Импульс

– Ты в Верещагино ведь поедешь? – бодро начинает он. – Подкинь, а?

– А ты чего там забыл и почему не сам? – лениво отзываюсь я, потому что сейчас готов на все забить и спать дальше. Мое утро никогда не бывает позитивным и добрым, так уж сложилось.

– Вот что ты за брат? Сложно, что ли, сказать: «Да, конечно, Максик, я заберу тебя от зала через час».

– То есть тебя еще и из зала забрать? – тяну недовольно, понимая, что вставать все же придется. – Вот объясни мне, что ты там делаешь в восемь утра?

– Тренируюсь. А что же еще? – в голосе Макса звучит удивление, словно я задал какой-то на редкость глупый вопрос.

– Хорошо, заберу, – соглашаюсь я, но предупреждаю: – Я не на машине.

– Вот скажи мне, у тебя в жопе детство когда играть перестанет? Ты не можешь, как белые люди, в тепле и комфорте ездить?

– Хочешь как белый человек, езжай как белый – на автобусе. Знаешь, что это такое? Зато в тепле. По поводу комфорта не скажу, не пробовал. А я поеду на байке.

– Не знаю, – отмахивается брат, и в трубке слышится гулкий удар.

– Эй? – удивляюсь я. – Ты что там, грушу колотишь и со мной по телефону разговариваешь?

– Ну а что время терять? – спрашивает Макс. – Так ты за мной заедешь?

– Заеду, но часа через полтора, раньше вряд ли успею.

– Ну хорошо… – Макс медлит, а потом спрашивает: – Слушай, Глеб, а может, ты мне ключи от своей машины завезешь? И я поеду в комфорте…

– Ага, мечтай. А твоя-то где?

– «Тойота» в ремонте, а «лексус» в Верещагино. Я его оттуда никак перегнать не могу. Хотел ребят из охраны попросить, но решил, что сам заберу.

– Фиг с тобой, отвезу, а то ведь достанешь ныть!

– Спасибо, ты настоящий брат! – радостно вопит в трубку младший и отключается, а я со стоном иду умываться, по дороге включив кофемашину.

За Максом заезжаю ровно через полтора часа. Он уже пунктуально ждет меня у входа. Зависает в телефоне. В свои двадцать пять Макс похож на богатыря из русских сказок – он выше не только меня, хотя я не считаю себя мелким при росте метр восемьдесят, но и Сашки.

Наверное, если бы он не родился в семье миллионера, то стал бы или охранником, или борцом ММА, а так – это просто скромный владелец сети спортивных клубов, в которых он живет круглосуточно. Даже тренировки сам ведет. Стоят они, как крыло от «боинга», и выжимают наглухо. Я был у Макса два раза – чуть не сдох и решил, что ну его. Я лучше буду ходить три раза в неделю в спортивный зал на первом этаже своего жилого комплекса и играться там с «железом». Пресс это мне позволяет сделать рельефным, девчонки пищат, а зачем себя убивать дополнительно, я не понимаю. А вот Сашка ходит регулярно, и иногда они с Максом радуют гостей и домашних разбитыми физиономиями. В этих ситуациях на все важные переговоры отправляют меня, как самого хорошенького. Ну а что делать, если так оно и есть? На Сашкином лице лежит печать вселенской тоски и неудовлетворенности жизнью, что вкупе со ссадинами и фингалами здорово пугает потенциальных партнеров. У Макса в пятнадцать лет был сломан нос, и редко сходят с рожи синяки, а вот я всегда позитивен, гладко выбрит и не бит. Идеальное лицо нашей многомиллионной компании.

– Запрыгивай, – киваю я брату и, пока он устраивается сзади меня на сиденье, спрашиваю: – И все же, зачем ты решил наведаться в поместье? Тебя же обычно туда не заманишь.

– Ну так на выходные, – юлит младший. Всем прекрасно известно, что Верещагино не входит в сферу его интересов ни в выходные, ни в будни.

