Высшая мера

Валя гневно отставила тарелку с салатом в сторону. Упавшая вилка громко загремела, неловко сброшенная локтем со стола. Вина? Крымская «Массандра», подаренная ей Марком на прощание, как презент для мужа, стояла в самой середине украшенного стола. Будь, что будет… Она залпом опрокинула бокал терпкого ароматного напитка. Услышав, как повернулся в замочной скважине ключ.

– Валентина!– позвал её от порога Андрей, снимая форменную фуражку.– Валя! Валя! Ау! Ты почему не спишь?

Зашёл он на кухню, найдя жену в огромной ещё в не совсем знакомой и привычной квартире. Валя сидела за полным продуктами столом, уставившись в одну точку. По щеке её текли слёзы. Ей было горько своих стараний, своей попытки, которую, увы, никто не оценил.

– Ты почему не спишь?– повторил свой вопрос Коноваленко, присаживаясь напротив. Накрыв её ладонь, своей рукой.– Я подъехал, смотрю в окнах свет. Уж испугался, что что-то случилось…

В его голосе Валентине показалось, что-то знакомое, родное. А вдруг? Вдруг?Она шмыгнула носом, вытирая катившуюся слезу.

– Вот,– обвела она с вымученной улыбкой рукой всё столовое великолепие,– решила мужу устроить праздничный ужин…

– Извини,– нахмурился Андрей,– сегодня облаву проводили на налётчиков. Стрельба, сама понимаешь…Очень сложное задержание! Завтра на работу,– он бросил взгляд на наручные часы. Половина первого…– очень рано на работу. Извини, родная,– он провёл ладонью по её щеке, и Валентина прижалась к ней в ответ, словно маленький котёнок. Потёрлась об неё и поцеловала крепкие пальцы, пахнущие порохом.

– Я все понимаю…Жаль только продукты перевела,– улыбнулась она, не отпуская руку супруга.

– Утром позавтракаю!– отмахнулся Андрей, поднимаясь со своего места.

– Постой…– Валентина прижалась к нему всем телом, нежно проведя пальцами по его небритой шее.– Я…

Её жадные губы нашли его щёку. Еле коснулись её, сползая игриво до краешка плотно сжатых губ. Она попробовала провести по ним языком, слегка раздвинуть их, но те оставались по прежнему непреклонными и холодными, никак не отвечая на поцелуи. Ничего не понимая, что происходит, Валя открыла полуприкрытые глаза и взглянула на хмуро стоящего перед ней мужа.

– Что-то не так?

– Валь, я же сказал, что устал…– отстранился он от неё, отодвигая супругу чуть в сторону, как какой-то мешающий предмет мебели.– Задержание, сама понимаешь…

– Понимаю…– кивнула Валентина. Тугой комок осознания того, что попытка вернуть мир в семью не увенчалась успехом, стянула ей горло. Она еле смогла совладать с собой, чтобы выдавить из себя подобие улыбки. Она не нужна своему мужу, ни как жена, ни как женщина! Так больно ей ещё никто в этой жизни не делал! Обида и боль убили последнюю надежду.

– Конечно…устал…– отвернулась она, начав собирать со стола, чувствуя прямой немигающий взгляд супруга у себя на спине, молясь лишь о том, чтобы не всхлипнуть от боли.

– Извини…Я…– Андрей попытался её обнять, но Валя рывком освободила свои плечи, сбросив его ладони.

– Устал, иди спать!– коротко ответила она, уходя в ванну, а Андрей лишь грустно смотрел ей в след, понимая, что они стоят на пороге чего-то переломного в их жизни. Почему он ей отказал? Хотел проявить характер? Ведь в ссоре они были уже больше месяца. Проучить? Или он, действительно, потерял интерес к ней, как к женщине? На этот вопрос он, пожалуй, и сам не знал ответа. Со вздохом он, тяжело ступая, направился в свою комнату, даже не понимая, что сам того не желая своими сегодняшними действиями дал отсчёт чему-то ужасному, жуткому, тому, что перевернёт их с Валентиной жизнь и жизнь ещё нескольких людей с ног на голову, что с этого момента колесо судьбы завертелось в другую сторону, готовое перемолоть их в беспощадных жерновах истории.

ГЛАВА 11

Утром в управлении было необычайно многолюдно. Я прошёл по коридору, встретив больших чинов из облисполкома, милиции, несколько представителей прокуратуры. Все суетились, бегали по кабинетам. В конце коридора слышались громкие надрывные рыдания.

