Возвращение полуночи. Арка 2. Твари в ночи

– Нет, Болт. Они не желают устраивать бунт. Я уверен, – смягчив голос, сказал Фрол. Вместе с охраной он спустился вниз и встал напротив калики и Сойки. – Если вы опасаетесь за подопечного, можете вернуться в пещеру и остаться. Если все пройдёт удачно, скоро вы получите отрока…

Он оборвал речь, словно недоговорил важную часть.

– Так вы знаете, что делать с проклятием? – спросила Сойка с надеждой. – Вы поможете ему?

– Да, – не моргнув, ответил тот. И поглядел на Болта. – Мы знаем что делать.

Олег посмотрел на Розга. Тот стоял чуть поодаль, и в глазах его было гораздо больше чувств.

– Ступайте, я прослежу, чтобы с парнем не случилось ничего плохого, – сказал второй воронёный богатырь. Сойка удивилась, глядя на него. Показалось или урядник слегка поморщился при этих словах?

– В любом случае Олег прав – с моргулами он справиться должен сам, – закончил Розг.

– А коли не справится, знать, он не тот, кто нам нужен… – заявил Фрол. Олег дёрнулся, рука нашарила Прозорливую Суму. Болт подобрался и положил руку на рукоять кинжала. В глазах сияло злое торжество. Розг тоже ступил вперёд.

– Не надо… – проговорил он.

– Не надо, – тихо сказал Дыня, кладя руку на плечо Олега. Он уже давно тихо вышел из пещеры и молча наблюдал за происходящим.

Олег скрипнул зубами и скинул руку.

– Я буду рядом, – глухо сказал он.

– Мы будем рядом, – добавил Дыня. – Если с ним что-то произойдёт по вашей вине…

Он многозначительно умолк и двинулся следом за каликой, увлекая онемевшую Сойку. Горшик и Тавр наблюдали за всем из пещеры. Оба не молвили ни слова, глядя на перепалку богатырей.

– Нельзя его оставлять… – лепетала Сойка. – Это неправильно.

– Если мы останемся, это и правда будет бунтом, – молвил Дыня, увлекая её в пещеру. – Тогда нам придётся покинуть княжество. А Любим все равно останется в их руках.

– Но ведь у него есть шанс?

– Шанс есть всегда… – проговорил Горшик, его зрачки снова дрогнули. – Когда нет выхода – молись. Там, где не хватает сил человеческих, помогут лишь небесные силы…

***

– Любим в большой опасности, – тихо сказал Харитон. – Он нуждается в нашей помощи.

Они находились в палатах ума. На сей раз кресел и табуретов не было. Они просто стояли и глядели друг другу в глаза. Вернее, Харитон глядел в глаза, а Варвара в затемнённые стекляшки.

– В нашей помощи? – удивление на миг оттеснило тревогу. – Но что мы можем? Мы здесь, а он там.

– Вопрос не в том, что мы можем, – пророкотал суровый голос Харитона. – Вопрос в том, на что мы готовы решиться.

Закопчённые стекляшки бесстрастно глядели на девушку. Она знала, о чем он думает, и это знание переполняло её страхом, во рту пересохло. Чтобы выдавить следующие слова, ей пришлось приложить усилие:

– На все, – сказала она.

Какое-то время отец всматривался в дочь, потом кивнул.

– Так я и думал, – какое-то время он молчал.

Варваре даже показалось, что отец колеблется, если такое чувство вообще можно приписать первому библиотекарю.

– Хорошо, – проговорил тот. – Пусть твоё нерациональное чувство хоть раз принесёт пользу. Приступим…

– Но как? Как тебе помогут ещё одни глаза, ведь я нахожусь здесь, меня нет в Запредельном лесу?!

– Зато у тебя есть внутренняя связь с Любимом. Это позволит вам соединиться…

Он замолчал, о чем-то сосредоточенно задумавшись.

– Но как? – она все ещё не понимала.

– Глаз Ворона, – ответил Харитон.

Глаза девушки расширились.

