Коридор кривых зеркал

Вступление

Абдулкарим осторожно, будто боясь повредить хрупкую ёлочную игрушку, коснулся ладонью зависшего в воздухе шарика голубой планеты. И с чувством выполненного долга произнёс:

– Ещё одна успешная миссия позади. И мы всё ещё живы, почтенный Александр.

Перед нами медленно плыли в воздухе несколько десятков голограмм разных, но в чём-то очень схожих планет. Это были вовсе не украшения в рубке звездолёта «Богиня Деви», наполненной чернотой космоса и пронзённой иголками звёзд. Это были этапы нашего нелёгкого пути. Те самые миры-зеркала, куда ступила наша нога. С каждой из этих голограмм связаны воспоминания – приятные, ужасные, окрашенные в яркие ликующие цвета побед или укутанные в унылую серость поражений.

– Удивительно. Даже не верится, что всё это происходило в прошлом с нами, – покачал я головой, ощущая, как вид этой цепочки миров-зеркал привычно завораживает меня.

– Думаю, ещё труднее поверить в то, что с нами произойдёт в будущем, – улыбнулся Абдулкарим мечтательно. – Зеркал на наш век хватит.

– Их хватит всем до скончания веков, – усмехнулся я. – До конца времён, в который, впрочем, я не верю.

Миры-зеркала – это затерянные в бесчисленных измерениях и пространственно-временных флюктуациях, связанные одной цепью планеты, настолько близкие Земле, что воспринимаются её искажённым отражением. Или Земля является их отражением – это неважно. Биосфера, геология, атмосфера, спутники – всё схоже, но немного иначе.

– Не знаю, кем созданы миры-зеркала. Вселенским разумом, сверхцивилизациями, мерцанием информационного поля. Но они напоминают мне больше ожерелье, – Абдулкарим продемонстрировал старинное жемчужное ожерелье, с которым не расставался во всех полётах. – Только пронзены жемчужины планет не ниткой, а какой-то энергией. Какой-то общей идеей. Что главное в этих жемчужинах?

– Человек, – сказал я.

Это был не первый и далеко не последний разговор на эту тему в рубке звездолёта, мчащего в неизвестность послов Великого Предиктора Земли. И все доводы были отточены, но, несмотря на это, в спорах всегда появлялись какие-то новые идеи.

– Вот именно, – кивнул Абдулкарим. – Человек. В каждом из миров живут люди. Такие же люди, как мы.

– Только находящиеся на разных уровнях развития.

– Пока нам везло. Из известных миров-зеркал Земля наиболее развита в гуманитарном, технологическом отношении. Но главные встречи и сюрпризы впереди.

– А представь, если наша мировоззренческая парадигма неверна, и в Дальний Космос способны выйти цивилизации планет-зеркал с неразвитой духовной и этической базой.

– Ну ты же знаешь, мой друг, что неизвестный агрессор из глубины – это один из главных потаённых страхов Земли. Но даже если он обрушится на нас, уверен в одном – нить не порвётся. Ибо нет числа зеркалами. Ибо неисчислимы тайны мироздания. Ибо неисчерпаем человек.

– Ибо нет конца этому полёту, – я улыбнулся.

Мы уже давно должны были быть на Земле. Но вечно возникали какие-то обстоятельства. Зеркал много, а дипломатов мало. Мы же всё понимаем. Но иногда нестерпимо хочется домой.

В унисон с моими мыслями запела тонкая струна вызова дальней связи.

Это был сигнал Кибернетического планировщика задач Дипломатической службы Великого Предиктора.

– Да лишит меня Аллах моей бороды, если это не очередное неплановое задание! – воскликнул Абдулкарим.

И оказался как всегда прав.

Миссия первая

Мы здесь власть

– Смотри, кудрявые поливанки они готовы обменять на софт «Добрый Гоблин» из расчёта один к ста. По-моему, весьма выгодная сделка, – Абдулкарим был воодушевлён.

Полчаса назад звездолёт-трансформер «Богиня Деви» вывалился из К-мерности в стандарт-континуум и вышел на высокую эллиптическую орбиту вокруг Эль-Кум-Драгара. И теперь в рубке управления, представляющей из себя прозрачный, открытый настежь всему Великому Космосу пузырь, я и Абдулкарим могли любоваться медленно проплывающей под нами голубой, в кудрях облаков и ожерелье спутников, планетой.

