Дерзкий

Из кухни выходит еще одна порция марионеток, с бесшумной походкой мгновенно завершающие сервировку, и как солдатики, выстроившись в шеренгу, они ожидают, когда повар донесет, что именно приготовил. Удивляюсь, как человеку удается держать лицо и ни разу не скривиться.

– Мистер Линдеман, трюфель с картофельным пюре для вас. – Он мешкает, прежде чем сообщить о том, что сегодня в моем меню. Мой опекун, довольно хмыкнув, втягивает в себя запах, похожий на раздевалку, наполненную голыми потными телами после отличной игры по выбиванию дерьма друг из друга, затем, наконец, сосредотачивается на металлической выпуклой крышке напротив меня. – А мисс Линдеман пожелала…

Возможно, мне было бы жаль этого человека – седина в волосах, бледное лицо, он слишком устал от своей работы, но категорически не хочет уступать место другим по одной простой причине – огромные деньги, которые ему платят за готовку. И, естественно, ощущать себя королем Вселенной, постоянно издеваясь над девчонками, бесконечно оттирающими срач, оставленный им. Подпираю подбородок ладонью и не без удовольствия ожидаю, когда же он расскажет, что я натворила сегодня, и его сморщенное лицо разгладится от морщин в лживой гримасе.

– Мне что, из вас клещами тащить слова? – резко рявкает Питер Линдеман. – Открой крышку, дорогая.

Дорогая… Теперь наступает мой черед заставить всех думать, что меня здесь нет. И это очень просто: достаточно произнести кодовое слово этим мерзким тоном. Дорогая… Лениво вытаскиваю изо рта жевательную резинку, предварительно растянув ее в длинную нить, накручиваю на палец и размазываю по салфетке. Мир блекнет, как и все находящиеся здесь, отвлекаясь от обыденности своих будней, все становится черно-белым. Ради сохранения хоть какой-то стабильности и отрешённости. Откусываю сэндвич под вопли моего опекуна, мычание повара и топот маленьких ножек горничных. Я люблю представлять в такие моменты мир в серых тонах, все покрыто клеткой, как в игре «Морской бой». Самостоятельно и неожиданно выставляю ладью и ожидаю, когда она подорвется, покалечив не только меня, но и его. Минное поле вокруг, всплески звуков и моя стойкость. Все остальное не имеет значения.

Куски застревают, когда я проталкиваю остатки хлеба, тут же вставшего комком в горле. Стучу себя между грудей, запивая при этом томатным соком. Ставлю пустой бокал на стол с громким стуком и вытираю губы салфеткой, скомкав ее в состояние горошины.

– Это такая подготовка к студенческому образу жизни? – Мужчина, сидящий передо мной, проглатывает вонючий гриб с особым наслаждением.

– Нищебродскому, имеешь в виду? – отвечаю ему мягко, не травмируя ранимую душу.

Аккуратно сминает салфетку, едва касается губ и отодвигает от себя тарелку с недоеденным деликатесом. Тысячи долларов ради одного укуса.

– Ведь так ты назвал мое желание жить в общежитии при университете? – По его улыбке могу сказать, что он проигнорирует мои слова.

– Я надеюсь, ты будешь скучать по дому… по отцу? И ты же знаешь, я бываю резок, но это не со зла. Я хочу знать, ты будешь скучать по мне? – Он не сводит с меня глаз, шарик салфетки, который я катала ладонью по скатерти, падает под стол, и я тут же использую эту возможность уйти от ответа. – Оставь его. – Повелительный знакомый тон возвращает меня в исходное положение. – Так сложно ответить на простой вопрос?

Облизываю пересохшие губы, выдохнув весь воздух из легких, приготовившись к очередному вранью, преследующему меня с того момента, как меня удочерили. Моя жизнь состоит из маленьких разбитых кусочков лжи, они сверкающие и яркие, похожие на крошечные бриллианты и самоцветы. Я калейдоскоп, подстраивающийся под мнение каждого, и только в спокойном состоянии могу быть собой. Обычным куском битого бутылочного стекла, валяющегося в каждой подворотне.