– Сегодня четверг.

– Вот видишь, говорю же, скоро выходные. Там близнецы планировали приехать.

– Близнецы приедут в субботу, а сегодня, еще раз напоминаю, четверг. Так зачем?

– Ну хорошо, – сдается Макс. – Хочу посмотреть на реставраторшу, которую нанял Сашка. Мне донесли, что она молодая и хорошенькая.

В голосе Макса урчащие нотки, которые мне совершенно не нравятся. Я даю по газам и выезжаю с парковки на оживленную дорогу, испытывая иррациональное желание забыть младшенького где-нибудь тут. Один раз, в детстве, его потерял Сашка, когда вез в Верещагино с горки домой. Макс свалился в сугроб, долго барахтался и орал, пока это не заметил я. Он тогда сидел за моей спиной на снегоходе, который с упорством буйвола тащил Саша. Он старше меня на восемь лет и на одиннадцать – Макса. Почему сейчас я не могу так же потерять младшенького по дороге? Это очень заманчиво.

Лика

Где-то в глубине души я боюсь, что все произошедшее со мной – это сон и невероятная работа мне привиделась. Ну не приглашают вчерашних выпускниц провести месяц в шикарном старинном поместье и не предлагают за это сказочный гонорар. Поэтому страшно, волнительно и не хочется разочаровываться.

Я, когда звоню Лисовецкому, постоянно поднимаюсь на цыпочки и всматриваюсь в глубину сада, где в тени деревьев виднеется дом. Отсюда мало можно рассмотреть, только то, что он светло-бежевый, с белыми колоннами у входа и такой типично русский, века восемнадцатого.

К дому ведет тропинка – очень аккуратная, асфальтированная. А чуть в стороне – широкая дорога, въезд для машин. Наверное, стоило припарковаться там, а не у калитки. Что-то я не сообразила. Ну ладно, машину можно перегнать и потом. С левой стороны, за деревьями, почти сбросившими листву, я вижу широкую парковку. На ней стоит несколько машин – красивых, дорогих. И даже один мотоцикл, у которого я могу отсюда разглядеть только руль. Сердце снова совершает кульбит, причем не в груди, а где-то в желудке. «Перестать, Лика! – говорю себе. – Нельзя так реагировать на каждый мельком увиденный байк. Это глупо».

К счастью, заказчик отвечает почти сразу же, избавляя меня от ненужных мыслей, а буквально через минуту на тропинке, ведущей к воротам, появляется парень. У него темно-русые волосы и сползающая на глаза рваная челка. Высокий. Выше меня, но по мне – излишне худощавый, лет семнадцати.

– Вы Лика? – вполне вежливо спрашивает он. Я киваю, и он запускает меня на территорию поместья.

– А… – я указываю на машину, но он машет рукой.

– Сейчас кого-нибудь попросим, отгонят, не переживайте. Папа вас ждет.

«Папа?» – проносится в голове. Шок-шок, мне казалось при встрече – Лисовецкому чуть больше тридцати, а у него такой большой сын. Начинаю крутить в голове, сколько может быть заказчику и почему у него такой взрослый сын, но потом понимаю, что веду себя невежливо. Какое мне дело до тайн семьи Лисовецких?

– Пойдемте, у нас еще есть время. Я вам покажу, что у нас тут и как. Кстати, меня зовут Никита, точнее…

Он хмыкает, и почему-то от ухмылки сердце пропускает удар. Совершенно иррационально. Я точно не воспринимаю почти подростка как мужчину. Почему же тогда сердце екает? Но парень, не догадываясь о моих мыслях, продолжает:

– …назвали меня Никита, но обращаются просто Ник.

