Полная версия
Сокровища Хана Кучума
– Говорила, – совсем растерялся мужчина, – но как же толкать в воду женщину, которую видишь в первый раз и которая тебе ничего плохого не сказала и не сделала?
– А если б видел во второй раз, то столкнуть можно было? – насмешливо спросила незнакомка, но, тем не менее, глядя на рыбака влюблённым взглядом.
От этих усмешек Степан совсем растерялся и не знал, что делать и куда себя девать.
– Так значит, я Вам не понравилась? – лукаво улыбнулась красавица.
– Понравилась и даже очень, – несмело покраснел мужчина и тихо добавил, – только я не умею ухаживать за женщинами. Да и вы ведь совсем не знаете меня.
– Да мы ведь уже давно знакомы. Я ведь та рыбина, которую ты пожалел и отпустил. А вот те драгоценности, которые были у меня, но ты их не принял, предпочтя им мою дружбу. Рыбиной я стала по злому замыслу колдуньи Ванелти, которую от злобы повело и скрючило, поэтому она всегда завидовала моей красоте и превратила меня в рыбину, которой я должна была оставаться, пока не влюблюсь. И вот я влюбилась в тебя, Степан, и снова стала женщиной, а если бы ты столкнул меня в воду, я бы снова превратилась в рыбу. Вот такая моя история.
– Ну и, слава Богу! – воскликнул Степан, – Станьте тогда моей женой! И я прошу вашей руки!
Женщина, конечно же, согласилась. Они поженились и жили в дружбе и согласии долго и счастливо.
А Окорок, уехав за границу, обнаружил, что его все деньги поточили мыши, и он в одночасье остался нищим. Так что деньги, нажитые неправедным путём, не всегда являются благополучием для их владельца. Так и в этом случае они не помогли старому скряге, который всю жизнь обирал других, надеясь на людском горе построить своё благосостояние.
В ПУЧИНАХ ОЗЕРА ЧАНЫ
Однажды я познакомился с одной симпатичной девушкой, живущей в селе Таган на берегу озера Чаны. И до того она мне запала в душу, что я взял отпуск, благо было лето, и, поселившись на квартире у одной старушки, дни проводил на рыбалке, а вечерами встречался с полюбившейся девушкой. Дело уже шло к тому, что надо было думать о засылке сватов к родителям моей зазнобы.
В селе меня заинтересовал один человек, который, судя по годам, был ещё молод, но волос его был совершенно седым. Мы с ним познакомились на вечеринке, и я его пригласил на рыбалку. Внезапно мой новый знакомый сразу отказался. Меня это заинтересовало, и, пока моя девушка задерживалась, я стал выпытывать у него причину отказа. Обычно на рыбалку все едут с удовольствием. Спешить нам было некуда, и мой новый друг начал свой рассказ, поясняющий историю своей седины и нежелания ехать на рыбалку.
– Раньше я тоже любил рыбачить и часто ездил на Чаны, – начал он свой рассказ, – и вот однажды, был я как-то на одном из островов, солнце уже клонилось к закату, и я решил там же и переночевать. Разведя костёр, я начал готовить нехитрый рыбацкий ужин. Когда уха уже была почти готова, из ближних кустов вдруг вышел человек и направился к моему костру.
– Рыбак, наверное, – подумал я и пригласил подошедшего мужчину поужинать со мной.
Он поздоровался и присел по другую сторону костра. Поесть со мной он отказался и сидел, глядя на огонь, казалось, ничем не интересуясь.
Поужинав, я попытался, было вновь увлечь разговорами незнакомца. Вначале он отмалчивался или отделывался малозначащими фразами, но, в конце концов, поведал:
– Это было давно. Несколько сот лет тому назад, – начал свой рассказ нежданный гость (я подумал, что мой собеседник случайно оговорился насчёт времени, но не стал его перебивать).
– В то время я жил в городе. У меня была хорошая работа. Я был красив и молод. На меня обращали внимание многие девушки, и, казалось бы, ничто не предвещало беды. Но судьбу, как известно не обойдёшь, не объедешь, и никто не знает: каким боком она обернётся к тебе в следующий миг.
Однажды я поехал погостить к родственникам, живущим в одной из глухих деревень на берегу озера Чаны.
Мне, городскому жителю, просто было интересно посмотреть деревенскую жизнь, ибо до этого в сельской местности я никогда не был и не имел о ней даже представления.