Я прошёл чуть дальше, чтобы посмотреть, кто это ревёт. Оказалось, что жена капитана нашего начальника Жидкова – Ирина Васильевна. Молодая барышня лет тридцати, намного младше своего мужа. Теперь она сидела на лавках в конце длинного коридора первого этажа, брошенная и забытая всеми, обхватив растрёпанную, непокрытую ничем голову обеими руками, плача навзрыд. Услышав мои шаги, она подняла красные зарёванные глаза на меня, вытирая слёзы платком.

– Саша? Клименко? Ты?

Я кивнул, не зная, что мне сказать сейчас, чем утешить женщину, потерявшую единственного кормильцы в семье, оставшуюся с тремя малолетними детьми одной. Насколько мне было известно, Ирина Васильевна ни дня не работала нигде. Едва они с Жидковым расписались, когда ей исполнилось восемнадцать. Родителей она потеряла в революцию, прибилась к одну из полков, расквартированных в Харькове, которым как раз командовал Жидков, так и осталась с ним до конца…

– Как?! Скажи как?– посмотрела она меня полными отчаяния глазами.– Как получилось так, что все вернулись живыми, а он…Он убит?! Как? Почему именно он?!

Бессмысленно было ей говорить, что такое могло случится с каждым, что и я, идя первым перед цепью, мог схватить эту пулю, мог и Василь Конопатов, даже начальник управления… Бессмысленно оправдываться в том, что остался живой, а её муж лежит в областном морге с пробитой грудью. Глупо, как-то оправдываться…

– Там какие-то документы надо собрать…Чтобы пенсию тебе и твоим детям платили, насколько я знаю,– отводя глаза в сторону, посоветовал я.

– Сволочи! Вы все тут сволочи! – тихо и зло прошептала Ирина.– Вы, как клубок змей здесь вертитесь, лишь бы тебя не укусило, на остальных людей вам глубоко плевать…Зачем я сюда пришла? Хотела вам в глаза посмотреть…Как должность моего мужа уже делите, пока он мёртвый лежит.

– Я…

– Не смей!– она отвесила мне звонкую пощёчину. Такой силы от этой худенькой женщины я никак не ожидал. Щёку обожгло горячей болью.– Не смей меня перебивать! Вы все тут совесть давно продали, а те, кто не продал, те спрятали её куда-то далеко, чтобы не мешала творить ваши гнусности.

– Ирина…– попробовал я встать и уйти, но она ухватила меня за руку.

– Все вы сгинете за то, что творите в своём управлении. Все до единого! Никому не станет нужно то, что вы тут делаете, считая важным…Только моего мужа…уже никто мне не вернёт.

– Извините, мне пора,– я рывком, совсем невежливо вырвал свою ладонь из её удивительно крепких пальцев. Зачем я вообще к ней полез? Зачем со своей инициативой опять попал под неприятности. На душе после этого непростого разговора остался неприятный осадок. Я ловил на себе насмешливые взгляды остальных сотрудников, проходящих мимо нас, чувствуя себя гадко, словно вымазался в чем-то противном и липком.

– Извините…Вы про пенсию узнайте!

Я быстрым шагом вернулся к широкой лестнице на второй этаж, где находился наш отдел. В след мне донеслись опять приглушённые рыдания вдовы Жидкова. Кажется, она пришла сюда сегодня вовсе не за льготами и пенсией, а просто выплакаться, выреветься, выбросить ту боль, саднящей раной, сидящую у неё в груди.

У красного знамени, на посту номер один стояла фотография капитана Жидкова. В траурной рамочке с надписью, что данный офицер погиб в борьбе с бандитизмом. Стараясь не смотреть на неё, прошмыгнул в нашу каморку, где собирались опера.

В кабинете уже сидел Василий, баюкая свою раненую руку, замотанную плотным белым бинтом, будто там действительно была серьёзное ранение.

– Доброе утро!– поздоровался он, привставая на старом табурете.

