Забудь о прошлом

Гоар Маркосян-Каспер

Забудь о прошлом

Часть первая. Палевая

Дан вынырнул и лег на бок, лицом к берегу. Зеленые волны, которые часто снились ему… почему-то больше на Перицене… набегали на узкий пляж. Пляжа, впрочем, отсюда, из воды, видно не было, Дан просто знал, что от скалистого обрыва, который, казалось, облизывают подкатывающиеся к самому его основанию валы, бугристое штормовое море отделяет шестиметровая песчаная полоса. На фоне темного неровного базальта почти не выделялась ажурная лестница из прозрачного пластика, похожая на стеклянную. Верхние ступеньки ее пропадали в сплошной зелени кустарника, над которым высились великолепные сезанновские сосны – недвижимые, словно выписанные кистью великого француза на темно-голубом фоне неба. Если заплыть еще дальше в море, можно разглядеть карабкающиеся в гору постройки, но сделать это Дан поостерегся, вода была холодновата, перевернувшись на спину, чтобы отдохнуть, он сразу продрог. А вообще-то он заплывал далеко, настолько, чтобы остаться наедине с морем – море Дан любил нежно, в юности выбирался к нему не реже трех-четырех раз в год… удивительно, как он сумел вынести столь долгую разлуку! Только войдя в призывно пахнувшую йодом и водорослями черную воду – приехали вечером, но дожидаться утра не было сил, Дан почувствовал, как он счастлив вернуться домой, странно, там он не осознавал сполна собственной тоски… нет, конечно, возникали время от времени ностальгические порывы, но, в принципе, даже непосредственно перед прилетом его не особенно тянуло на Землю, разве только перспектива показать ее наконец Марану… Вспомнив Марана, он огляделся. Того нигде не было видно. Слегка обеспокоенный – все-таки волны, пусть не очень большие, но для неопытного пловца небезопасные, Дан перешел на кроль. Вообще-то он предпочитал брасс – в отличие от Марана, который не успев еще толком научиться плавать, облюбовал себе кроль, Марану нравилась скорость, Дан подозревал, что на трассе или в море тот давал волю своему вечно сдерживаемому темпераменту…

Тревога оказалась напрасной, подплывая к берегу, Дан уже издали увидел высокую фигуру Марана, стоявшего во весь рост на сильном ветру перед закутанной в просторное оранжевое полотенце Никой, сидевшей на большом валуне. Демонстрирует Нике свое роскошное телосложение, подумал Дан с легкой иронией… ирония, впрочем, относилась, скорее, к собственной мысли, нежели к Марану, на всех трех известных Дану населенных планетах не нашлось бы, наверно, человека, более равнодушного к собственной внешности, чем Маран. Нельзя сказать, что он был настолько наивен, чтобы не подозревать о ее преимуществах, Маран и наивность – это… это… Дан даже не нашел слова, чтобы достаточно точно охарактеризовать подобное сочетание, нет, о достоинствах своих Маран знал отлично, но отнюдь не гордился ими, он просто не считал их таковыми и пренебрежительно усмехался, когда кто-то позволял себе их не только заметить, но и упомянуть о замеченном вслух. И то… несколько лет назад Дан иногда был не прочь покрасоваться перед зеркалом, не говоря о женщинах, но сейчас…

