Слипер и Дример

Все переглянулись и поняли, что, сколько ни оттягивай момент, а шагнуть в окно придётся. И от этого стало неуютно и чужедально.

– Ладно, феномен, пошли, – сказал Дример коту, залез на подоконник и сел, свесив ноги в сандалиях вниз. Затем обернулся к Слиперу: – Кота не сожрали. Глядишь, и нами побрезгуют!

– Какой цинизм! Какое варррварство! – Кот фыркнул и неожиданно пихнул Дримера задней лапой, столкнув его в окно.

Чертыхания на узбекском подтвердили посадку.

– Кутунгескэ джаляб! – прошипел Дример снизу.

– Извиняй, молодой чемодан, Котовасия вышла, – промурчал кот вслед.

– Вас бы с этим Васей… – Братец поднялся, потирая ушибленную задницу. – Ну, что замерли, словно субботняя очередь за пивом? Давай по одному сюда!

Слипер полезла на подоконник. Загрибука оглянулся и, внезапно осознав, что сейчас останется один наверху, на краю этой зловещей тёмной квартиры, дёрнул её за футболку:

– Слышь, Слипер, ты бы меня с собой как-нить…

– Залазь уж, только не щекотись!

Карлик поспешно залез за спину в рюкзак, и тандемным прыжком они сиганули вниз. Заученным до автоматизма приёмом девушка мягко приземлилась на три точки, то бишь на две полусогнутые ноги и согнутую в локте руку. В футболочке и шортиках тут было весьма прохладно и промозгло. Кот на подоконнике зевнул на всё это сверху и попросту неуклюже боком свалился вниз, исчезнув из видимого спектра ещё в полёте. Наши бравые коммандос стояли, окружённые толстыми стеблями растительности с ветвящимися многочисленными усиками. В пояс челобрекам росла трава, по всему видать, вроде как тёмно-зелёная, смахивающая на болотную осоку, но в такой темноте было трудно что-либо разглядеть ясно. Над головами шелестели огромные лиловые лепестки. А выше них чужое сиреневое небо разрывало негромкими разноцветными молниями. Все четверо постояли некоторое время молча, чтобы привыкнуть к обстановке, заодно напряжённо вслушиваясь в заросли на всякий Противный Случай.

– Отличное место для любителей непрожаренных бифштексов с кровью, – мрачно заметил Дример, надевая покрепче Шапку-Невредимку.

– Не пугай Загрибыча, – шепнула в ответ Слипер на ухо, – он и так еле жив со страху.

Братец натянул поверх Шапки-Невредимки свой серый капюшон и по возможности ласково подмигнул:

– Ныкайся в капюшон, Загрибыч. Так и быстрее, и безопаснее будет. Только ухи востро держи! И носом шмыгай, мало ли чего унюхаешь.

Карлик благодарно хмыкнул и перебрался из рюкзака Слипера под защиту к братцу, где сразу успокоился. Внизу, под ногами, неожиданно проявился Башкирский Кот, который кругами ходил вокруг, нервно подёргивая хвостом.

– Не елозь, уважаемый, щекотно же! – проворчал Дример, почёсывая лодыжки.

– Да па-ашшшли уже! – Кот вился вокруг гюрзой от нетерпения.

– Да идём, идём! – Дример встряхнул ношу на своей шее и обернулся на сестрицу: – Ну что, с Потолочным Разумением да во благой путь?

– Ох, было б неплохо! – заметила Слипер в ответ и улыбнулась: – Пойдём. Где наша не шастала!

Кот воинственно рыкнул, поводил вокруг ставшими ярко-жёлтыми окулярами, определил направление и решительно ломанулся в заросли:

– Ррррота, за мной! Держаться след в след! Вьетконговцы рядом, так что всё помним про боекомплект. Курить на марше запрещается…

– Триетить его в печёнки! – сплюнул тихо Дример и двинулся за котом, придерживая Загрибуку на шее.

Слипер хохотнула и шагнула за ним вслед.

– Смотри, кокосы падают с яблонь… Это жатва, это сентябрь… – затянул песню удаляющийся кот где-то впереди среди зарослей.

Трава сомкнулась, и стало тихо. Никто из них не видел, как в окне, из которого они только что прыгали, показалась очумелая физиономия с косичками набекрень и взглядом имбецила. Морда лица эта поводила ушами и, услыхав удаляющиеся в траве куплеты на башкирском, оскалилась размалёванной улыбкой, от которой у всякого нормального человека наверняка сразу бы поседела причёска.