– Так вот зачем ты дал мне ту книгу! Неужели ты предусмотрел это еще тогда, когда тайно давал Любиму Глаз Ворона?! – она не могла найти слов. – А ведь ты был уверен, что он умрёт. И все равно сделал закладку на будущее?! То, что Любим обретёт власть над Глазом, было невозможно! И ты все равно сделал это!

– Невозможное – возможно, – без улыбки сказал Харитон. – Так, кажется, утверждает наш друг. Кто знает, может статься, у него есть своя Головоломка в глубинах сознания. Конечно, он использует её неосознанно…

Кровь отхлынула от лица девушки. Она выглядела, как заключённый, которого сию минуту поведут на казнь.

– Ясно. – Слова царапали горло. – Что я должна делать?

– Ты впустишь меня к себе в голову, дальше я все сделаю сам.

Его тонкие длинные пальцы коснулись стекляшек. Варвара широко распахнула глаза, словно хотела в последний раз впитать этот мир. Хотя здесь не было мира, это лишь его палаты ума.

– Да. Я впущу… – губы не слушались её.

– Добровольно впустишь, – он не позволил себе даже тени торжества, но Варвара отчётливо его ощущала. Как бы он ни изучил её, как бы точно не предсказывал её поступки, наверняка есть вещи, которые даже для него секрет. И теперь он счастлив, что узнает всё.

«Он и так владеет мой жизнью. Теперь он замахнулся на душу». Девушка содрогнулась. Варя всегда была очень правильной девочкой. Она слышала, как шепчутся за спиной девицы и даже писари отца: мол, дочь книжника серьёзна не по годам, не интересуется вещами, которые интересны детям её возраста. Как глянет своими зелено-рыжими глазищами, так оторопь берет, и уже не хочется сюсюкать. И только она одна знала, что порой у неё возникают мысли, достойные только маленькой девочки. Глупые бестолковые мысли. И хотелось ей порой того же, чего хотят все эти шумные говорливые девицы у колодца: присоединится к ним, обсуждать парней, щебетать беззаботно. Кто знает, была бы жива мама, может быть, так оно все и обернулось бы. Но мамы не было, а отец воспитал такой, какая есть. И Варвара совсем не желала, чтобы Харитон узнал о том, что она не изжила подобные мысли, а просто загнала их глубоко внутрь.

А ещё там был Любим. И её отношение к этому отроку. Она сама до конца не разобралась в чувствах, которые испытывала к нему. И вот теперь отец сможет копаться в них, как дворовая девка Дуняша в грязном белье. Девушка содрогнулась.

Обдумать бы, что я могу противопоставить ему. Возможно, есть способы, которые позволят сохранить тёмный уголок в голове, куда не проберётся и Зелёный Сглаз…

Проблема в том, что он припер её к стенке. Решать нужно прямо сейчас.

– Если тебе не безразлична судьба Любима. Он сейчас в смертельной опасности. Я понимаю, что пустить в голову другого человека, и не просто человека, а твоего отца – это страшно. Я могу выведать все твои секреты, заглянуть даже в самые сокровенные уголки твоей души.

«Словно мысли читает, – подумала Варвара. – Это ровно то, о чем я только что думала. Безо всякого Зелёного Сглаза он видит меня насквозь?»

Харитон говорил, а лицо девочки становилось твёрже. Когда он сказал про сокровенные уголки души, глаза девочки сверкнули и сделались зелёными.

– Я согласна. Ради нашей с Любимом дружбы – я согласна.

– Ради дружбы? – переспросил Харитон с лёгкой улыбкой.

– Дружбы! – упрямо тряхнула головой Варвара. Зелёные глаза твёрдо взглянули на отца. – А в сокровенные уголки души тебе не пробраться. Твой удел только разум. – Харитон отпрянул. Варвара позволила себе улыбку. Не настоящую, внутреннюю. Внешне у девушки лишь чуть расслабились плотно сжатые губы. И все. – Приступим, отец, – сказала она.