Он выбрался из воды и пошел к увлеченной беседой парочке. За словом «парочка» никакой задней мысли не скрывалось, с Мараном Нику он оставил бы хоть на год – не потому что Ника тому не нравилась, просто он уже достаточно хорошо знал понятия Марана о дружбе, его своеобразный кодекс чести. Слава богу, что Ника наконец… Дан вздохнул. Он не уставал удивляться тому, насколько по-разному они с Никой смотрят на вещи. Эпизод с письмом… Если, конечно, подобное можно считать эпизодом, это больше смахивает даже не на поступок, а на деяние, как высокопарно выражались древние. До сих пор все шаги Марана, даже самые неординарные, Дану – в отличие от Ники, были понятны и не вызывали сомнений, ну разве что минутных, но на сей раз… На сей раз он никак не мог принять случившееся, как должное. Может, он не осознавал, как данность, критическую ситуацию, сложившуюся на Торене? Он часто ловил себя на избытке оптимизма, это, наверно, черта характера – предпочитать надеяться на лучшее до тех пор, пока в худшее не упрешься носом. Или дело в нерешительности, неспособности взвалить на себя груз столь чудовищной ответственности и, соответственно, непонимании, как это может сделать другой? А может, ему просто было жаль Марана, который… Днем он был спокоен и сдержан, как обычно, но по ночам выдавал себя, вставал, ходил, иногда часами, в последние дни на Торене Дан, спавший в той же комнате, не раз, просыпаясь далеко за полночь или под утро, видел его неподвижный силуэт у открытого окна… Так или иначе, Дан никак не мог убедить себя в том, что сделанное не было роковой ошибкой… Не то – Ника. Ника встретила их в космопорту. На Землю она прилетела на неделю раньше, и вид у нее был уже сугубо земной, в легком белом платье с развевавшейся на ветру длинной, чуть ли не до щиколоток, плиссированной юбкой и широкими, мягко спадающими до локтя рукавами, в сплетенных из прозрачных синтетических паутинок босоножках на высоких тонких каблуках, вся увешанная переливавшимися десятком оттенков зеленого, под цвет глаз, ожерельями, браслетами, серьгами, цепочками, радостная, праздничная, она кинулась Дану на шею, а потом, с трудом вырвавшись из его более чем пылких объятий, повернулась к Марану, подала ему руку и сказала:

– Я была неправа. Во всем, что касается тебя. Думала о тебе неверно, нечестно, нехорошо. Словом, я виновата перед тобой. Прости меня.

Вот так. А когда Ника считала себя перед кем-то виноватой, она…

Маран обернулся на его шаги, и Дан с облегчением увидел на его лице улыбку, за последний месяц, наверно, в первый раз.

Дан взбежал на пригорок и в последний раз оглянулся на море. За три дня он успел изучить все сюрпризы тропинки. Если идешь от виллы, еще за метр до этого самого места сохраняешь иллюзию, будто моря нет и в помине, лес обступает тебя плотно и надолго, но делаешь один лишь шаг, минуешь поворот, и на тебя буквально обрушивается необъятная, неотразимая, невообразимая синева. Можно отступить – ничего, только толстые, бугристые, высокие стволы.

Дан любил эти игры с морем, в юности он создал для себя целый ритуал свиданий с ним. Ездил он на побережье всегда наземным транспортом, ибо флайер лишал встречи с морем некоего кокетства, ведь, растягивая ожидание, продлеваешь и обостряешь удовольствие. Едешь, едешь, выезжаешь на какой-нибудь холм, и вдруг вдали почти неощутимо прорисовывается голубая линия, отсекающая небо от земли, прорисовывается, исчезает, появляется снова, потом между деревьями и домами начинают мелькать лоскутки синевы, потом – вот как здесь – находится какой-то предел, какой-то неуловимый переход, и только что далекое море неожиданно вырывается целиком из-за тщетно пытающихся заслонить его зданий или холмов. Дан зажмурился от наслаждения. На море он мог смотреть часами… Подумать только, это большое ласковое чудо чуть не превратилось в холодный, гниющий труп. Полвека назад окунуться в морскую воду означало рискнуть жизнью. Не успело человечество ценой небывалого напряжения сил переломить хребет двум едва не наложившимся друг на друга вирусным пандемиям, как оказалось лицом к лицу с опасностями еще более грозными, главной из которых была казавшаяся неотвратимой гибель Мирового океана. Борьба за жизнь морей отняла больше пяти десятков лет. Не только морей. Лесов, вод, воздуха… Неудивительно, чуть не две сотни лет человечество жило словно по принципу «после нас хоть потоп», бессмысленно истребляя невосполнимые ресурсы и громоздя горы ненужного хлама. К концу двадцатого века, на взлете научно-технической и информационной революций думалось, что прогресс пойдет все ускоряющимися темпами и в скором времени достигнет фантастических вершин, очертания которых расплывались даже в глазах футурологов. Никто не мог предугадать, скольких усилий потребует спасение планеты, сколько интеллектуальных и материальных ресурсов придется израсходовать на поддержание расползающейся в клочья биосферы, неуклонно иссякающих запасов питьевой воды, на то, чтобы кое-как удерживать воздух в состоянии, пригодном для дыхания. Понадобилась реконструкция на основе безотходных технологий практически всей земной промышленности и энергетики, и только после этого удалось перейти в наступление, перейти от поддержания жизнедеятельности к основательной очистке, обеззараживанию, дезактивации. Не обошлось и без человеческих жертв, во многих местах на Земле ныне можно увидеть скромные стелы с надписями. «Здесь погибли члены Двенадцатого отряда ЭСС»… Двенадцатого, Двадцатого, Сто четвертого… ЭСС – Экологической Спасательной Службы. В двадцатом веке существовали войска ООН, в двадцать первом они постепенно превратились в ЭСС. Почти целый век ушел на то, чтобы сделать планету… какой? Да всего лишь такой, какой она была до начала научно-технической революции. Вот тебе и прогресс! Неужели нужны века и угроза гибели, чтобы понять самые элементарные вещи, например, что никакие богатства и удобства не заменят человеку простого погружения в эти зеленые волны, никакие полеты, путешествия… даже в космос!.. зачем это, в сущности? Чтобы найти там то, что безвозвратно утрачено на Земле?

