоре шаги «ночного дежурного». Никто не должен был ей помешать. И Ольга решилась…

Обидчица мирно спала. Всунув ей отвертку в ухо и зажав рукой рот, Ольга прошелестела свистящим пугающим шепотом:

– Тихо! Дернешься – прикончу! Поняла??? Слушай меня и не шуми, а то хуже будет… Значит, так… Еще раз меня тронешь, еще раз возьмешь мои вещи – я тебя грохну по-тихому ночью во сне. Воткну отвертку в горло или придушу, пока спать будешь. И плевать, что будет потом! Я психическая, мне терять нечего. В дурку поеду, если что… хуже, чем тут – все равно уже не будет. А ты сдохнешь! Поняла? Моргни, если поняла… Вот так. И запомни хорошенько! Еще только раз… И попробуй только пикнуть!

Наутро старшая девочка почему-то попросилась перевести ее в другую палату. А издевательства над новенькой как-то постепенно сошли на нет. Желающих связываться с «психической» находилось все меньше…

Нет, Ольга не стала своей среди детдомовских, не завела себе подруг в палате. Она продолжала оставаться чужой для них – слишком уж отличалась, слишком неправильной была по мнению тех, кто никогда не знал своего дома и родительской ласки. И не желала меняться.

Она так и не встроилась в СИСТЕМУ.

Но теперь ее хотя бы не трогали…

Она любила гулять одна, уходить куда-нибудь подальше – от людей, от машин, от всех… И подолгу смотреть на небо, мечтать о чем-то своем, вспоминать ту, другую жизнь, когда еще был папа…

Поначалу ее ругали за самовольные отлучки, потом перестали – лишь бы возвращалась. За ней уже давно закрепилась репутация «странной», и никому не хотелось с ней связываться…

В 16 лет, шарахаясь по каким-то задворкам и гаражам, Ольга неожиданно для себя набрела на мото-мастерскую Боцмана. Охнула от восхищения и простояла полчаса, пялясь во все глаза на мотоциклы и байкеров, разглядывая знакомые детали, инструменты, колеса, пластик и хром… За всем этим приглядывал здоровенный мужик в косухе поверх тельняшки, отпускающий «морские» шуточки и покрикивающий на окрестных мальчишек. Руки его были в мозолях, а кожа лица так задубела от солнца и ветра, что морщины на ней напоминали шрамы. Из гаража привычно несло машинным маслом и бензином. А еще чем-то родным и давно забытым – настолько, что она опять разревелась. И сбежала, чтобы никто не увидел ее слез.

Назавтра она снова пришла сюда и даже посмела подойти поближе. С тех пор такие прогулки стали для нее регулярными…

Как-то раз копающийся в моторе Боцман заметил стоящую неподалеку и глазеющую на него девчонку. Прикрикнул было – мол, нечего тут таращится, иди лучше в куклы играй. Та в ответ высказала ему все, что она думала про куклы, про игры… а также все, что знала о внутреннем устройстве мото-движков вообще и ходовой конкретно вот этой модели в частности. Потрясенный Боцман пустил ее внутрь и полчаса расспрашивал о мотоциклах и моторах…

С тех пор посетителям мото-мастерской, удивлявшимся нахождению тут девочки-подростка, со смехом рассказывали легенду о ребенке-маугли, которого родители забыли в гараже, после чего его подобрала и воспитала стая диких байкеров. Ольга не возражала. Ей такая история даже нравилась, хотя она давно уже не помнила, кто ее придумал, и кто первый раз пошутил на эту тему… При случае она могла и сама поддакнуть или добавить парочку дурацких подробностей к общей выдумке – лишь бы смешнее было. И даже пересмотрела несколько раз мультик про Маугли – чтобы быть «в теме». Правда, там ей больше нравился другой персонаж – Багира: грациозная, гордая, опасная, но изящная по-своему черная пантера.

Вскоре так стали называть и ее саму. Имя «Ольга» мало кто помнил…

С тех пор никто не смел тронуть Багиру. Среди байкеров она быстро стала «своей». И пусть затянутые в кожу грозные бородатые дядьки и считали ее кем-то вроде случайно прибившейся забавной зверушки, навроде корабельного кота, но в обиду не давали. А сам хозяин мото-мастерской – здоровяк в тельняшке под косухой с хриплым прокуренным голосом, по прозвищу Боцман – надолго стал для нее предметом обожания, почти как погибший отец. Будь он помоложе лет хотя бы на 10 – она бы точно в него влюбилась.