– Подойти ко мне, – сказал Харитон. – Мы заключим с тобой ментальный контакт. В любой момент можешь его прервать. Ты – не мой писарь, и не обязана на меня работать…

Он зря это говорил.

– Это ради моего друга – ведь так? – сказала Варвара. – Делай, что должен.

Книжник придвинулся к ней почти вплотную и вытянул длинные руки. Сухие, как страницы древних пергаментов, ладони сжали её голову, словно пытались прижаться как можно плотнее. Без единого, даже крохотного зазора.

А потом она увидела глаза. Это были страшные, очень знакомые, но одновременно совершенно другие глаза. Варвара дрогнула, хотела отвести взгляд, вывернуться из крепких рук, но нет. Нельзя. Я должна воспользоваться этим ресурсом.

Зрачки глаз отца запульсировали – точь-в-точь как зрачки Листка и других писарей, когда он входит в их мозг. Потом глаза начали расти, постепенно заполняя весь мир. И внутренний, и внешний. Варвара хотела испугаться, но не успела.

«Гляди! Пользуйся случаем!» – голос отца. Звучит прямо в голове. Все, как он и обещал. Неужели все мысли, которые у неё есть, теперь доступны и ему? А может, он читает и эту мысль тоже?

«Не сопротивляйся! Гляди лучше!»

Она пошла на голос. Словно заблудившийся в лесу ребёнок. А потом перед глазами начало проясняться. Из темноты проступила картинка. Варвара снова могла видеть. Только вот видела она отнюдь не своими глазами. Наблюдатель находился в каменистой местности, он лежал на неудобном камне и таращился прямо в небо.

Картинка задрожала и подёрнулась рябью. Тут же где-то на периферии сознания, которое принадлежало не ей, проснулась некая сила. Она засияла ярким тёплым светом, свет поддержал её, помог. Изображение вновь стало чётким. «Глаз Ворона», – поняла девушка.

Варвара вдохнула, словно ныряльщик перед глубоким погружением. Сердце шибче застучало, гоняя кровь по жилам. Она глянула в небо чужими глазами и нырнула вниз, во тьму чужих мыслей.

Там внизу она отчётливо видела Любима. И над ним явно нависла страшная угроза!..

Сказ 15 – Рассвет

– Прутик! Я подвал тебя! Подвёл…

В груди зияла огромная рана, словно кто-то выдрал сердце, взамен положив кусок тёмного шевелящегося ничто. И вот теперь эта пустота затягивала в себя все его мысли, чаяния, стремления. Она затягивала всю его жизнь.

«Спать. Я устал. Кому я нужен? Спать. Соскользнуть в забытьё. Такое желанное и спасительное забытьё…» – эти слова будто кто-то нашёптывал на ушко. Голосок ласковый, вкрадчивый. Любимка вздрогнул и попытался отстраниться – перед ним стояли моргулы. Темные твари. Только теперь они были совсем нестрашные. Они, как старые друзья, понимают его… Выслушают… И глядят…

– Отстаньте от меня, – сказал он и ощутил стыд – если я обижу их, они уйдут. – Нет, – он тряхнул головой, отводя глаза. – Я должен сопротивляться. Вы желаете мне зла.

– Мы? Желаем зла? – прозвучал тихий вкрадчивый голос в голове. Обе тёмные твари поднялись на задние лапы. Контакт глаз был восстановлен. – Нет. Ты сам не справился. Оплошал. Провалил.

Они произнесли это так, как сказал бы Прутик. Последняя крепость его разума пала. Он ощутил торжество тварей. Они жадно запустили свои черные щупальца в его голову, спешно обвили все, что смогли, чтобы он не передумал, не выгнал их. Голову захлестнули черные образы.

Нет! Он попытался защититься. Воспоминания! У меня есть светлые воспоминания.

– Мама!.. Мама… – зашептал он.

– Ты никогда не знал её! – неумолимый голос в голове.

