Мы люди

Баба Марфа перекрестила Марину, поклонилась Пелагее:

– Спасибо тебе, матушка, она послушная, в тягость тебе не будет.

Пелагея и Марина вышли из хатки и долго смотрели вслед Марфе. Сначала Марина загрустила, потом они молились, и матушка Пелагея продолжила ее учить азам чтения. Вечером на припечке горела лучина, они вдвоем сидели у стола, а Пелагея рассказывала Марине о святых, Каине и Авеле, о грехе Адама и Евы, после ужина долго молились. Спала Марина на печи, хотя печь была маленькая, но ей одной было просторно. Устав от похода и новых впечатлений, Марина быстро уснула. В ночи проснулась от испуга. Где я? Боялась пошевельнуться, вдруг упаду, где здесь слазить с печи? Начала прислушиваться, темнота немного стала отступать, снизу послышался голос:

– Ты не спишь, Марина, – Марина узнала голос Пелагеи и вспомнила, где она.

– Я испугалась.

– Такое бывает, на новом месте на печи случается, что человек заблудится. Ты помолись, и все пройдет.

Марина успокоилась и притихла, сон не приходил, вспомнился дом, печь, Пилипок, Акулина. Спят где-то там далеко. Казалось, так далеко это все, и так давно это было. Незаметно она заснула.

Как во сне прошли дни в молитвах, чтении больших книг и учении грамоте, в субботу после обеда матушка Пелагея сказала, что будем собираться в церковь в ваше село. На молитве Марина встретила бабу Марфу и обрадовалась. Баба Марфа благодарила матушку Пелагею, а когда они остались с Мариной, сказала ей, что у них ждут сватов.

На обеде собралась вся семья: Захар, дед Игнат, баба Марфа и Фекла были в праздничных одеждах, веселая ходила по хате Акулина. Ждали сватов. Марине очень хотелось посмотреть, как сватают, у нее сжималось все внутри, и возникал вопрос: а когда и у меня такое будет, будут сватать? Сразу вспомнила Артема, тоже заулыбалась, так он же встречается с теми вертихвостками, от такой думы у нее испортилось настроение, она залезла на печь и смотрела оттуда за происходящим. Договорились, что свадьба будет после Великого поста, потом и уйдет Акулина к мужу. А потом все враз заговорили, в хате стало весело и шумно, накрывался стол, долго спорили родители Акулины со сватами, где кому садиться, а больше всех были счастливы молодые. Уже ушли сваты, а застолье продолжалось до поздней ночи и чуть было не закончилось дракой, Захар обзывал матюгами Феклу и норовил ее ударить, но дед Игнат их быстро утихомирил. Улеглись спать поздно в ночи. Когда в хате стихло, Мария лежала с открытыми глазами, ей не спалось, чего-то она ждала, вдруг поняла, что ей хотелось, чтобы Пилипок ее обнял и прижал к себе. Испугалась она той мысли, стала читать молитву, повторяя про себя: «Господи, прости меня, грешную».

2

Работ в доме и по хозяйству, как говорила баба Марфа, было невпроворот. Всем доставалась работа, получали и тумаки от Захара и Игната, сказывалось отсутствие Федора и Прокопа, которые отправились в извоз. Торопился завершить мужские работы Захар, через день-другой он собирался уходить до весны с артелью, а может, и дальше, надо было готовить приданное Акулине.

Когда ушел Захар, работы для каждого еще прибавилось, нужно было закончить с коноплей и льном, только завершили с зерном и просом. К вечеру уставали, рано ложились спать. Грустной ходила Василиса, и дед Игнат ворчал, а баба Марфа вступалась за нее, тогда Игнат начинал костерить Марфу, стояли крик и ругань в гумне. Другой раз баба Марфа забирала Василису, чтобы вместе досматривать и кормить скотину, тогда дед Игнат переключался на Феклу, но ее он ругал для отвода глаз. Всем говорил: придет воскресение – и отдохнем.

В воскресенье после службы в церкви собирались на обед, обедали молча и безрадостно. После обеда дед Игнат прилег на лавку, а баба Марфа пошла на свою половину, Василиса с Акулиной и Мария забрались на печь и задремали, после сытного обеда всех сморил сон. Зима устанавливала свои порядки, день стал короткий, не успеешь прилечь, как надо кормить и доглядывать скотину. Дед Игнат поднялся и громко проговорил:

– Пойду положу сена коровам и коням.