Вообще Боцман был одновременно грозой и наставником всех мальчишек в округе. По каким-то окрестным задворкам, помойкам и теплотрассам он собирал всякую малолетнюю шантрапу, устраивал им выволочку – «шоб дурь из башки повыбилась» – а затем старался «пристроить к делу, шоб сызмальства руки из правильного места росли». Для каждого у него находилось задание по силам, к каждому он мог найти подход. Возле его гаража всегда ошивалось с десяток подростков на должности «подай-принеси», очарованных мото-романтикой и готовых на все, лишь бы только им позволили чуть-чуть прокатиться или просто посидеть на вожделенном байке.

Когда Багира спрашивала их – «Кто вообще такой этот Боцман?», те только смеялись в ответ: «Матерый человечище! Кладезь афоризмов, пиздюлей и афоризмов про пиздюли!»

Ее, в принципе, этот ответ вполне устраивал.

Хотя про Боцмана ходило много разных слухов, один противоречивее другого. Говорили, что он и вправду служил на флоте, и успел побывать в каких-то «горячих точках», и повоевать, вроде бы, и даже награды имеет… Что он в состоянии собрать пулемет из деталей мотоцикла, что сам участковый боится его и носу не кажет в его гараж, и прочую хрень.

Багира во все это не верила, но ей достаточно было просто знать, что ее новый наставник был суров, но справедлив, с пацанами строг и частенько устраивал разнос накосячившим во всю громкость своих богатырских легких, но никого зазря не обидел. Был он скор на затрещины и подзатыльники, но не злоупотреблял, а самым строгим наказанием у него считалось «отлучение от гаража».

Никто не знал, зачем ему все это было нужно, и чего ради никогда не имевший семьи и детей бывший моряк тратил столько времени на юных оболтусов. Но все поражались тому, как он умел с ними управляться. А слушались его беспрекословно. И это было самое поразительное.

Оболтусов, что плевать хотели на родителей, учителей и директоров школ – он моментально строил по стойке «смирно». Малолетних беспредельщиков, что били стекла в школе, «разували» машины и метко плевали сзади на фуражку участковому – он вгонял в трепет одной нахмуренной бровью. Многие юные гопники даже учиться начинали лишь под угрозой недопущения в мото-мастерскую. Что для них казалось смерти подобно…

Ольга пропадала в гараже безвылазно, при первой возможности бежала сюда, как только появлялось свободное время. Поначалу ее не воспринимали всерьез, пацаны презрительно кривились, а байкеры посмеивались над нескладной девчонкой, но она была остра на язык, могла дать отпор при случае, а разбиралась в моторах и гоняла получше многих горе-мотоциклистов. Некоторым пришлось испытать это на себе и, будучи посаженными в лужу девчонкой, они быстро научились ее уважать.

В день своего 20-летия Багира получила от Боцмана шикарный подарок.

– Во, гляди! – он выкатил из гаража нечто покореженное и погнутое настолько, что обычный прохожий счел бы это просто кучей железного хлама, и только опытный взгляд хорошо разбирающегося человека угадал бы в этом металлоломе «шадуху» (она же Honda Shadow 750). – Три шторма и абордаж… Представляешь, совсем по дешевке досталась! Клиенту возиться не хотелось, лишь бы с рук сбыть… Ну да чего он понимает, килька сухопутная, небось гаечного ключа ни разу в руках не держал, на ТО только к дилеру и ездил, даже масло не сам менял… Но ты-то у нас – человек разбирающийся, да? Вот и того… Владей, короче! Теперь твое… Ну, типа подарок. На первый юбилей… После ДТП, конечно, повозиться придется, но если руки приложить – глядишь и будет толк… Справишься сама-то? Аль помочь?

Запищав от восторга, Багира кинулась обнимать Боцмана, за что получила гневный окрик и наказ больше к нему на шею не кидаться. Правда, ей показалось, что напускная суровость его в этот раз была не совсем искренней…

Так у нее появился свой собственный «железный конь».

Поначалу, конечно, с ним было больше забот и проблем, чем удовольствия, но Ольга не сдавалась. Упорства и терпения ей было не занимать, она была готова просиживать дни и ночи в гараже, в устройстве двигателей разбиралась получше многих (да и Боцман всегда был готов подсказать, если что), а деньги на запчасти у нее к тому времени уже появились.