– Батенька Варфоломей…

– Ему плевать на тебя, – бесстрастный голос из темноты сознания. – Приютских детей много. Они будут всегда. Ушёл Григорий, и он его забыл. Уйдёшь ты – забудет и тебя.

– Мои друзья. Маруська, Лиска…

– Всего лишь ветреные девчонки. Они найдут себе новых кумиров.

– Тягатели! Они мои товарищи!..

– Они поверили, что ты предал их! Заложил темным тварям! Нам! Легко! Поверили!

Он вспомнил высокомерный взгляд Димитрия, его нашептывания Лексию, Матфею, Неждану с Клопом. Как наяву увидел взгляды, которые кидают на него друзья. Друзья ли?

– Наська, Наум!

– Поверили! Они сла-абы! Они тоже допустили эту мысль!

Любимка ощущал всё больше пустоты. Он хватался за воспоминания, как за соломинку.

– Варька! Варвара! Она не забудет меня…

Впервые холодный голос помедлил.

– Ты не нужен ей!..

– Откуда тебе знать? Варька – мой друг. Она не предаст меня и не забудет, – он говорил торопливо, пытаясь засунуть в щёлку жизни как можно больше слов.

– Она подчиняется воле отца, – голос стал ледяным. – А для Харитона ты – расходный материал. Мясо для приманки хищного зверя. Для Харитона ты такая же кубышка, как и для Фрола. Ха-ха-ха! Наивный мальчик.

Вспышка жизни трепыхнулась и пропала.

– Пелагея. Она вдохновляла меня…

– Пелагея – менестрель. Она ублажает зрителя. А поклонников у неё предостаточно. Теперь она думает о них.

Вспышки света в душе Любима все реже, все тусклее. Зато злые колючие мысли превратились в один бесконечный тёмный поток. Поток, который захлестнул и увлёк его следом за собой.

Снуф-снуф-снуууф!

Оскаленные пасти моргулов. С зубов капает слюна. Сейчас они поживятся великолепной чистой душой. Вкусной размягчённой горем и страданиями душой.

Любимка сидел, сжавшись в комочек в абсолютной темноте. Он снова был ребёнком. Никому не нужным, предоставленным самому себе. Обиженным и забитым.

В темноте жили они. Они не спешили. Шныряли вокруг, сужая круги. Наслаждались его бессилием и страхом.

Снуф-снуф-снууууф!

И тут тьма прошептала:

– Любим! Любим!

Но он даже не пошевелился. Все это обман. В глубине страданий нет света.

– Любим, ты где? Отзовись!

Голос настырен. Что за новое изощрённое издевательство? Вот и моргулы ускорились, сновали один за другим, словно угри на сковородке.

– Любим, помоги мне найти тебя! Любим!

Голос требователен. Отзывается в груди Любима раздражением.

– Отстань! Я проиграл и не хочу возвращаться!

– Ничего ещё не потеряно! Все в твоих руках! Борись, и у тебя все получится!

– Нет! Нет! Нет! – зашуршало в ночи. – Выхода! Нет!

– Не троньте его! – во тьме зародился свет. Этот свет походил на крест, и этот крест встал между Любимом и тьмой.

Любимка прищурился, силясь разглядеть. Что это? Или кто?..

– Он наш! Он готов! Его не вернуть! – восторженный шёпот.

Но тёмное мельтешение отдалилось – мерцающий крест оттеснил моргулов от Любима. Отрок медленно поднялся на ноги. «Я должен увидеть». Он медленно, на ощупь двинулся к тусклому мерцанию. «Хотя здесь нечего ощупывать, кроме пустоты». Только он об этом подумал, как руки ощутили предметы.

Какая-то палка. Колючие прутья. Метла? Та самая, которой он прибирался в приюте. Обод, деревянный бок, что-то мокрое внутри. Ведро и тряпка. Пыль под пальцами, грязь.

– Нет! – он отдёрнул руку и стряхнул грязь. – Я стал богатырём…

– Стал богатырём. Да. Ты сделал это! – раздался знакомый голос. Кому он принадлежит? Отчего в нем столько боли?