– Конечно, буду, – еле проговариваю я.

– Как же быстро взрослеют дети. Раньше ты с удовольствием сидела на моих коленях и говорила, как любишь. Время нас не щадит, – растроганно произносит он, поднимаясь. В ушах начинает звенеть от звука отодвигаемого стула по паркету, затем то, как туфли из кожи тюленя соприкасаются с дубом. Он подходит ко мне вплотную, прижимает голову к своему животу и мягко поглаживает по волосам. – Мне очень жаль, что мы поссорились в прошлый раз. Жаль, что ты не до конца прошла лечение и отказалась от услуг Ари. По поводу выбора университета я хотел донести, что ты можешь быть лучшей, достигать невиданные высоты, пользуясь положением в Лиге Плюща, а вот с образованием выбранного тобой университета придется брать взятки. Общежитие, на мой взгляд, – крысятник, каждый так и норовит влезть в твои дела.

– Все могло быть иначе, но ты продал наш дом.

– Ты и так сидела в нем безвылазно до нашего отъезда. Я не могу постоянно мотаться.

– Хорошо. Выбор сделан, ты всегда учил все взвешивать и не отступать, – откашливаюсь, уж слишком он сжимает мою шею. – Вступлю во взрослую жизнь самостоятельно. – Отодвигаюсь, встаю напротив него. Долгое созерцание друг друга, моя непоколебимость заставляет отступить мужчину.

– Скажи правду, тот паренек Портер стал причиной переезда? – Твердым захватом пальцев на моем подбородке он снова доказывает, что не потерпит конкуренции.

– Я ошиблась в своем выборе. – Холодные глаза скользят по моему лицу. – Больше не встречались. Выбор университета никак не влияет на географию расположения такового.

Он отпускает меня, сделав вид, что поверил, точно так же, как и я, надев маску и скрывая истинные мысли.

– Я знал, что он недостойный моей девочки, фальшивка. Ты забываешь о том, кто я и кем вырастил тебя. Это слишком далеко от дома, значит, будешь появляться нечасто. – Задвигая один стул за другим, вызывает у меня оскому.

Вот об этом как раз я никогда не забуду, особенно кем он является.

– Ты сам говорил, надо получить высшее образование, оправдать надежды. – Обхожу стол с другой стороны, пока он не ловит меня, заграждая дорогу к двери. – Мне надоело затворничество, я больше не нуждаюсь в домашнем обучении после травмы. Прости, пора собирать вещи.

– Твой дядя провел со мной несколько сеансов гипноза, успокоил меня, что с тобой будет все замечательно. Я поддержу во всем, главное, чтобы тебе было комфортно. – Его глаза начинают странно блестеть. – Если тебе хорошо, тогда и мне хорошо. Береги себя и свое здоровье.

Я опускаю голову, сдаваясь под его напором. Влажные губы касаются моего лба. Меня тошнит от чувств, которые он вызывает во мне. Быстрей бы исчезнуть из этого дома и запереться в своей темнушке.

– Ты покрылась гусиной кожей. – Мужчина сжимает мои плечи и притягивает к себе. – Я чего-то не знаю? Или снова нужен психиатр? Давай попрошу Ари приехать?

– Нервничаю перед отъездом и всего-то. Тяжело покидать родной дом, дядя ничем не поможет. – Улыбка выходит вымученной. – Мне, правда, пора.

Питер разжимает руки, я начинаю дышать полной грудью. Одергивая рукава толстовки, тяну их чуть ли не до кончиков ногтей.

– Мне жаль, что произошедшее сделало тебя изгоем. Ты так любила девчонок, с которыми тренировалась… Я хочу вернуть мою девочку. – Он кажется расстроенным, но, к сожалению, это показуха.

