Полная версия
Рыбинск. Портрет города в 11 ракурсах
Живущие ниже по течению булгары, татары, мордва и другие народы называли реку иначе. Возможно, в I тысячелетии нашей эры великую реку меряне звали здесь Юл. А имя Волга восходит, скорее всего, к финскому корню valkea – «белый, светлый» (возможно, отсюда и Вологда – северный Белгород на одноименной реке; вспомним и про реку Волхов, на которой стоит Великий Новгород, и про тайноведствующих волхвов). Слова «большой», «великий» имеют в своей основе те же согласные Б (В) – Л – К. Издревле Волга несла свои светлые воды, в которых отражались бледные северные небеса.
Кстати, иной раз реку Москву связывают, напротив, с финским словом musta – «черная».
А некоторые – и, возможно, не без оснований – видят в имени Волги индоевропейский корень со значением «волглый, влажный».
Добавлю здесь, что, хотя сопровождающие Волгу возвышенности часто переходят с одного берега на другой, но вообще правый берег обычно выше левого. Вследствие этого правый берег обыкновенно называют нагорным, а левый – луговым. Левобережные низменности Волга затопляла во время разливов.
Рыбинск – обернутый образ Санкт-Петербурга: как зеркальное отражение в туманной дали. Это не просто, как принято говорить, Петербурга уголок. Да, во многих сферах жизни, от экономики, планирования, архитектурного образа до бытового уклада, Рыбинск ориентировался на Петербург. Но важно и то, что Рыбинском Петербург раскрылся на восток.
Генеральная коммуникация России с Западом – дело Петербурга. Петербург, как говорит современный историк, мог в политическом отношении быть окном в Европу, потому, что был с самого начала построен как столица европейской державы. Город воплощал собой архитектурно-бюрократическую утопию. Ничем другим, кроме как такой столицей, он быть не мог. Единственная другая функция, которую он был способен выполнять, была военная. Вот Пушкин и вложил в уста Петру слова о том, что «здесь будет город заложен назло надменному соседу» и «отсель грозить мы будем шведу»: Петербург закрывал устье Невы.
Нева течет на запад, а Волга на восток. Город на Волге рос на грани внутреннего и внешнего; он стал своего рода «Питером внутреннего пользования». Рыбинск – торговая столица внутренней России. Если Питер – русское окно в Европу, «выход» или «форпост» страны, внешний фронтир, то Рыбинск, напротив, – «город для страны», это фронтир, влияние которого направлено внутрь, а не вовне, как у Северной столицы, русское окно в Азию. Рыбинск связан и с Русским Севером как очагом духовного сосредоточения и ресурсным центром, и с Востоком. Волжский город-порт – посредник между мировыми и российскими центрами – и мировой и российской периферией. В каких-то важных аспектах он остался таким и сегодня.
Рыбинские связи со страной категорически невоенные. Военно-армейское начало в Рыбинске слабо. Так это, по крайней мере, виделось, когда с низовьев Волги подтягивались в Рыбинск караваны судов, когда город стал хлеботорговой базой столицы, ее внутренним портом и бурлацким исподом, соединившись с нею волго-балтийской водной артерией.
Рыбинск – место, возле которого древние волоки в последние двести лет преобразовывались в искусственные водные коммуникации. Здесь заканчивалось глубоководье Волги – и здесь, при слиянии реки Шексны с Волгой, начинается водная Мариинская система (1808). Вся длина Мариинской системы, от Рыбинска до Петербурга, – 1066 верст.
А по соседству была Тихвинская система (1811), начинавшаяся у города Мологи, при слиянии реки Мологи с Волгой. Несколько далее пролегала от Твери к Петербургу Вышневолоцкая система. И, наконец, система герцога Александра Вюртембергского – главнокомандующего ведомства путей сообщения и публичных зданий и строителя каналов – соединяла Верхневолжье с Белым морем.
После открытия движения по железной дороге город оказался напрямую связан с портами Санкт-Петербурга и Прибалтики, закрепив свой статус самого крупного торгового центра на Верхней Волге.
…Началось это издавна, когда и Питера не было. Здесь нужно говорить о региональных рифмах, и нельзя сразу не обозначить одну, восходящую к самой глубокой древности.