Прибыв, в гости, я поразился резкому контрасту между городом и деревней, но зато здесь люди были добрее и благожелательнее друг к другу и отношения между ними были намного проще.
Особенно мне здесь понравилась рыбалка, и я целыми днями пропадал на озере: рыбачил, купался, загорал. За лето я загорел до черноты и даже, кажется, подрос. Да и вообще окреп телом на деревенских продуктах и свежем воздухе.
А так как парнем я был красивым, обратил на себя внимание местных красавиц, но избалованный вниманием городских девиц, я как-то не придавал этому большого значения.
Но вот однажды на берегу я встретил девушку, которая своей неброской красотой околдовала меня и захватила мою душу. Теперь на рыбалку, купаться или загорать мы плавали только вдвоём. Мы настолько полюбили друг друга, что не представляли себя раздельно. Олеся (так звали девушку) тоже была здесь в гостях, только из другого села.
Как-то подплыв к берегу, мы обнаружили бабушку, которая попросила нас доставить её в село, которое находилось также на берегу озера. Напрямик по воде это было и не так уж далеко, а, если по берегу, то получался большой крюк. Да и транспорта – то раньше не было никакого, и все в основном добирались пешком или на подводах.
Пожалев пожилую женщину, мы пригласили её в лодку. Она не мешала нам, и мы с Олесей всю дорогу весело проболтали меж собой. Когда доплыли до того места, куда надо было женщине, она, не торопясь, вышла из лодки и грустно сказала:
– Хорошая вы пара! Спасибо вам! Но, к сожалению, ваш брак не будет счастливым, ибо над вами довлеет страшное заклятье. Очевидно, кто-то позавидовал вашему счастью и наложил заклятье на ваш брак. И если вы женитесь, все ваши дети будут умирать на ваших же глазах в страшных мучениях.
У нас мороз пошёл по спине от этого страшного пророчества. Олеся заплакала.
– И что, разве нельзя ничего изменить? – прерывающимся голосом спросил я женщину, обняв Олесю за плечи.
– Можно, только хлопотное это дело, да и по плечу ли оно будет тебе, – с сомнением в голосе, глядя на меня, произнесла прорицательница.
– Я сделаю всё, чтобы это заклятие миновало мою будущую семью! – твёрдо сказал я.
– В самых мрачных пучинах озера Чаны растёт Цветок Любви – Лилия. Волшебной силой обладает он, пока растёт под водой. Когда он покажется на поверхности, тогда уже теряет свою волшебную силу. Поэтому его надо сорвать, пока он под водой. Сушить его тоже надо в темноте, чтобы на Цветок не попали солнечные лучи. После этого сделать из него настой и выпить в день бракосочетания. Тогда уже семью минуют все несчастия.
– Ну, это-то я постараюсь сделать, – с облегчением вздохнул я. – Плаваю и ныряю я хорошо, глубокие места знаю, поэтому найти Цветок для меня – не проблема.
– Найти Цветок и сорвать, может, и не проблема, а проблема в том, что его охраняет озёрное чудовище – подводный дракон. И, если сумеешь его одолеть – обхитрить, то добудешь Цветок, а значит и счастье для своей семьи. Но это, ох, как не просто!
Сказав это, женщина вдруг исчезла. А может, её просто скрыли наступающие сумерки.
Обратно мы уже поплыли подавленные услышанными словами незнакомой женщины. У Олеси совсем испортилось настроение.
– Не переживай, я постараюсь добыть этот Цветок, и тогда мы сразу назначим день свадьбы, – уверенно сказал я. – И начну я его искать прямо с завтрашнего дня.
– Хоть бы всё окончилось благополучно, – вздохнула Олеся и прижалась ко мне.
На другой день, прямо с утра, я отправился туда, где были самые глубокие места в озере. Байки о подводном драконе меня не смущали, ибо сказок об озёрных чудовищах я наслушался ещё в детстве и считал всё это сущим бредом и фантазией досужих бабушек. А вот легенду о Цветке я почему-то сразу воспринял всерьёз, да и Олеся настаивала на его поисках.
Однако поиски мои не увенчались успехом. Я нырял на немыслимые глубины, но ничего не находил. Правда, иногда мне чудились во мраке озёрных глубин какие-то громадные расплывчатые силуэты, но это были, на мой взгляд, либо огромные косяки рыб, либо воображение, вызванное перепадом давления на глубинах.