Все начали подниматься, у каждого было свое занятие. Только Василиса повернулась на другой бок и опять заснула. Акулина засобиралась помогать матери и бабе Марфе готовить еду для свиней и доить коров. Мария носила приготовленный корм. На дворе было пасмурно и ветрено. Хотелось быстрее в тепло. Баба Марфа ворчала, что Игнат еще не накормил коров, и они будут беспокойно стоять.

– Сходи, Марина, скажи деду, пусть быстрее положит сено коровам, а то своих коней, наверное, кормит.

Марина на пути к сеновалу встретила Акулину. Та ее выслушала и со смехом сказала, чтобы быстрее бежала в хату, а то сопля под носом примерзнет.

Акулина знала, что дед, как петух, обхаживает всех своих курей, так он обхаживает своих невесток, только рядом была одна Фекла, а остальные жили далековато, и как там у них, слухов не было. Встречаясь на вечёрках с подругами да и при разговорах с женщинами постарше говорили: замуж выйдешь, там всякое может быть, мужики уйдут на заработки, останутся вокруг тебя одни бабы да старики, и свекру рада будешь, но тогда и порядок во дворе и в хате есть. Так и Марину она учила, что в доме услышишь или увидишь, за плетень не выноси, да и своим не все рассказывай. Услышав такое, Мария заплакала и начала говорить, что это грех, блуд.

– Перестань плакать. В семье всякое бывает, только говорить об этом не нужно. Коли ты считаешь, что это грех, иди в монастырь

Акулина постояла молча и ушла к коровам. Марина стояла растерянная и, как ей казалось, убитая горем. Для Акулины все просто, она сильная, ее и мама боится. Мысли вновь и вновь возвращали к тем словам, которые она слышала в церкви на проповедях отца Никифора, наставлениях матушки Пелагеи о блуде и грехе.

В каждодневных работах подошла очередь делать лен на пряжу. Работа велась в гумне и легла она на плечи деда и Пилипка, а Марина им помогала. Дед Игнат и Пилипок мяли снопы льна. Пилипок раскладывал их под длинный деревянный нож, а дед поднимал нож за ручку и резко его опускал. Ладу в их работе не было. Дед Игнат покрикивал на Пилипка за нерасторопность и медлительность. Тот огрызался, потный и грязный. Вокруг льномялки стояла мелкая пыль и летела костра. Когда пришла мать, дело пошло быстрее. Работали молча, лица их покрылись пылью, костра летела за ворот, прилипала к губам, к телу, попадала в глаза. Только думы спокойно носились в голове, да мелькнет, бывает, улыбка у кого на лице. У Марины были думы вначале о матушке Пелагеи, хорошо бы быть сейчас у нее, слушать ее суровый голос, рассказы о святых, о травах. Ее мечты прервал окриком дед Игнат:

– Ты что, заснула, давай быстрее относи костру, что, не видишь, сколько собралось, ступить некуда.

Марина кинулась к льномялке и начала собирать костру в корзину, выгребая ее из-под ног Пилипка.

Так и работали в гумне три дня, к вечеру уставали, еще помогали досматривать скотину, ужинали и быстро засыпали. В субботу потеребленный лен и коноплю аккуратно развесили, оставалось его потрепать, выбить из него остатки костры и расчесать для применения в разных делах: то ли веревки вить, то ли полотно ткать.

Баба Марфа и Фекла настраивали веретена, чтобы делать пряжу изо льна, Марина пыталась им помочь, но только заминала им в работе. Баба Марфа сказала ей, что завтра рано утром они идут в церковь, там должна быть матушка Пелагея.

Матушка Пелагея в церковь зашла, когда заканчивалась служба, видно, кого-то лечила, предположила баба Марфа. Постояв в молитве, Пелагея подошла к Марфе, поприветствовала ее, и они тихо о чем-то говорили. На выходе баба Марфа взяла Марину за руку:

– Идем скорее, сегодня тебя матушка Пелагея заберет с собой, дня через три она приведет тебя обратно.

Собралась Марина быстро. Мать на нее ворчала, вот барыня, три дня гули будет править, а тут работ невпроворот. Баба Марфа молча слушала ворчание Феклы и миролюбиво произнесла:

– Опять ты, Фекла, за свое. Управимся с работами. Василису больше нагружай, коровы не доены, а она еще спит.