– Ад-пад! – пискнула Зверогёрл, сунула в глубь квартиры пятерню и выудила оттуда за шкирку трепыхающегося пса Грызлика с завязанной тряпкой пастью. Поставила его на подоконник. А затем шмякнулась с окна, не выпуская свою жертву, отряхнула свободной рукой мятую грязную мини-юбку и опустила на землю собаку. Глаза Зверогёрлы сверкнули радостным дебильным безумием, и, вытянув в направлении удаляющейся бравой разведроты указательный палец с обгрызанным ногтем, она тихо взвизгнула:

– Грызлик, след! Ищи!

Тот послушно и жалобно заворчал сквозь тряпку и потрусил в помятую траву. Зверогёрл, весело скалясь щербатыми зубами, припустила рысцой за ним.

Наши бравые коммандос только начали свой переход через цветочное поле, а в голове у них уже звучали незнакомые голоса. Чувство тревоги мгновенно уступало место внезапному шокирующему счастью, а затем проваливалось в непролазную хандру. Кот, постоянно оборачивающийся на своих спутников, увидел их кривящиеся лица и нежно промяукал:

– Товарищи матррросы, не палите мозги в напрасной надежде понять своё ошалевшее настроение. Это всё цветочки, как говорится. Ягода-малина будет опосля. Там, на малине сладкой, вас и приютят.

– Что «васи и котят»? – Дример пытался стряхнуть с себя ботаническое наваждение.

– Я говорю, эти милые «анютины глазки» с вами играются в старинную татарскую игру «чехать-арда». Нечасто им приходится здесь пообщаться с загулявшими астронавтами. Главное, не трухайте! Покопошатся у вас в извилинах, да успокоятся. Ща доберёмся до шалмана, сразу всё закончится.

– Главное, с катушек не съехать до этого! – Слипер явно мучалась, испуганно пытаясь взять себя в руки. Она уже слегка порезала ладони о высокую траву и теперь старалась не касаться её ногами, ибо короткие шорты не больно-то защищали.

– Не ставьте барьеров в уме! Расслабьтесь! Вдохну-у-у-уть и не дыша-а-а-ать! – нравоучительно заметил Башкирец. – Помните главное правило любой движухи: то, чему ты упорствуешь, растёт!

– Ы-ы-ы-ы-ы-ы… – тянул Загрибука из-под капюшона Дримера.

– Коллега, мужайтесь, скоро вы помашете представителям не в меру любопытной флоры «аста ла виста»! – Кот как ни в чём не бывало поскакал дальше, пошло виляя полосатым задом.

По всему было видать, что его ничто не берёт. Очевидно, за многие годы, проведённые в самых удивительных уголках вселенной, у него выработался некий иммунитет к инопланетным игрищам проживающих там субъектов.

А может, попросту мозгов ни шиша не было соответственных.

Лопочущим околёсную чушь шизофреническим табором путешественники шумно ломились сквозь заросли. Цветы поворачивали свои бутоны вслед за ними, встречая и провожая гостей. Спустя какое-то время, в данных условиях тянувшееся словно заправский «бубль-гум», Слипер увидела сквозь одуряюще пахнущие парфюмерией джунгли серую громаду дома. Зрелище было, прямо скажем, зловещее. Вблизи дом показался ей ещё более мрачным, ещё более пустым и страшным.

– Триетить мою налево! Ни хрена себе охрененная хреновина! – Дример поднял глаза от кошачьих мелькающих пяток и тоже увидал смутный силуэт многоэтажки. Башкирский Кот молча шагал вперёд, как к себе домой, ни в ус не дуя. Внезапно они вывалились из зарослей и вышли на небольшую полосу травы, окаймлявшую дом по кругу.

– Вон подъезд! – указала Слипер на крайнюю слева облупленную дверь с выбитыми стёклами.

Вся компания притихла и замедлила шаг по газону, приближаясь к заветной цели, осторожно минуя прочие подъезды. А дверца искомая, хоть и изрядно потрёпанная, была-таки закрыта на кодовый замок.

– Ну и какой тут код? – подбоченилась Слипер, отгоняя неуверенность и страх. Эл Йоргенсон на её майке тоже напустил на себя грозный вид, отчего стал ещё более перешибленным в совокупности с башкирской надписью об Иисусе Христе.

