Анархия и коммунизм: теория и жизнь

Бакунина утешало только то, что невежество, дикость, вынужденное звериное состояние бедных служат пьедесталом для цивилизации, свободы и испорченности меньшинства. Зато, по его мнению, бедные «сохранили свежесть ума и сердца. Нравственно оздоровленные трудом, хотя бы и вынужденным, они сохранили чувство справедливости, куда выше справедливости юрисконсультов и кодексов; сами несчастные, они сочувствуют всякому несчастью, они сохранили здравый смысл, не испорченный софизмами доктринёрской науки и обманами политики, – и, так как они ещё не злоупотребили жизнью и даже не использовали её, они верят в жизнь».

Бездна между привилегированным меньшинством и обездоленным большинством была заполнена религиозным туманом. Но теперь этот туман отчасти разогнан французской революцией. Революция дала массам своё человеческое евангелие прав человека, она провозгласила, что все люди равны, все одинаково призваны к свободе и человечности. И народные массы в Европе постепенно просыпаются, начинают спрашивать себя, не имеют ли и они также права на равенство, свободу и человечность.

И народ, благодаря своему удивительному здравому смыслу и инстинкту, всюду понял, что первым условием его действительного освобождения или очеловечивания, является коренное преобразование его экономических условий. Со ссылкой на Аристотеля, Бакунин замечал: «Человек, чтобы мыслить, чтобы свободно чувствовать, чтобы сделаться человеком, должен быть свободен от забот материальной жизни». Вторым условием освобождения народа является досуг после работы. Но хлеб и досуг могут быть получены народом только через коренное преобразование современного устройства общества и эти объясняется, выводил Бакунин, почему «Революция, являясь логическим следствием своего собственного принципа, породила социализм».112

Отметим сразу, что Бакунин даже не заикается о необходимости повышения производительности труда для обеспечения народных масс хлебом и досугом, он об этом просто не задумывается.

Государство, построенное на эксплуатации, насилии, привилегиях меньшинства в ущерб большинству, должно быть разрушено безусловно, по мнению Бакунина, вместе с породившей это государство цивилизацией. Но чем заменить это государство и эту цивилизацию? В прокламации «Начала революции» (написанной возможно вместе с Нечаевым) в 1869 г. Бакунин заявлял, что «мерзости современной цивилизации, в которой мы выросли, лишили нас способности устраивать здание Рая будущей жизни, о которой мы можем иметь только туманное представление по понятию противоположности гадостям существующего» и даже, что «мы считаем всякие рассуждения об этом туманном будущем преступными, потому что они мешают чистому разрушению».113

Тем не менее, определённые суждения об устройстве «Рая будущей жизни» Бакунин всё же высказывал. Важное значение он придавал свободе, справедливости, равенству в будущем обществе, развитию духовного начала в человеке. Коммунистическое общество Вейтлинга его изначально не устраивало именно тем, что – это «не свободное общество, не действительно живое объединение свободных людей, а невыносимое принуждение, насилием сплочённое стадо животных, преследующих исключительно материальные цели и ничего не знающих о духовной стороне жизни и о доставляемых ею высоких наслаждениях». Но в основе коммунизма «лежат священнейшие права и гуманнейшие требования», в которых заключается «великая, чудесная сила, которая поразительно действует на умы».114 В 1843 г. коммунизм у Бакунина предстаёт фейерверком пышных слов, цветистых фраз: «Коммунизм – не фантом, не тень. В нём скрыты тепло и жар, которые с громадной силой рвутся к свету, пламень которого уже нельзя затушить и взрыв которого может стать опасным и даже ужасным, если привилегированный образованный класс не облегчит ему любовью и жертвами и полным признанием его всемирно-исторической миссии этот переход к свету».115

В 1867 г. Бакунин высказывался о социализме и коммунизме более конкретно. Социалистические и коммунистические идеи и теории он выводил из французской революции, которая провозгласила право и обязанность каждой человеческой личности стать человеком. С наибольшей симпатией Бакунин высказывался о Бабефе, который будучи верным духу Революции, кончившей тем, «что на место всякой личной инициативы поставила всемогущее действие государства», «измыслил политическую и социальную систему, согласно которой республика, выражающая собой коллективную волю граждан, должна была конфисковать всякую личную собственность и управлять ею в интересах всех, наделяя каждого в равной мере: воспитанием, обучением, средствами к существованию, удовольствиями и принуждая всех без исключения, по мере сил и способностей каждого, к мускульному и нервному труду».116