По дороге с матушкой пошли разговоры о деревьях, птицах, что остались зимовать в здешних лесах, так за рассказами они и не заметили, как подошли к хатке Пелагеи. Все три дня Марина была занята. Пелагея брала ее, когда шла к больной женщине, которую сильно забодал бык. Марина быстро стала понимать, что надо подать и чем помочь Пелагее, она с опаской помогала перевязать разбитый бок женщины, потом вместе они читали молитву, стоя с иконой. Другой раз они были у мальчика. Мальчик второй день лежал в жару, Пелагея долго стояла возле него и шептала молитву, потом дала пить настоя. Присела и опять стоя молилась, там они пробыли до позднего вечера. Жар у мальчика спал, а Пелагея все молилась и молилась. Ночевать остались в доме возле мальчика.

Марина стала часто ходить к Пелагее, она скоро по слогам уже читала большие книги, часто ходила с Пелагеей к больным, научилась делать отвары из трав. Так пробежала зима и уже начало пригревать солнышко.

В следующий приход домой она узнала, что Артем сосватал девушку с их улицы, летом будет венчание.

3

Игнат вел непростое хозяйство. В его понятии хозяйство – это была вся семья с бабами, детьми и внуками, постройки, скотина. За всем нужен был глаз и внимание, все есть хотят, а где возьмешь, если не вырастишь да не сложишь и не сохранишь, а еще нужно одеться. Он ничего не планировал, а приходила пора – сеял, приходила пора – косил, убирал, молотил, и все жили по его, а вернее, по установленному кем-то порядку. Постоянно не хватало рабочих рук, и если кто выбивался из этого порядка, Игнат ругался, кричал и был не в духе. Для него не существовало особого порядка для жильцов семьи, для лошадей или коров и другой живности. Нужно было и для кобылы жеребца искать и договариваться, и бычка держать, чтобы были телята, а иначе как. Так же он относился к своим невесткам и жене. Приходило время, и у него возникала естественная потребность, он не считал ее греховной или позорной. Каким-то только ему ведомым чувством узнавал желание такой потребности у жены или невесток. Тогда происходило то, что происходило в семье его отца и деда. Только вот невестки не сразу это понимали и артачились, а потом смирялись. Да и не смотрели на других парней и мужиков, когда мужья были на заработках или отъезде. Не дай бог другой завладеет какой из баб, какой позор будет семье, еще ворота дегтем вымажут, как у Архипа. Вот только Марфа ворчит, так ворчит она для порядка. Такое было понятие у Игната о своем хозяйстве. Чуть что не так, и весь порядок начинает валиться, всякое дело получается наперекосяк.

Бывало, всплывала у него злоба на Феклу, хорошая баба, а не устояла. С другой семьи ее дочка Марина. С другой семьи. В хорошем расположении духа рассказала ему Марфа, когда Игнат привез ей из извоза яркий платок на голову. К бабе чуть ласковей да еще купи безделушку, все отдаст и все расскажет.

4

В их округе в лесу пана Грушевского-младшего по имени Юзеф росла удивительная черника. Откуда она там появилась, никто не знает. Каждый год собирали ее женщины с их деревни. Они выезжали туда на целую неделю, несколько раз ездили туда Марфа и Фекла. Разрешалось собирать ягоды монастырским работникам, монахиням и послушницам, а после их сбора могли для себя собирать сельчане, только была ягода уже потоптанная и не так ее много. В то лето посмотреть удивительные ягоды приехал с приказчиком пан Грушевский, он летом часто с семьей отдыхал в здешних местах. Как оказалось, его удивляли не только ягоды, но и деревенские барышни и женщины. Положил он свой глаз на Феклу. Марфа с Феклой отвозили на бричке пана собранные ягоды в усадьбу, где их рассыпали для просушки и отбирали для приготовления панских яств. Пан Юзеф был в женских делах не промах. Стал ласково разговаривать с Феклой, а разве откажет Фекла пану, да такому, как ей казалось, молодому? Вот и довозились, хорошо, что вскорости Захар вернулся с работ в артели. Родилась девка у Феклы раньше сроку, а от кого, неизвестно. Выслушал эту историю Игнат молча, потом настрого запретил Марфе говорить кому-либо об этом. Только чувствовал, что проболтается Марфа, известное дело баба. Но не все рассказала Марфа мужу.