Тьма грозно зашелестела:

– Пусти нас! Пусти! Мы голодны! Мы очень голодны!

– Ешьте меня! Только не троньте его!

Крест сверкнул, бросая отблеск на стену тьмы, и вдруг начал медленно тускнеть.

– Любимка, поспеши!..

Из тьмы донеслось чавканье и хруст. Отрок остро ощутил боль и страдание. Одновременно понял, что это не его боль. Не его страдания! Но чьи?

Он попытался ускориться. Под руки попадался разный хлам, он отбрасывал его, запинался и падал. Вскакивал, засаживал занозы под ногти, но упрямо полз вперёд.

– Поспеши… Поспеши, Любим…

Голос становился тише, крест делался тусклее. Чавканье и хруст продолжались.

Любимка рванул вперёд, не жалея себя. Да что же это?! Все мне мешает. Я должен увидеть! Должен понять! Должен… спасти?!

– Ой!

В палец впилось что-то острое, но Любим не отбросил его, а наоборот ухватил. В голове зудела мысль. Вспомнить! Я должен вспомнить!

И тут из места, куда вонзилась игла, хлынул свет.

Медальон! Это медальон тягателя в виде серебряной стрелы. «Я – тягатель! Я – богатырь! Это – моя мечта!» Он крепко сжал медальон.

– Прутик! – ощутил волну горечи. – Я не спас его!

Тень креста почти погасла. Любимка сжал медальон и вытянул кулак перед собой.

– Ещё ничего не потеряно! Я должен увидеть!

Он зашагал, все ускоряясь. Жизненный хлам все ещё путался под ногами, загораживая дорогу. Но теперь от кулака вокруг разливалась сила.

Бах! Бабах! Что-то с грохотом разлетелось.

– Люби..ка… щай… – едва слышный выдох.

– Нет! Я должен видеть! Я должен спасти!..

Он рванулся с удвоенной силой. Перед глазами упали капли, закружились, замораживая мир. По телу прошёл прохладный вихрь – волна и тяга все ещё с ним. И они помогают даже здесь. Хлам сам поспешил расступиться перед ним, устроив коридор. Отрок пролетел по нему, как стрела.

Крест?

Нет.

Это человек. Стоит, широко раскинув руки. Сияющий хрупкий силуэт. Длинная юбка, косицы, обрывки верёвочек плещутся, словно на ветру.

Хрум! Хрум! Чавк! Чавк!

От силуэта словно кто-то отгрызает куски. Прямо в том месте, где у человека были бы ноги.

– Не пройдёте! Любим, поспеши…

Слышится последний вздох знакомого голоса.

– Варвара! – кричит Любим и прыгает вперёд. Огромные чудовищные пасти грызут девушку. Она стоит и заслоняет им путь.

– Прочь! Уйдите! – кричит Любимка. В его груди зарождается звезда. Она полыхает яростью и гневом, потом он ощущает, что Варваре плохо. Надо ей помочь. Уберечь…

Любим отворачивается от темных тварей и склоняется над девичьим силуэтом. Она по-прежнему раскидывает руки, но теперь лежит, а не стоит. Он обнимает её, кладёт голову к себе на колени. Слезы текут по его лицу. Он плачет, зовёт, кричит. А руки не перестают гладить, баюкать, нежно прикасаться.

– Варька! Мечи-калачи! Опять ты спасла меня! Сколько можно! Обещаю! Клянусь! Я больше не буду слабаком! Я буду защищать всех! Я спасу всех!

Он боится кричать в полный голос, чтобы не потревожить Варю. Но его душа кричит гораздо громче. И от этого крика вокруг разливается сияние. Такое яркое, что моргулы больше не могут подобраться близко.

А потом Варвара улыбается.

– Я рада, что у тебя все хорошо Любим, – произносит она едва слышно.

От этой улыбки тоже идёт сияние. Оно складывается со светом души тягателя и…

Пых! Яркий взрыв. Темных тварей с ужасным криком разрывает в клочья. Любимка даже не видит этого.