Он наконец оторвался от лицезрения моря и углубился в лес. Тропинка петляла между громадными стволами, окаймленными скудным кустарником, идти по земле, устланной толстым слоем опавшей рыжей пружинившей под ногами хвои, было мягко и радостно, рассыпавшиеся по тропинке и стволам сосен пятна света создавали праздничное настроение. Дул легкий ветерок, и лес наполняло тихое шуршание колеблющихся хвоинок. Земля… У Дана перехватило горло. Нет, ни Торена, ни Перицена не шли ни в какое сравнение с его родной планетой, и вообще ничего прекраснее Земли во Вселенной быть не могло. Даже если где-то реально существуют созданные буйной фантазией писателей и художников необыкновенные миры – сады, цветники, сокровищницы… Все равно! Ни разноцветные леса Тиганы, ни сиреневые горы над Бакной, как бы хороши они не были, не могут заменить… Но это ему не могут. Для Марана Торена наверняка прекраснее Земли… Подумав о Маране, Дан ускорил шаги. Состояние Марана его смущало и беспокоило. Нет, конечно, тот не жаловался, не плакался, не демонстрировал примет дурного настроения, не успей Дан изучить его характер настолько основательно, он вообще ничего не заметил бы, наблюдая за поведением Марана, ровным и спокойным, как обычно. Правда, тот стал еще неразговорчивее. При желании это можно было бы объяснить незнакомой обстановкой и бездействием, но… Даже с Даном он общался как-то нехотя. Не торопился увидеть Землю, хотя прошло уже полмесяца со дня прилета, не проявлял никакого нетерпения, не высказывал никаких желаний, предоставив Дану беспрепятственно проводить с Никой все двадцать четыре часа в сутки, он бродил по городу в полном одиночестве, либо читал – большинство книг в библиотеке Дана было на интере, а интером Маран владел уже в совершенстве. На море он согласился поехать без сопротивления, но и без восторга, просто кивнул и снова уткнулся в книгу, да и здесь он большей частью молчал – если не заплывал далеко и надолго в море, доводя Дана до невменяемого состояния, и не читал, то сидел на берегу, смотрел на море и думал.

Тропинка кончилась, выведя Дана к легкой полупрозрачной лестнице, взбежав по ней, он очутился у белоснежного двухэтажного здания, в архитектуре которого было что-то от резных листьев пальм. Нику он нашел на просторной террасе второго этажа, разлегшись в шезлонге в почти символическом бикини, она слушала какую-то незнакомую Дану невнятную музыку, наверняка очередной бред одного из современных композиторов-авангардистов.

– Что это за какофония? – спросил он, беря с ажурного белого столика маленькую пузатую бутылочку из обыкновенного стекла – секрет был в самом напитке, благодаря присутствию каких-то непонятных ингридиентов тот ухитрялся оставаться ледяным в любую жару. Он глотнул прямо из бутылочки, и Ника широко открыла глаза, предварительно сняв темные очки, видимо, чтобы лучше выразить свое недоумение.

– Фи! – сказала она, – ты совсем одичал, Даниель! Пьешь из бутылки, не знаешь музыки Тернера…

– Кто такой Тернер? – невозмутимо поинтересовался Дан.

– Фи, Даниель! Тернер – самый модный на сегодняшний день композитор на небезызвестной тебе планете Земля, а это – наипопулярнейшая его вещь. Симфоническая поэма «Торена».

Дан растерялся.

– Как? «Торена»? И давно он ее?..

– Разумеется, после того, как Торена была открыта. Нами, кстати, если ты этого не забыл.