На орбите мы попали в поле планетарного электромагнитного информобмена и получили доступ ко всем базам данных, в том числе Торговой грани Единой Бюрократической Пирамиды. И Абдулкарим с блаженным видом окунулся в океан коммерческих предложений, цен, проектов, всего того, что составляло для него и работу, и увлечение, и смысл жизни.

– А какие здесь глотуны! Ты посмотри, мой почтенный друг, какие глотуны! Ох, как мы тут всех кинем, разведём! Как надуем! Это будет мой звёздный час!

Функционал-торговец Абдулкарим происходил из древнего арабского купеческого рода. Его таланты на Земле в условиях утвердившейся гуманистической цивилизационной парадигмы были не востребованы, и он нашёл себя в межзвёздной коммерции. За время скучного двухмесячного межзвёздного перелёта он пристрастился к старым книгам и фильмам, в основном, русскоязычным, которые вызывали у него странное ностальгическое чувство, потому что в те времена он жить никак не мог. И теперь по поводу и без оного он со смаком вворачивал музыкою звучавшие для него устаревшие русские слова – надуть, впарить, развести. И, хотя смысла их он до конца не понимал, но ощущал – вот в них сила, в них настоящая жизнь!..

Мой напарник был в счастливом светлом ожидании новых торговых свершений. Наверное, я, функционал-дипломат службы Планетарного Предиктора Земли должен испытывать схожие оптимистические чувства – не каждый день приходится первым ступать на чужую планету для установления дипломатических отношений. Но у меня было какое-то неуютное чувство. Об этом мире мы знали немало благодаря нитке Галактической связи – нам была известна его история, география, государственное устройство, мы общались с его представителями. И ничего необычного не видели. Но все-таки что-то меня смущало. Функционалом я стал благодаря обострённой интуиции. Вот она и подавала мне тревожные сигналы, которые обычно служили предвестниками грядущих проблем и опасностей.

– Абдулкарим, – решился я поделиться своими чувствами с напарником по этому полёту и моим старым другом. – Что-то с этой планетой не то.

– Что не то? Всё то, – торговец любовался трансформированным малым пузаном-глотуном, чье изображение висело в воздухе прямо перед ним. – Ещё как то! То самое!..

Цивилизация на Эль-Кум-Драгаре по технологиям застыла где-то на уровне Земли конца двадцатого века. Однако по биоинженерным проектам ее обитатели давно обогнали землян, и им было что нам предложить. Ведь на моей Родине у людей есть всё необходимое, всё обычное. Но нет необычного. Того, чего на Эль-Кум-Драгаре просто тьма. Поэтому Абдулкарим и приходил в такой восторг от перспектив взаимовыгодной торговли.

Мой напарник жаждал очередного триумфа на своём поприще. Он уже снискал известность в нашем мире. Ведь только благодаря его энергии и предприимчивости на Земле флаксики андеграунда могли вдоволь флоппиться, а Лига вольных металлургов пятый месяц квестила Большую Идею. И сбавлять обороты он не намеревался. Он прилетел покорять этот мир своими коммерческими талантами.

– Мы их обмишурим, объегорим! – воинственно вещал араб, разглядывая мелькающие голограммы. – Мы их омавродим!

– Абдулкарим, послушай, – не отставал я от него, поскольку меня не оставляло ощущение даже не столько опасности, сколько какой-то несуразности. – У нас первый официальный визит. Мы первые земляне, которые ступят на поверхность Эль-Кум-Драгаре. Несмотря на идеальные предварительные договоренности, там есть какой-то подвох.

– Какой подвох? Ты посмотри, какие здесь великолепные постандроидные гунявы! – от избытка чувств Абдулкарим снял чалму и вытер ею свое круглое румяное вспотевшее лицо с жиденькой бородкой. Он по традиции носил вышитый золотом халат и чалму, как и положено представителю древнего арабского рода, и его вид навевал сладостные мысли о сказках «Тысяча и одной ночи» и манящих тайнах древнего Багдада.

Наш звездолёт находился от цели на расстоянии малого частотного прыжка – то есть, перемещаться можно было без шлюпок и кораблей, только благодаря автономному бросковому модулю, умещавшемуся в большой красный камень на моём браслете. И теперь мы ждали согласия с поверхности, чтобы совершить бросок.

