Полная версия
В тёмном костре рябин
– Никак не относится, – простодушно ответил мальчик, – Не обижает. Когда он приезжал к Кате, она всегда отводила меня к тёте Гале, чтобы я не мешал. И я сидел и ждал, когда дядя Олег уедет. А когда он уезжал, я радовался. И Катя радовалась.
– Чему радовалась?
– Тому, что он уехал, – пояснил Миша, – Когда он приезжал, Катя сразу грустная становилась.
Больше Матвей ни о чём не расспрашивал ребёнка. И так всё понятно. К этой девушке, приехавшей вместе с Олегом, он с первого взгляда испытал неприязнь. Новая подстилка его брата, красивая, смазливая и, наверняка, глупая, но расчётливая. Младше его брата на десяток лет, если не больше. То, что она красивая, сильнее всего раздражало. И именно той красотой, которая так нравилась Матвею. Будучи рослым и крепким, его тянуло к девушкам невысоким и хрупким, ему нравилось защищать и опекать своих подружек. Да и подружек-то особо не было, так, Вика и перед ней пара девчонок в старших классах школы. Но Вика была особенной и последней его девушкой. К ней он до сих пор испытывал нежные чувства. Чтобы отвлечься от мыслей о Вике, Матвей начал вспоминать Катю. За столом во время милого семейного завтрака он пробыл не долго, но новоявленную невестку успел разглядеть внимательно, во всех подробностях. Да она и не мешала ему на неё пялиться, опустила глаза в пол и, кажется, даже выдохнуть боялась. Сначала он разглядел, естественно, её фигуру во всех подробностях. К тому же летнее платьишко из лёгкого ситца ему в этом не препятствовало. Из под него виднелись округлые красивые коленки, которые руки его брата по-хозяйски раздвигают каждую ночь. Бёдра округлые и грудь высокая, мягкая, немного большевата, но это делает её тоненькую изящную фигурку более пикантной. Интересно, соски на них розовые или коричневые? Матвей удивился откровенности своих мыслей. Но ещё больше удивился напряжению в паху. И сильному физическому желанию к этой незнакомой девушке. Вот же шельма. Он перевёл ход мыслей в другую сторону. Её лицо. Оно ему понравилось больше всего. Её глаза огромные, в обрамлении густых и длинных ресниц, скромно отводили от него взгляд. Но он успел разглядеть и какого они тёмного голубого цвета, как лесные колокольчики на летней полянке в начале июля. Интересно, когда брат её имеет, она так же стыдливо прячет глаза под ресницами? Если бы имел её он сам, то непременно заставил бы смотреть ему прямо в глаза. Изгиб её губ нежный, верхняя губа чуть тоньше нижней, и немного подрагивала, когда он нагло разглядывал её лицо. На шее, где начинались тонкие завитки локонов, виднелось коричневое родимое пятнышко в форме лепестка. А сами локоны насыщенного шоколадного цвета были безжалостно стянуты в строгий пучок на затылке. «Чёрт, не могу больше!» – выругался он про себя, в самый раз опять бежать к реке и охладиться. Так, с сильным раздражением на себя, он вернулся домой. Миша, как только вбежал во двор, громко позвал Катю. Девушка выглянула из открытого окна веранды.
– Мы вернулись, Катя! – сообщил мальчик и бросился в дом.
Матвей направился за ним. На веранде на столе сушилась уже вымытая посуда, аккуратно составленная на расправленное на столешнице полотенце, а Катя чистила картошку, стоя у плиты. Она надела старый кухонный фартук его матери, и теперь готовила обед.
– Быстро ты освоилась здесь, невестка, – усмехнулся он, устраиваясь на стуле в расслабленной вальяжной позе, скрестив руки на груди и вытянув ноги во всю длину так, что Кате пришлось обходить его, когда она захотела взять со стола тарелку.
Девушка ничего не ответила, склонившись над плитой.
– Налей мне чаю, если уж ты за хозяйку здесь, – приказал Матвей. Миша сел рядом, болтая ногами.
– Хорошо, сейчас, – быстро отозвалась Катя, – Вам с молоком?
– Нет, крепкий чай с сахаром, подогревать не нужно, выпью холодный, – он, слегка прищурясь, наблюдал, как девушка проворно и быстро достала кружку, приготовила ему чай, как он просил, и даже старательно размешала чай ложкой. Матвей обернулся к мальчику, – Слушай, парень, беги сейчас в огород, там увидишь на заборе пустые вёдра, волоки их сюда, сейчас пойдём за водой.
