Одна истинная королева. Книга 2. Созданная из тени

И что ответить?

– Мы оказались правы, – говорю я, не придумав ничего лучше. – Ты из Лиаскай.

С губ твари срывается то ли смешок, то ли вскрик, и мне вдруг становится его жалко. Какая разница, кто это? Тварь совсем одна в чужом мире, который так не похож на ее родной. Она не может вернуться домой.

– Отпусти ее.

Натаниель молча смотрит на меня.

– Отпусти ее! – требую я.

– Ее?

Вздохнув, Натаниель повинуется. Но он начеку и готов в любой миг снова схватить тварь.

Потерев лапами плечи, тварь вытирает нос. Рана у меня на шее горит. Тварь боится. Или бояться надо мне?

– Как ты сюда попала? – допытываюсь я.

Опять этот смешок, от которого сердце сжимается. Что же это за чувство? Высокомерие или изумление, насмешка или сострадание? Не знаю… Кажется, все сразу и ничего одновременно.

– Меня собирались освободить, – хихикает тварь. – Но герой оказался неудачником.

– Ты перенеслась сюда? – Натаниель говорит так, будто речь о преступлении. – Ты междумирец?

– Я не служу кланам.

– Значит, кто-то пытался взять тебя с собой, – предполагаю я.

Тварь кивает:

– Да. И он горько об этом пожалел.

Следующий вопрос дается мне тяжело, но я все же выдавливаю из себя:

– Кто он?

Вдруг тварь как зашипит! Я испуганно отступаю, а Натаниель хватает тварь за горло и снова впечатывает в стену. Она бьет Натаниеля когтями раз, другой – и беспомощно хрипит, когда он хладнокровно сжимает ее горло и душит.

– Ты как? – сиплю я.

С трудом верю, что Натаниель не ранен, но он просто кивает.

– Так кто это был? – повторяет Натаниель мой вопрос, сжимая горло твари.

– Мой слуга. Неудачник, – голос твари напоминает скрежет.

– Он здесь? – спрашиваю я. – Он живет в этом доме?

– То, что от него осталось. Он бесполезен! – презрительно выплевывает тварь в мою сторону.

– Слуга – междумирец, – утвердительно говорю я.

– Уже нет.

Обвожу взглядом сокровища, которые тварь собрала на чердаке.

– У слуги был Церцерис. И теперь он у тебя.

– Барахло! От него никакого толку.

«Нет, – думаю я. – Это тебе от него никакого толку. Потому что ты не междумирец».

– Отдай его нам.

В глазах Натаниеля что-то мелькает. Это надежда! Как здорово видеть ее у Натаниеля.

Тварь хихикает, словно эта просьба лишена смысла.

– А зачем мне вам помогать? От вас-то помощи не будет.

– Но мы можем помочь, – тихо шепчу я.

Не уверена, что тварь услышала мои слова, но она вдруг умолкает и наклоняет голову.

– Или ты хочешь остаться здесь? – спрашиваю я. – В этом доме, среди… барахла?

– Может быть, – отвечает она.

Натаниель еще сильнее сжимает ее горло, но я кладу руку ему на плечо, заставляя ослабить хватку.

Тварь будто не видит Натаниеля. Она смотрит только на меня. Ее заинтересовало мое предложение или она просто хочет обглодать мои кости? Непонятно.

– Я причиню тебе вред, Ваше Величество, – скрипит она, будто прочитав мои мысли.

– Что это значит?

– Я не нужна тебе в королевстве. Будь я там, ты открыла бы на меня охоту.

– Ты забыла, что я здесь, а не там.

Она язвительно смеется:

– А где доказательства, что ты мне поможешь? Королева, будь с тобой междумирец, ты уже перенеслась бы. Или… – В ее глазах вспыхивает понимание. Понимание или безумие. – Междумирец без магии?

Впервые за это время тварь переводит взгляд на Натаниеля. По его лицу невозможно понять, угадала она или нет. Но она права. Натаниель и есть междумирец без магии. Чтобы перенестись из Завременья, ему нужно ночное небо Лиаскай вместе с Кассиопеей, созвездием его клана, или Церцерис, в который вправлены сапфиры Кассиопеи.

– У тебя есть Церцерис, – тихо утверждаю я. – Или это неправда?

– А зачем мне его отдавать?

– Я предлагаю тебе вернуться домой. Этого недостаточно?

В наступившей тишине я отчетливо слышу тяжелое дыхание твари.

– Ваше Величество, – мягко говорит она, – ты никогда не вернешь меня домой. Я представляю для тебя огромную угрозу. Я – твоя смерть, Ваше Величество.

В голове проносятся тысячи мыслей. Неужели я права… Значит, отец попытался перенести из Лиаскай эту тварь. Во время прыжка его расщепило – как и саму тварь. Может, у него была причина перенести ее сюда. Очень серьезная причина, раз отец рискнул всем, даже своей жизнью.

– Что ты? – спрашивает Натаниель. С каждым словом твари его лицо становится все суровее и суровее.

– Кто ты? – поправляю его я.

Тварь снова захихикала.

– Уже никто, Ваше Величество. Хлам. Такой же бесполезный, как человек клана без магии.

Я касаюсь плеча Натаниеля, не дожидаясь, когда он накажет тварь за эти слова.

– Отпусти ее, – прошу я еще раз.

Тварь ощупывает шею:

– Я – твой враг, Королева.