Прозвенел хрустальный перелив, и бортовой комп равнодушно уведомил:

– Предварительная готовность.

– Приводи себя в порядок, Абдулкарим, – велел я, отрывая торговца от очередной голограммы.

Тот с кряхтением поднялся с пузырчатого биометрического ложа и ввёл команду трансформеру-облачителю, в результате наночастицы его халата трансформировались в парадный дипломатический костюм. А это черные, чернильные, как будто дыра в пространстве, брюки, не отражавшие света, и мундир, усеянный красными и синими голографическими звездами. Слева на груди вращалась голограмма Земного шара, демонстрируя все материки и ледяные шапки. А на шее золотился шарф – это синхронизатор мерности. Вокруг головы засветился серебряный нимб, демонстрирующий доброту и искренность намерений.

Вот теперь мы оба выглядели настоящими представителями Земли, готовые к дипломатическим и торговым схваткам. Хотя была в нашей парочке некая комичность. Я – двухметровый голубоглазый атлет, и рядом со мной лысый низкорослый бородатый колобок с выступающим далеко вперед горбатым носом.

– Минутная готовность, – сообщил комп звездолёта. – Начинаю обратный отсчёт.

В воздухе зависли цифры – секунды уменьшались, приближая нас к долгожданному мигу.

Абдулкарим всё никак не мог успокоиться, наоборот, воодушевление его росло:

– И учти, без куделиков плотозавров я оттуда ни ногой. Нам необходим этот мир! Заклинаю тебя, Александр! Это же Эльдорадо. Это Золотое Руно. Это Голоконда!

Цифры в воздухе дошли до нуля. И я коснулся пальцем браслета на левой руке, подавая команду автономному бросковому эфирному модулю, добавив традиционное гагаринское первопроходческое:

– Поехали!

* * *

Мозаика на площадке была затейлива и изображала чудесных, похожих на осьминогов и китов морских животных, атакующих парусные каравеллы. За нашей спиной возвышалось огромное белокаменное здание с куполом, напоминавшее собор Святого Петра в Ватикане. Вниз вели высокие мраморные ступеньки. А на замкнутой колоннадой гигантской, покрытой брусчаткой площади в самом разгаре был торжественный парад. В нашу честь, кстати.

Из-за «собора» выдвигались пешие и моторизированные колонны участников парада, выстраиваясь в ряды перед нами. Стоявший справа от меня толстый, с редкими волосами, вечно улыбающийся и чрезвычайно оптимистичный старший референт Дипломатической грани Стракс Сицилий радостно комментировал:

– Это наши доблестные тяжелые ползуны… А это кавалерийский авангард Третьего стального круга… А это бронекаты десятой грани… А это подземные гвардейцы, закаленные в боях в Диких пустошах…

Ну и так далее. Лингвистический резонатор, представлявший из себя похожий на изумруд камень на моем многофункциональном браслете, позволял общаться свободно и забыть о языковом барьере.

Судя по грандиозности действа нас здесь сильно уважали. Реяли штандарты. Звенели литавры. Свистел, как турбина древнего керосинового авиалайнера, большой орган на гусеничном ходу. Рядами выстроились желтые пятибашенные танки. Шеренги болотных и речных пехотинцев в парадных водолазных костюмах гордо вздымали ноги в строевом шаге. Лязгали похожие на пауков бронеходы и жужжали бронекаты. Цокали копытами гигантские кони-мутанты, самый большой галопировал впереди строя, в кружевной зеленой праздничной попоне, оранжевой резиновой маске, и всадник на нем смотрелся как лягушка на бегемоте. В самом крайнем уголке площади, широко расставив ноги, стоял человекоподобный боевой робот пятиметровой высоты, выглядевший на этом празднике как-то уныло из-за затрапезной зеленой окраски и понуро опущенных плеч.

– Герои! – радостно вещал над моим ухом Стракс Сицилий. – Отважные львы, закаленные в боях!

– И много боёв было? – поинтересовался я.

Старший референт на миг стушевался, и тут же встрял его младший помощник – плотно сбитый, с цепкими глазами и роскошной черной шевелюрой Крякс Платоний:

– Уже пятьдесят лет никаких войн. Так что наша армия – это дорогая красивая игрушка, уважаемые гости.

– Крякс, ну как ты можешь! – возмутился Стракс Сицилий. – Вон идет испытанная в битвах…

– И в питейных заведениях, – добавил младший референт.