– За водой? А куда? – поинтересовался Миша.
– В колодец, – ответил Матвей, прихлёбывая чай из кружки.
– Как? Настоящий колодец?! – удивился ребёнок.
– Да, настоящий. Сейчас сам увидишь, а теперь беги за вёдрами.
Миша сорвался с места, и через секунду его уже не было на веранде.
– Что-нибудь ещё? – спросила Катя, прекрасно помня, что за завтраком он ничего не успел поесть. Она уже повернулась к буфету за тарелкой с пирожками, как услышала эту фразу, сразу же ставшую бетонной стеной между ними.
– Что-то ещё, – произнёс Матвей с усмешкой, – Приподними чуть платье, хочу получше разглядеть твои ножки.
Протянутая рука так и застыла возле дверцы буфета. Катя сжалась и отступила назад, в её глазах заплескалась паника, а парень, заметив это, громко расхохотался.
– Чего замялась, голубоглазая? Не стесняйся, здесь все свои, родственники, – он встал, с шумом отодвинув стул, и уже возле двери снова обернулся, – Смотри, картошку не пересоли, когда варить будешь. А то, говорят, влюблённые всё пересаливают.
– Не бойся, не пересолю, – вдруг вырвалось у Кати. Раздражение и возмущение поднималось в ней горячей волной, начинало вскипать где-то в груди так, что даже дышать становилось трудно.
– Да, правда? – Матвей затормозил на пороге, – Юная прелестная жена вовсе не влюблена в своего престарелого мужа?
– Я не стану с тобой разговаривать в таком тоне! – взвилась Катя, – Ты… Ты такого права не имеешь…
Она хотела продолжить, но Матвей демонстративно поднял руки, перебив её гневную тираду насмешливым голосом:
– Всё, сдаюсь! Сдаюсь, сдаюсь! Только не гневайся!
Он с хохотом выскочил на крыльцо, а Катя метнула ему вслед горящий гневом взгляд.
Глава третья. Ты под моей защитой
«Что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой»
Джебран Халиль Джебран
Он её раздражал. Раздражал так, что хотелось чем-нибудь запустить в его самодовольную наглую физиономию. Одно её останавливало не связываться с ним – Миша к нему прилип так, что, казалось, о самой Кате забыл. К Олегу относился с опаской, даже сторонился, к Татьяне Борисовне – равнодушно, а вот от Матвея ни на секунду не отходил, когда тот возвращался домой после работы на ферме. Миша тащил ведро с водой, заранее нагретое за день на солнце, Матвей мылся этой водой в летнем душе, а потом они оба ужинали. И если Матвей задерживался, мальчик ни за что не садился есть без него.
Как-то Матвей взял его с собой на ферму, посадил за руль грузовика, показал хлебоуборочные комбайны, стоящие в огромном гараже, похожим на ангар для самолётов. Миша был в восторге, а вечером, когда они вернулись, Татьяна Борисовна с упрёком набросилась на Матвея:
– Куда же ты таскал весь день ребёнка? Катя волновалась. Нельзя же так, Матвей!
– Ей не о чем волноваться, – небрежно ответил Матвей, – Что, я за ребёнком не услежу? Мать, мы есть хотим.
– Ужин на плите, Катя не убирала, садитесь и ешьте, – ответила женщина.
– Я сейчас, только к маме сбегаю, – быстро проговорил Миша, выбежал во двор.
Из окна было видно, как мальчик подбежал к Кате, которая вешала на верёвки постиранное бельё, и начал что-то быстро рассказывать ей, размахивая руками от переизбытка эмоций пережитого дня. Катя слушала его внимательно с улыбкой, а потом присела на корточки и обняла его за плечи, прижала к себе. Матвей задумчиво наблюдал за ними, пока из раздумий его не вывел раздражённый голос матери:
– Такая молоденькая, а уже ребёнка успела нагулять. И за что только Олежке такие шалавы попадаются, одна другой краше?! Сначала Вика эта. Покрутила хвостом с тобой, потом с братом твоим, а сейчас спуталась с этим лейтенантом из полиции. Я знаю, мне всё передали. На почту, считай, много народа за день приходит, от каждого узнаю новости обо всех. Вот и о Вике вашей узнала.