Заслугой доктринёрского социализма (Сен-Симон и Фурье) Бакунин считал глубокую, научную критику современного общественного строя и христианства. Главный же недостаток всех социалистов, за исключением одного, заключался в страсти к регламентации, к выдумыванию и устраиванию будущего, в том, что все были более или менее государственники.117

Единственным исключением для Бакунина был Прудон, который противопоставил свободу власти и смело провозгласил себя анархистом и атеистом, точнее позитивистом. В сжатой характеристике прудоновских идей видны предпочтения самого Бакунина: «Социализм Прудона, основанный как на индивидуальной, так и коллективной свободе и на деятельности свободных ассоциаций, не подчинённый другим законам, кроме общих законов социальной экономии, как открытых уже наукой, так и предстоящий вне всякой правительственной регламентации и всякого покровительства со стороны государства и подчиняющий политику экономическим, интеллектуальным и моральным интересам общества, должен был с течением времени прийти в силу необходимой последовательности к федерализму».118

Основным отличием социалиста от буржуазного республиканца Бакунин считал справедливость, «открытый человеческий эгоизм»: «он живёт откровенно и без фраз для самого себя и знает, что, делая это согласно со справедливостью, он служит всему обществу, а служа обществу, служит самому себе».119

По мнению Бакунина, антагонизм между политическим республиканизмом и социализмом проявился в наибольшей степени в революции 1848 г., когда республикански настроенная буржуазия впала в раболепство перед военным режимом, напуганная «красным призраком».

Бакунин приходит к выводу, что в 1848 г. погиб, т.е. дискредитировал себя, не социализм вообще, а только государственный социализм, «тот регламентерский, деспотический социализм, который верил и надеялся, что Государство сможет удовлетворить потребности и законные права рабочих классов, что, вооружённое своим могуществом, оно захочет и будет в состоянии установить новый социальный строй».

Главная причина поражения социализма в июне 1848 г. с точки зрения Бакунина заключалась в том, что рабочие были сильны инстинктом к лучшему и отрицательными теоретическими идеями, но им совершенно недоставало положительных, практических идей, которые, «необходимы, чтобы можно было построить на развалинах буржуазной системы новую систему, систему народной справедливости».120

Но социализм не умер, писал Бакунин, рабочие кооперативные ассоциации, банки взаимопомощи и кредита труда, тред-юнионы, международная лига рабочих всех стран, всё растущее рабочее движение в европейских странах доказывают, что рабочие не отказались от своей цели, не потеряли веры в своё близкое освобождение. Но теперь, по мнению Бакунина, рабочие поняли, что «они не должны более рассчитывать ни на государства, ни на более или менее лицемерное содействие привилегированных классов, но на самих себя и на свои собственные, независимые, совершенно свободно возникающие ассоциации».121 В социализме видит своё спасение, полагал он также, и мелкая буржуазия, мелкая промышленность и мелкая торговля, которые начинают бедствовать почти так же, как рабочие.122

Но что же такое социализм и почему к нему так стремятся обездоленные люди – рабочие, мелкие собственники и торговцы? Социализм – это справедливость. Но справедливость не та, «которая заключена в кодексах и в римском праве, основанном в громадной степени на насильственных фактах, совершенных силой, освящённых временем и благословениями какой-либо, христианской или языческой, церкви и, в качестве таковых, признанных за абсолютные принципы, из которых дедуктивно выведено всё право, – мы говорим о справедливости, которую вы найдёте в сознании каждого человека и даже в сознании детей и суть которой передаётся одним словом: уравнение».123

Эта всемирная справедливость, т.е. уравнение, которая из-за насильственных захватов и религиозного влияния никогда ещё не имела перевеса ни в политическом, ни в юридическом, ни в экономическом мире, должна послужить основанием нового мира, без неё не может быть ни свободы, ни республики, ни благоденствия, ни мира.

Эта справедливость-уравнение «повелевает нам взять на себя защиту интересов народа,… потребовать для него не только политической свободы, но и экономического и социального освобождения».