– Все будет хорошо. – Киваю подбородком в сторону длинного коридора. – Я пошла. Такси скоро будет около дома.

– Такси? – Он удивлен. – У нас что, нет машины, которая доставит тебя в аэропорт? Ты собралась самостоятельно зарабатывать, жить в общежитии. Что ты творишь?! – он начинает часто дышать.

– Хочу все по-взрослому, самостоятельно. – Мужчина не верит мне, его густые хмурые брови сдвигаются. – Это необходимо для меня. – Переступаю через себя, снова подхожу к нему и повисаю на шее. – Спасибо тебе за поддержку, папа.

Губы дрогнули на последнем слове, предательски защипало в носу, почему все не так, как раньше? И один поступок меняет всю мою жизнь.

– Все, я больше не лезу. Главное, без выкрутасов. Не забывай о травме. Поддерживаю твою самостоятельность, помню слова Ари и думаю, у тебя все получится. – Он сжимает мои плечи, привычно смотрит на наручные часы и на швейцара, открывающего дверь для водителя, извещающего о том, что Питер должен уходить. – Счастливого пути.

От суетливого и любящего человека не осталось и следа. Он будто забыл о моем существовании или рад отъезду. Я все еще смотрю ему вслед, то, как он надевает поверх костюма-тройки легкий плащ, вытягивает из тубы зонт и опирается на него. Шляпа, надвинутая на лоб, и взгляд вполоборота. Питер что-то собирается мне сказать, и, чувствую, это мне точно не понравится.

– Кстати, твоя будущая сестренка очень напоминает тебя в детстве, такая же хрупкая и маленькая. – Белоснежные искусственные зубы из слоновой кости так натягиваются на его губах, что становится жутко. – Не могу дождаться, когда завершится эта волокита с документами.

– А что не так с ее родителями? – У меня нервно дергается глаз.

– Слишком напоминает усопшую мать, или потому что не все мужчины так привязаны к детям, как я. Не знаю. Но дяде пришлось поработать над ее психикой. Бедная девочка совсем потеряна. Я сделаю ее жизнь волшебной, как и твою однажды. Омрачает то, что вы не познакомитесь, и все из-за решения учиться в такой дали. Придется что-то придумать. Жаль.

– Зачем тебе еще дети? – Я знаю, что за подобный вопрос могу получить выговор.

Питер смотрит на меня иначе, совсем как тогда в больнице, с долей тоски и разочарования.

– У меня есть разочарования в жизни, и одно из них – невозможность иметь детей. Тебе скоро двадцать один, и то, насколько ты от меня отдалилась, заметно невооружённым взглядом, а я все еще должен делиться своей нежностью. – Хлопок входной двери, виток свежего воздуха, пропитанного дождем, вызвал у меня рвотный рефлекс. – Ты побледнела. Хейли, девочка. – Озабоченно он идет ко мне навстречу, но мой желудок совсем другого мнения.

Сжимая ладонями рот, я бегу к себе в комнату, дергаю двери и влетаю в туалет, согнувшись пополам извергаю все, что только что съела. Звуки моего позора смешиваются с шумом воды, смывающей все страхи, появившиеся перед моими глазами. Выравниваюсь, включаю кран с ледяной водой, раз за разом смачиваю лицо, пока кожа не становится красной и стянутой.

Со всей злостью бью по баночкам, стоящим на полочках, они летят на пол и разбиваются об плитку, хватаю полотенца, расчёски, косметику – все, что попадается под руку, разрушается, точно так же, как однажды мое детство, юность. Вся моя ненавистная жизнь. Вылетаю из ванной комнаты, сдираю плед с кровати, достаю ножницы с полки и кромсаю его с извращенным удовольствием. Ткань никак не поддается, поэтому становлюсь на нее и тяну вверх, пока громкий треск не заполняет все мое нутро. Я чувствую себя этой тряпкой. Сшивая края, ты все равно не сделаешь так, как было в оригинале, всегда останется уродливый шов, торчащие нитки, отличающиеся по цвету. Фальшивка!