Матвей почувствовал, как от слов матери внутри закипает злость и раздражение.
– Мать, при чём здесь Вика? У тебя законная невестка есть. Забудь уже о Вике.
– Да больше всего я боюсь, что ты опять спутаешься с этой вертихвосткой! – женщина присела за стол и вздохнула, снисходительно глядя на сына.
– Не спутаюсь, – твёрдо и уверенно произнёс он, – А Катя, что, весь день стирала?
– Да. У меня спину-то прихватило, разогнуться не могла. Как вчера на почте с этими отчётами просидела, так и скрутило утром поясницу. Говорю – ищите нового начальника почты, мне давным-давно на пенсию пора, внуками заниматься.
Матвей приметил, что все пять верёвок, когда-то протянутые им во дворе, были завешаны бельём.
– Хорошо, что у тебя теперь есть невестка, – произнёс он.
– Да, хорошо, – согласилась мать, – Работящая, и ни в чём мне не перечит. Вот если бы ещё довеска у неё не было… Это ж надо! Только представь, ей, что двенадцать-тринадцать лет было, когда она нагуляла?
– Всякое бывает, мать, – ответил Матвей и уже с раздражением спросил, поворачиваясь к матери, – Не маловата ли она для моего старшего брата?
– Матвей, это его дело, не вмешивайся, – осекла его мать и встала из-за стола, – Когда поужинаете, скажешь Кате, она посуду помоет, а я спать пойду, поздно уже.
Матвей подошёл к открытому окну и громко свистнул.
– Миха! Иди сюда живо! – крикнул он, на что мальчик сразу же отозвался и прибежал, шлёпая босыми пятками по деревянному полу.
– Давай есть, Миха, – сказал Матвей, разливая суп с клёцками по тарелкам, – Попробуем, что твоя Катя приготовила.
А чёрт побери, и правда вкусно готовит, Миха не преувеличивал, когда её нахваливал. После ужина Матвей не стал звать Катю, сам помыл посуду и прибрал остатки ужина в холодильник, отправил Мишу спать.
Уже проходя мимо летнего душа, Матвей услышал, как льётся вода. Он приостановился. За клеёнчатой шторой мерцал свет тусклой лампы и проникал в щель между старых уже высохших досок. Парень подошёл, прислонился лбом к доскам, посмотрел в щель и увидел то, что и ожидал увидеть. Тонкий силуэт девичей фигуры, полностью обнажённой. Катя черпала ладошками воду и проводила ими по своему телу. Кожа девушки была влажной, нежной, а спутанные мокрые волосы тяжело ложились на спину. Он видел её в пол-оборота. Высокая грудь с твёрдыми светло-коричневыми сосками (всё-таки коричневыми!), по которой катились капельки воды, маленькая упругая попка, тонкие пальчики на ступнях. Девушка повернулась на шорох, и Матвей отпрянул, его сердце бешено заколотилось. «Вот ненормальный, – обругал он себя, – Как озабоченный подросток!»
– Невестка, тебе потереть спинку? – громко усмехнулся он.
– Уходи! – донеслось до него из-за шторы, – Немедленно уходи!
– Да что ж ты такая нервная-то, – произнёс парень, услышав в девичьем голосе нотки паники, – Утомилась за день, а я тебе помочь хочу.
За шторой Катя лихорадочно куталась в полотенце, а потом вдруг села на скамейку, закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Катя… – опешил Матвей, – Ну, прости… Прости за эту глупую шутку!
Он метнулся к ней, откинул штору. Катя не пошевелилась, не отпрянула, с обречённым равнодушием посмотрела на него. Он снял с вешалки её халатик, накинул его ей на худые вздрагивающие плечи, а потом присел на корточки и серьёзно сказал, глядя в её влажные от слёз глаза:
– Запомни мои слова, невестка, ты теперь живёшь в моей семье, и это значит, ты под моей защитой. Не относись ко мне как к постороннему, который может тебя обидеть. Этого не будет никогда. А если я себе позволяю грубые шуточки, то уж прости, я такой есть, не смогу себя переделать.
Катя дотронулась ладонью до щеки, растирая слёзы на мокром лице, всхлипнула, а потом вдруг посмотрела на него прямо, без страха.