– Если он доброе…– буркнул я, плюхаясь на своё место, заваленное бумагами до самой настольной лампы. Вчера на эмоциях после проведённой операции мне удалось уснуть далеко не сразу. Я ворочался, ходил курить, раз за разом перематывая в голове события прошедшего дня. Мог ли я, что-то сделать, спасти Жидкова, если бы не пошёл в другую сторону, а был бы рядом? Вряд ли…Капитан – в прошлом лихой кавалерист, в сущности добрый малый, безнадёжно отставший от современной тактики и стратегии, но исполнительный и верный партии товарищ, не послушался и повёл облаву так, как повёл, зато Бритва и его сообщники ушли бы, зато сейчас нападения на инкассаторов прекратятся, деньги госрезерва в безопасности, а в безопасности ли? У ж слишком всё гладко получилось…Отчего на душе остался неприятный осадок. Искали эту банду всем Харьковым, столько сил потратили, обыски, облавы, всё впустую, а тут раз…И все кончено. Странно даже …

– Видел вдову Жидкова?– кивнул куда-то на дверь Василь, чтобы как-то начать разговор.

Я кивнул. Разговаривать с Василём не хотелось. Вот капитан убит, а этот хлюст руку свою поцарапанную баюкает, словно её оторвало. Я знал, что так думать нельзя, несправедливо, но ничего с собой не мог поделать. Я впервые терял людей во время операции, людей, которые ко мне относились довольно неплохо. Были, если не друзьями, то отличными товарищами и рассудительными начальниками. Никогда не думал, что это оказывается так больно. Василь всё понял. Он был неглуп, а потому замолчал, давая мне время выстрадаться, угрюмо уткнулся в стакан с чаем, о чем-то сосредоточенно думая.

– Товарищи офицеры,– в нашу каморку зашёл Секретарь. Власенко сегодня был в форме, туго стянутый портупеей, словно тростинка, худой, бледный, в огромных круглых очках, которые никак не ладились с его офицерским образом. Хромовые сапоги скрипели при ходьбе и были удивительно начищены до зеркального блеска. Левая рука у него была перевязана траурной алой ленточкой. Мы мгновенно вскочили, вытянувшись во фронт. Это было первое посещение всесильного заместителя наших скромных пенатов.

– Приказом начальника управления НКВД по городу Харькова и Харьковской области капитан госбезопасности первого ранга Жидков за борьбу с бандитизмом и врагами народного хозяйства награждён орденом Владимира Ильича Ленина, увы, посмертно… Тем же приказом временно исполняющим обязанности оперативного отдела управления назначается Конопатов Василий Алексеевич, проявивший доблесть и мужество в задержании особо опасных преступников.

– Служу Советскому Союзу!– гаркнул бодро Василь, но поймав мой насмешливый взгляд смутился и смазал концовку. Мы-то оба знали, кто на самом деле устранил Бритву.

– Времени рассусоливать некогда, ребятки,– кивнул Секретарь, утратив всю свою официальную важность. Снял очки, присел на свободный стул, предназначенный у нас в кабинете для допроса задержанных,– Москва требует действий! Наркомат в бешенстве! Банда поймана, уничтожена, но госрезерв находится в госбанке, а не здесь, под нашей охраной. Конопатов?

– Я!

– Ты, как преемник капитана Жидкова, разберись в его записях, планах по переброске денежных средств под нашу охрану.

– Слушаюсь!

– А ты, лейтенант, займёшься другим направлением нашей деятельности…Москва требует усилить розыск врагов трудового народа в рядах нашей партии…

Я поморщился. Никогда не занимался политическими преступлениями. Считал это чем-то грязным и подлым, а может, как и товарищ Мазо ошибочным. Как можно было по нормативу восемь человек в месяц искать предателей? Хорошо, если из этих восьми, хоть один действительно «контра», чаще бывало, что сажали совершенно безвинно. За неосторожно сказанное слово, брошенную неугодную фразу, по наветам и клевете.

– Не довольны? Или может вы не согласны с нашим наркомом товарищем Ежовым, что гидра заразы распространялась почти во сферы жизни нашего молодого и здорового социалистического организма? Или вы не согласным с товарищем Сталиным? – Секретарь испуганно вжал в голову в плечи, словно поминая всуе отца народов, получит тут же мгновенное и неотвратимое наказание.

– Никак нет!– гаркнул я, понимая, что от этого поручения мне не отвертеться.

– Пока товарищ Конопатов займётся разработкой планы перевозки ценностей. Я вас попрошу разобраться вот в этом деле…– Секретарь бросил картонную папку, перевязанную тесёмками на мой стол.– Помните, что у нас горит план отчётности перед Москвой.

– Слушаюсь!

Секретарь усмехнулся и вышел, тихонько претворив за собой дверью Он всегда так ходил, словно крался. Я раздражённо стукнул кулаком по столу и сел.

– Хочешь вместо тебя съезжу на задержание?– предложил Конопатов, наблюдая за моей реакцией.