При упоминании о пане Грушевском даже самые строгие монахини замолкали. Имел он особую силу на женщин, посмотрит он на женские руки, или на лицо, или на бедра, и с женщиной начинало твориться что-то необычайное. Она начинала краснеть, глаза становились маслянистыми и неподвижными, дыхание учащалось, порой приоткрывался рот, и она терялась и была сама не своя, а принадлежала непостижимому желанию, которое шло из нутра, снизу живота. Ей никуда не хотелось уходить и освободиться от этого набежавшего чувства, и она оставалась на месте на милость пана Грушевского, так было со многими женщинами, мало кто не испытывал этого испепеляющего взгляда такого обходительного и молодого пана. В тот день Марфа и Фекла привезли ягоды на панский двор, их надо было в корзинах поднимать по лестнице на чердак, где они сохли для варки киселей. Пан Грушевский уже был во дворе и показывал, куда нести и поднимать корзины. Стоял он возле лестницы и наблюдал за Феклой. Феклу уже охватило непонятное волнение, и она, взяв корзину, стала подниматься по ступенькам и, глянув вниз, встретилась со взглядом пана. Она чудом устояла на ступеньке, тяжело задышав. Марфа подносила корзины и видела, как пан смотрит на Феклу, и сразу догадалась о его желании. Он взял полную корзину и сказал Марфе, что он ее сам поднимет наверх. Марфа отошла к двери и остановилась. Ей был слышен прерывистый голос Феклы и слова: «Ой, паночку, что вы делаете, ой, паночку», и дальше раздался громкий вскрик, от которого у Марфы все сжалось и по телу пошли судороги. Ей хотелось, чтобы они повторялись еще и еще. По лестнице спускался пан Юзеф, он прошел мимо Феклы, ничего ей не сказав. Сколько стояла Марфа, она не помнила, наверху кто-то ходил, Фекла пыталась спуститься по лестнице, и этой ей это никак не удавалось. Марфа пришла в себя первой, взяла корзину с ягодами, ставшей такой тяжелой, и, медленно переступая, прошла несколько ступенек, потом еще. У Феклы спала вниз нижняя юбка, сарафан был расстегнут, и виднелась полная белая грудь. Увидев перед собой Марфу, стала поспешно застегиваться. Молча они подняли все корзины, разложили ягоды и так же молча ехали почти до самого двора.

– Я ничего, Фекла, не видела и никому ничего не скажу, ты не бойся, а пан этот чистый дьявол, не иначе, – как клятву произнесла Марфа.

– А я ничего и не боюсь, сейчас можно и на смерть идти, не страшно, – каким-то чужим голосом ответила Фекла.

– Кинь такое говорить, у тебя дома дети, – на том и закончился их разговор.

Еще дня три Фекла была сама не своя, они с Марфой продолжали возить корзины с ягодами и все высматривали пана Юзефа, а тот не появлялся, потом кто-то сказал, что пан отъехал и будет недели через две, а точно он появляется на Спас. «Уже ж старая я баба, что мне надо, а ты поглядь, как прихватило, опять сладости внутри захотелось». Это Марфа не могла рассказать никому, молчала об этом и на исповеди.

5

Захар и Прокоп к Пасхе с заработков не вернулись. На всенощной всей семьей были в церкви. После Пасхи установилась теплая погода, текли ручьи, быстро на высоких местах подсыхало. Односельчане потянулись на улицу, больше всего теплу были рады дети. Весело и шумно проходила пасхальная неделя. Улыбчивыми была Василиса и Фекла, Акулина больше времени проводила со своим суженым. В хате царили лад и спокойствие, только баба Марфа ворчала на Игната. Марина тоже повеселела, часто был слышен ее звонкий смех, они с Пилипком участвовали в играх и приходили домой радостные и возбужденные. В тот вечер они пришли, когда в хате уже спали. Марина быстро согрелась на печи и вскоре уснула. Сквозь сон слышала, как рядом укладывается Пилипок. Ей снилось, что идут они с бабой Марфой мимо панской усадьбы, солнце яркое, а позади туча черная надвигается, заспешили они к хатке, что возле леса, а там матушка Пелагея стоит и машет рукой. Спешат, а туча уже солнце закрыла, и удар грома и раскаты слышны. Матушка Пелагея недалеко, падают первые капли дождя, и вдруг вспышка ярче молнии. Марина открыла глаза – и снова вспышка. Марина схватилась, села у стены и прижала колени к груди. Тело пылало и дрожало. Рядом присел Пилипок и зашептал:

– Что с тобой?