На современной карте Верхневолжья Рыбинску созвучно Поречье Рыбное на озере Неро, селение, которое напоминает нам о старинном Сарском (Царском) городе (в древние времена у арабов оно было известно как Арс или Арса) – средоточии торговли на Великом Волжском пути из варяг в арабы в I тысячелетии нашей эры. Тот город давно забыт и запущен, и обозначает его только станция железной дороги Деболовская, в названии которой смутно угадывается отзвук древнего мерянского ужаса. Рыбинск – новая Сара.
Считывая с карты Верхневолжья эти рифмы, остро чувствуешь, как прочны были культурные и социальные векторы в крае. (Хотя последний век здесь многое изменил.) Благодаря Великому Волжскому пути, который связывал Балтику и Беломорье с Хазарией, Персией и Багдадом, Верхневолжье уже с середины I тысячелетия оказалось включено в орбиту мировой, и западной, и восточной жизни.
МореСередина ХХ века – это время разгулявшегося воображения. Кажется, можно приручить и поставить на службу ландшафт, среду. Не ждать милостей у природы, а взять их у нее силой. Подчинить себе не только историю, но и географию, освоить и переделать мир. «Природу научим – свободу получим».
Так в юго-восточной части Молого-Шекснинской низменности, где когда-то в ледниковый период уже было озеро, появилось рукотворное Рыбинское море. Рыбинск стал приморским городом. Или, по крайней мере, приозерным. Сооружения гидроузла перекрыли русло Волги выше устья Шексны и саму Шексну у ее устья. Рыбинское водохранилище затопило долины левых притоков Волги, Шексны и Мологи и низкое междуречье между ними.
С появлением в окрестностях города рукотворного моря-озера рифма Рыбинска с Петербургом стала еще ощутимей и наглядней. Рыбинское море уже обещает Балтику путешественнику с востока. Как если бы Финский залив продлился вдруг далеко на восход солнца.
Но и разница стала чувствоваться острее. Дело не только в том, что это море замкнуто на западе Весьегонском и Брейтовом, ни разу не обещая нам ни Лондона, ни Амстердама. Это фактор второстепенный, ведь так же устроены-расположены приозерные Псков и (отчасти) Новгород Великий, еще два неблизких, но явных родственника Рыбинска (и, кстати, третий, «до комплекта», – решительно захиревший Галич Мерский на севере Костромской области, когда-то очень давно задушенный в московских объятиях). Усугубилось и сходство с Чикаго, находящимся на озере Мичиган, сходство, о котором много говорили в прежние времена.
Рыбинское водохранилище – один из крупнейших искусственных водоемов мира. Сравним. Площадь его зеркала составляет 4 550 кв. км (это по размерам два с лишним великих герцогства Люксембург или почти три лондонских мегаполиса!), полный объем вод – 25,4 млрд куб. км. Больше – только в Африке. Самым большим по площади зеркала и по объему воды (204,8 млрд куб. км) сейчас считается водохранилище Виктория (Оуэн-Фоле) в Восточной Африке (Уганда). В его состав входит и озеро Виктория (68 000 кв. км), уровень которого поднялся на три метра в результате сооружения в 1954 году плотины Оуэн-Фоле на реке Виктория-Нил. Второе место занимает водохранилище Вольта в Западной Африке: его площадь зеркала составляет 8482 кв. км. Братское водохранилище в России, на реке Ангара, следует за Викторией по объему воды (169,3 млрд куб. км).
Прикладная роль моря двояка. С одной стороны – дальнейшее совершенствование водных коммуникаций, начатое каналами. Уже в начале ХХ века была осознана проблема мелководий, препятствовавших водному грузопотоку. Впервые, как говорят, план строительства плотин был представлен в 1903 году на съезде инженеров-гидравликов. Рыбинский гидроузел должен был обеспечить движение судов по Волге. Но реализовали план в совсем других исторических декорациях, в СССР.
Море помогло улучшить условия судоходства, позволив забыть о проблемах, с которыми прежде перебирались суда через верхневолжские мели и перекаты. Прошли времена, когда крупные суда и баржи могли проходить на этом участке Волги только в период весеннего половодья. Волга становилось судоходной до Твери (а для мелких судов до Ржева).