– Тебе нельзя,– огрызнулся я, расстроенный полученным приказом,– ты у нас теперь начальник.

Василь все понял и замолчал, а я раскрыл материалы дела, искренне надеясь, что это действительно враг народа, а не как обычно болтливый научный сотрудник, рассказавший про вождя неприличный анекдот. Так…

В деле были лишь две коротеньких справки и длинный опус, написанный от руки. Быстро пробежал глазами выдержки от участкового. Так…Марк Розенштайн 1888 года рождения, урожденный еврей, проживает в Харькове с с рождения. Происходит из семьи ювелиров. На момент Великой Октябрьской его отец владел небольшим магазином по ремонту и продаже украшений. После свержения монархии изъявил желание остаться в стране, добровольно передал все семейные ценности на благо революции. Отец и мать уехали в Париж. В данный момент их местонахождение неизвестно. Был директором продовольственного магазина на Блюхера. Состоял в комиссии по новой экономической политике при республиканском исполкоме. В 1935 году назначен на должность директора универсального магазина «Харьков». Женат. Детей нет. По месту жительства характиризуется, как ответственный квартиросъёмщик и неконфликтный человек.

А вторая справка о ком? Подумал я, хотя уже примерно знал о ком…Сколько мне таких справок пришлось перечитать за последний год или два? Сотни, десятки? И за каждой из них, за сухими строчками казённого текста целые человеческие судьбы, искалеченные, измолотые неповоротливой политической машиной.

Роза Розенштайн, урождённая Вихель. Еврейка из богатой харьковской семьи фабрикантов. Отец – владелец завода по производству посуду. В 1917 году бежал в Австрию, спасаясь от большевиков, бросив всё семью на произвол судьбы. Матери Розы пришлось срочно искать для девицы на выданье, коей была молодая еврейка хорошую партию. В браке с Марком Розенштайном. Детей нет. Домохозяйка.

Я медленно перевернул справки, доставая третий листок, исписанный грубым, отнюдь не каллиграфическим почерком. Внимательно вчитался в косые строчки.

Довожу до вашего сведения, что мой начальник – Марк Иосифович Розенштайн, управляющий универсальным магазином «Харьков» неоднократно пользовался своим служебным положением в личных целях. Так 22 мая 1937 года он вне очереди выписал себе новый холодильник «ЗИЛ» со склада и отправил его к себе домой, что, на мой взгляд, является грубым нарушением этики советского руководителя. Вчера 21 июля в универмаг пришла его жена вместе со своей подругой. Марк Иосифович отдал приказ работницам торгового зала немедленно обслужить супругу с гостьей, оставив без внимания остальных посетителей. Докладываю вам, его женой было приобретено два шелковых платья по 105 рублей каждое, и шуба за 210 рублей, что много больше зарплаты честного советского директора магазина. Из чего можно сделать вывод, что Розенштайн занимается фарцовкой и перепродажей товаров, скупая их в универмаге по обычным ценам, а продавая втридорога. Кроме этого Марк Розенштайн в перерывах неоднократно хаял советскую власть и лично товарища Сталина, склонял работников торгового зала к саботажу. В связи с этим, прошу рассмотреть вопрос о благонадёжности гражданина Розенштайна.

Главный бухгалтер универмага

Тов. Костенко В.И.

На кляузе широким размашистым почерком нового начальника было написана резолюция: «Задержать до выяснения»

– Бред же полный!– разозлился я, хлопнув кулаком по столу.– Бред!

– Что там?– потянулся к папке Конопатов, открыл, быстро пробежавшись глазами. Спорить я не стал, начальник всё-таки, как-никак.

– Бред! Ведь понятно, что это самый настоящий донос! Написанный этим Костенко лишь с одной единственной целью, занять место самого Розенштайна!– нахмурился я. – Каким надо быть кретином, чтобы посреди торгового зала публично хаять товарища Сталина?

– Успокойся, Саша…– поморщился Василь, откладывая папку себе на стол.– Таких доносов сотни приходят к нам в контору и на каждый сигнал мы обязаны реагировать.

– Реагировать?– вскочил я со своего места.– А хочешь я расскажу, как будет на самом деле? Хочешь? Эту семью арестуют по 58-ой статье, запрячут к нашим костоломам в СИЗО на Холодной горе, которые выбьют из них любые признания, повторяю ЛЮБЫЕ! И окажется, что наш директор универмага злостный враг народа, троцкист, готовивший вместе с женой по ночам в двухкомнатной квартире государственный переворот и тайно перепечатавший тезисы Зиновьева на печатной машинке.