– Варвара! Как мне помочь?! Что мне сделать?

– Пройди испытание, – шепчет Варвара. – Не бойся за меня. Пройди испытание и вернись богатырём…

С тихой улыбкой она истаяла в его руках. Он ощутил ледяной холод в кармашке, где лежит Глаз Ворона. В груди остался тихий щем, нежность кружила голову. Но он знал – с Варварой все будет в порядке. Он улыбнулся, закрыл глаза и снова их открыл. Уже в реальном мире.

***

Харитон стоял в полумраке библиотеки и глядел на дочь. Варвара столбом застыла перед ним, глаза дёргались за надвинутыми веками. Девушка вскрикнула и расставила в стороны руки, как будто хотела заградить кому-то путь. А потом началось. Рот девушки раскрылся и она закричала. Крики рвались из груди, словно её плоть вспарывали точными ударами.

– А-а! А-а-а! А-а-а-а!

Она упала на одно колено и тут же поднялась. Из прокушенной губы потекла струйка крови. Лицо Харитона больше не было бесстрастным. Даже сквозь густую бороду и затемнённые стекляшки проступали отсветы боли, которые повторяли страдания дочери. Когда она начала кричать, он сделал движение к двери, тут же остановил себя. Варвара закричала громче, он сделал ещё один шаг.

– Ну же, борись, чёртов сосунок! – сквозь сжатые зубы выдавил он. – Разве ты не видишь?! Ты убиваешь её!

Он не мог видеть подробностей, но ощущал эти битву нутром. И он чувствовал, что крохотный едва мерцающий комок Любимовой души пробуждается. Но медленно. Очень медленно. Слишком медленно…

– Ну же! Давай! – кричал он во мрак библиотеки.

Из глотки девушки вырвался нечеловеческий визг. Вместе с ним на стены и на Харитона плеснуло темной горячей жидкостью. Варвара упала на колени, но не опустила раскинутых рук. Харитон прикоснулся к бороде и отнял руку. На ней растекалась кровь дочери.

– Они убивают её! – проговорил он и положил руку ей на плечо. – Она скармливает себя темным тварям вместо него…

Он всегда презирал человеческие чувства и побуждения. И чем чище и светлее они были, тем язвительнее он их обличал.

– Чем светлее помысел, тем бестолковее дела, – любил он говорить.

И вот теперь он готов был сам совершить такое бестолковое дело. Разбудить дочь ото сна, который пожирает её заживо. Вырвать её оттуда, куда сам же и погрузил. Спасти дочь. Или спасти Русь. Не так давно он сам ставил Варвару перед этим выбором, и она не подвела. Сделала правильный выбор. И вот теперь – какая ирония! – судьба поставила перед ним ту же дилемму.

– И я готов сдаться? – пророкотал он, словно не веря.

Он посмотрел на свою руку, лежащую на плече дочери. Достаточно только посильнее её встряхнуть – она очнётся, и умрёт другой человек. Не она. Но тогда умрёт Любим, тёмная волна покинет его тело и войдёт в тело урядника Фрола. Человека, гордыня которого не позволит ему справиться с соблазном силы. Это только дурной и восторженный Любим не замечает соблазна. Сила нужна ему, чтобы защищать других. Если бы тёмная волна вселилась в кого-то другого, возможно, перводемон давным-давно уже возродился бы в нашем мире. Устоять пред соблазном силы не может никто. Никто, кроме Любима – бестолкового восторженного мальчика с раздутым чувством патриотизма и справедливости.

Он вспомнил, сколько планов у него было на Любима. Как он выискивал возможности забрать тёмную волну и вселить её в кого-то другого. Более умелого, более удобного, послушного и безропотного. Успокоился, лишь когда узнал, как Любим использует свою тёмную силу. Он настолько переживает за окружающих, настолько принимает их боль за свою, что обманулась даже демоническая тёмная сила. Она пробуждалась в Любиме лишь тогда, когда опасность грозила кому-то другому, не ему.