Необходимо вновь провозгласить великий принцип Французской революции: «Каждый человек должен иметь материальные и духовные средства для развития всей своей человечности». А этот принцип порождает, по мнению Бакунина, следующую задачу:

«Организовать общество таким образом, чтобы каждый индивид, мужчина или женщина, находил, появляясь на свет, почти равные средства для развития своих различных способностей и для их использования своей работой; создать такое общество, которое бы поставило всякого индивида, кто бы он ни был, в невозможность эксплуатировать чужую работу и позволяло бы ему участвовать в пользовании социальными богатствами, являющимися, в сущности, не чем иным, как произведением человеческой работы, лишь постольку, поскольку он непосредственно способствовал их производству».124

В «Революционном катехизисе» (1866 г.) Бакунин более подробно излагал своё понимание ассоциированного труда, который должен будет заменить труд, основанный на эксплуатации человека человеком: «Интеллигентный и свободный труд по необходимости будет ассоциированным трудом. Свободному выбору каждого будет представлено объединяться с другими в труде или нет; но не подлежит сомнению, что, за исключением работ, связанных с воображением, самая природа которых требует сосредоточения в себе интеллекта отдельного лица, во всех промышленных и даже научных и художественных предприятиях, допускающих сотрудничество, все будут предпочитать совместную работу по той простой причине, что последняя самым удивительным образом приумножает продуктивность труда каждого отдельного человека и что каждый член и сотрудник производительного объединения гораздо больше заработает с гораздо меньшей затратой времени и труда. Когда эти свободные производительные объединения уже не будут рабами, а в очередь станут хозяевами и владельцами необходимого им капитала, будут видеть в своей среде, в качестве сотрудников, наряду с рабочими силами, освобождёнными благодаря всеобщему образованию, все специальные силы интеллекта, необходимые для каждого предприятия; когда они, объединившись между собою, всегда свободно, в соответствии со своими потребностями и наиболее подходящим для себя образом, переступив рано или поздно через национальные границы, образуют огромную экономическую федерацию; когда стоящий во главе её парламент, располагая столь же всеобъемлющим, как и подробным, и точным статистическим материалом, какой в наши дни не может существовать, комбинируя спрос и предложение, будет направлять, устанавливать и распределять между отдельными странами производство мировой промышленности, так чтобы уже не было или почти не было ни торговых, ни промышленных кризисов, вынужденной остановки производства, катастроф и нужды и потери капитала, – тогда человеческий труд, источник свободы всех и каждого, возродит мир к новой жизни»125.

Полная реализация этой задачи будем делом столетия, по мнению Бакунина, но это не означает, что ничего не надо делать.126

Бакунин ещё раз отвергал всякую попытку организации, которая была бы чужда самой полной свободе индивидов и ассоциаций, требовала бы установления регламентирующей власти любого характера, отрицал всё, что хоть сколько-нибудь походило на государственный социализм или коммунизм.

Принцип справедливости, понимаемый как уравнение, несовместим с государством. Единственно, что может сделать государство – это изменять наследственное право с целью его скорейшего уничтожения. Так как «наследственное право является всецело созданием государства, является одним из существенных условий самого существования принудительного и божественно установленного государства, оно может и должно быть уничтожено свободой в государстве; другими словами, государство должно раствориться в обществе, организованном на началах справедливости».

Бакунин придавал исключительно большое значение отмене права наследования потому, что, по его мнению, «пока наследство будет существовать, будет существовать наследственное экономическое неравенство, не естественное неравенство индивидов, а искусственное неравенство классов – а последнее необходимо будет всегда порождать наследственное неравенство в развитии и образовании умов и будет продолжать быть источником и освящением всех политических и социальных неравенств».

Анархист стремился добиться абсолютного равенства-справедливости и для достижения этой цели полагал необходимым установление равенства в «исходной точке жизненного существования, так, чтобы каждый, руководимый собственной природой, был сыном собственных дел». Единственным наследником в таком случае должен быть общественный фонд для образования и обучения детей обоих полов, включая сюда и содержание их от рождения до совершеннолетия».127

К необходимости отмены права наследования Бакунин возвращался неоднократно в последних работах.128 Установление истинной справедливости он однозначно связывал с ликвидацией наследственного права. Бакунин резко и последовательно выступал против права наследования, видел в нём причину многих бед человечества, осуждал рантье, вообще людей, получивших состояние без приложения своего труда.

Но даже рантье может приносить пользу обществу, производству, ничего не делая лично, не занимаясь конкретным делом – финансовым, производственным, коммерческим. Рантье ничего не делает на благо общества сам, но деньги его работают, будучи вложенными в акции, облигации и другие ценные бумаги, находясь просто на счетах в банках. Банкиры, финансисты, владельцы и менеджеры акционерных обществ используют деньги рантье в своих операциях, в производстве и значит его деньги работают и приносят пользу обществу. Рантье не может не поступать так, он не может держать деньги в наличности – они обесценятся из-за инфляции. Рантье должен следить за конъюнктурой рынка, отслеживать тенденции развития производства, торговли, финансового дела и маневрировать своими деньгами. Иначе он неизбежно рано или поздно разорится. В конце концов рантье тратит деньги и уже тем самым даёт работу кому-то, поддерживает производство и торговлю и т. д.