Распрощавшись с опостылевшим детдомом, Ольга поступила в медвуз (благо там для таких, как она, были льготы, и платить за обучение было не надо) после чего устроилась работать в аптеку. Работа была, конечно, нудной и неблагодарной, зато платили, в принципе, неплохо. Для нее это было главное, а терпеть тупой идиотизм СИСТЕМЫ – ей уже давно было не привыкать.

Зато наградой за ее труды стал вылизанный до блеска и радостно сверкающий хромом «круизер», на котором она неизменно производила фурор на дорогах. Даже бывалые байкеры с уважением поглядывали ей вслед, а уж автолюбители так и вообще сходили с ума от аппетитной фигурки, затянутой в кожаные штанцы, лихо обгонявшей их на поворотах и уносившейся вдаль на ревущем стальном звере.

Конечно, такой «чоппер» был для нее тяжеловат, но чувствовалось это только на малых скоростях, а Багира медленно ездить не привыкла. С нормальной же скоростью – управлялся он прекрасно! Да, посадка была непривычной, центр тяжести низкий, пришлось переучиваться, но зато движок со старта выдавал почти 5000 оборотов в минуту, а на холостых звук «рычания» можно даже было спутать с «харлеем».

V-образный двухцилиндровый двигатель, 45 лошадок, трубчатая рама, к которой спереди двигателя крепился радиатор охлаждения, отличные тормоза (пусть и не такие, как на спортах, пришлось тоже привыкать), задние амортизаторы она настроила под себя – что еще нужно для счастья?

Весь прошлый сезон Багира чувствовала себя королевой дороги. А вот после зимы ее железный друг начал подводить. Навалилось все сразу – и лопнувшие мембраны карбюраторов, и коррозия в цилиндрах, и сточившийся задний барабан, да еще и масло отчего-то «кушать» начал и постукивать. Как бы на ремонт двигателя не попасть…

Мда, денег в любом случае придется выложить немало, а у нее их и так – не сказать, чтобы много… Вечером она собиралась заглянуть к Боцману, послушать его вердикт. А пока приходилось терпеть ежедневную экзекуцию на работе и старательно улыбаться начальству и опостылевшим клиентам. Черт бы их побрал!

Все-таки в любой профессии, связанной со сферой обслуживания, самое ужасное – это всегда люди!

Начиная от маразматичной бабки, которая будет жаловаться на несуществующие болячки и попрекать тебя возрастом и образованием… Да-да, ничего-то ты в медицине не соображаешь, ничему не научившаяся малолетка, и за прилавком стоишь только потому, что мозгов у тебя не хватило стать доктором, только продавать и умеешь. Что интересно – спрашивать с тебя будут всегда, как с врача, а считать все равно продавцом.

Продолжая истеричной женщиной, которая будет требовать, чтобы ты на глаз определила ей диагноз, подобрала антибиотики и выдала таблетки от ишемии. А если не сможешь, то – где тебя такую учили только, неумеха, дайте жалобную книгу

И заканчивая нелепым флиртом очередного гопника с клоунскими замашками, который будет пытаться рассказывать тебе сальный анекдот, а потом удивляться: «А чо это ты не улыбаешься? Не смешно, чо ли?» Высказать бы ему все, что ты думаешь про такой уровень юмора… Но – нельзя! Потому что он клиент, а клиент всегда прав. Во всяком случае, так считало начальство, в любых ситуациях (даже самых идиотских) всегда встающее на сторону покупателей. Оно и понятно, ведь владельцами аптеки были горе-бизнесмены, выгнанные из «Пятерочки», а вовсе не люди с медицинским образованием. А отчетность с нее требовали менеджеры по продажам, которые рассказывали ей, что сердечных таблеток от аритмии нужно продавать больше и чаще, рекомендовать это людям, как нужное и полезное средство, и какая разница, что они провоцируют инсульт при неправильном применении, зато это – прибыль! Что значит – «нельзя так наживаться на людях»? А ты зарплату хочешь получать? Или ты пришла сюда добровольно и бесплатно помогать всем страждущим?