– Кот тут только один! Полосатый, как и положено! – Башкирец встал на задние лапы и, прищурившись, оглядел замок, поведя ушами. – Ну-ка-ся, челобреки, дайте мне свои пятерни срочно!

Дример и Слипер подошли ближе.

– Ставь пальчики на замке через один. Все – на нечётные цифры, – уверенно отрапортовал кот.

– Позвольте спросить, Башкир-Ата, откуда… – Загрибука явил из-под капюшона лицо.

– Астррронавты, ну подумайте сами, – кот встопорщил усы, скроил издевательскую физиономию и сел под дверью, – это же Йошкин Код! Все чётные числа являют собой статику, а значитца, хронометрический крантец под еврейской фамилией «шлагбаум»! Двойка – равновесие, стало быть, ноль движухи. Четвёрка вообще у многих задумчивых не по годам народов Восходящего Солнца означает «аллес капут», или по-простому «всё, приехали!». Помнишь, Загрибыч, я тебе о Хераське и граде его, ёкнувшемся в Му, рассказывал? Воть! Ёп-понцы, народ тот местный, четвёркой крантусы скоропостижные обозначили, Великое Ежемгновенное Обновление, как заведено. О шестёрке мы благоразумно промолчим, пока Мудод не харкнул над головой. Восьмёрка есть бесконечность, два полных нуля в парочке, словно табличка на двери приличного сортира. А десятку-то уж не трожь вовсе. Туда вообще лучше усы не макать, а то потом спасательных плавсредств не напасёшься. По-всякому выходит, что конопульке «Enter» здесь будут соответствовать нечётные числа. В них вся мудрость двух стульев с тремя задницами.

– Да-да, точно! – Загрибука просиял, высунувшись храбро из-под капюшона. – Конечно! Ну, там, любовный треугольник с вечными перетасовками, неразменный пятак и так далее.

– Коллега, вы значительно сократили мой доклад, за что выражаю вкратце глубочайший ррреспект и уважуху! – Кот шаркнул передней лапой по-мушкетёрски. Загрибука зарумянился довольный и сразу осмелел ещё больше.

– Хм… – Дример задумчиво смотрел на замок.

Кот поднял ясные бифокальные очи:

– Что «хм»? Суйте корявки в конопульки и «нах остен!», как говорили некие полководцы. Правда, они плохо кончили…

– А что с ними случилось? – Загрибука мгновенно встревожился опять.

Башкирский Кот подошёл к Дримеру и, задрав голову, пояснил карлику, восседающему на шее и выглядывающему из-за занавески, по-кенгурятски капюшонистой:

– Некогда солидные, дурное задумавшие мистики-самоучки навоображали завоевать одну большую страну с весьма прохладным климатом. – Башкирский Кот принял важный вид докладчика, глаза его стали серьёзными и синими. – Но не учли характера проживавшего там несуразного, а по сути просто окончательно офонаревшего от количества потребляемого сомнительного спиртного населения. Агрессивно настроенные вояки магично и дружно гаркнули своё «нах остен!», что означало упорно выбранное ими направление военных действий, а и попёрли в те гиблые места. Они, хоть и злые были и вааще неправы, но привыкли вести кампанию культурно и по правилам мультурным. А таки безбашенный разношёрстный народ не по-детски прохладной той территории, приглянувшейся воевателям непутёвым для пленения, поначалу сделал вид, что жутко напугался и разбежался по лесам от плюющихся злобой мистиков-самоучек. Но только военачальники приободрились быстрой победой, как их с тылу и с боков стали атаковать из лесов да болот злющие с похмела мужички вместе со своими бабами и отпрысками. Да вырезать их, захватчиков, стали подчистую в корень и кромсать всеми видами совершенно неприспособленных для ведения приличной войны средствами, как то: вилами, баграми, топорами и прочей сельскохозяйственной техникой. В конце концов недоучки-мистики поняли всю пропащую суть своей затеи и уж думали свалить обратно «нах хаус», но ошалевшее от нехватки харчей и бухла население вприпрыжку побёгло за ними с шутками да прибаутками в ихние собственные наделы, и своим медицински непредсказуемым поведением быстро довело главного давеча агрессивного полководца до натурального самоубийства. Тот, окончательно свихнувшись в тщетной попытке понять логику и юмор без-пяти-минут завоёванного государства, траванул свою ненаглядную с выводком молодняка, а затем и сам каюкнулся в Канучую Лету путём «спэшали дофига драгз», неслабо оттопырившись напоследок контрольной дозой цианида. Такова история этого короткого боевого клича замочаленных злых дядек и бесславного их поражения от рук беспощадно безбашенного народа с неопределяемой национальностью, ибо людёв там намешано было до сломанной чёррртовой ноги! Мозгам страну ту не понять, линейкой пьяной не измерить, ибо бодуна не переживёшь!