Как-то на посиделках вечером одна из девушек обмолвилась о цветах, водившихся на Чёрной речке. Я слышал об этом месте, но ещё там не был, хотя там, насколько я знаю, тоже есть глубокие места.
На другой день я выплыл пораньше, когда ещё только первые лучи солнца коснулись прибрежных камышей, и к полудню был на Чёрной речке. И тут меня пробила нервная дрожь. Я не знаю, отчего, ведь до этого я плавал и нырял везде и не боялся. А здесь что-то вдруг меня разом затрясло, и в тёмные воды Черной речки я нырнул с опаской.
Долго я нырял и плавал, как вдруг заметил, что лодку отнесло в сторону. Толи ветром, толи течением, но моё судёнышко гнало к открытому плёсу. Я быстро поплыл вдогонку за своей лодкой, и, когда уже ухватился за борт, увидел растущую из воды лилию.
– Наконец-то! – радостно подумал я и, набрав в лёгкие больше воздуха, нырнул на поиски Цветка, который ещё только рос в глубинах озера. Первый раз нырнул и сразу увидал несколько цветков, которые тянулись к поверхности. Я решил, было сорвать их несколько штук, чтобы уж было без осечки, но, к сожалению, не хватило воздуха, и я вынырнул на поверхность. На другой раз я уже почти, было, дотянулся до цветов, как вдруг мне почудилось какое-то волнение воды. Я развернулся, чтобы всплыть, как вдруг надо мною проплыла какая-то огромная тень. Я подумал, что это тень от плавающей лодки, но сердце почему-то забилось очень тревожно.
Отдышавшись в лодке, я уже с опаской вновь погрузился в воду и мощными движениями рук и ног послал своё тело в глубину, чтобы достать вожделенный цветок и покинуть эти мрачные места, в которых, говорят, давным-давно произошло злодейское убийство.
Вдруг стало намного темнее. Я резко обернулся и с ужасом увидел, что сзади ко мне медленно приближается какое-то гигантское чудовище. От испуга я чуть не вскрикнул и бешено заработал руками и ногами, стараясь увернуться от этой ужасной пасти озёрного монстра. Но, видимо, мои резкие движения вызвали ещё больший интерес и охотничий азарт подводного дракона, и он ринулся на меня уже более решительно. Мощный напор массы воды бросил меня на песчаное дно озёрной пучины. Последнее, что увидел я, была огромная открытая пасть с длинными клыками, надвигающаяся на меня. Послышался хруст костей, который, казалось, раздался по всему озеру, во всём моём теле вспыхнула ужасная боль, и я дико закричал, захлёбываясь горько-солоноватой водой. Всё тело, казалось, взорвалось от боли, и мир погрузился в черноту.
– Ну, и как же вы всё— таки спаслись? – едва переведя дух от леденящего в жилах кровь рассказа, осторожно спросил я незнакомца, сидящего напротив.
– А кто сказал, что мне удалось спастись? – поднял голову мой гость. На меня уставился пустой взгляд, леденящий своим равнодушием, – Вот уже несколько столетий мой дух в человеческом обличии выходит на поверхность, чтобы узнать: что же сталось с моей невестой?
– Но она тоже могла умереть, ведь прошло уже столько лет, – дрожащим от страха голосом произнёс я, чувствуя, как шевелятся на моей голове волосы, а тело покрывается противным, холодным потом.
– Не верю! Не может она умереть, не дождавшись меня! – отчаянно крикнул мой собеседник.
– Но ты же умер! – возразил я, опасливо пятясь от костра.
– Я снова буду жить, если ты мне отдашь свою душу! – отчаянно завопило привидение и, неожиданно кинувшись через костёр, схватило меня и повалило на землю, злобно завывая:
– Отдай мне душу! Отдай мне душу!
Меня это настолько шокировало, что я не смог даже оказать никакого сопротивления…
Очнулся я уже под утро и не мог понять: толи это было на самом деле, толи это был тяжкий сон. Костёр уже давно потух. В небе бледнели звёзды перед наступающим рассветом. Никого вокруг не было.
– Надо же было такому присниться! – плюнул я в сердцах и уже в первых лучах наступающего утра увидел лежащий у костра оторванный рукав рубашки, которая была на незнакомце. Видимо, я оторвал ему в пылу драки. Я тронул оторванную тряпку носком сапога, и она рассыпалась в прах.