По новому каналу Москва – Волга появлялась возможность более короткого (по сравнению с окским путем) провоза грузов в Москву. А по Шексне можно было обеспечить крупное судоходство до Санкт-Петербурга (Ленинграда) через Белоозеро. После оборудования новой водной коммуникации от Астрахани к Москве (через канал Москва – Волга) Рыбинск окончательно потерял роль питерского ключа к Востоку. Да и упадок Петербурга, потерявшего в ХХ веке столичный статус и имя, ударил по Рыбинску. Кроме того, Рыбинск все же оказался не единственным городом, который был транзитной станцией на пути с Востока. У него не было на эти дела монополии. Здесь и Одесса, и Казань, и даже Москва перехватывали инициативу.
Море должно было дать двойную отдачу. Вторая цель его создания казалась не менее важной. Его вода, переработанная турбинами ГЭС, становилась источником электроэнергии. А электрификация, напомню, по тогдашней формуле, – залог светлого будущего, ради которого ничего не жалко. Электрическая мечта привела к гибели Мологи. Молодые проектировщики во главе с профессором А. Рахмановым из треста «Гидроэлектрострой» предложили увеличить напорный уровень верхнего бьефа Рыбинского водохранилища на четыре метра сверх плана – ради повышения производительности ГЭС. Это привело к двукратному увеличению затопленных земель и к созданию второй по мощности ГЭС в СССР (после Днепрогэса). Большая площадь водохранилища обеспечила турбинам высокую мощность. Впрочем, энергетическая значимость этой ГЭС оказалась преходящей.
От Владимира Дебольского, ученого из Института водных проблем Академии наук, журналистка Юлия Муратова узнала легенду. Когда проект, предложенный неким практикантом, не был одобрен опытными инженерами, его автор начал строчить доносы. В результате двое спецов были осуждены как враги народа, проект же практиканта был принят к реализации. Автору, согласно легенде, это не принесло, впрочем, удачи. Во время строительства ГЭС он был арестован и расстрелян…
Что же касается нового моря («самого большого в Европе искусственного водоема», как говорят эксперты), то оно имело много последствий. Раскрывались эти последствия – исторические, социальные, климатические – постепенно.
В 1941 году на Волге и Шексне в районе поселка Переборы была закончена постройка дамбы, плотины и шлюза. Весенние воды стали заполнять котловину. Наполняли водохранилище до 1947 года. Вода в Волге выше Рыбинска была поднята на 18 метров. Образовалось озеро шириной до 60 километров со сложной системой заливов, полуостровов и островов. Береговая линия Рыбинского водохранилища достигает длины 1 724 км.
Котловина озера все еще находится, как считают, в стадии формирования. Дно там неровное; оно сохранило следы русел протекавших здесь когда-то рек и ручьев, озер, грив и бугров. Средняя глубина водохранилища – 5,6 метра, а наибольшая едва достигает 25 метров. Большие глубины чередуются с подводными мелями в два-три метра. Эти мели обычно представляют собой лесные вырубки. Всплывающие торфяники образовали острова. В первые годы существования моря их взрывали, чтобы торф не забивал турбины ГЭС, потом перестали.
После весеннего наполнения водохранилище постепенно «срабатывается», теряет воду по графику работы гидроэлектростанции. К концу марта его уровень достигает самых низких значений. После строительства угличской и рыбинской плотин остались в прошлом и великие весенние разливы, запечатленные на фотографиях начала XX века: то, что не затоплено совсем, подтоплению не подвергается.
Море замерзает на несколько дней позже, чем Волга и Шексна. Воды хорошо прогреваются и перемешиваются летом, в июле температура воды достигает 19–22 градусов. Вскрывается море также дней на десять позже.
Уже упомянутый эксперт-«рековед» Владимир Дебольский считает, что водохранилище имеет полезное экологическое значение. Работая как отстойник, оно очищает воду и делает ее более-менее пригодной для жизни человека. «И первым таким фильтром в истории Волги стало Рыбинское водохранилище». Для ученых-биологов Рыбинское море – научная лаборатория, поле для экспериментов, которыми занимаются сотрудники Института биологии внутренних вод Академии наук в Борке и Дарвинского заповедника. Недурна бывает и рыбалка в море.