Я все еще не могу поверить, что опекун нарушил ход моего тщательно спланированного плана. Продать дом, напичканный моими скелетами в шкафу! Если кто-то найдет то, что я прячу, моим планам не сбыться! Нарушив все, он сейчас доволен собой и потирает ладонями. Я придумаю, как достигнуть цели.

– Ублюдок конченый, – говорю сквозь зубы, одеревенелые пальцы трясутся, желая разбить несчастную рамку и швырнуть куда подальше, но тогда он не даст мне шанс сбежать от него, и я стану свидетелем этого ужаса.

Глава 3

Чейз

Говорят, брови человеку нужны для того, чтобы пот, стекающий по лбу, задерживался на них. И все это абсолютная фигня. Проверено на себе. Бандана не спасала от палящего солнца, голову пекло будь здоров, пока мы с парнями крепили коричневый профлист к доскам. Я держался за трубу одной рукой, второй – за штаны Ханта, закручивающего шуруповёртом саморез. Терренс стоял на шаткой лестнице, грязными перчатками удерживая лист, чтобы он не съехал в сторону. Нам осталось добить буквально этот огрызок и спуститься. Но профлист гулял под порывами ветра и пугал меня до чертиков. Обувь буквально плавилась, соприкасаясь с металлом.

Капли пота стекали по моему телу, я боялся убрать руку от трубы и сорваться вместе со старшим братом на голову среднему. Глаза уже начало жечь от соли, скривившись, я пытаюсь голым плечом вытереть веко, но ничего не выходит. Под звон шуруповёрта и натяжку штанов напрягаю мышцы. Шум в ушах так задолбал, словами не передать. Наклоняю голову и трясу ей из стороны в сторону, разбрасывая брызги вокруг себя.

– Ну, спасибо, козлина! – орет Хантер.

Усмехаюсь, блин, я помогаю, как могу. Никто не тащил их делать крышу, выбор мог вполне пасть на готовку. Хотя и это лишнее, я покину дом. Все решили, что завершить ремонт надо обязательно именно сейчас. Я не считал эту идею хорошей по двум причинам. Первая – это солнечная погода и невыносимая жара, а вторая – опасность. Желание накопить на ремонт крыши и не лезть на высоту связано с боязнью высоты.

Шуруповёрт прекращает звенеть, Хантер поворачивается, выдергивает шнур из розетки и скидывает удлинитель с крыши. Он выпрямляется и отрывает от себя мои намертво приросшие пальцы к шлейке штанины.

– Ты в порядке? – Встревоженно он наблюдает, как я второй рукой обхватываю трубу, буквально обвиваясь вокруг нее змеей.

– Струхнул чуток, – ржет Терренс хриплым голосом, – употел сопляк.

– Да пошел ты. – Я пытаюсь сделать так, чтобы мой голос был таким же воинственным, как и у моих братьев, но выходит черте что. – Она шатается, думаю, может, ее закрепить?

– Ага, ну как же. Шатается она, а тебя, лося, удерживает. Паникер, – ржет Терренс, вот за что я не перевариваю среднего брата, так это за издевки. – Представляю, как ему однажды придется сделать нечто такое для девушки. Например, забраться сделать предложение или снять ее с пожарной лестницы тридцатипятиэтажного здания.

У меня от одной мысли перехватило дыхание, чтобы не упасть в обморок, я стал наблюдать за Хантом. Он как опытный скалолаз передвигается по крыше, закрывая углы кусочками, приготовленными заранее, пока я щурюсь на солнце, напоминая сейчас сосиску на шпажке. Какое-то шевеление со стороны привлекает мое внимание. Терренс с перепуганными глазами качается из стороны в сторону, хватается руками за хлипкий прикрепленный лист, и его откидывает немного назад. Во мне борются трус и герой одновременно. Отпустив трубу, я кидаюсь помогать среднему брату, еле удерживаясь, чтобы не смотреть вниз, скатываюсь на пятой точке и протягиваю руку.