Дико вскрикнув и бросив на месте снасти, я кинулся к лодке и с такой силой стал грести, что лодка, наверное, и не касалась воды. Воду рассекали только одни вёсла, а лодка, быстрокрылой птицей летела над волнами.
И только, вернувшись, домой, стоя перед зеркалом, я увидел, что за эту ночь я стал совершенно седой, словно лунь.
С тех пор, хоть и прошло много лет, я больше никогда не плавал по Чану, ибо в глазах у меня до сих пор стоит этот призрак и режет уши этот жалобный и тоскливый стон:
– Отдай мне свою душу!
Окончив этот рассказ, мой седой друг встал и быстрым шагом двинулся в сторону дома.
А я на другой день всё – таки отправился на Чёрную речку и действительно увидел брошенные рыбацкие снасти и чей-то оторванный рукав.
ДАНИЛА И АНФИСА
Жили в одном селе парень Данила и девушка Анфиса. Ох, и красивая же это была пара! Все завидовали им. Ими же и любовались все.
Неподалеку от этого села находилось большое, заросшее кругом лесами озеро Чаны. И к этому озеру влюблённые ходили встречаться под большой ветвистой берёзой, стоявшей на берегу. В это время из водных зарослей на них с завистью поглядывал водяной – слишком уж ему нравилась юная красавица Анфиса.
Вот уже Данила и высватал свою избранницу, и скоро должна была состояться свадьба, но судьба распорядилась по-своему. Как-то молодые вечерней порой, когда вода, нагретая за день солнцем, была тёплой, как парное молоко, решили искупаться. Ныряли они, баловались и, вдруг девушка ойкнула, и исчезла под водой.
– Пугает, – подумал её суженый и нырнул следом за ней, но нигде свою невесту не обнаружил. Кинулся туда-сюда и, не найдя возлюбленной, прибежал в село со страшной вестью. Целые сутки ныряли все мужчины в это озеро, но даже никаких следов пропавшей девушки не обнаружили.
Сильно закручинился Данила, потеряв свою любовь. Не ест, не пьёт, даже почернел весь от тоски.
– Пропадёт ведь парень с печали-то, – жалостливо переживали за него все женщины и советовали его матери сосватать за него другую девушку.
Была у них в селе тихая, скромная девушка Олеся. Мать Данилы поговорила с ней, и девушка дала согласие.
– Мне он тоже нравится, – опустив смущённо глаза, тихо созналась она, – только вряд ли после Анфисы он полюбит другую девушку.
– Спыток – не убыток, – не отступала мать парня, – добивайся теперь своего счастья сама. Как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло. Грех, конечно, такое говорить, да ведь потерянного не вернёшь, зато живого потерять можно.
На том и решили судьбу парня.
А Анфису, оказывается, утащил водяной. Она-то вначале в обмороке была, когда её кто-то силой потащил под воду. Придя в себя, девушка вначале не поверила произошедшему и подумала, что видит сон о подводном мире: вокруг неё сновали любопытные рыбы и прочие водяные обитатели. Сама же пленница оказалась опутанная водорослями и лежала на песке возле какого-то огромного валуна.
Когда к ней подплыл водяной, она вначале испугалась: он был огромным и заросшим зеленоватым волосами, которые, словно водоросли, опутывали всё его тело. Вместо ног у него был большой хвост, а пальцы рук соединены перепонками. Мерзость ещё та.
– Не бойся меня, красавица, – водяной только открывал рот, а звук в воде не был слышен, а девушка прекрасно понимала его, как если бы они разговаривали на берегу, – здесь тебя никто не обидит и всё будет так, как захочешь ты. Приказывай, моя повелительница!
– Я к Даниле хочу! – так же беззвучно воскликнула Анфиса. – Я хочу на берег! Домой хочу!
– А вот этого я тебе как раз пообещать-то и не могу, – возразил озёрный увалень, – Чем тебе здесь не нравится? Хочешь, я тебя златом-серебром задарю!?
– Ничего мне не надо, кроме Данилы! – отчаянно вскинулась пленница, но опутавшие её водоросли крепко держали в своих объятиях. В бессилье что-либо сделать, девушка горько заплакала.
– Выброси из головы своего Данилу и думай только обо мне! – сердито буркнул водяной и, вильнув хвостом, уплыл в глубину омута.