Дример и Слипер хмурились и морщили лбы. Что-то явно припоминали.

– Корявки к бою! – проорал истошно кот и ухватил за руки челобреков, воспользовавшись их замешательством. – Всё пррросто, как Кубик В Кубрике для котят! Бинго таково: один, три, пять, семь, девять. Пятернёй не ухватите, а потому дружненько расписали через одного.

Слипер и Дример в две руки нажали нужную комбинацию. Что-то тихо щёлкнуло в замке, но дверь продолжала оставаться закрытой. Челобреки поднажали на створку. Она не шелохнулась.

– И чё теперича? – Слипер, не убирая пальцы с кнопок, повернулась к коту, всё ещё с опаской поглядывая за его спину на стену зарослей лиловых цветов.

– А теперь шкындыр-бындыр! – Усато-полосатый со всей дури жахнул лбом об дверь. И она распахнулась со страшным скрипом, увлекая за собой навалившихся на неё Слипера и Дримера.

Башкирский Кот участливо заглянул в образовавшийся проём и вкрадчиво спросил:

– Ну и как обстоят дела с последними достижениями ЖКХ?

– Слушай, у тебя с нюхом получше будет, – Слипер пыталась встать, не поранив ладони о многочисленные осколки, которыми был усеян пол в подъезде, – так вперёд бы и шёл. Невзирая на благость обещающие приметы и типа прибавку к зарплате я бы предпочла не ступить здесь в чьё-нибудь иноземное дерьмо.

– Да уж, – проворчал Дример, поднимаясь вслед за Слипером, – парфюм тут ещё тот…

Загрибука выкатился из капюшона Дримера, встал на ноги и огляделся:

– Уху-ху! Места выглядят невесело. Навскидку пахнет отсутствием жильцов, и при этом каким-то ва-а-а-а-аще не радостным.

– Нас уже прочухали и взяли на радар, – заглянув в зловонную пасть подъезда, констатировал Башкирский Кот. Он завилял нервно хвостом.

Что-то противно скрипнуло в темноте, взвыли старые ржавые шестерёнки и, гулко ухнув, где-то в колодце этажей сорвался с места лифт и потащился вниз, соскребая стружку. Все замерли, затаив дыхание. Лифт дошёл до первого этажа, замедлил движение, заскрежетал по полозьям, собирая рыжие струпья отслоившегося металла, и наконец уселся в гнездо шахты на огромную змею вмонтированной в цементный пол пружины.

– Пошли, – решительно произнёс Дример, нахлобучил на глаза сползшую при падении Шапку-Невредимку и поднялся на ступеньки первого пролёта лестницы, ведущей наверх и направо за угол, к площадке лифта. Загрибука поспешил, семеня, за ним. Следом, встряхнув на спине жёлтый рюкзак и зябко вздрогнув, шагнула Слипер. Битое стекло и куски цемента хрустели под её кроссовками. Хоть воздух вокруг и не казался холодным, но здесь, в подъезде, он был насквозь пропитан сыростью и гнилью, отчего озноб побежал по коже. Девушка скинула со спины рюкзак, сняла футболку, отжала её руками, встряхнула и надела наизнанку. Верный способ согреться. Башкирский Кот деликатно подождал окончания перемены гардероба и побежал было за Слипером, но когда её кроссовки с красными треугольниками уже практически исчезли за поворотом лестницы, он вдруг резко остановился, оглянулся и, вытянув шею, пригнул по-змеиному голову к бетонному полу. Монголо-татарские глаза зловеще сузились и зажелтели. Он втянул неспешно носом воздух. Прикрыл левый глаз, постоял, поводил ушами и наконец неожиданно ухмыльнулся в проём покинутой двери подъезда:

– Неугомонная дура уелапая! Ну конечно, кто ж ещё мог притащить сюда эту пахучую шавку!