По мере развития производства возрастают его масштабы, оно требует всё больше капиталов, накоплений. За время жизни одного поколения создать достаточно крупный капитал трудно, почти невозможно, особенно в до- и раннекапиталистические эпохи. Поэтому распыление накопленного капитала после смерти родоначальника семейного дела невыгодно для общества в целом, даже если новый наследник не обладает необходимыми личными качествами. Но он может передоверить управление капиталом квалифицированным управляющим, его дети могут оказаться более талантливыми и т. д. А если наследник всё же разорится, то его капитал может перейти к более удачливому конкуренту.

Возможность передачи по наследству, забота о детях, вообще о потомках, является также мощным стимулом к труду, к накоплению капиталов, знаний, умений, а значит и к развитию всего общества.

Бакунин правильно связывал право наследования с существованием семьи. Но совершенно ошибочно отвергал сам институт семьи. Роль семейного капитала в развитии производства, в накоплении материальных и духовных благ общества ни в коем случае нельзя недооценивать. Тем более недопустимо отрицать и даже преуменьшать роль семьи в воспитании, в развитии человека, в становлении личности. Это справедливо как в отношении конкретного индивида, так и человечества в целом. Исторически преходящие недостатки семьи не должны скрывать главного – роли семьи в становлении и развитии человека, личности, общества. Бакунин абсолютно и категорически не прав, предлагая уничтожить семейное воспитание и сделать его чисто общественным делом. Конечно, без уничтожения права наследования, частной собственности, семейного воспитания и самой семьи (в которой идёт накопление не только материального богатства, но и культурного, духовного, идёт накопление и развитие навыков создания этих богатств) невозможно достичь абсолютного равенства, о котором мечтал Бакунин и все утописты, социалисты и коммунисты. Так оно, это равенство и есть утопия, иллюзия, мираж.

Бакунин, надо отдать ему должное, понимал, что люди по своей природе разные и в «Революционном катехизисе» писал, что равенство не означает уравнения индивидуальных различий, интеллектуального, морального и физического тождества индивидов. Разнообразие сил и способностей является не социальным злом, а богатством человечества. Экономическое и социальное равенство не обуславливает равенства личных состояний, поскольку они являются результатом способности, производственной энергии и бережливости отдельных лиц.

Для Бакунина равенство и справедливость требуют лишь одного: «Такого устройства общества, чтобы каждое человеческое существо при своём появлении на свет нашло в нём, поскольку это зависит не от природы, а от общества, одинаковые средства для развития в детстве и в юношеском возрасте до полной возмужалости, сначала в отношении своего воспитания и образования, а позднее для упражнения своих сил, которыми природа наделила каждого человека для работы. Это равенство в исходной точке, которая требует справедливости для всякого, окажется невозможным до тех пор, пока существует право наследования».

Теоретик анархизма заявлял, что справедливость и достоинство человека требуют, чтобы «каждый был сыном лишь собственных своих дел». Он отвергал догмат первородного греха, наследственного позора и ответственности, но также «мифическую наследственность добродетели, ложную наследственность почестей и прав, а также и наследственность имущества», так как «наследник какого-нибудь имущества уже не является сыном своих дел и в отношении исходной точки оказывается в привилегированном положении».129

Эти тезисы Бакунин объясняют, почему он столь большое значение придавал уничтожению права наследования. Но понимание равенства как уравнения в исходной точке развития человека, справедливости и достоинства человека в том, чтобы он был «сыном лишь собственных своих дел» на самом деле означает отказ от развития человечества, обрекает человечества на бесконечное повторение уже пройденного пути. Ведь в таком случае каждому поколению придётся начинать каждый раз с нуля. К тому же, зачем напрягаться, трудиться, накапливать материальные и духовные богатства, знания и умения, если нет возможности передать это детям или другим людям по своему выбору.