Впрочем, и сами страждущие не особо горели желанием быть спасенными. Например, когда Ольга предлагала взять лекарство подороже, но реально помогающее взамен разрекламированной и дешевой пустышки, то ее моментально обвиняли в том, что она желает нажиться на бедном российском народе, небось еще и долю с продажи имеет… Причем говорили это люди с айфонами в руках и отнюдь не бедно одетые. Видимо, на телефон и шмотки им денег хватало, а на здоровье они предпочитали экономить…

Нет, желание помогать, лечить и спасать жизни тут отбивалось напрочь, романтический флер профессии выветривался за пару недель. И сейчас Ольга была уже твердо уверена, что уйдет отсюда, как только закончит образование. Но пока ей очень нужны были деньги! Хотя бы на новую обувь, на которую уже давно без слез не взглянешь. Да и за квартиру пора платить, хозяйка еще в том месяце ругалась… А уж ремонт мотоцикла сейчас совсем некстати!

Господи, как она мечтала вырваться из всего этого, свалить куда-нибудь подальше, послать все к черту, залезть на байк и просто гнать, гнать и гнать по дороге, куда-нибудь вдаль, за горизонт, куда глаза глядят, наматывая километры на обод колес, забывая про все на свете…

«Так, ладно, успокойся! Выдохни…» – сама себе скомандовала она. – «Это просто ПМС. И черная полоса. Временная. Надо просто перетерпеть. Скоро пройдет!»

Уж чего-чего, а терпеть Багира умела. Сжаться в комок, не показывать ни на секунду боли и слабости, стиснув зубы, карабкаться наверх, к своей цели, царапаться и кусаться, если придется, распихивая локтями всех, кто мешал ей вырваться, кто стоял на пути к ее счастью. Этому она научилась еще в детстве. Учителя хорошие были, дай им бог чего-нибудь эдакого и побольше…

Наконец, бесконечный день подошел к концу. Закинув в рюкзак упаковку обезболивающего (чувствовалось, что сегодня пригодится), Багира поспешила в гараж к Боцману, мысленно готовясь принимать его неутешительный вердикт. Чего уж там… все одно к одному…

Еще не дойдя до мастерской, она усмехнулась – уже отсюда были слышны гневные раскаты его сурового баса. Кажется, Боцман снова устраивал очередной вдумчивый разнос своим мальчишкам. Интересно, что они на этот раз натворили?

Ольга осторожно выглянула из-за угла.

– Ну что, сухопутные крысы, чтоб вас приливом во всю ватерлинию… Чего присмирели и глядите, как не родные? Аль не рады? Не соскучились? Или забыли, как я по вам скучаю??? Счаз напомню, блин! – Боцман ходил вдоль выстроившихся в неровную линию подростков и проникновенно заглядывал в глаза каждому. Те понуро опускали головы.

– Что, шантрапа сухопутная, соли морской не нюхавшая… Мнится мне, что не все из вас еще поставили крест на себе? И кто-то еще хочет чего-то добиться в жизни? Быть может, кто-то даже надеется устроиться на путёвую работу со временем, начать зашибать хорошую деньгу и скопить на свой собственный байк? Верно я говорю? Ась? Не слышу!

Мальчишки согласно кивали и бормотали себе под нос нечто утвердительное.

– Только как, КАК, черт возьми, могут чего-то добиться те, кто не желает ничему учиться и руки имеет, как у осьминога, из жопы произрастающие? – не унимался Боцман. – На что вы рассчитываете, лоботрясы юные, поведайте-ка мне откровенно? На что???

Те лишь грустно вздыхали.

– Ну ладно еще Пухлик, – продолжал свой разнос Боцман, – его мы просто сдадим по весу в мясной совхоз, не прогадаем, так оно проще и надежнее будет… Ну ладно Саша и Паша, Ржавый с Кудрявым – им прямой путь в колонию для несовершеннолетних после их-то выходок! И встретим мы их где-нибудь под Барнаулом лет через пять, уже с железными зубами, двумя судимостями и хриплыми сожительницами в ватных телогрейках. С наколками «не забуду мать родную» и куполами на спине. За них я спокоен, эти не пропадут, им прямая дорога, освещённая фонариком тюремного надсмотрщика и полным отсутствием перспектив нормального образования… Но ты-то, Георгий! Ты-то как мог меня расстроить??? Вот уж от кого не ожидал… Ведь, казалось бы, – и руки из правильного места, и голова куда надо приделана…

– А чего я? – обиженно шмыгнул носом один из мальчишек.