Но за все это, как выяснилось, нужно платить. В междуречье Волги, Мологи и Шексны было немало заливных лугов с богатым разнотравьем, обеспечивавшим развитие эффективного животноводства. Теперь их нет. На затопленной в середине ХХ века территории находились город Молога и еще около 600 селений. При образовании водохранилища был перенесен на новое место Весьегонск, сильно пострадали Мышкин, Брейтово, Пошехонье и Череповец.
Отцы ели виноград, а у детей во рту оскомина. Происходит размыв берегов и стал огромной проблемой для Рыбинска, сделав актуальной задачей укрепление береговой полосы и борьбу с подтоплением. Проект строительства ГЭС не предполагал берегоукрепительных мероприятий, а необходимость в них очень скоро обнаружилась. У государства вечно не хватало денег. Как говорят, Рыбинск боролся за свои берега почти двадцать лет, в это вложено несколько миллиардов рублей.
«Исследования Рыбинского водохранилища показали, что климатические условия над его акваторией существенно отличны от тех климатических условий, которые были здесь прежде. <…> скорость ветра над акваторией водохранилища почти в два раза больше, примерно на 10 % возросла влажность воздуха». Большие размеры водохранилища и сильные ветры способствуют развитию сильного волнения вод. Высота волн достигает двух-трех метров.
Водохранилище влияет на микроклимат – лето становится холоднее, зима мягче. Климат в городе своим капризным непостоянством и свежестью ветров стал похож на приморский. Зимой в нижний бьеф ГЭС поступает более теплая, чем в естественных условиях, вода, от которой образуется полынья. Значит, неизбежны повышенная влажность, туманы, сырость. Люди начинают болеть.
Появление моря и ГЭС стало социальным фактором. Сталинская эпоха превратила Рыбинск в одну из столиц Гулага и добавила в состав жителей города и мологжан, и ссыльных, и просто разных людей, сорванных с места вихрями сурового времени. Большинство жителей города Мологи переселились в Ново-Лосевский поселок, выросший около левобережного Слипа. Впоследствии его иногда называли даже «Новой Мологой». Блогер-краевед Валентина Холодова рассказывает: «Один из моих знакомых, проживший большую часть жизни «за Волгой» (так все рыбинцы называют часть города, расположенную на левом берегу Волги, в противоположность основной, правобережной), вспоминает:
– Да, там, за Волгой, почти одни мологжане жили. Отличались они сразу – угрюмые в основном, неразговорчивые. Дома там стоят бревенчатые, перевезённые оттуда, из Мологи. Многих я знал. Может, из-за этого и рыбинцы такими стали… другими.
– Другими? Вы о том, что Рыбинск «Неулыбинском» стали называть?
– Ну да».
Старый город и новые городаГородское пространство связывают длинные улицы и мосты, переброшенные через реки. Крестовая улица с ее продолжениями пронизывает Рыбинск с востока на запад, объединяя разные части города. Особые акценты задают мосты. Самый красивый в Верхневолжье – рыбинский мост через Волгу (архитектор Евгений Уланов): аркада с двумя внезапно вознесшимися свободными дугами. Его строили в два захода, перед войной (не успели) – и в начале 1960-х годов. На западном краю города находится заметный издалека комплекс шлюзов (архитекторы Дмитрий Савицкий, Моисей Шпекторов и М. Богданов) и машинного зала Рыбинской ГЭС (архитекторы Дмитрий Морозов и Владимир Мовчан), плотинами перекрывший русла Волги и Шексны. Улановский мост с его изящными дугами легок и звонок, а шлюзы и плотина громоздко-мрачноваты, хотя не лишены каких-то итальянских воспоминаний.
Сильные контрасты – неотъемлемая черта Рыбинска.
В старые времена, по краеведу Марку Портеру, рыбинцы делили город на концы. Был Казанский конец – Стрелка при впадении Черемхи в Волгу, вокруг церкви Казанской Божьей матери. Верхний конец располагался выше центра по Волге у речки Заструйки.
При обзоре современного Рыбинска открывается характерная картина: город членится на локальные пространства разной степени автономности. Город полицентричен.