Когда Харитон понял это, он познал и другую истину. Любим – идеальный носитель для темной силы перводемона. Возможно даже, если ему не мешать, он сумеет преобразовать её обратно в земную тягу. Вернуть то, что утратил падший сын Святогора, назад в лоно света. Это могло означать лишь одно. Любим должен выжить и сохранить силу. Даже если это означает, что его дочь умрёт.

– Нет. Я все планировал совсем не так! – пророкотал он с болью. – Моргулы! Откуда они взялись у проклятого Лютика? Как я мог это не предусмотреть?! Как я мог проморгать!

Варвара застыла на коленях, все ещё закрывая раскинутыми руками путь. Кровь тихо струилась по подбородку и капала на пол.

– Как я мог допустить, чтобы исполнение плана легло на плечи моей дочери…

– У меня все в порядке… – услышал он отзвуки усталого голоса. – Пройди испытание и вернись!..

Его сердце радостно встрепенулось. И он тут же проклял сам себя. Оно радуется, что план спасён, но это ещё не означает, что спасена Варвара. Девушка открыла глаза и улыбнулась.

– Отец… – слетело с её губ. – Я все сделала, отец…

Она повалилась на его руку, которая так и не сделала главного. Не тряхнула её, когда ещё было не поздно. Харитон закрыл глаза и проговорил в пространство:

– Полушка! Хватай травы и настои! Быстро сюда!

Дверь отворилась почти сразу – писарь, отвечающий за лекарские искусства, дежурил под дверью. Варвара этого уже не видела. Она лежала на полу, глядя остановившимися глазами в потолок, и блаженно улыбаясь окровавленным от внутреннего кровотечения ртом…

***

Любимка резко сел и открыл глаза. Едва не уткнулся носом в бледную лысую физиономию.

– А-а-а! – завопил он и засучил ногами, спеша как можно дальше отодвинуться от того, что больше всего ненавидел в этом мире.

– А-а-а! – вторил ему скрипучий голос. Фрол шлёпнулся на тощий зад и прикрылся рукой.

За его спиной невозмутимо стояли два воронёных богатыря. Глаза одного облегчённо расширились, у второго, наоборот, опасно сузились.

– Как?! Как такое может быть?! – Фрол подскочил и воздел руки к небу.

– Этот проныра опять выскользнул, – проговорил Розг. – На сей раз без помощи Стародуба.

Любимка на какое-то время застыл, вытаращив глаза. Потом медленно завалился на камень, закатив глаза.

– Варвара… – прошептал он и вытянулся. Раздалось ровное сопение.

– Ты не прав, – отозвался Болт невозмутимо. – Парень не промах. Постоянно подставляет вместо себя под удар кого-то другого. Что делать станем?

Последнее спросил, обратившись к уряднику.

– Харитон! – прошипел тот, сжав кулак. – Неужели он дотянулся и сюда!

Какое-то время он злобно глядел на вытянувшегося на камнях отрока. Ах, как хотелось ему кинуться вперёд и собственными руками выдрать из тщедушной груди тёмную силу! «Мою силу!»

Он чуял позади себя две воли. Болт был за него. Он будет счастлив, коли урядник позволит себе такое. Он поддержит его.

Но был там и Розг. Его навязал ему князь. Чует в нем тёмную сторону, подстраховывается. Это обидно, но, одновременно, и совершенно ясно, что князь прав. Кто знает, чего бы решил он, если бы Болт здесь был один…

А ещё на вершине скал сидят любимцы и следят – богатыри все ещё в пещере. Ждут, когда они закончат с Любимом. Они не позволят. Не простят.

– Зови богатырей! – сказал он Розгу. – Мы уходим! Нам здесь больше делать нечего…

Он резко встал и пошёл вверх по склону. Болт пристроился следом. Розгу не осталось ничего, кроме как исполнить указание. Он поднял камень, вложил в него частицу земной тяги и катнул его в пещеру, куда скрылись богатыри и Сойка…