– А много народа живет в поместье? – спрашиваю я, и он отвечает с честностью и беззаботностью молодого человека:

– Никто. Только охрана и обслуживающий персонал. Этот дом прадед купил для прабабушки, году в девяностом. Прадед у нас был уважаемым в определенных кругах человеком. Построил первую после распада СССР крупную финансовую империю… Эй, не смотри на меня так!

Ник очень естественно переходит на «ты», но я не против. Парень действительно приятный и забавный.

– Я же наследник этого всего (в конечном счете буду), поэтому и знаю. Плюс отец все равно просил провести тебе мини-экскурс в историю. Так вот, прадед честно и нечестно работал и любил прабабушку, которая была натурой творческой – пианисткой, а еще в каком-то затертом колене аристократкой. Вот дедушка и решил сделать любимой приятное – это загородное поместье. Проблема в том, что в части помещений ремонт так и не сделали. Дом очень большой и никогда не использовался целиком. Ну, по крайней мере, в нашем веке и в прошлом. Не ремонтировали его по нескольким причинам – во-первых, в нем есть зал с фресками и колоннами. Прабабушка его очень любила и трогать не дала, чтобы не испортить. Там стоял ее рояль, иногда проходили благотворительные концерты, какие-то приемы и прочее-прочее, но прабабушка умерла в две тысячи первом, чтобы ты понимала. Ну, а во-вторых, руки не дошли, да и специалисты не попадались. А которые попадались, – Ник морщится, – уходили.

– В смысле? – настораживаюсь я.

– Не бойся. – Ник ослепительно улыбается. – Никаких тайн прошлого, призраков старого дома или несчастных случаев. Все банально. Прадед не искал, ему и так было хорошо. А когда этим занялся отец, то возник ряд проблем. Кого-то не устраивала оплата, кого-то работа за городом… Все штатно. Ну и еще один индивид у нас не хочет делать ремонт, поэтому саботирует.

– Почему?

– Представления не имею. Но прошлого реставратора он подкупил, чтобы тот уехал. – Никита ржет. – Ты бы слышала, как орал папа.

– Меня тоже будет пытаться подкупить? – приподнимаю я бровь.

– Очень странно, что не попытался, – хмыкает Ник и переводит тему: – Вон само крыло.

Парень машет рукой вправо, и я вижу, что за основной частью дома под углом начинается еще одно крыло, даже фасад выглядит более обшарпанным.

– Вот папа и хочет, чтобы ты его отреставрировала. Ну, не своими силами, конечно. Но всю рабочую часть покажет и расскажет он тебе сам, пошли! На мне только обзорная экскурсия по барским угодьям. Там у нас конюшни, – указывает Ник куда-то в сторону старого корпуса, – а если пройти дальше, то пруд и банный комплекс. Комплекс есть и в самом доме, но там вместо пруда бассейн. Так сказать, зимний вариант.

– Эй, – напоминаю я, – ты так и не рассказал, кто тут еще живет.

– Точно! – Ник ерошит челку и начинает походить на ежа.

– Прадед умер в начале лета, – говорит он. – А все остальные тут не живут, а просто приезжают. У прадеда двое детей: мой дедушка – они с бабушкой сейчас большую часть времени проводят в Европе – и тетя Лиза. Она, конечно, приезжает, но нечасто. Мой отец бывает три-четыре дня в неделю, два моих дяди – его младшие братья – раз от разу, но на тебя точно приедут посмотреть, – заявляет он, а я недоумеваю. Зачем на меня смотреть? Я что, зверюшка в зоопарке? – Мои двоюродные брат с сестрой – Дэн и Алина – тоже приезжают в основном в выходные. Ну и так, по мелочам. То друзья, то деловые партнеры, то… – Ник поморщился, а потом снова улыбнулся. – Короче, тут не скучно, с одной стороны, а с другой – дом такой большой, что, если не хочешь никого видеть, никого и не увидишь.

– Получается, ты самый младший, или у твоих дядей и кузенов есть дети?