– Значит, ты меня не ненавидишь? – спросила она.
– А за что мне тебя ненавидеть, девочка?
– За то, что вышла замуж за твоего брата и приехала сюда.
Матвей рассмеялся.
– Разве за это можно ненавидеть? Ладно, вытирайся и одевайся, не буду мешать. Оставь мне своё полотенце, я тоже хочу помыться.
– Я могу принести другое, сухое, – тихо отозвалась Катя.
– Не надо бегать туда-сюда, иди отдыхай, набегалась поди за день-то.
И то, как он это сказал, дало трещину в плотной стене, вставшую между ними с первых же минут знакомства.
А когда Катя ушла, оставив ему своё влажное полотенце, он, помывшись, долго вытирался им, вдыхая нежный едва уловимый аромат, оставшийся от Кати.
«Всё, я пропал, – честно сам себе признался Матвей, когда возвращался домой, изрядно выпив, нетвёрдой походкой огибая изгородь, – Надо сматывать отсюда, пока не поздно. Втюрился в невестку, как последний идиот» Когда он открыл дверь и переступил порог, что-то, как всегда, упало, покатилось и забрякало пустым звоном.
– Мамка, опять воды, что ли нет? – произнёс он громко, хватаясь руками за дверной косяк, – Брат дома живёт, а воды по-прежнему нет, – усмехнулся он и включил свет, нисколько не заботясь о том, что все уже давным-давно легли спать.
На шум поднялась с постели мать, прибежала в кухню, нервно зашептала:
– Ирод окаянный, опять напился! Да не шуми и свет выключи, перебудишь ведь всех!
– А мне всё равно! – отчаянно взмахнул рукой Матвей, и сразу же, потеряв опору, чуть не упал, – Мамка, давай тащи мои документы! Уезжаю завтра от вас! А вы живите, как хотите!
– Иди проспись, ирод, – уже громче произнесла женщина, – Куда собрался на ночь глядя?
– А всё равно, куда! Паспорт мой неси, так… деньги где-то здесь должны быть… – Матвей похлопал себя по карманам куртки, но, опять не удержав равновесия, пошатнулся и, пытаясь задержаться, схватился за полку, чашки с бряканьем полетели на пол.
– Пьяница несчастный, что ж ты творишь-то! – закричала от возмущения Татьяна Борисовна.
Дверь комнаты открылась и на пороге появилась испуганная Катя, босая, в прозрачной ситцевой ночнушке. Платок, наспех накинутый на плечи, не закрывал откровенных очертаний изгибов девичьей фигуры.
– Оба-на! Невестка! Обалдеть! – пьяным смехом зашёлся Матвей, потирая ладонь, из которой сочилась кровь. Осколки керамической посуды поцарапали его руку.
– Я сейчас всё приберу, Татьяна Борисовна, – спешно произнесла Катя, хватаясь за веник и совок.
Матвей преградил ей путь.
– Да не надо здесь ничего убирать! Я сам. Сам уронил, сам и подниму. А ты чего не спишь? Иди к мужу под тёплый бочок, он уже потерял тебя. Братец, ау! Где ты? Иди забери свою молодую жену и приласкай!
– Матвей, не кричи! Олег уехал, – вмешалась в его речь мать, – Иди же спать и угомонись, наконец!
– Так ты из холодной постели ко мне навстречу выбежала, невестка? – глумливо рассмеялся Матвей, – Извини, но приласкать тебя вместо брата не могу. Ты не в моём вкусе.
– Матвей! Быстро иди спать! Я что тебе сказала! – закричала, потеряв терпение, Татьяна Борисовна.
– Ладно, ладно. Тихо, мать! – Матвей махнул в её сторону рукой, как бы пытаясь её успокоить, и нетвёрдой походкой направился к себе в комнату.
Катя начала убирать разбитую посуду под причитания Татьяны Борисовны.
– Вот за что мне такой сын, божечьки мои… За что? – слезливо вопрошала она, усевшись на стул, – Сервиз-то какой добротный был, нравился мне так…
Катя осторожно выбросила осколки в мусорное ведро, налила женщине кружку воды, протянула ей. Татьяна Борисовна отпила несколько глотков, а потом, уже без слёз в голосе, произнесла:
– Ты это, тряпкой мокрой ещё протри, вдруг какие мелкие стёклышки на полу остались, а я прилягу пойду.