Сегодня в топографии Рыбинска отчетливо выделяются Старый город, центр, – и новые районы, окраины.
Первый взгляд на город в центре, со стороны реки, оставляет впечатление живописного разнообразия, нарядной красоты. Эта праздничность ощущалась путешественниками в XIX веке. Один из них так передавал свои впечатления, побывав на соборной колокольне: «…разноцветные кровли кажутся мозаическою картиною, высокие храмы, длинные улицы, искусственные садики и бульвары составляют разнообразие картины самое привлекательное; видно все сокровище и вся прелесть Рыбинска». Здесь соединяются следы осуществленной в конце XVIII века регулярной планировки и застройки центра с накоплениями последующих веков.
Новый образ города создавался в соответствии с регулярным планом 1780-х годов губернского архитектора Ивана Левенгагена. Он должен был воплощать в градостроительных формах работу разума, принцип долга. Однако в гораздо большей степени все же соответствовал новым запросам и амбициям рыбинской гражданской общины. Это здания для семейной жизни и сооружения общественного предназначения.
План времен Екатерины II ландшафтно выражал принцип регулируемого разумом долга. Целью была новая городская среда, соответствующая общественному идеалу просвещенной монархии. Город утопически мыслился теперь как царство разума и социальной гармонии, достигаемой добросовестным исполнением горожанами своих сословно-гражданских обязанностей.
План был четок, логичен, он учитывал волжский ландшафт. Взятые за эталон схемы планировки были заимствованы из Франции и Италии. Предусматривалась привычная для нас, а тогда революционная строго прямолинейная планировка на основе пересечения параллельных и перпендикулярных Волге улиц. На смену стихийной застройке пришли геометрическая правильность кварталов, с обязательной постановкой домов вдоль красной линии улицы или площади. Вводилась одинаковая ширина улиц и переулков на всем их протяжении. Таким образом, городу был задан жесткий схематизм, улицы застроены зданиями, являющими своим видом идею разумной логики, строгого порядка и спокойной гармонии.
В прагматику екатерининского плана переустройства были положены удобство движения пешеходов и гужевого транспорта, а также борьба с пожарами, что особенно важно в городе с деревянными строениями.
План разбивки Рыбинска на кварталы Екатерина II подписала в 1784 году, а осуществлялся с начала 1790-х годов в течение нескольких десятилетий. С этого времени идет частное строительство. Заново разбиваются кварталы, протягиваются прямые улицы, строятся новые здания классицистического облика. Большие пожары, в конце XVIII – начале XIX веков почти лишившие город деревянной застройки, ускорили процесс его перепланировки и застройки на регулярных началах.
За Черемхой по плану учреждалась практически новая часть города, именно там предполагалось поначалу разместить административный центр (присутственные места), что и случилось, однако само здание обветшало уже к началу XIX века.
Рыбинск рос. Но дополнявшийся при расширении городской территории план 1784 года в течение XIX столетия оставался основой развития. Его присутствие угадывается нами и сегодня. В современной планировке центра по-прежнему явственны отзвуки классицистического идеала долга и просветительской мечты о царстве разума, эхо идей мировой гармонии, основанных на рациональности порядка, строя и лада.
Помимо логически выстроенной горизонтали должны были быть еще и вертикали. Характер этих вертикалей очень показателен. С конца XVIII века самым мощным акцентом в панораме города стала соборная колокольня. Матвей Гомилевский писал об этом так: при приближении к Рыбинску «прежде всего усматривается шпиль владычествующей над городом колокольни, на которой крест и яблоко в чистом воздухе горят золотым огнем». Традиционные доминанты Старого города – это также Биржа (символ торгово-финансового процветания) и Каланча. Собственно, лишь последней, возведенной в 1912 году по проекту саратовской фирмы «Грингоф и брат», отметилась вертикально власть. Так сложилось исторически, что вертикальными градостроительными акцентами Рыбинска были и храмы разных конфессий (сегодня как акцент продолжают работать несколько православных храмов и бывший католический костел, построенный в начале ХХ века в готическом стиле).