– Крякс!

– Молчу, молчу…

Последними заняли свои места колонны из поливальных машин и дорожно-строительной техники, радостно окрашенной во все цвета радуги.

По ступенькам к нам поднялся генерал, руководивший всем представлением. Он перешёл на строевой шаг.

Это был маленький, кругленький, толстенький человечек в ярко-синем мундире и золотой каске, как у брандмейстера девятнадцатого века. Он походил на механическую игрушку на шарнирах, ноги его в зеркально вычищенных сапогах, казалось, жили отдельно от него и при строевом шаге поднимались до уровня носа.

Он остановился перед нами, щелкнув каблуками и выпучив глаза, как глубоководная рыба. Козырнул. И настал, как мне показалось, драматический для него момент – надо было что-то сказать, отрапортовать.

– Мы… Приветствую! За дружбу между планетами.

– Земля приветствует вас, – торжественно изрёк я.

– За мир без войны! – щелкнул он зеркальными сапогами.

– Земля за галактический мир.

– И за войну без мира, – брякнул генерал, тут же поняв, что сморозил что-то не то.

– За мир! – добавил я.

С видимым облегчением генерал лихо развернулся – в строевой подготовке он был асом.

– Генерал Партикус Вульгарис, – пояснил старший референт. – Замечательный человек. Видный учёный. Академик!

– По каким наукам? – с подозрением поинтересовался Абдулкарим.

– Не в курсе, – вздохнул Стракс Сицилий.

– Уж не по строевой ли подготовке? – не выдержав, поддел я.

– Вполне возможно, – усмехнулся младший референт…

Наконец, длительная, но забавная процедура подошла к концу. И мы с референтами устроились в длинной, похожей на старинный бензиновый роллс-ройс широкой машине с лакированными крыльями, никелированными фарам и затейливой, как чугунная парковая ограда, решеткой радиатора. Водитель был отделен от пассажиров глухой переборкой. В просторном салоне мягкие кожаные сиденья располагались друг напротив друга.

За окнами машины проносился город, казавшийся каким-то игрушечным. Вообще, на этой планете мне всё напоминало ожившие древнее искусство аниме. Люди с большущими наивными глазами, улицы с тяжеловесными серыми зданиями, монументальными колоннадами, причудливыми башнями, ветками монорельсовой дороги, старомодными смешными автомобилями, гигантскими щитами реклам. Какое-то очарование было во всём этом.

– Официальная часть закончена. Теперь можно и поработать. У нас встреча с младшим референтом Торговой грани, – объявил Крякс Платоний.

– Да, да, я вот хотел бы узнать, о товарных поставках кузяв долгоносых, – потер жадно ладонями мой товарищ-торговец.

– Сперва мы должны встретиться с первым лицом, – напомнил я.

– С Верховником Бюрократической Пирамиды? А так ли он вам нужен? – с сомнением поинтересовался младший референт.

– К сожалению, у нас императив, – твёрдо произнёс я. – Мы должны согласовать порядок и характер визита с первым лицом. Когда Верховник может принять нас?

Зная приверженность туземцев к бюрократическим проволочкам, я уже приготовился выслушать, что на это понадобится не один, и не два дня, готов был ринуться в бой, спорить, доказывать.

– Когда? – Крякс Платоний посмотрел на массивные золотые часы на своём запястье и пожал плечами. – Пять минут ехать. Две минуты на согласование. От двух до трех минут – путешествие по дворцу. Через десять минут. Вам это подходит?

– Конечно, – кивнул я, озадаченный такой скоростью решения столь значительного вопроса, как приём у главы государства.

Машина развернулась и устремилась в сторону нависшей над городом украшенной каменной резьбой серо-коричневой пирамиды, являвшейся резиденцией Планетарного Верховника…

* * *

Мы шли в сопровождении печатавших шаг трёх медноголовых худосочных солдат дворцовой стражи и референтов-дипломатов. Под подошвами наших ботинок поскрипывал старинный паркет, стены коридоров были увешаны портретами влиятельных господ, на постаментах стояли причудливые доспехи древних воинов. И с каждым шагом во мне крепло ощущение, что я совершил какую-то ошибку. И эта тревога передалась Абдулкариму. Он склонился ко мне и негромко, но взволнованно заговорил по-арабски:

– Нам нужны эти отношения, Александр! Как же наше Общество синявок-стрекотунов обойдется без поставок почтовых трухлявок? А Глицапупики? Как же без них? Если не получится, то горе мне, горе!