– А того… Где была твоя голова, скажи мне, пожалуйста, и почему она не ведала, какое паскудство творили твои золотые руки вчера вечером? Или ты думаешь, что я не догадался, кто краской, которую тебе выдали, чтобы бак покрасить, на стене за гаражами разные похабные слова намалевал? Надеялся, что не узнаю? Вот она беда-то главная ваша – надежда! Верно говорю? Верите вы, что пронесет как-нибудь, обойдется, не заметят… Теплится еще надежда в вас, а? Сознайтесь! Шепчет слова успокоения? Якорь вам в жопу на три фута и сапогом утрамбовать… Так не надейтесь, говорю я вам! Отриньте напрасные ожидания! Вы лучше сразу отчайтесь! Так оно надежнее! И не думайте, что минует ваша чаша сия, селедки вы сухопутные! Отвечать всем придется!!!

Боцман перевел дух и продолжил с новой силой:

– И даже черт с ней, с краской, не так уж ее и жалко… И пусть за слова те – следовало бы тебе уши надрать, но не буду я, ибо сам грешен… Но скажи мне, Георгий, как ты умудрился-то в двух словах 4 ошибки сделать?? Как, каракатица ты необразованная??? Какие-какие… Такие! Учить тебя еще, что ли? Рассказать, как правильно пишется???

В толпе мальчишек послышался сдавленный смех.

– Ты разве не знаешь, что коль делать чего не умеешь – то лучше даже не берись? А коль слова такие употреблять не научен, так и не следует… Ну-ка скажи, Георгий, что у тебя в школе по русскому языку? Три??? Ой, жалеет тебя твоя учительница, ой, балует! У меня б ты только кол и получил… Осиновый! Пониже спины!

Снова кто-то хохотнул, но тут же примолк под гневным взглядом Боцмана.

– В общем так, Георгий, слушай судьбу свою и внимай с трепетом, ибо судьба к тебе нынче сурова… Сейчас ты пойдешь закрашивать свои художества, прихватив с собой Ржавого с Кудрявым, шоб им не скучалося, авось на пользу пойдет и сами они впредь задумаются, прежде чем… Да так замажешь, чтобы и следа не осталося, чтобы видно не было – ни сблизи, ни издаля! Усек? А потом пойдешь ты домой, возьмешь учебник и тетрадочки, и будешь учиться прилежно и вдумчиво, и делать домашнее задание по русскому языку. До самой ночи. И завтра тоже. И послезавтра. И так до тех пор, пока в дневнике твоем не будет стоять пятерка за четверть. Дневник принесешь мне, а я проверю – твоей ли учительницей она поставлена, или ты опять вздумал обмануть свою горькую судьбинушку… Глядишь, наперед задумаешься, прежде чем такое писать… А до тех пор – в гараже можешь не появляться, на порог не пущу!

– Да как так-то??? Да за что? Я ведь в жисть ее не исправлю! Ладно бы еще какую-нибудь физкультуру, но по русскому…, – взвыл мальчонка.

– Будет совсем невмоготу – приходи, подскажу да растолкую! – хмыкнул Боцман. – Но приговор с тебя не снимается. А будешь ныть – я тебя еще и пение исправлять отправлю, за твои завывания… Или, думаешь, я не слышал, какие частушки вы вчера распевали с Компотом вместе? Что там у нас по пению-то, кстати, какая оценка? Вот то-то же…

Удрученный мальчуган понуро поплелся за краской, обиженно шмыгая носом.

– А все остальные – быстро в гараж! Чего расселись тут? Ишь, лоботрясы ленивые… Сегодня буду вас учить регулировать клапана и синхронить карбы, сухопутные вы каракатицы… Глядишь, и выйдет толк из кого-нибудь, не все вы пойдете по кривой дорожке бандитизма, пьянства и мелкого хулиганства с половыми излишествами. А ну шурш!

Пацаны послушно юркнули в гараж.

– И как ты только терпишь этот зверинец? – подала голос Ольга, подходя поближе.

– В детстве мечтал работать с животными, – хмыкнул Боцман. – Укротителем в цирке хотел устроиться. Видимо, оттуда осталось…

– Тебе надо было пойти в педагогический.

– Пробовал. Да там, говорят, детей бить нельзя… Представляешь? Ну что за идиотские правила… А как же воспитывать тогда этих охломонов???

– Лаской, Боцман, и заботой, – улыбнулась Ольга.

– Багир, ты чего съела сегодня с утра, что мне такое советуешь? Ты меня ласковым представляешь? – усмехнулся Боцман, разглядывая свой пудовый кулак. – Это как тебя в платьишко розовое нарядить. С бантиками. И блондинкой сделать.

– Думаешь, мне не пойдет? – она скорчила умильную мордочку и похлопала ресничками. – А я вот собиралась покраситься…

– Я тя умоляю, ну зачем усугублять???