Одновременно с планировкой города разрабатывались типовые (образцовые) фасады. Регулярное начало определяло внешний вид отдельных зданий, к плану города прилагался набор образцовых фасадов. Получая разрешение на строительство дома, горожанин обязан был предоставить план и фасад будущего строения. Хочешь не хочешь, а приходилось встраиваться в эту заданную логику, которая в итоге обеспечивала цельность архитектурного облика города. Впрочем, образцовые фасады применялись в Рыбинске еще и потому, что при нехватке опытных архитекторов готовые проекты облегчали строительную задачу: застройщику можно было выбрать проект, который соответствовал его достатку.
С другой стороны, у нас – как всегда: жесткость требований умерялась слабым контролем и возможностью уклониться от их скрупулезного исполнения. Местные строители копировали постройки Петербурга, Ярославля, Романово-Борисоглебска, но прежде всего – ориентировались на вкусы заказчиков. Получая образцовые фасады, заказчики-купцы и строители обращались с ними вольно. Выбирали, видимо, самые простые в исполнении образцы, хотя и представительные внешне. Каменные в плане мезонины, фронтоны и карнизы заменяли деревянными, колонны – намекающими на них пилястрами.
Большинство домов в центре Рыбинска относят к стилевому вектору «купеческого ампира» – вычурно-тяжеловесного, «неладно скроенного да крепко сшитого, не слишком грамотного, но со своим лицом и характером». В линии улиц дома строились не «сплошною фасолью», а с интервалами, разделяясь каменными воротами и изгородями усадеб.
Общественные же сооружения поначалу элементарны. Это лавки. В 1790-х годах строят Хлебный гостиный двор – двухэтажное здание по периметру квартала с открытыми галереями вдоль фасадов, откуда был вход в лавку.
В начале XIX века у рыбинцев впервые возникает намерение привнести в образ города черты столичности. По крайней мере, с этого именно времени архитектура жилых зданий складывается не без участия столичных архитекторов. Преисполнившись амбициями и желая возводить свои дома по лучшим проектам, рыбинские купцы в 1810 году заказали петербургскому зодчему Карлу Росси несколько фасадов. В 1811 году он создал ряд образцовых проектов – около десятка фасадов жилых домов, а также «фасад каменному гостиному двору», «фасад деревянному гостиному двору для временных ярмонок», «фасад каменной хлебной пекарни», «фасад деревянной хлебной пекарни», плюс предложил свой вариант фасада биржи, уже построенной к тому времени по проекту Герасима Петрова. С этим обстоятельством связана местная историко-культурная легенда, которую теперь уже трудно подтвердить или опровергнуть. Считается, что именно архитектурные проекты Росси задали масштаб и образ застройки Рыбинска. Можно полагать, что Росси, мысливший обычно не отдельными зданиями, а ансамблями, подошел и к городу на Волге как к единому художественному ансамблю. Его гармоническое видение городской среды как-то усвоилось на берегах Волги и навсегда отпечаталось в местном ландшафте.
Вид многих других домов, построенных в первой половине XIX века, не повторяет в точности фасады Росси, однако сохраняет заданный им масштаб и ритм. Современный путешественник пишет так: «…улицы города обрамляли лаконичные жилые здания с изящной отделкой фасадов, а отличительной особенностью Рыбинска были «двухфасадные наугольные дома», которые «закрепляли угол квартала, определяя направление и красную линию двух улиц». Старинные деревянные особняки в резных наличниках называли «красой и гордостью рыбинской архитектуры». Консервативное купечество предпочитало типовую «бесколонную» архитектуру, по их мнению, отделявшую серьезных торговых людей от праздного дворянства»…
Новейшие исследования фиксируют лишь одно здание, точно построенное по проекту Росси: амбар в усадьбе купца Иконникова на Большой Казанской, 19б. В облике некоторых других домов первой половины XIX века пытались уловить сходство с проектами Росси для Твери. Фасады частных домов, составленные Росси и архитекторами его поколения, были адресованы конкретным заказчикам (Лаврентию Крашенинникову, Михаилу и Алексею Тюменевым, Антипу Сураежникову, Ивану Селетскому и др.), почти всегда это двухэтажные, небольшие дома – то с колоннами или пилястрами по фасаду, то с мезонином и ризалитом по центру, или еще с фронтоном или аттиком, а то и дома с гладким фасадом.