Дан даже не улыбнулся. Черт возьми, как давно он не был на Земле! Даже композиторы… и не только композиторы, наверно… успели появиться, стать модными, написать достаточно большие вещи на тему планеты, о существовании которой перед его отлетом с Земли никто не подозревал… Черт возьми! Он принялся считать. База, на которой он вяло исполнял обязанности астрофизика… правда, тогда он за собой вялости не замечал, наоборот, считал себя энтузиастом… гм! Торена, главный рубеж в его жизни, Рубикон, можно сказать… хотя переправился через него он чуть позже… все равно, сам он считал границей между двумя своими существованиями те несколько минут на площади Расти в Бакне, когда сошлись в первый раз пути его, Марана и Поэта… Так, опять база, вновь Торена, орбитальная станция, Перицена, еще раз Торена… В общем, около четырех лет. И скоро опять лететь. Интересно, надолго ли? Впрочем, его не столько волновали сроки, сколько то, пошлют ли с ним Марана… не с ним, конечно, а вообще с экспедицией… могут, кстати, и его самого не послать. После истории с Бакнией в ВОКИ уже третий месяц шли непрерывные баталии, Железный Тигран отбивался, но отбиваться ему было нелегко, в руководстве Всемирной Организации Космических Исследований нашлось немало людей, готовых даже отправить его в отставку, правда, директор ВОКИ придерживался иной точки зрения, но положение шефа все равно оказалось не самым комфортным, общественное мнение тоже раскололось, одни поддерживали его, другие осуждали, газеты развернули яростную полемику, ломались копья и микрофоны… Маран, бывший причиной всей этой заварухи, мучительно переживал… так, во всяком случае, Дану казалось, разговоров на эту тему они не вели… правда, самого Марана, как ни удивительно, никто не трогал, из своеобразной деликатности или по другой не совсем очевидной для Дана причине, но его имя практически не упоминалось, все шишки сыпались на шефа, что Марана вовсе не утешало, наоборот, он переживал вдвойне, ведь он подставил под удар человека, благодаря которому спаслись десятки тысяч его соотечественников, не говоря уже о том, что шеф сделал для него самого, открыв ему двери в новую жизнь. Дан знал, что он считает себя глубоко обязанным Командиру Разведки… своих трудов на Перицене он в расчет не брал, говорил, что любой землянин мог бы с успехом его заменить… Может, так оно и было? Но шеф, наверно, придерживался иного мнения, ибо прочил Марана в экспедицию на еще не обнаруженную планету Людей с зелеными глазами… название из бакнианского предания так и прилипло. В глубине души Дан поражался шефу – он не упрекнул Марана ни единым словом, ни в одном интервью, ни на одном брифинге и наверняка ни перед кем, ни в какой инстанции не попытался защитить себя, свалив хоть крохотную частичку вины на Марана, только теперь Дан понял, что он имел в виду, объявив некогда, что берет всю ответственность на себя. И он не только взял все на себя, но даже и предложил Марану контракт, и не разовый, как на Перицене, а постоянный, что после случившегося было, по мнению Дана, чуть ли не подвигом…

– А где Маран? – спросил Дан, придвигая свободный шезлонг поближе к Никиному.

– Наверху, на смотровой площадке. Дани, он мне не нравится.

– То есть? – не понял Дан.

– Надо его как-то развлечь… Нет, не развлечь, а отвлечь.

Дан пожал плечами.

– Ты ведь уже придумала. Париж.

– Боюсь, что это не поможет.

– И что ты предлагаешь?

– Я? Ты его знаешь, ты и предлагай. Хотя… Послушай, Дани, у меня возникла одна мысль. Не изменить ли нам направление поездки? Вместо запада махнуть на восток.

– В Индию, что ли?

– Нет, ближе.

Она не продолжила, но голос ее звучал как-то особенно, то ли загадочно, то ли многозначительно, и Дан понял. И опешил.

– Что это тебе взбрело в голову? Откуда ты взяла?.. – Он запнулся, боясь выдать тайну Марана… если она, конечно, существовала, а не была его очередной фантазией… А может, он уже выдал? Ну и нюх у этих женщин! Правда, он рассказал Нике… но сухо, если можно так выразиться, хроникально, одни факты… Неужели она прочла между строк? Или это так явно?

– Ладно, не прикидывайся, – Ника снисходительно воззрилась на него снизу вверх. – Могу поспорить, что… Во всяком случае, это в тысячу раз серьезнее, чем история с Индирой.