– Куда ты собрался? – басит Хантер. – Тер, идиот.

Веревка оказывается поперек моего живота, больно перетягивает кожу, но удерживает на месте. Резиновые шипы на перчатках останавливают от скольжения. Брат помогает мне подняться на ноги и возвращает к трубе.

– Стой здесь! Я помогу тебе спуститься. – Хантер с грозным видом передает шуруповёрт брату. – Лестница шатается, – бубнит он, – придумал бы что-то существеннее.

– Да ему и этого хватило, – не унимается Тер. – Ладно, ладно. – Издает смешок, и его макушка пропадает из вида.

Дергаю веревку, перетягивающую мои бедра, когда он успел привязать ее ко мне? Я настолько боюсь высоты, что даже не заметил того, что брат давно позаботился о моей безопасности.

– Спасибо. – Цепляюсь за ладонь брата, делаю аккуратный шаг к лестнице.

– Будто я позволил бы тебе сорваться отсюда. Малой, ты совсем из ума выжил со своим одиночеством, – говорит он мне, пока я спускаюсь.

Как только мои ноги твердо стоят на траве, уверенность возвращается в полную силу. Глазами ищу моего придурочного среднего брата, чтобы хорошенько ему навалять. Пока он умывается, включив воду в шланге, тихо подхожу к нему сзади и обхватываю горло, сжимая его в захвате.

– Ах ты, мелкий гаденыш. – Он пытается выкрутиться, но я упираю колено ему в позвоночник и еще сильнее стягиваю шею.

Парень что-то хрипит, локоть летит мне в бок, я отпускаю его, оставшись невредимым. Выставив передо мной кулаки, Терренс с наглой ухмылкой делает выпад.

– Ой, мальчики, как хорошо, что вы закончили, время обеда, и мы уже все приготовили. Хватит ерундой заниматься. – Мы сосредотачиваемся на словах строгой Винни. – Руки мыть и за стол.

Средний брат тут же меняет тактику, облизнув свои губы, увлеченно следит за мягким покачиванием бедер длинноногой Винни, я, долго не раздумывая, бью ему подзатыльник и несусь на всей скорости к дому, опередив девушку. Захлопнув дверь и уперевшись ногой в косяк, я удерживаю ее, пока с той стороны дергают ручку, пытаясь открыть. Маты, которыми меня покрывают братья, я оглядываюсь на тоненький смех Уиллоу, появившейся за моей спиной. В ее руках полотенце и кружка, которую она тщательно вытирает.

– Я так давно не слышала твой смех… Дом будто ожил, и ты вместе с ним.

Смутившись на миг и помедлив от непонятных эмоций, я расслабляюсь, позабыв о двери, которая внезапно открывается, и на меня налетают два огромных тела, повалив на пол. Сквозь град легких ударов, летящих в разные точки корпуса, я уворачиваюсь от попыток меня побороть. Мы превращаемся в клубок смеющихся идиотов, катающихся по полу, грязные и потные, но ощущение абсолютного счастья, даже несмотря на каплю крови из разбитой губы, не омрачает наше настроение.

– Да вы его сейчас задушите! – вскрикивает встревоженная Уиллоу, Хант исчезает тут же из виду, получив напоследок хороший удар по ребрам.

– Ты о ком переживаешь, малышка. Этот бугай сам кого угодно задушит, – обиженно басит старший и идет за этой крохотной девчонкой на кухню, все еще объясняя, что мы просто баловались.

Скидываю с себя Терренса, которого тут же за шкирку хватает Винни, белая футболка трещит в ее хрупком кулаке. Поднимаясь, он возвышается над ней, как гора, и, напоследок пнув меня исподтишка ногой, он идет следом за парочкой.

– Я так и понял, что мне помощь не нужна, – громко говорю я. – Жалеть бывшего калеку не по-христиански, согласен.