– Ладно, я пошутила…

– Уф, отлегло от сердца! А то я уж было думал линчевать тебя во имя добра и красоты.

– Ну, это пока отложим. Скажи лучше, как там моя «Шадуха» поживает? Все плохо, да?

– Пришлось попотеть, конечно… Забот ты мне подкинула порядком! Но ничего, жива твоя старушка. Побегает еще. Можешь забирать.

– Чччего? – не поняла Багира.

– Все ужо отремонтировано, говорю. Вон стоит. Ну, а чего… Надо ж было пацанов чем-то занять, чтоб не озорничали, да и мне не грех былое вспомнить, а то забывать стал, как руками-то работать… Все больше языком – покрикиваю да поругиваю…

– Блин! Спасибо!!! Правда все-все починили??? Слушай, сколько я тебе должна? Там же на одних деталях, поди, разоришься…

– Да пустое! Отдашь, когда сможешь… Что я – нехристь, что ли, на своих наживаться? Чай не обеднею…

– Нет-нет! Я отдам! Точно! Не прям сейчас, но скоро… Обещаю!

– Да ладно, чего уж там… Иди вон лучше к Ленке загляни, она про тебя уже спрашивала.

– Хм… Она тут?

– А как же… Прискакала давеча, хвост трубой, все интересовалась, где ты, да когда будешь… Я сказал, что должна вечером заглянуть, вот она и ждет…

Боцман кивнул на подсобное помещение. Оттуда вышла та, кого меньше всего можно было ожидать увидеть в байкерской мастерской – стройная ухоженная блондинка с длиннющими белокурыми локонами и изящным маникюром.

– Принесет же вот нелегкая! – покачал головой Боцман. – И чего ей только надо тут?

– Перестань! – пихнула его в бок Багира и побежала встречать подругу.

* * *

Анекдоты про глупых блондинок известны с давних пор. В них они предстают почему-то исключительно наивными, симпатичными, но недалекими персонажами, эдакими очаровательно-глупыми дурочками.

Сами блондинки на такое нередко обижаются. Даже если все это действительно неправда… Пытаются протестовать, высказывать какие-то доводы и аргументы, приводить себя в пример (ох, лучше бы они этого не делали!). Но помогает обычно слабо.

Однако есть и те, кто разубеждать никого не пытается. Наоборот, они давно поняли, что спорить с толпой бесполезно, а образ глупенькой блондинки можно отлично использовать в жизни. Ведь им многое прощается (что с них взять??? блондинки же!); от них много не ждут (чего ждать от наивной глупышки?); их не воспринимают всерьез и не считают за серьезных противников или конкурентов.

Тем хуже для вас! А мы еще посмотрим, кто тут наивный…

Именно так считала Лена по прозвищу Лисенок.

С детства она заметила, что ее белокурые локоны и ангельская внешность невинной лапочки производит на людей какое-то прям-таки магическое воздействие. Взрослые, умные и, казалось бы, адекватные люди при взгляде на нее – превращались в сюсюкающих идиотов, как будто один вид Леночки вызывал у них неизменное спекание мозга в розовый пирожок с уси-пусями вместо глазури. Поначалу она как-то пыталась с этим бороться, настаивала, чтобы люди разговаривали с ней нормально, воспринимали всерьез, но – все было бесполезно. А потом она поняла, что так – даже лучше.

Почему-то никому не приходило в голову, что эта юная милашка может являться хитрой белокурой бестией, а вовсе не очаровательным ангелочком. За разбитую чашку на кухне или подложенную кнопку на стул – всегда ругали других детей, только не ее. За проказы и выходки вечно доставалась всем остальным, а ей стоило только потупить глазки и похлопать ресничками, как ее моментально прощали, даже застигнутую на месте преступления. Мальчишки дарили ей шоколадки, легко расставались ради нее с любимыми игрушками, а она, напустив на себя невинный вид, только разводила руками: «А я-то что? Я ничего… Это же они сами…» В детских играх команда на команду ее обычно никто не воспринимал за серьезного противника, о чем потом жалели, но все равно считали, что «просто так получилось, случайно повезло». Леночка их и не разубеждала – зачем? Ведь в следующий раз все повторится снова… А ей в образе очаровательно-глупенькой блондинки было легко и комфортно. Порой даже она сама уже начинала забывать – где заканчивается роль, которую она играет, и начинается настоящая Лена. Настолько свыклась с тем образом, что маска плотно прилипла к лицу.