А Анфиса осталась опутанной по рукам и ногам водорослями. Прошло какое-то время, и у неё уже ко всему появилось отчуждение и безразличие. Когда же водяной хозяин освободил её от подводных пут, она с удивлением заметила, что ноги её уже срослись и вместо них растёт хвост. Вильнув им, она поплыла. Водяной плыл следом и рассказывал о своём подводном царстве. Так постепенно невольная пленница привыкла к своему положению и сжилась с водяным.
А Данила ещё долго тосковал по своей утерянной подруге и, сидя у озера, частенько плакал, вспоминая вечера, проведённые с любимой. Но время берёт своё, и однажды парень заметил, что с него не сводит глаз их деревенская девушка Олеся. Да и мать что-то слишком уж часто на неё намекает.
В первый вечер их встречи они промолчали, думая каждый о своём. Потом юноша проводил девушку домой, где также молча, и расстались. Но, постепенно привыкнув друг к другу, они стали общаться уже более продолжительное время и вполне доброжелательно. Грусть-тоска вроде бы стала отпускать парня, и он начал отходить душой, смирившись с потерей Анфисы.
А Анфиса, вечерами выглядывала из прибрежных камышей на то место под берёзой, где они часто были с Данилой, и украдкой вытирала слёзы. И столько она уже их пролила, что вода в озере стала горько-солёной от её слёз и такой осталась до сих пор. Не выдержав разлуки с любимым и желая взглянуть на него хоть одним глазком на берегу, девушка с мольбой обратилась к водяному:
– Отпусти меня к людям, хоть ненадолго!
– Хорошо, – неожиданно согласился тот, – я отпущу тебя, но с условием, что в полночь ты вернёшься, а иначе ты тут же, прямо на берегу превратишься в русалку, да и обличие я тебе дам другое, чтобы зря не всполошить людей.
Анфиса согласилась. Водяной три раза дунул на неё, повернулся к ней спиной, что-то пробормотал про себя, и через плечо брызнул водой. Девушка вдруг почувствовала, что в дно озера упираются уже её ноги, а не хвост. Она выбралась на берег, привела себя в порядок, а, взглянув в своё отражение в воде, обнаружила, что она ничем не похожа на прежнюю Анфису. Но, тем не менее, она пошла на деревенские посиделки и стала со стороны наблюдать за всем происходящим на молодёжной вечеринке.
Вдруг сердце её заколотилось: невдалеке показался Данила с другой девушкой под руку. Незаметно Анфиса последовала за ними и увидела, как её бывший возлюбленный признаётся в любви той самой девушке. С горя Анфиса раньше времени прибежала к озеру и, нырнув, залегла на дно самого глубокого омута, переживая увиденное. Водяной, увидев её в таком состоянии, усмехнулся и спросил:
– Ну что, понравилось тебе на суше?
– Отпусти меня ещё раз! – вдруг снова взмолилась девушка. – Только выпусти меня в образе той, с которой теперь милуется мой бывший суженый. Отведу уж последний раз душу и тогда уже навсегда буду твоей.
Водяной задумался, а потом махнул своей перепончатой лапой:
– Ну, что ж, будь по – твоему, только условие то же: чтобы в полночь вернулась!
И вновь Анфиса отправилась в село. Увидев пришедшего на свидание Данилу, она, пользуясь тем, что Олеся ещё не пришла, подошла к парню.
Они обнялись и пошли за околицу. Время уже близилось к полуночи, и девушка уговорила своего возлюбленного пойти к той берёзе, где когда-то они часто бывали вместе.
Всё повторилось, как и во времена их прежней дружбы, только Анфиса понимала, что Данила мыслями сейчас находится не с ней, а с Олесей, но, тем не менее, отдавала ему весь свой жар нерастраченной любви.
Но в объятиях своего любимого забыла девушка про наказы водяного, не в силах расстаться с тем, кого она любила. После полуночи, она вдруг вскрикнула и оттолкнула от себя Данилу. Тот увидел, что рядом с ним находится не Олеся, а Анфиса, только ноги её заканчивались рыбьим хвостом.
– Прощай, любимый! – только крикнула девушка и прямо с обрыва бросилась в воды озера.
– Анфиса! Анфиса! Любимая! – юноша прыгнул следом за ней, но было уже поздно: его возлюбленной и след простыл.
Только под утро явился парень домой – весь мокрый и белый как мел.