Хихикнув, кот резко крутанул в воздухе хвостом и припустил к лифту. И едва его полосатый зад исчез за углом, как в тот же миг из приграничной полосы травы возле дома высунулись две ошалевшие физиономии. Одна принадлежала размалёванной румянами девице, вторая – окончательно ёкнувшейся от изумления собаке.

– Вррррврррврррр! – довольно промычал Грызлик замотанной бинтом пастью и преданно взглянул на Зверогёрлу.

– Умничка, пёсик! – Она положила свою руку на голову собаке, отчего уши у дворняжки трусливо прижались к затылку. – Если будешь себя хорошо вести, то мы освободим тебе ротик.

Грызлик усиленно закивал. Зверогёрл развязала узел и размотала бинт. Шавка попыталась открыть пасть, но челюсть свело от долгого сжатого состояния. И пока она мотала головой, девица уж засверкала грязными коленками к открытой двери подъезда. Грызлик вякнул что-то нечленораздельно по поводу нарушенных собачьих прав, подпрыгнул и потрусил за ней, виляя потрёпанным жизнью бубликом хвоста.

– Дамы вперёд, – усмехнулся Дример и нажал на алюминиевую дверную ручку, открывая ржавую железную калитку. Сама кабина лифта была из дерева. Шахта, сделанная из стальной сетчатой проволоки, проходила по самому центру подъезда. Вокруг неё кольцами тянулась вверх лестница. Слипер зашла в лифт, который сразу заметно просел с противным скрипом. Загрибука следующим номером осторожно переступил с запачканного цементом пола на покрытую линолеумом площадку кабины, при этом задержавшись, чтобы заглянуть с интересом в щель между ними. Там, внизу, валялся всякий хлам и тускло горела покрытая пылью лампочка аварийного освещения. Дример слегка подтолкнул его коленкой:

– Не щемись по щелям, а то защемит!

Кот полупрозрачно юркнул в ногах Дримера, и стальная дверь с грохотом захлопнулась. Скрипя, закрылись и деревянные створки кабины. Дример внимательно осмотрел панель управления и, не найдя ничего предосудительного, нажал кнопку последнего, девятого этажа.

– Кхум! – сказал лифт, высвободился из заржавевшей купели и пошёл вверх.

Все молчали. Этажи медленно проплывали мимо. Загрибука стоял с краю и, невзирая на предостережение Дримера, заворожённо смотрел сквозь сетку в щель между дверными створками на уходящие вниз площадки.

– Штуки разные… – шёпотом заметил он.

– Чё? – отозвалась тихо Слипер сквозь нудный гул.

– Да штуки, говорю, разные возле дверей!

Проходя каждый этаж, лифт громко и протяжно щёлкал каким-то механизмом. Слипер прильнула к щели над Загрибукой. Промеж створок она увидела двери на очередном, проходящем мимо этаже. Квартир на квадратной площадке перед лифтом было, очевидно, три или четыре. Возле них на полу стояли коробки, ящики, какие-то коляски с погнутыми колёсами и ещё куча разных заброшенных бытовушных вещей. Везде было темно. Да, везде было очень темно.

– А внизу, в шахте, лампочка-то работала! – заметил Дример, словно читая мысли Слипера. – И лифт…

– Верно. Значит, энергия к дому где-то подключена! – тихо ответила Слипер.

– И подключена откуда-то! – закончил Дример многозначительно.

– Это они о чём? – повернулся к Башкирскому Коту Загрибука.

Полосатый монголо-татарин спокойно сидел, обвив хвостом лапы. Он зевнул, приоткрыв на мгновение капкан пасти с сотней острющих зубов, клацнул и по-дедовски взглянул на карлика:

– Не будоражь зазря, Загрибыч, безмятежный океан ума. Пусть вещи текут мимо в твоём созерцании. Трава растёт сама по себе. Дождь идёт сам по себе. И лишь беспокойный умишко дрожит и подпрыгивает посреди этого спокойного великолепия, словно взбесившийся пейджер. Расслабьтесь, юнга, мы уже шваррртуемся!

В этот миг лифт жутко тряхнуло. Железные скобы, ожидавшие кабину, узнали в надвигающейся скрипящей коробке свою должную реализоваться задачу и радостно схватили её. Тормозной механизм лязгнул. Кабина замедлила движение и почти сразу встала. Эхо утихло. Все замерли.