– Да, да, сейчас… – Катя сходила за ведром с водой, помыла полы на кухне, вынесла мусорное ведро, а потом вернулась в свою комнату, но долго ещё не могла уснуть, думая о Матвее. Почему-то в этой ситуации ей было жалко не свекровь, переживающую за разбитую посуду, а Матвея. Да, он вёл себя по отношению к Кате грубо, вызывающе, всячески провоцировал её на ответную грубость. А когда, всё же, не хамил ей, то вообще демонстративно не замечал. И Катя не могла разобраться в своих чувствах к нему. Олега она побаивалась, свекрови старалась угодить, а вот Матвей… Сначала она, конечно, испугалась его. Но вскоре бояться перестала. И его грубость, и хамство по отношению к ней её не пугало. Наоборот, бывали вечера, когда он возвращался с работы и не обращал на неё никакого внимания. Тогда Кате становилось обидно. Она, что, как домашняя кошка, которую можно не замечать? И куда это он, интересно, собрался уезжать? Неужели он серьёзно это решил? Нет, если он уедет, её жизнь здесь будет спокойнее, конечно, но всё же… «Не хочу, чтобы он уезжал!» – вдруг ясно осознала Катя.
Матвей собирался на работу. Руки дрожали, поэтому, когда он брился, то порезался. Теперь вот придётся идти с расцарапанной физиономией. Девчонки-доярки, конечно же, своего не упустят, будут смеяться над его фейсом. Да и бригадир Тарасыч случая блеснуть остроумием тоже не упустит. Матвей плеснул на лицо холодной воды, надел свежую футболку и услышал за спиной лёгкий шорох, обернулся. В кустах смородины стоял босой Миша и внимательно за ним наблюдал.
– Привет, Михей! – парень весело подмигнул ребёнку, но Миша оставался серьёзным, – Что случилось, Миха? Чего ты смурной такой с утра? А да… Я, наверно, тебя разбудил… Чёрт…
– Ты, правда, уедешь? Я ночью всё слышал, – произнёс мальчик и вдруг сорвался с места, бросился к Матвею и обхватил его за ноги, – Не уезжай! Не уезжай! Прошу тебя, только не уезжай… – и тут слова ребёнка утонули в отчаянном рыдании.
– Миха, ты чего?.. – растерянно прошептал парень, опустился на корточки и обхватил Мишу за плечи, – Обидел тебя кто? Ты только скажи, я быстро с этим разберусь.
Миша, растирая слёзы рукавом рубашки и шмыгая носом, ответил:
– Неа… Никто не обижал.
– А чего тогда? – Матвей внимательно посмотрел в детские глаза.
– Не хочу, чтобы ты уезжал.
– Так я это… Недалеко уеду, Миха. Мы и видеться с тобой почти каждый день будем, слово даю.
– Точно? – недоверчиво переспросил мальчик.
– Точно, успокойся и не плачь. Мужики не ревут.
Миша чуть отошёл от Матвея, сел на низенькую скамеечку возле смородиновых кустов и вдруг с горячностью сказал:
– Если бы я был старше на десять лет, а ещё лучше такой, как ты…
– Ну, и что бы ты сделал? – с лёгкой усмешкой поинтересовался Матвей.
– Я бы женился на Кате, купил ей дом и никому бы не разрешил её обижать, – твёрдо произнёс Миша, упрямо и с вызовом смотря в глаза Матвею.
– Вот как… – растерянно в ответ произнёс парень, отвернулся и посмотрел поверх плетёной изгороди. Солнце, несмотря на ранний час, уже нещадно палило, и день обещал быть жарким. Ростки подсолнухов выпрямились, толстые упругие стволы налились, но закрасуются десятками ярко-жёлтых шляпок они ещё не скоро. А вот когда соцветия откроются, такая красота будет в поле! А сейчас последние капли утреннего тумана блестели в травах и листьях вишни и яблони. Знойный летний полдень обещал прийти полноправным хозяином, звал к реке в прохладу низин и садов. Эх, жаль, работы сегодня много, а так бы махнуть на реку, а потом взять лодку, да и на рыбалку можно. Матвей резко повернулся к Мише, спросил прямо:
– Олег обижает Катю?
– Не знаю… – растерянно пожал плечами мальчик, – Но я его боюсь… И Катя, наверно, тоже боится…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.