– Это наша работа!

– Наша работа искать преступников, Вася!– заорал я, разойдясь не на шутку.– Преступ-ни-ков!– по слогам повторил я.– А это…

– Чистым хочешь остаться?– спокойно уточнил Конопатов, неожиданно нахмурившись.– В милицию надо было идти служить…А мы работаем! И такие заявления… Может быть, если бы не ответственные граждане, вроде товарища Костенко, контрреволюция нас задушила ещё тогда, в восемнадцатом.

– Ну и сука же ты, Конопатов!– процедил я, отстраняясь подальше от своего нового начальника.

– Будем считать я этого не слышал,– не стал обострять напарник,– дело это я у тебя изымаю, а сегодня даю тебе заслуженный выходной за вчерашнюю операцию. Побудешь дома, наберёшься сил, подумаешь, может быть…О целесообразности с такими убеждениями твоей работы в органах!

– Да пошёл ты!– сплюнул я, быстрым шагом покидая кабинет. Дверь позади меня оглушительно хлопнула, оставив Конопатова в одиночестве. Он несколько секунд смотрел в стену прямо перед собой. На его лице блуждала ленивая, несколько рассеянная улыбка. Казалось, что эта история со мной. Моё искреннее возмущение, не только его не расстроили, но даже сыграли на руку.

Василь полез в ящик стола и достал чистый листок. Быстренько набросал текст кляузы. Первой бумаги в моем личном деле. Аккуратно сложил пополам и спрятал в стол. Потом вызвал дежурный наряд к воротам и отправился на задержание. Настроение у него было приподнятым и благодушным. Он кого-то похлопал по плечу, пошутил с дежурным. Ощущение от новой должности были самые замечательные. Казалось, что все смотрят на него теперь по-другому, все ждут решительных действий. Повязку на руке он снимать не стал. С ней у него создавался образ бывалого вояки, опытного чекиста. Водитель полуторки уважительно покосился на бинты, но ничего не спросил, все и без того знали про вчерашнюю операцию.

– Куда едем, товарищ лейтенант?– уточнил он, когда в кузов уселись четыре солдата из роты охраны, а Василь занял место рядом с шофером.

– Для начала в универмаг «Харьков», потом на…– он быстро заглянул в постановление об аресте. – На Кирова! К ведомственному дому.

Мотор взревел, выбросив из выхлопной трубы облако сизого дыма. Полуторка качнулась на рессорах, мягко трогая с места, а Василь уже смотрел в окно на проплывающий там город, медленно варящийся в летнем мареве Харьков, думая о, том, что жизнь постепенно налаживается. Все концы к Колу обрублены. Никто не подозревает, что банда налётчиков осталась цела и невредима. Деньги повезут по его, Конопатова плану, в котором он будет знать каждую точку, каждый метр маршрута. Именно он подскажет вору, где идеальней будет всего напасть на конвой. Вместе они разыграют беспроигрышную партию, сделав так, чтобы Василь остался вне подозрений. Ему лишние пятна на биографии не нужны, особенно сейчас, когда карьера стала складываться самым наилучшим образом. Начальник оперативного отдела, а там…Чем черт не шутит? Избавиться бы только от этого чистоплюя Клименко…Но он вспыльчив и болтлив не в меру, не умеет свои мысли держат при себе. Каждая его ошибка будет аккуратно записываться и прятаться в ящик стола, чтобы когда масса станет критической…

Его мысли прервал водитель, затормозив рывком у прямоугольного здания ведомственного дома, где проживали партийные бонзы республики, которым советский народ доверил денно и нощно заботится о собственном благополучии.

Красивый уютный дворик, аллея с вековыми липами, несколько лавочек с пенсионерами, игравшими в домино – всё это создавало какую-то уютную атмосферу. При виде черного «воронка» они затихли, выжидательно наблюдая за тем, в какой подъезд направится конвой. Конопатов был уверен, что сейчас у каждого из них гулко бьётся испуганное сердце в груди, потеют ладошки и каждый из этих благообразных старичков мысленно надеется, что это не к нему, а к соседу.

Возле машины выстроились трое автоматчиков. Василь поправил перевязь на руке, важно прищурился, осматривая двор, нарочно держа паузу, теша своё самолюбие, наслаждаясь этой дрожью и ужасом, пронизавшим партийных чиновников в этот выходной собравшихся во дворе, чтобы скоротать день за партейкой другой домино.