Наконец, мы вошли в просторный зал с расписанным пасторальными пастушьими сюжетами сводчатым потолком. Вдоль стен в ряд выстроились красные бархатные стулья – как мне показалось, достаточно низкие, узкие и неудобные.

В центре, на всеобщем обозрении, на возвышении стояло кресло. Точнее, Кресло – с большой буквы. Это было чудовищное сооружение с причудливой резьбой по дереву и позолотой. Хотя седалище у хозяина этих апартаментов было достаточно внушительное, но, чтобы заполнить мягкое бархатное сиденье таковых понадобилось бы, наверное, три или четыре. Этот предмет мебели делали или на вырост, или с расчётом, что когда-нибудь люди станут бегемотами.

Сам Верховник походил на элитного кабанчика – плотный, широкий, низколобый, со щетиной на небритых щеках. На его парадном мундире золотом сверкали эполеты, серебрились аксельбанты, переливались блеском драгоценных камней ордена разных размеров и достоинства. Голову венчала треугольная шляпа с тремя кокардам. Он напоминал вождя негритянского племени, хорошо поживившегося на складе реквизитов киностудии художественных фильмов.

Вокруг кресла-трона в почтительных позах застыла пара советников – тощих, замученных и ленивых, в длинных халатах с изображениями драконов и дельфинов. Орденов у них было поменьше, но тоже более чем достаточно.

Я приблизился к креслу. Поскольку никаких инструкций не поступало, то, как положено в таких случаях, склонил голову и отчеканил, внутренне посылая импульсы уверенности и доброжелательности:

– Мы приветствуем верхнего правителя планеты Эль-Кум-Драгара от имени всех народов Земли.

Верховник озабоченно посмотрел на меня, его круглые глаза выражали тупое недоумение:

– Земли?.. Ах, Земли. Угу.

Вперед выступил самый тощий и заморенный советник и произнес, шепелявя:

– Земля. Планета. Хотят дружить. Хотят торговать. Дружить и торговать. Торговать и дружить.

Верховник закивал, приподнял треуголку, почесал лысую голову, выбритую так тщательно, что от нее отражался свет ламп висящей под потолком массивной фарфоровой люстры.

– Торговать, дружить, – он пожал плечами и вопросительно, с подозрением, глянул на помощника.

Тот не успел опустить глаза, и Верховник по-звериному злобно ощерился – казалось, еще чуть-чуть, и он зарычит. Чиновник поспешно потупил взор. Верховник гордо надулся. И перевёл тяжелый тупой взор на посланников Земли.

– Сотрудничество наших планет пойдет на пользу нашим народам, – начал я петь привычную песню.

Говорил я вдохновенно и велеречиво – о гуманитарном сотрудничестве, о торговых контактах, о блестящих перспективах. В паузы успевал просочиться Абдулкарим и твердил что-то о поставках кнудликов фиксированных и даже кнудликов свободных в обмен на барионные трансфульгаторы и реакторные каскадные морализаторы. А потом опять я ловил волну вдохновения и вещал о том, что наши планеты должны жить дружно, и наши народы просто обязаны быть счастливы…

Я видел, что эти слова не доходят до высшего чиновника планеты. И тупое недоумение в его глазах вовсе не рассеивается, а только сгущается.

Наконец, хозяин дворца сладко зевнул и зажмурился. И я понял, что функционал-дипломат никогда не был так близок к провалу.

Вся встреча с первых слов пошла коряво, не туда, куда надо. Всё было как-то глупо, нелепо, все мои слова не достигали цели, а уходили в космос. И, главное, я не мог сообразить, какую линию поведения выстроить. Не мог понять, что в голове у Верховника. И еще меня пугало: если так ведет себя человек, который вознесен на вершину властного Олимпа, то что ждать от его подданных?!

Господи, ведь такой человек может сделать всё, что угодно. Например, если стукнет в голову, то прикажет заковать в кандалы представителей другого мира. Или расстрелять их.