Тут же на кухне раздается раздраженный или обреченный стон одного из парней, хлопок ткани и ругательство. Усмехнувшись, поднимаюсь с пола, подтягиваю спортивные штаны. Вытираю тыльной стороной руки разбитую губу. Затем, толкнув дверь в ванную комнату, умываюсь и переодеваю свежую футболку, услужливо ожидающую меня на вешалке после легкого душа. Ребята крутятся, помогая девушкам, пока я по-королевски усаживаюсь на стул и жду, когда они меня накормят. Жареная картошка – странная пища, но мне нравится. Быстро и сердито.

– Мог бы достать тарелки. – Терренс со звоном ставит одну из них передо мной, тут же пожимает плечами, возмущенный тем, что кто-то цокнул. – Вы его балуете, он сам может поухаживать за собой.

– Я обделенный вниманием и несчастный. А теперь еще раненый. У меня есть кровь, Винс? – жалобно стону я.

Девушка неодобрительно косится на Терренса, услышав в ответ «это не я», Хантер тут же толкает своего двойняшку в плечо, едва не расплескав молоко в стакане.

– Мог бы поаккуратней, видишь, каким нежным он стал, – насмешливо говорит Хант и получает толчок в спину от Уиллоу.

– Мог бы и заткнуться, – раздраженно говорит она и присаживается передо мной на колени. – Сейчас возьму лед. Подожди минуточку.

Я приподнимаю брови, тут же растекаюсь в довольной улыбке, пока она не видит.

– Козел. – Хантер не очень рад такому положению дел, в отличие от меня. – Он симулирует, а ты переживаешь.

– Ой-ой, – делаю самое несчастное лицо, чуть ли не давлю слезы, пока около меня крутится блондинка, – еще здесь очень болит. – Указываю на ребра, Винни оглядывается, встревоженная, но тут же понимает, что к чему. Ее точно невозможно провести.

– В ребре может быть трещина, Хант! – пищит Уиллоу, пока я стягиваю медленно край резинки штанов. – Там тоже болит? – Ее глаза округляются, она уже и забыла о том, что я великий симулятор. – Ах, ты! – до нее, наконец, доходит вся ситуация, шлепнув пакетом со льдом по ушибу, она садится рядом со своим парнем. – Он меня провел.

– Будто это новость. – Все начинают смеяться, я вместе с ними. – Я следующий в душ, – Хантер поднимается и исчезает из вида.

Дом и правда ожил, все настолько изменилось, что узнать его практически невозможно. Будто открыл второе дыхание, но чего-то не хватало. Вроде и тарелки наполнены едой, свежие булочки в плетенной вазочке, наши любимые столовые приборы, чуть ли не именные. Я чувствовал все иначе – другие мы и будущее, маячившее перед нами. Все случившееся не прошло бесследно, и у нас осталось нечто такое, чего не было у других. Когда вернулся мой второй брат, все уже расселись за столом. Хрупкая ладонь Винни коснулась моей, она нерешительно гладит мой сжатый кулак, и я вопросительно смотрю на нее, затем на каждого из собравшихся. Они держатся за руки, только я размыкаю эту цепь.

– Молиться? – Неожиданно для себя, у меня получается странное фырканье. – Ты же ненавидишь это, Винс. Меня должно настораживать такое ее поведение?

Она вынуждает меня раскрыть свои пальцы, крепко цепляется, опускает голову, закрывая глаза, то же самое делают и другие. Я чувствую теплые пальцы Уиллоу с другой стороны, глядя на мою семью, едва дышу.

– Спасибо тебе, Господи, за веру, которая живет в нас благодаря маме, – говорит приглушенно Хант. – За пищу, которую ты даешь нам, силу справиться со всеми преградами. Благослови нашу семью, собравшуюся за этим столом, аминь.

Тело отказывается двигаться после его молитвы, вот что осталось у нас. Наша вера, семейные традиции, несмотря ни на что мы вместе. Хватаю вилку, кручу ее в руках.