Бакунин резко осуждал стремление человека к получению «личной выгоды». Именно заботу о личной выгоде он считал главным недостатком буржуазии, причиной её разложения, её коррупции. Под коррупцией он понимал «полное безразличие индивида к общественной пользе и солидарности исключительно во имя личной выгоды. Какой-либо класс или ограниченная общность людей – церковь, религиозный орден, аристократия, буржуазия, бюрократия, армия, полиция и даже банды разбойников – могут быть глубоко аморальны, т.е. противопоставлены всему человечеству по своим основам, условиям своего исключительного и привилегированного существования, по целям, которые они преследуют; но при этом они ещё не коррумпированы, – до тех пор, пока не распадутся под нажимом частных интересов их членов». Чем больше интересы класса противостоят общественным интересам, тем более облегчается коррупция его членам, «что обусловлено аморальностью принципа, лежащего в основе его существования: если только эта безнравственность не прикрывается в их глазах каким-либо вымышленным идеалом, например, патриотическим или религиозным». Именно это произошло, полагал Бакунин, с церковью и аристократией, которые поэтому были так могущественны в прошлом.

«Это также объясняет, – по его мнению, – почему буржуазия, едва придя к власти, начинает обнаруживать бесспорные признаки разложения и упадка. По природе своих повседневных занятий слишком реалистичная, чтобы искать опоры в великих идеалах патриотизма и религии, она вынуждена довольствоваться весьма сомнительными и спорными идеалами метафизики и юридического права, и ей никогда не удаётся скрыть, даже от самой себя, свою низкую сущность. В этом отношении игроки на бирже, крупные промышленные, торговые и банковские компании, финансовые и политические спекулянты, контрабандисты, грабители – группы, легче всего поддающиеся коррупции, ибо они – ещё большие реалисты, чем основная масса буржуазии. Они цинично срывают всякую маску, отбрасывают всякую видимость идеала и открыто проявляют свою истинную сущность эксплуататоров богатства и труда нации. Члены этих различных сообществ объединяются уже не во имя какого-то принципа, истинного или ложного; они связаны друг с другом лишь личной выгодой. Такова истинная коррупция»130.

Получается, что эксплуатировать и грабить народ, прикрываясь хотя бы и ложными идеалами, аморально, но можно, это не является разложением и упадком. А если при этом сохранять внутри групп некоторую коллективную солидарность и грабить из-за бедности как «шайки контрабандистов, разбойников и воров», (хотя контрабандисты, разбойники и воры вовсе не обязательно были и есть бедные), то можно считаться и достаточно моральными. Бакунин прямо заявлял: «Итак, до тех пор, пока индивид сохраняет верность и страстную преданность общим и более или менее идеализированным интересам какого-либо коллектива, как бы ни были аморальны поступки, которые он совершает ради этого сообщества или совместно с ним, нельзя сказать, что он коррумпирован».131

То есть, если буржуазия, стремясь к личной выгоде, создаёт рабочие места, организует рост производства богатства нации, но при этом не скрывает своей личной выгодой какими-либо «более или менее идеализированным интересам какого-либо коллектива», то это однозначно плохо, она коррумпирована и разлагается, её надо уничтожать. А если просто грабить и воровать, но во имя даже фальшивых идеалов коллектива, то это морально и простительно.

Если признаётся разнообразие людей как богатство человечества, то следует признать социальную и имущественную иерархию в обществе, а также почти неизбежно – и политическую иерархию, как положительное явление. А значит следует по иному следует подойти и к неравенству. Неравенство не обязательно есть зло, оно является производным свойством от существования иерархии в обществе, а без иерархии общество не существует.

Идеи равенства как уравнения, справедливости как равенства в «исходной точке» человеческой жизни, а значит отрицание, непонимание роли, функций и значения общественной иерархии и вытекающего из неё неравенства, являются следствием неверного понимания причин происхождения государства и права, их роли в жизни общества. На этот недостаток взглядов Бакунина обращает внимание В. Г. Графский: «В восприятии политического права только как порождения силы и политического принуждения со всей определённостью проступает метафизическая и вместе с тем задогматизированная версия концепции естественных, неотчуждаемых прав человека, так радикально прозвучавшая в период американской и французской буржуазно-демократических революций». В таком случае, продолжает исследователь, без учёта социально-регулирующей, социально-культурной, идеологической и других функций политического права, «остаются без необходимого внимания не менее существенные взаимосвязи права, выраженного в юридическом законе, – например, права и обычая, права и морали, права и социальной справедливости, права и свободы. В „юридическом анархизме“ Бакунина право как юридическое установление и как требование предстаёт лишь своеобразным техническим средством, применение которого обеспечено государственным принуждением. Между тем и государственный закон, и политическое правосознание групп или классов данного общества могут отображать и поддерживать свободолюбивые устремления не одних только консервативных общественных групп, сил и массовых движений».132

Конец ознакомительного фрагмента.