– Не-а, нет. Я очень жду, когда кто-нибудь подарит семье Лисовецких мелкого орущего монстра и снимет это почетное звание с меня. Но мужчины в нашей семье… – Ник хмыкает: – Не отличаются постоянством и пока не горят желанием связывать себя узами брака. Правда, дед говорит, что это до того момента, пока не встретят единственную.

Ник мне нравится. Он не похож на балованного мажора, купающегося в деньгах, и это странно. Обычный парень, который почему-то ни слова не говорит про свою мать.

– А, и еще! Управляет домом Эмилия Львовна. Страшная женщина! – Ник делает круглые глаза. – Не зли ее. Она тут царь и бог, ее боится даже папа. Потому что она заведует горничными, которые убирают комнаты, она готовит есть, в ее ведении находится вся хозчасть. Нахамил Эмилии Львовне – получил пересоленный суп и не обнаружил в санузле туалетную бумагу. Поверь, я знаю, о чем говорю.

– Кого еще нужно тут бояться? – со смехом уточняю я.

– Моего отца, конечно, – совершенно серьезно отвечает Ник. – А если серьезно… всех бойся, Лика.

– И тебя?

– И меня тоже, – он беззаботно пожимает плечами. – У нас у всех есть отвратительная черта характера, мы все привыкли получать то, чего хотим, и если не можем получить, то злимся и становимся… ну… просто богатыми говнюками.

– Ты не похож на богатого говнюка.

– А это потому, что, как говорит Макс (дядя), я еще маленький. И потому что ты мне понравилась, – непосредственно признается парень и открывает передо мной дверь в дом. – Пошли, папа ждет тебя в кабинете. Он все расскажет. Кабинет – левая дверь, вон там! – парень машет рукой. – А пока дай ключи от машины, я попрошу отогнать ее на парковку.

Глава 4

Лика

Я боюсь Лисовецкого-старшего. Это прописная истина, аксиома, которую просто надо признать и смириться.

Я его боялась, когда увидела в первый раз на собеседовании и потом долго не могла избавиться от неприятного и липкого ощущения страха. Ровно такие же чувства он вызывает сейчас, когда я медлю перед дверью его кабинета, прежде чем постучать и потом несмело заглянуть внутрь. Мой страх настолько силен, что даже мелькает мысль сбежать отсюда, пока не поздно. Но какой же идиот бежит от хорошо оплачиваемой, интересной работы?

– Здравствуйте, Александр Романович, – блею я и ненавижу себя за противный тонкий голосок. Обычно он все же не такой писклявый.

– Доброе утро, Анжелика, заходите, – приветствует он меня. Низкий приятный голос, вежливый, но это ничего не меняет. От Лисовецкого исходит волна подавляющей силы, от которой хочется залезть под диван. Он просто пугает своим тяжелым взглядом. Губами, на которых нет улыбки. Рядом с ним чувствуешь себя виноватой буквально во всем. Хотя он красив, но эта красота не привлекает. Насколько открытый и непосредственный Никита, настолько мрачный его отец. Так и хочется спросить: «Мужик, что у тебя произошло в жизни, раз ты стал таким букой? Вроде бы миллионы не способствуют образу мученика на кресте». Нет, я не так наивна и понимаю, что деньги не всегда равно счастье, но они удовлетворяют базовые потребности. С ними не нужно думать, что жрать, где жить и как проходить зиму в летних кедах. И, как я понимаю по рассказам Никиты, трагедий в семье у Лисовецких тоже не было. Хотя… Ник не упоминал мать. Может быть, причина мрачных складок у рта Лисовецкого-старшего именно в этом?

За своими совершенно нерабочими мыслями я позорно пропускаю почти всю информацию, которую до меня пытался донести Александр Романович. Искренне надеюсь, что он не рассказывал что-то жизненно для меня необходимое. Например, где находится комната, в которой я буду жить.