Хотя физического воздействия я боялся меньше всего. При малейшей угрозе блок безопасности переводил нас в иную частотную мерность, и мы становились неуязвимыми для любого оружия стандартного континуума – хоть для стилета, хоть для термоядерной боеголовки. Но важно другое – проблема безумия, царящего на этой встрече, никуда не девалась. И Земля, и Эль-Кум-Драгара много потеряют, если мы сейчас не договоримся.

– Мы нужны друг другу, – уже без былого энтузиазма произнёс я. – Нам нужны мир и сотрудничество.

– Нужны? Не нужны? – пожал плечами сонный Верховник. – Мир? Или война? Война хорошо… На войне громко и оркестры…

Он зевнул еще шире.

И тут у меня что-то с лязганьем сложилось в голове.

– Мы выражаем восхищение, – потянула меня за язык непреодолимая сила. – И видим, что равных Вам нет. Во всей Галактике нет никого, кто больше подходил бы этому Великолепному Креслу. Единственный для единственного – если вы согласны, мы будем вас звать так. Единственный правитель для единственного кресла!

Я ощутил направленные на меня изумленные и вместе с тем уважительные взоры чиновников.

Верховный оживился. Пощупал кресло и даже подпрыгнул на мягких подушках, будто пытаясь убедиться, что оно еще под ним. Гордо приосанился. И одобрительно гыркнул:

– Мир. Торговля. Кнудлики!

Атмосфера сразу разрядилась.

– Р-работайте. О результатах доложите секретарю, – заученно произнес Верховник. Он ощупал еще раз стул и протянул: – М-му… М-мму.

Присутствующие подобострастно глядели на него.

– Му… Мы… М-мы здесь власть, – со всей дури Верховник двинул кулаком по подлокотнику начальственного кресла…

* * *

В просторном, обставленном удобной офисной мебелью, лишённом даже намека не помпезность кабинете Торговой грани Абдулкарим с готовностью принял предложение чувствовать себя как дома и трансформировал парадный костюм в рабочий – то есть в халат и чалму. Теперь он чувствовал себя в своей тарелке и был готов к азартному торгу. Похоже, его партнер, младший референт Брукс Мельдоний – сухенький седенький старичок с пронзительным взглядом и хитрой улыбкой, был из той же породы. Началась эпическая торговая битва, достойная своего отражения в сказах, поэмах и легендах, только летописцев и романтичных поэтов, к сожалению, в кабинете не было. Здесь собрались жёсткие и умные прагматики.

– Мы можем предложить хорошо зарекомендовавшие себя комплекты бытового обслуживания «Зомби-Тирекс» и «Титановый стрюк», – вещал, тщетно пытаясь утопить партнера в словах, Абдулкарим. – А также наноскопы для пониженных температур – они отлично помогут в условиях вашей южной полярной воронки. И всё за каких-то тысячу эквивалентов.

– Ох, как же мне больно слышать такие цифры, – отвечал старичок. – Сказки я любил только в детстве. А оно давно прошло.

– Сказки – это штопарики закрытые за пятьсот. И штопарики открытые за четыреста. Хотя я мог бы…

– Вы не представляете, как мне обидно. Каких-то шестьсот эквивалентов за отборные штопарики.

– Было пятьсот!

– Ну, тогда считаем, что договорились за пятьсот.

– Что? Триста! И то, если возьмете партию этических трансформаторов.

Пока эти двое наслаждались жизнью, я беседовал с Кряксом Платонием. Его непосредственный начальник на радостях, что всё обошлось, убежал готовить предварительный доклад секретарю Верховника.

Мы, развалившись на уютных кожаных диванчиках, пили терпкий горячий напиток, одновременно напоминающий чай, кофе и морковный сок с перцем, и при всем этом обладавший вполне достойным вкусом. Я уже второй раз наполнял свою фарфоровую чашку из пузатого чайника, сделанного из особого огнеупорного железного дерева.

– Я впечатлён вашим ходом с креслом, – произнес Крякс Платоний. – Это что, было как просветление?

– Сам не знаю, что за язык потянуло, – пожал я плечами.

– Вы угодили в самую точку. В самый центр проблемы. Кресло – это для Верховного и смысл, и цель, и содержание, и последний рубеж обороны. Это его всё!

– Только сейчас я осознал это. А так просто бросил интуитивно.

– Что ж, мы избежали ряда проблем и осложнений, за что вам большое спасибо.

– Не за что. Но…

– Вы хотели что-то узнать у меня? – внимательно посмотрел на меня младший референт.