– А что Индира? – Дан придвинул шезлонг вплотную к Никиному и сел. Оборот, который принял разговор, заинтересовал его, он помнил фразу, вырвавшуюся некогда у Марана. – При чем тут Индира? – спросил он строго.

Ника помолчала.

– Вообще-то не при чем, – призналась она смущенно. – Просто… Боюсь, что меня мучит совесть, Дан. Я наболтала ей массу глупостей. Массу!

– Например?

– Да что угодно!

– И все-таки?

– Например, что Маран служил Изию верой и правдой, но изменил ему, как только почуял возможность совершить переворот в свою пользу. Например, что пытаясь захватить власть, он не побрезговал подставить своего лучшего друга с целью, во-первых, использовать его имя и популярность, а во-вторых, избавиться от опасного конкурента…

– Красиво. А что он сам подставился, ты, конечно, упомянуть забыла.

– Ну знаешь, чтобы сорвать банк, надо рискнуть!.. Ладно, ладно, мне теперь самой неуютно. Единственное оправдание… Маран никогда не питал к Индире сколько-нибудь серьезных чувств, разве что она привлекала его, как женщина… она же весьма хорошенькая!.. Но и только. Это бесспорно, ты не можешь со мной не согласиться. Так что в итоге для Индиры получилось лучше, а она в данном случае лицо более заинтересованное, она была влюблена в Марана по уши, удивительно, но факт.

– Тебе это кажется удивительным?

Ника чуть помедлила.

– По правде говоря, нет, – сказала она лукаво. – Надеюсь, ты не ревнуешь?

– Нет, – буркнул Дан. – Однако вела ты себя не слишком этично, не находишь?

– Нахожу.

– И на том спасибо. Погоди… – Дан задумался, потом рассеянно уставился на нее. – Ника… Послушай, Ника… А у них что-нибудь было?

– Спроси у Марана.

– У Марана спросишь!

– Ага! У Марана не спросишь, а у меня можно? Любопытный какой…

Дан досадливо поморщился.

– При чем тут любопытство? Я пытаюсь выяснить, возможны ли соответствующие отношения между уроженцами Земли и Торены. В принципе. А что если нет? В последнем случае мне многое становится понятным.

Ника задумалась.

– Не знаю, Дани, – сказала она чистосердечно. – В самом деле, не знаю. А почему ты, собственно, решил, что возможны какие-то осложнения? Насколько мне известно, анатомия у них не отличается от нашей, физиология в целом тоже…

– В целом! Мало ли какие могут быть тонкости…

– Тонкости? Ну насчет тонкостей ты, конечно, большой специалист. – Ника улыбнулась дразнящей улыбкой. – Дани, я правильно поняла, за столько лет на Торене ты так и не удосужился проверить свои сомнения на практике?

– Тебя это огорчает?

– Напротив! Мне весьма лестно. Тем более, что в этих делах у тебя вряд ли был добрый пример… Нет, право, мне очень лестно.

– И только?

– А что еще?

– По-моему, я заслуживаю награды.

– Жарко.

– В комнатах прохладно. – Дан выбрался из своего шезлонга. – А заодно и позвоним… Ну же! Ника… – Он нетерпеливо потянул ее за руку.

– Ну раз заодно и позвоним… – Ника рассмеялась и поднялась.

Дан набрал код шефа с некоторой опаской… Хотя чего он, собственно, опасается? Почему бы ему не пообщаться с Наи? Однако, к вящему его разочарованию, на экране появилось вовсе не лицо Железного Тиграна. Правда, лицо человеческое, в отличие от многих, шеф, не довольствуясь электронными помощниками, имел и самого настоящего живого. Дан был с ним знаком и после обмена приветствиями коротко спросил:

– Занят?

– Совещание, – отозвался тот.

– Долго еще?

– Только сели. Полчаса, не меньше.

– Нда. – Дан поколебался, потом все же поинтересовался: – Ты его дочь знаешь?

– Наи? Еще бы! Мы вместе учились в школе. И вообще дружили.

– Дружили?

– И продолжаем дружить. А что?

– Ничего. А где она сейчас?

– Понятия не имею. Я разговаривал с ней по-моему позавчера, поймал ее в воздухе, она летела домой. Но сегодня?.. Лучше свяжись с ней по личному коду.

– Свяжусь, если, конечно, ты мне его назовешь.