– А сейчас, Анжелика, давайте подпишем документы, и я вас отправлю обустраиваться и завтракать. Встретимся после обеда, и я вам все покажу.

– А раньше? – уточняю я, потому что устроиться, конечно, хорошо, но я приехала работать.

– Раньше у меня дела, – отзывается он, и я киваю, подписывая одну бумагу за другой. Пока вникаю в мелкие строчки контракта, Лисовецкий о чем-то думает, а потом произносит: – Хотя пойдемте.

Он поднимается и решительным шагом направляется к двери. Его дорогой темно-синий костюм сидит просто безупречно. Он вообще нормальный – расхаживать в деловом костюме по загородному поместью?

Кабинет, который я толком не успела разглядеть, под стать Александру Романовичу – такой же безупречный, безликий и дорогой. Если он ждет такого же эффекта от реставрации, пожалуй, мы не сработаемся. Впрочем, смысл дергаться раньше времени? Посмотрю помещения, разработаю макеты, и уже потом будем думать, что делать дальше и как искать компромиссы между волей заказчика и здравым смыслом. Это обычный рабочий аспект.

Лисовецкий выходит из кабинета, а я послушно двигаюсь за ним, чувствуя себя букашкой на фоне его мощной фигуры.

– Сегодня здесь мои братья, – поясняет Александр торопливо. Он всегда говорит очень быстро, словно куда-то опаздывает. – Думаю, они с удовольствием обсудят реконструкцию с вами и все покажут. Главное, не слушайте Глеба. У него свое видение судьбы старой части дома, поэтому ничего хорошего, а, возможно, и приличного он вам не скажет.

«Глеб»… От имени сердце подпрыгивает к горлу. Наверное, я еще долго не смогу спокойно реагировать на это сочетание букв.

Мы проходим через холл и сворачиваем в зал, где я на пороге замираю, так как сердце сначала останавливается, а потом падает куда-то далеко в желудок. Я просто не верю, что подобная херь может произойти со мной. Я словно героиня какой-то идиотской мыльной оперы.

Зато я теперь хорошо понимаю, почему так паниковала Наташа, узнав, что я переспала с Глебом. Просто он тоже Лисовецкий. Хозяин ночного клуба, где работает моя подруга. Именно она мне подкинула выгодный контракт. Да что вообще тут творится и зачем Глеб это все затеял?

– Анжелика, это мои братья, Глеб и Максим. Они, как и я, имеют право подписывать документы и сметы, – ничего не подозревая, рассказывает Александр Романович, а я просто не знаю, что говорить и как себя вести. – С ними можно обсудить любой вопрос. Только Глеб не вправе принимать единоличные решения. По одной причине – он пристрастен.

– Очень приятно познакомиться, – блею я, утонув в холодных насмешливых глазах своего случайного любовника. Он, как и ночью, безупречен. Только на щеках темнеет щетина. Видимо, с утра не побрился. Другого мужчину, хотя он, похоже, крупнее и Александра, и Глеба, я просто не замечаю. Мое сознание занимает только Глеб – светлые джинсы, низко сидящие на бедрах, и простая черная майка, рукава которой плотно обтягивают рельефные мышцы рук. Вот откуда он взялся на мою голову? И что ему стоило остаться там, во вчерашней сумасшедшей ночи?

А Глеб взирает на меня с ленивой улыбкой хищника, которая не предвещает ничего хорошего. Он делает шаг навстречу и смотрит с вызовом. Только сейчас не на меня, а на старшего брата. И с удовольствием говорит:

– А мы с Анжеликой знакомы, в своем роде…

– В смысле? – хмурится Александр.

– Я с ней спал, – припечатывает Глеб. – Вчера.

На заднем фоне очень обидно ржет Максим, а я чувствую, как пол уходит из-под ног. Вот зачем он так? Неужели об этом нужно заявлять при всех?