– Что с тобой? – всполошилась мать, – На тебе ведь лица нет! Аль беда, какая приключилась?
Промолчал Данила, но с тех пор стал худеть на глазах. Не есть, не пьёт, с Олесей не ходит, а всё думку какую-то думает и по ночам стонет и плачет.
Встревожилась вся его родня не на шутку: и к бабкам его водили, и лечили всякими травами-снадобьями – ничего не помогает. Совсем исходит парень.
Однажды мать заметила, что сын по вечерам стал куда-то уходить. Она пригласила Олесю, и они как-то вечером незаметно отправились следом за ним. Данила пришёл к той берёзе, где последний раз виделся с Анфисой, сел, прислонившись к стволу, и стал смотреть в озеро, на то место, куда нырнула девушка. По щекам его катились слёзы, и услышали женщины, будто Данила разговаривает с кем-то, а из озера, толи показалось, толи на самом деле, вроде как бы слышен ответный плач. Жутко стало матери с Олесей, дрожь проняла их до самых пяток, волосы дыбом встали на голове и женщины торопливо вернулись домой.
Посоветовавшись между собой, решили свалить эту берёзу. Поставили местному пьянице бутылку водки и попросили срубить это дерево на дрова. Тот так и сделал.
Когда Данила вечером пришёл к своей берёзе, то обнаружил, что на его заветном месте вместо берёзы торчит лишь один безобразный пенёк. Сильно этому закручинился парень, как вдруг из воды вынырнула девушка.
– Анфиса! – в один голос ахнули мать с Олесей, незаметно снова пришедшие за юношей.
Он обернулся на вскрик, и сразу понял, кто срубил берёзу и попытался уничтожить память о первой его любви. Данила повернулся к озеру и громко крикнул:
– Анфиса! Любимая! Я иду к тебе!
– Я жду тебя, милый! – донеслось из озера.
И парень с берега бросился в воду навстречу призывному зову.
С тех пор про Данилу и Анфису никто и ничего не слышал, а озеро Чаны стало усыхать и вошло в свои прежние берега, хотя и до сих пор осталось горько-солёным. Видимо много слёз выплакали влюблённые за время разлуки, прежде чем вновь смогли встретиться и воссоединиться— теперь уже навеки.
ДЕД КРЮЧОК И СУДАК
Обитал в озере Чаны матёрый Судак. Был он крупным, сильным и его боялись все рыбы в озере. Даже птицы боялись садиться на воду, ибо этот водяной хищник неслышной тенью возникал из глубины и хватал зазевавшуюся птицу, тут же и заглатывая её.
– Никого нет сильнее меня! – хвасталась огромная рыбина.
Когда же на озере стали появляться рыбаки, Судак с лёгкостью рвал их сети и всегда смеялся над незадачливыми рыболовами.
Однажды, сидя на берегу, дед Крючок рыбачил вместе с бабкой, которая сидела рядышком с дедом и вязала шаль из козьего пуха. Козы в районе озера Чаны славились своим пухом, и шали из них в то время пользовались большим спросом. Она тихо перебирала спицами, и дед слегка задремал, крепко намотав лесу на руку, чтобы не упустить.
В это время Судак схватил наживку и поволок её в глубину вместе с дедом, так как тот лесу намотал довольно крепко. Дед Крючок, не в силах справиться с тянущей его в воду силой, хотел, было отпустить лесу, но она, как на грех, запуталась, как это обычно бывает в таких случаях. А в воде он совсем обессилел и, чувствуя, что неминуемо утонет, заблажил на весь берег.
Бабка с испуга уронила своё вязание и, мгновенно оценив обстановку, схватила кухонный тесак и, как боец на амбразуру, не раздумывая, бросилась в воду и рубанула по туго натянутой лесе, чуть было сгоряча, не отрубив деду руку. Потом кое-как они выбрались на берег.
После этого дед решил проучить нахальную рыбину. Однажды он, прибыв на берег, к крепкой бичеве привязал блесну повышенной прочности, и, прицепив только что пойманную рыбку, забросил снасть подальше в озеро в то место, где водился Судак, а конец бичевы привязал к дереву, стоящему у воды.
Вскоре озёрный хищник обнаружил рыбку, спокойно плавающую в его владениях, и удивился тому, что она от него не убегает. Решив проучить её, Судак, широко открыв зубастую пасть, бросился на добычу и тут же проглотил её.