– Так, уважаемое собрррание, – оглядев команду, изрёк кот. – Минуту молчания считаю закрытой. Предлагаю открыть люк и выйти на свежий воздух.

Слипер справилась с ручкой-замком, и они шагнули на площадку этажа.

– У-ху-гу! – ухугукнул в темноту Башкирский Кот и хихикнул.

– Да тихо ты, бусурман! – цыкнула на него Слипер, вздрогнув. – И без тебя стрёмно!

– Кажись, здесь! – Дример указал на крайнюю левую дверь.

– Глядите, а там, за поворотом, ещё есть квартиры! – Загрибука, походив по площадке, увидел, что она заворачивает вправо. Там был длинный коридор, вдоль которого темнели провалы.

– Окно светилось только одно, крайнее, – повернулся к карлику Дример. – И сдаётся мне, в случайные помещения лучше нам не соваться по-любому.

– Мудррро, братец, – промурлыкал Башкирский Кот, подходя неспешно к обитой коричневым дермантином двери.

– Стучи! – бросил Дример Слиперу.

Та кивнула, встала перед дверью, собралась с духом и постучала. Три раза. Тук. Тук. Тук.

Кот быстро стукнул по косяку ещё раз – тук! – и недовольно повернулся к Слиперу:

– Что ж вы, дамочка, без этикету да в заблуд вводите? Нас ведь четверо! Эх вы, молодёжь…

Тишина. Но вот, когда Слипер уже собралась было постучать громче ещё раз, в глубине квартиры что-то бумкнуло, затем шаркнуло. Началось какое-то движение. Затем послышались шаги. Дример и Слипер, не сговариваясь, присели в коленях, инстинктивно вставая в боевую стойку. Загрибука спрятался за ногу Дримера. И даже бесшабашный кот слегка попятился и сузил зрачки. Глазок посреди кожаной черноты осветился светом. Щёлкнул замок. И дверь медленно открылась.

– Уж заждался я вас, дорогие гости!..

А я ведь не писатель, помните? И уже говорил вам это в самом начале книги. Поэтому у меня нет никаких правил, по которым пишутся книги. А значит, буду я в этом самом месте, как и позже в других местах, вставлять в свою книгу рассказы и повести, кои имеют отношение к этому братскому эпосу весьма касательное. Они, словно спутники вокруг планеты, будут вращаться около героев нашего романа, и бросать свои отблески в период темноты. Кстати, как там Ёик?

– Не отвлекайся! – нервно порозовела носом Терюся. – Гони дальше!

Сказка дедушки Мытута нумеро уно: Город стоячего асфальта

Жили-были Масявка и Масюська. Масюкали себе да масявкали, ничего эдакого да такого уж. Токма надобно сразу учитывать в учётной перекиси населения, что и та и ся жили сначала порознь, то бишь отдельно самогулячими единицами бытия. Так вот, можно описать суть истории Масявки, и сразу станет аки Ясный Пень понятна история Масюськи. Они, истории эти, были до крайности схожи во всех детальках. Хочу сказать, что образ жизни их был символично одинаков. И хочу сказать… Да дайте же сказать! Требую слова! Трибуну! Ну хотя бы чаю и тубаретку на приличной кухне. И я продолжу. Вот и славно. Продолжим. Хлюп с блюдечка. А вы что, не пьёте чай с блюдечка?! А зря…

С кого бы начать? С Масявки или с Масюськи? Дхарма-то одна на двоих. Ну, давайте возьмём исключительно для протокола Масявку. Итак, с красной строки. (Кто её красной сделал и за что – невнятно и обидно. Какая-то дура уелапая, как выразилась бы Масявка. И вообще кое у кого на этот красный цвет явный пунктик в дурной садисткой головушке.)

Проживала Масявка (впрочем, как и Масюська, но речь не о ней) в Пургопетрике, который был одним из кривозеркальных отражений города А. Ага. Правильно. Зарубочку на носу сделайте, только не сильно, а то прыщик останется. И отражений кривых вокруг этого самого города А было много вачепто. Но мы об одном тута. Местные жители города Пургопетрика были сумрачные, не словоохотливые, на лицо ужасные и добрые внутри. А иногда и вовсе милы были со всех сторон, но крайне загадочны. В общем и целом, сильно напоминали Дримера и Слипера. Заезжих туристов, или «туриков», как их называли в сложнонародье, было хоть запруду пруди. Все они желали позырить на «город стоячего асфальта». А называли так Пургопетрик за то, что в нём было множество этого дорожного покрытия, то бишь им были уложены улицы, и порою этот самый пресловутый асфальт вставал натурально холкой дыбом, чтобы освободить дорогу кораблям.