– Не поверю, что ты не помнишь, Анжелика, – с насмешкой обращается он ко мне. В его глазах мелькает что-то, похожее на обиду. Не понимаю. Он на самом деле ждал, что я кинусь ему на шею с поцелуями? Или что?

– Я не знала, кто ты, – шепчу пересохшими губами, а он довольно ржет. – Знала бы, бежала, как от огня.

– Говорил же тебе, Сашка, я найду абсолютно любого реставратора и все испорчу!

Глеб выглядит таким неприлично довольным, что хочется его удавить прямо здесь. Останавливает меня только разница в габаритах и весе. И то, что я еще храню в душе хлипкую надежду, что работа все же будет моей.

– Это не имеет значения, – хмурится Александр, хотя слова даются ему с трудом, а я выдыхаю.

– Для тебя – да, а вот для Лики… – довольно тянет Глеб и смотрит на меня взглядом, который говорит: «Я все про тебя знаю, маленькая серая мышка, которая не привыкла спать с мужиками на первом свидании».

Он делает шаг ко мне и склоняется к губам.

– Ты же будешь хорошей девочкой и уедешь? Понимаешь же, сколько неловких и, возможно, постыдных моментов тебя ждет в моей компании?

Так вот зачем была эта ночь. А я, наивная, думала, что, может быть, действительно цапанула его. Пусть и на одну ночь.

Меня словно облили холодной водой. Начинает тошнить, но я сжимаю зубы, поднимаю на него полный отчаяния взгляд и припечатываю:

– Не надейся.

– Это мы еще посмотрим, – цедит Глеб сквозь зубы, а Александр довольно хмыкает.

– Просчитался, братец. Видимо, тебе попалась неопытная девушка и после секса с тобой не спешит бежать куда глаза глядят. Сравнивать не с чем.

– В моем окружении хотя бы есть девушка после секса со мной, – парирует Глеб, а мне начинает казаться, что эти двое, решая свои семейные проблемы, вообще забыли о том, что тут рядом стою я. И это именно мою сексуальную жизнь они с таким огоньком обсуждают. – И значит это только одно. – Он довольно улыбается и обещает, глядя мне в глаза своими наглыми синими: – Значит, я тебя трахну по крайней мере еще один раз. Ты даже не представляешь, как я этого хочу.

Вот так просто. При всех. При своих братьях, при племяннике, застывшем в дверях с удивленным выражением лица. Что он вообще о себе возомнил? А я в таком шоке, что даже послать его не могу.

Из ступора меня выводит недовольный голос Макса:

– Ну, Глеб, ты не мог мне сказать с утра, что она твоя? Я бы не поперся сюда ни свет ни заря.

– Ты же за машиной?

– Да она тут уже две недели стоит…

– А нехер было врать.

Парни, не прощаясь, удаляются из комнаты, и их голоса затихают где-то в коридоре. Никита – и тот тихо линяет, а я стою ни жива ни мертва, чувствуя на себе внимательный и недовольный взгляд начальника. Если он меня сейчас отправит домой, я не удивлюсь. Теперь в этом доме меня считают шлюхой, а не профессионалом. Просто прекрасно, Лика. Отличное начало самого перспективного в твоей жизни проекта.

– Анжелика, – тихо говорит Александр Романович, – вы же понимаете, что спать с моим братом – это верный способ лишиться рабочего места?

– Когда я с ним спала, – стараясь, чтобы голос не дрожал, отзываюсь я, – я не представляла, кто он такой.

– Даже не сомневаюсь, потому и закрываю на это глаза. Но впредь…

– Впредь я буду держаться от него подальше. Уж поверьте.

– Только вот он – нет, – замечает старший Лисовецкий и очень внимательно на меня смотрит.

– И что я могу с этим сделать?

– Я уверен, у женщины есть масса вариантов показать мужчине, что он ей неинтересен. Было бы желание. А у вас оно должно быть, вы ведь не хотите лишиться работы?