В хате было тихо, все спали. Марине стало холодно, она легла и накрылась мешковиной, прижала колени к груди, возвращалось тепло, дрожь в теле утихла.

– Пилипок, меня ждет матушка Пелагея, – прошептал она, и у нее потекли слезы.

Марина ушла к Пелагее на следующий день после той ночи. О своем уходе она сказала только бабе Марфе. Та собрала ее и вывела за село.

– Иди, побудь у матушки. Не будет тебе жизни в нашей семье, чужая ты в ней. Течет у тебя панская кровь, только никому об этом не говори, против тебя это будет, да и на нашу семью позор ляжет.

– Так я во грехе родилась! – воскликнула Марина.

– Все мы во грехе родились. Жизнь у тебя еще длинная, многое увидишь и познаешь. Слава богу, что ты живешь, а коли так, то устраивайся в этой жизни. Матушка Пелагея может многому тебя научить.

На том и разошлись они с бабой Марфой. Матушку Пелагею она встретила возле хатки и тихо приветствовала ее. Марина в какой-то момент подняла глаза и встретилась со взглядом Пелагеи. Взгляд пронзил ее своею проницательностью, Марине казалось, что Пелагея видит каждую клеточку и читает каждую мысль, и у нее заболело что-то внизу живота. Марина находилась под полной властью этого проницательного взгляда, теряла силы и возможность двигаться. Еще немного, и она могла бы упасть. В голове мелькала мысль, что Пелагея знает о ее греховных мыслях. Тело стало потным, перехватывало дыхание, в ногах появилась слабость. Вспомнились слова Пелагеи: все в жизни может быть, коли грех совершила, молись, кайся и проси Всевышнего о прощении. Не все нам ведомо и все в воле Его.

– Проходи, мне будет с тобой спокойней, да и помощница мне нужна, я давно хотела Марфу просить, чтобы отпустили тебя.

У матушки Пелагеи Марина прожила все лето. Они вдвоем, если кто из монашек или послушниц заболел или появлялся недуг, шли в монастырь с травами и различными снадобьями. Мария никак не могла понять, как матушка узнавала, что кто-то в монастыре заболел, а спросить не отваживалась. О способностях матушки Пелагеи лечить знали в окрестных местах и приходили к ней за помощью, она шла не ко всем. Бывало, скажет: «Прогневал ты Всевышнего, и нельзя мне идти к тебе и не проси». Скажет и уйдет, и кто бы больше ни просил, не шла. Лечила разные болезни, говорила мало и строго. И все у нее сводилось к поступкам. Бывало, спросит: «А зачем ты продал прелое сено в соседнюю деревню?» Человек уже и забыл об этом, да и тот рад был, что нашел, где купить по малой цене. Ан, вот спрашивает, зачем продал прелое сено. Потом подумает человек, и под ее взглядом станет ему совестно, а ведь просил человек меньше и говорил, что сено не очень и дома беда, а ты не послушал и продал по назначенной цене.

– Молчишь? Будешь жадничать, к тебе беда придет.

Потом смотрела больного, что-то спрашивала, шептала слова молитвы, давали травы, рассказывала, что с ними надо делать.

Потом вдруг скажет:

– Не гневите Бога, – и уходит, ничего не сказав больше.

Пелагея и Марина много времени проводили в лесу, вот тогда Марина многое узнала о лесе и его обитателях, о здешних птицах, их повадках, распознавала их голоса, еще больше познала о травах и стала относиться к ним не как к травам для сена, а как к самой дорогой клади, данной человеку. Учила Пелагея, как ориентироваться в лесу, разговаривать и подходить к каждому дереву. Бывало, подойдет к березе, обнимет ее и стоит минуту другую, а то к дубу спиной прислонится, сил у него просит.

В конце лета пошли дожди, матушка Пелагея и Марина в хате читали молитву. Дождь не переставал, и они тихо сидели и думали каждый о своем.

– Отведу тебя, Марина, в монастырь и буду просить, чтобы взяли тебя послушницей, взрослая ты становишься, домой ты возвратиться не готова еще. Ты подумай, если согласишься, через день-другой пойдем, да и приболела там настоятельница, помощь ей нужна. От Марфы благословение получить надо.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.