– Код? Ради бога…

Код он знал наизусть, машинально тронувший сенсор «памяти» Дан, слушая длинный ряд букв и цифр, подумал, что это неспроста. С чего, собственно, он взял, что Наи интересовал Маран? Возможно, она давным-давно забыла об этом мимолетном знакомстве…

Тем не менее он набрал код, и Наи ответила почти мгновенно. По форме изображения, плавно закруглявшегося по краям, Дан понял, что вышел на ее личный видеофон медальонного, наверно, типа, значит, она скорее всего где-то на улице или на природе. Лицо ее осветилось улыбкой, она сказала с неподдельной радостью:

– Дан? Какой приятный сюрприз! Ты давно на Земле?

– Две недели.

– Папа говорил мне, что ты должен прилететь, но когда…

– А он не говорил тебе, что я не один?

– Говорил. Ну и как Марану Земля?

– Он ее еще толком и не видел.

– Почему так?

– Решили сперва немножко поплавать. Через пару дней начнем путешествовать. А пока обдумываем маршрут. Вот только что обсуждали с Никой, откуда начать.

– Понятно.

Она не продолжила тему, и Дан, не придумав ничего другого, небрежно поинтересовался:

– А ты что поделываешь? Отдыхаешь? Ты ведь не дома?

– Почти дома. Двадцать минут лета. Это из-за папы. Он так мало бывает на Земле, появляется всегда внезапно, свободного времени у него вечно в обрез, домой попадает редко, ну я и держусь поблизости… Впрочем, я не отдыхаю, я здесь работаю, хотя это может показаться странным.

– Почему странным? – не понял Дан.

– Ах тебе не видно! Я подумала… – Не договорив, она исчезла с экрана – отвернула объектив, и Дан увидел бронзового цвета стены, мелькнуло узкое удлиненное оконце, закругленное кверху, граненый каменный купол, увенчанный крестом, а за ним темно-синее… море? Нет, озеро – объектив продолжил движение, и показалась цепь голубых гор, подножие которых уходило в синеву воды, а вершины в синеву неба.

– Где это?

– Нравится? Прилетайте… – в тоне приглашения Дану почудилась будничная вежливость.

– Да мы на море.

– А! Ну так то море, а тут…

– Колыбель индоевропейской цивилизации. Знаю.

– По одной из теорий да. Только не совсем тут, чуть южнее. – Наи весело улыбнулась. – Тут только высокогорное озеро, храм десятого века и я со своим компьютером… – Насчет компьютера это намек на работу? Дан насторожился. – Но если надумаете, буду рада, – отбрасывая за спину густые черные волосы, слегка непоследовательно закончила она.

Попрощавшись, Дан обернулся к Нике.

– Что скажешь, психолог?

– Тсс, – Ника приложила палец к губам и кивнула в сторону террасы. Широкая раздвижная дверь была открыта, отворенные в большинстве своем настежь или наполовину огромные окна от пола до потолка разделялись лишь узкими полуметровыми простенками, и комната почти сливалась с террасой в одно целое. Обернувшись, Дан увидел Марана, который стоял за ближайшим окном, прислонившись к небьющемуся стеклу. Конечно, он слышал разговор с Наи, почему же не захотел принять участие? Окликнуть? Словно угадав его мысль, тот отошел к балюстраде.

– Итак? – спросил Дан, снова повернувшись к Нике.

– Ты заметил, что она даже не сочла нужным передать ему привет?

– Ну и что из того?

– Ты считаешь это естественным?

– Пожалуй, нет, – признал Дан. – Но, может, она обиделась, что он не позвонил сам?

– Она слишком умна для столь дурацких обид. И вообще это не ее стиль.

– Она тебе понравилась?

– Да. Эль-грековское лицо. Глаза замечательные. Лучистые такие. В ней есть непостижимая штука, которую называют очарованием. А насчет того, о чем ты спрашиваешь… Не скажу, она очень закрытая.

– И что ты предлагаешь?

– Съездить туда.

– Ага. Остается пустяк – уговорить Марана.

– А зачем его уговаривать? – искренне удивилась Ника. – Что он может иметь против подобной поездки?

Дан только вздохнул.

Когда он подошел к Марану, который в задумчивости стоял у балюстрады, опершись правой рукой о поддерживавший крышу террасы столб, тот даже не повернул головы, хотя наверняка слышал звук шагов. Дан неловко кашлянул.