Лениво, растягивая время, он отдал им честь, взяв под лакированный козырёк своей форменной фуражки. Двинулся к подъезду, где проживала семья Розенштайнов. Позади, возобновились тихие разговоры, послышался настороженный шепоток, кто-то испуганно охнул, как особо впечатлительная девица. Позади топали двое срочников из роты охраны, взятых скорее для устрашения и солидности. Конопатов был уверен, что Марк не станет оказывать вместе со своей женой сопротивления.

Перепрыгивая через ступеньку, он легко поднялся на нужный этаж и постучал в дверь. Это тоже было неким жестом устрашения, работники органов нарочно в таких случаях стучали, хотя на двери располагался звонок.

– Секундочку!– послышался звонкий женский голос из-за двери. Тонкая филёнчатая дверь почти не скрывала звуков, доносящихся из квартиры.– Марк, открой дверь, будь так любезен. Иначе твои любимые оладушки подгорят и ты останешься без завтрака…

Всё это звучало настолько подомашнему, что позади Василя один из срочников тяжело вздохнул. Василю пришлось обернуться и бросить на нарушителя дисциплины строгий командирский взгляд, напоминающий тому о том, что работников органов госбезопасности не имеет права давать себе слабину и жалеть государственных преступников.

– Сейчас, Розочка! Уже бегу!

Со злостью от этой идеаллической картины Конопатов застучал сильнее и нетерпеливее. Тонкая дверь содрогнулась под его ударами кулака, норовя вывалиться вместе с коробкой.

–Да кто там…Кого с утра пораньше?– ворчал директор магазина, шаркая домашними войлочными тапочками совсем близко. Загремела снимаемая цепочка и щёлкнул замок.

– Простите…– растерянно пробормотал Розенштайн, переводя взгляд с Конопатова на конвой с автоматами, торчащий позади него.

– Гражданин Розенштайн?– уточнил на всякий случай Василь, хотя и без того знал, что это он.

– Товарищи, а что собственно…

– Мы войдём?– не дожидаясь ответа Конопатов оттолкнул грубо полноватого мужчину в в глубь коридора. Марк покачнулся, опрокидывая небольшую тумбу с декоративной дорогой вазой. Ваза разлетелась вдребезги, как ей и положено.

– Товарищи! Я не понимаю…– промямлил Розенштайн, вставая. По его волосатой руке, покрытой черным курчавым волосом чиркнул осколок фарфора. По его запястью теперь текла струйка крови, но страх перед ворвавшимися в его дом людьми был столь велик, что он её не замечал.

– Марк…Доро…– Роза замерла на пороге комнаты, испуганно переводя взгляд с Конопатова на своего мужа.

– Розочка…

– Что вы себе позволяете, товарищи?– вскинулась она, намного быстрее придя в себя, чем супруг.

– Ваш муж обвиняется в антисоветской деятельности и будет задержан,– спокойно сообщил ей Конопатов, напряженно улыбаясь.

– Кто?! Марк? Да он…

– Роза…– голос её мужа дрогнул.– Не надо…

Он попятился назад, схватившись за вдруг заколовшее сердце. Розенштайн побледнел и прислонился к стенке.

– Не надо, гражданка! Ваш муж говорит правильные вещи, хоть и враг народа…– улыбнулся Конопатов, поправляя кобуру с важным видом.

– Он – враг?– Роза бросилась с отчаянным криком в лицо Василю. Ее полные пальцы вдруг мёртвой хваткой уцепились в его волосы и стали тянуть его голову вниз. Она отчаянно кричала, ревела и плакала, слов в этом потоке было не разобрать.

– Розочка…

– Стоять!– один из конвоя шагнул навстречу Марка, щелкая затвором автомата.

– Да пусти ты, глупая баба!– Василь с одной рукой не мог совладать с Розой, а она ослепленная страхом все рвала и рвала его волосы на голове, пыталась выцарапать глаза, но он ловко уклонялся, пряча голову в подбородок. Щеку обожгла царапина от острых длинных ногтей.

– Да успокойте ее, вашу мать!– рявкнул Василь, прижатый к стенке.

Сильный удар приклада в спину опрокинул Розу на него. Она громко ойкнула и подалась вперед, хватая ртом воздух.

– Сука!– свободной рукой Конопатов ударил Розу по лицу. Голова женщины откинулась в сторону, а губа сразу же лопнула. – Тварь!