– При чём тут корабли? – вскрикнули теряющие нить логики и покой разума читатели.

Спокуха, друзья, логика есть, и сейчас она вам будет явлена во всей её уразумительной красе. Да при том тут корабли, что асфальт этот периодически пересекал реки и канальцы, которыми был сильно богат сам Пургопетрик. Сплошной пересяк и перетак! А по рекам этим шли корабли. Куда шли? Ну как куда? Да как всегда! Туда и сюда. Аки и положено. И вообще, разве вы не знаете, что все корабли всегда идут в далёкие чужеземные страны? И неужто не ведаете, что все настоящие моряки рано или поздно оказываются либо на дне, либо на Тортуге, либо в кресле-качалке с трубкой в зубах? И вот какой-нибудь кораблик шёл себе по реке и вдруг натыкался на самый что ни на есть асфальт, который возмутительным образом преграждал реку. Кораблик начинал истошно выть. Вот так: «Ыыыыыыыыыыыыыыы! Ну, ыыыыыыыыыы!» Жители подскакивали на своих кроватках, ибо почему-то сие случалось почти всегда ночами, когда они сладко сопели в подушку и видели сон номер 0208/72. А затем горожане начинали ворчать, мол, и чё тут такое, блин, нафиг происходит? И сонно бормотали, типа, чё за пожар, всем на гарботу с утра, поспать не дают, наложили тут асфальта, понимаэшь. Асфальт интеллигентно краснел, дрыгался и поднимался вертикально, чтоб освободить кораблику путь. А так как корабликов было много, и сновали они по рекам и канальцам туды и сюды в изобилии и разнообразии, то, в принципе, весь Пургопетрик превращался ночью в самый шо ни на есть город стоячего асфальта. И гулять по нему было весьма затруднительно, если только ты, уважаемый читатель, не умеешь ходить по вертикальным дорогам и ездить на трамвае по вздыбленным в небеса рельсам. Так что, если Пургопетрик и имел статус города на картах той далёкой, изрядно подвисшей в развитии, планеты, на которой кочумал, то на деле оказывался сумбурно и симбиотично существующим архипелагом островов, повязанных между собой этим самым вздыбливающимся периодически асфальтом с рельсами. Где заканчивался один остров и начинался второй, большинство жителей не знали, не понимали и даже не задумывались. Жили они на этих островах, будучи наивно уверенными, будто прописаны в городе. По всему получается, что Пургопетрик был местом мистическим, не определённым ни с какого краю, меняющимся в зависимости от натуральности своего положения и точки зрения на сию натуру. И горожане его, хоть и считали сами себя совершенно нормальными жителями, на самом деле, конечно, пребывали в полной астральной шизе. То есть ещё в дальнем своем прошлом плюнули на попытки самоосознать самое себя такое и жисть свою, не петря ничего в окружающей их бытовухе и плутая постоянно в непроглядной энергетической пурге. Они давненько потеряли адекватное восприятие, постоянно стоя одной ногой на общепринятом и договорённом между всеми людями астральном плане, а другой – на личной льдине островного дробления реальности в этой местности. И сама их реальность жизни тоже уже давно разделилась на острова, как и сам Пургопетрик. И только жители его до сих пор были уверены (совершенно напрасно), что их собственная жисть такая же постоянная и непрерывная, как и бытие других приличных городов. Смех, да и только! В общем и целом, Пургопетрик был сильно размытым во всех отношениях и аспектах местом. Горожане в какой-то момент перестали даже пробовать обрести хоть сколько-нибудь принятый общественностью внешний вид и одевались исключительно в нейтральные цвета. Их же колбасило и сосисило из стороны в сторону постоянно и не по-детски. Уж и в глазах мельтешило. Если вы встречали в Пургопетрике кого-нибудь, одетого, скажем, в красную рубашку или зелёное пальто, то было сразу понятно, что этот кто-то приехал сюда издалека и явно ненадолго. Ненадолго потому, что с приезжими в Пургопетрике случались лишь нескольких вариантов возможного скоропостижного будущего. Вот они оба два. Для начала.