Я не хочу, но сама ситуация, высокомерный тон Лисовецкого-старшего – все бесит, поэтому я спрашиваю:

– Раз вы знаете, что ваш брат не отстанет, не проще ли меня выгнать?

На красивом лице Александра появляется недовольная гримаса, будто он сжевал лимон.

– В данной ситуации – не проще.

– А… я прекрасно понимаю. Если вы меня выгоните, это будет означать, что он победил. Поэтому я даже могу переспать с вашим сыном, и мне это сойдет с рук.

– А вот с сыном не стоит.

– Меня не интересуют дети. Успокойтесь.

– Ему восемнадцать.

– То есть уже можно?

– Анжелика, я вообще не понимаю, как позволяю вам разговаривать со мной в таком тоне?

– Александр Романович, простите. Я неправа, но и вам не стоит наступать мне на больную мозоль. Мой первый в жизни случайный секс закончился…

– Глебом.

– Именно. Закончился Глебом и милым обсуждением в небезразличном семейном кругу. И для меня дело чести закончить этот объект…

– …и не оказаться снова в его постели?

– Именно. Поэтому буду вам благодарна за две вещи. Первая – давайте не станем больше заводить разговор о моей личной жизни. Ну а второе – оградите меня от вашего брата. Пожалуйста.

– Я, конечно, могу привязать Глеба к кровати в его комнате, – задумчиво протянул босс, – но и из этой ситуации он сумеет извлечь пользу. Просто помните: для Глеба вы – трофей. Ему интересно соблазнить и сделать так, чтобы вы отказались от этой работы. То есть изощренно обидеть. Если вы будете держать все это в своей хорошенькой головке, пока мой брат пытается вас соблазнить, думаю, сможете устоять перед его напором.

– Тогда почему вы так волнуетесь?

– Потому что у этого мудака всегда получается то, что он задумал. Я слишком плохо знаю вас, чтобы волноваться. Я за себя переживаю. И за эту долбаную старую часть дома. Лучше б я ее взорвал.

– Это технически сложно, – машинально отзываюсь я. – Не получилось бы ее демонтировать, не повредив основное крыло.

– Вот поэтому вы и здесь. Сейчас я позову Эмилию Львовну, и она проводит вас в комнату.

Глеб

Эта коза сделала вид, будто меня не знает! Точнее, хотела сделать вид, что меня не знает! Ночью стонала подо мной, а с утра, значит, «Мальчик сделал свое дело, мальчик может быть свободен»? Не представляю, почему меня это злит даже сильнее, чем то, что она демонстративно осталась поганить мою часть дома.

Виски у Сашки в баре вкусный. Даже жаль, что я отказался от него в прошлый раз. Сижу в дедовом кабинете, нахально закинув ноги на стол, почти уложив их на крышку ноутбука брата, и жду. Душа требует с кем-нибудь поругаться или набить морду, но бить морду моим братьям – дело неблагодарное. Поэтому придется ограничиться порцией словесных гадостей, когда Сашка закончит разговаривать с Ликой, которая бесит своим поведением. Она должна была сначала растаять от моего присутствия, затем зарыдать и свалить. Все! А потом, может быть, я бы ее нашел через Наташку и милостиво трахнул. Ну шикарный же был план?

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Глеб?

Сашка заходит мрачнее тучи. Точнее, Сашка заходит мрачнее Сашки в обычный день, и его кислая рожа – бальзам для моего сердца.

– А что? – изображаю, что не понимаю, о чем речь.

– Ну, например: «Извини, что я спал с твоим реставратором и положил ноги на твой рабочий стол».

– А ты планировал спать с ней сам? – пассаж про ноги демонстративно не замечаю. – Так она для тебя маловата, не находишь? Всего двадцать три.

– Я не собирался спать с ней. Ты это знаешь. Но и для тебя она тоже маловата, если ты об этом. Ты тоже не мальчик.