– Я хочу сдавать этот дом, пусть селятся в пустой без мебели. Деньги можем поделить на всех, – глухо произношу я.

– Да брось ты, – Терренс со скрипом отодвигает стул, чтобы достать из холодильника молоко. – Это нормально, я бы тоже жил в общежитии вместе с другими студентами, вместо того чтобы мотаться, да и быстрее закроешь кредит. Обеими руками за такую идею.

– Мы тоже немного собрали, думали машину помочь купить тебе… А раз такое дело, перекинем тебе на карту. – Хантер целует Уиллоу в щеку и поднимается, чтобы снова наполнить пустую тарелку. – Наш долг помогать тебе.

– Я буду сам оплачивать учебу. – смущенно отвечаю братьям, ковыряясь в тарелке.

– Деньги лишними не бывают. Ты должен хорошо питаться, – Терренс указывает на мою тарелку. – Запоминай эти моменты простой студенческой жизни, завтра все будет иначе. – Хлопает меня по плечу. – Преподаватель тоже хорошо…

Я тоже молодец, скрывал от них до последнего, хорошо, что не обиделись. Залпом выпиваю молоко и вытираю рот салфеткой.

– Вы же знаете, я хочу большего. – Начинаю кушать, пока до них доходит то, что я имею в виду.

– Вернуться в профессиональный спорт?! Черт возьми, да через мой труп. – Мой старший брат швыряет в раковину свою вилку. – После всего, что произошло, после всех страданий в футболе? Да я удавлю тебя собственными руками.

– Не дури, Чейз. – Винни тут же успокаивает собирающегося мне хорошенько треснуть среднего брата. – Забудь о спорте. Тренировки команды и все.

– Если у меня будет возможность… – Прищуриваю один глаз.

– Ему безразлично, разве вы не видите? Этот придурок решил, что справился со всем, – издевательски смеется Терренс. – Упрямый поганец. Только имей в виду, что еще одна травма, и не жди чудес. В лучшем случае останешься инвалидом. Я не буду хоронить тебя! Семья и так испытала столько потрясений. Не уверен, что мы выдержим еще одну потерю. Думай мозгами хоть немного!

Кухня мгновенно заполняется шумом, они пытаются без моего собственного мнения сделать выводы и тут же решить проблему. Мои братья начинают разговаривать на повышенных тонах, только Уиллоу остается спокойной, она не участвует в перепалке, двигает ко мне ближе стул, берет мое лицо в свои ладони и заглядывает в глаза.

– Начинай, – усмехаюсь я. – Решила поменять одного брата на другого? Я не против. – Вытягиваю губы трубочкой, дразня ее.

– Кто ты? Я не узнаю тебя. Из смазливого мальчишки ты превратился в дерзкого парня, намеренно разжигающего скандал. Но знаешь, что вижу я? – Она притягивает меня ближе к себе. – Тебе все еще больно, и колючки не помогают. Делая больно другим, больше всех страдаешь ты. Оно того не стоит.

– Ты не можешь знать это, – взрываюсь я.

Я встаю, освободившись от девушки, хлопаю по столу ладонями, привлекая всеобщее внимание.

– У меня остались еще дела. Как вы уже знаете, завтра начинается учеба. – Поджимаю губы, двигаясь спиной вперед. – Еще раз спасибо вам за помощь и поддержку. Обещаю оправдать доверие и отплатить вам той же монетой. Ключи у вас есть… так что… – Хантер делает широкий шаг, хватает меня за футболку и резко дергает на себя, крепко обняв, он громко стучит по моей спине.

– Используй удачу. Звони постоянно. Мы всегда поможем! И приезжай к нам, как только будут каникулы! – Он отступает назад, уступив место потоку девчачьих объятий, их глаза на мокром месте, будто отправляют меня на войну. – Клиентов на дом найдем, карточку укажем твою. Не беспокойся об этом.