Поборов страх, я подхожу к ней так близко, что чувствую запах пыли. Тварь пахнет не как хищник, и несмотря на ее внешность, от нее не тянет гнилью. Она пахнет, как полузабытые воспоминания, как страницы древних книг…

– Я сама выбираю врагов, – отвечаю я.

– А меня выбирать не нужно. Я приду в твой дворец, Королева, заберу все, что у тебя есть. И это только мой выбор.

Я делаю еще один шаг.

– Тогда буду тебя ждать.

Тут тварь опускает голову, устремляя взгляд в пол, и улыбается. Как она одинока… Абсурд, но мне хочется коснуться руки твари. Я прекрасно понимаю ее тоску по дому. Да, угрозы твари – не пустой звук. Но чувство, связывающее меня с нею, слишком сильно, и неважно, насколько она отвратительна.

– Отдай мне Церцерис, – прошу я. – Обещаю, что найду междумирца, который сможет им воспользоваться.

– Пообещать я тоже могу.

Что это было? Неужели шутка?

– Обещаю, этот междумирец вернет тебя домой. В Лиаскай. Живую и невредимую.

Натаниель прерывисто вздыхает:

– Майлин! Ты даже не знаешь…

– Он прав, – шипит тварь. – Ты даже не знаешь, на что я способна.

– Это твое дело.

– Ты не вернешься сюда.

– Я даю тебе слово.

– Я тебя не знаю. Что значит твое слово?

– Мерзкое отродье! – в гневе кричит Натаниель. – Если ты действительно родом из Лиаскай, то перед тобой – твоя Королева! Ты не веришь слову Королевы?

Тварь не отвечает. Она просто игнорирует Натаниеля, и я не знаю, причиной тому храбрость или ужасная глупость. Взгляд твари направлен только на меня.

– Я вообще не доверяю словам, даже своим собственным. Я отдам тебе Церцерис в обмен на одну услугу.

Глубоко вздыхаю. Адреналин смывает волной облегчения, а раны на шее и руке будто горят огнем. Колени дрожат, и больше всего мне хочется присесть. Но нельзя. Надо продержаться еще немного.

– Чего ты хочешь?

Лихорадочно соображаю, что можно ей предложить. Деньги твари не нужны. Украшения? Все, что у меня есть, – это посеребренные подвески на кожаных шнурках…

– Я хочу знать, что чувствует Королева.

Тварь больше не улыбается. Страдание, которое я почувствовала, теперь написано на ее лице.

Я не могу скрыть, что эти слова меня потрясли. Что чувствует Королева… Откуда мне знать? Я ведь сбежала. И чувствовала себя тогда испуганной, сомневающейся, загнанной в угол. Не рассказывать же твари об этом. Чем же мне заплатить?

– Не знаю, – тихо отвечаю я. Шанс обмануть тварь упущен. – Я чувствую лишь страх и горе. Моя сестра, она была Королевой до меня…

– Твоя сестра была Королевой, – задумчиво повторяет тварь. – Хорошей Королевой?

– Очень хорошей. Народ Лиаскай ее любил.

Я поспешно загоняю все сомнения глубоко на задворки сознания, не позволяя им вырваться наружу. Меня мучают вопросы: как Вики допустила, чтобы людей пытали и казнили? Мыслями обращаюсь к Лиаму – ведь по вине Вики он лишился магии. А Натаниеля она заковала в колдовские цепи…

– Лиаскай скорбит о ней до сих пор, – говорю я вслух.

– Ты хорошо ее помнишь? Как она сидела на троне, как правила народом?

Киваю, отмахнувшись от мучительных воспоминаний. Вики на лошади, Вики с птицами в огромной клетке. Вики в синем платье посреди бального зала, сияющая, будто темное солнце, вокруг которого вращается все остальное. Сердце щемит. Смогу ли я когда-нибудь думать о Вики без этой глухой холодной тоски?..

– Отдай мне ее! – требует тварь.

– Хватит! – не выдерживает Натаниель. Теперь его присутствие заметно, будто он вышел из тени на свет, и тварь больше не сможет его игнорировать. – Предложение нас не интересует…

– Чего именно ты хочешь? – перебиваю я Натаниеля.

Жаль, мне не хотелось обходиться с ним грубо. Но я чувствую его силу. Тварь его боится, хоть и старается это скрыть. Натаниель против сделки, а вот я… я не уверена.

Тварь скребет когтистой ногой по половицам, словно ей стыдно говорить о том, чего она так жаждет.

– Лишь воспоминания. Отдай мне воспоминания о мертвой Королеве и получишь кусочек ночного неба Лиаскай. Крошечный кусок королевства. Ты так далеко от дома…

Я дрожу. Бессмысленно отрицать, Церцерис значит для меня очень много. Это не просто дорога домой и связь с отцом.

– Майлин, – Натаниель очень серьезен. – Это воспоминания о твоей сестре.

– От них одни муки, – бездумно срывается с моих губ.

– Но они бесценны!

Я качаю головой, рассматривая коллекцию твари:

– Это барахло. Дешевые безделушки, за которые отчаянно цепляешься. Нельзя стоять на месте, надо идти вперед. Я должна отпустить эти воспоминания.

– Майлин, прошу, не делай этого. Это безумие, это…

– Как ты говоришь со своей Королевой? – издевается тварь.

Затем она снова переводит взгляд на меня:

– Я хочу только воспоминания. Чувства оставь себе, мне они без надобности. Хочу представить, будто знаю ее. Знаю Королеву.

– Забирай их, – соглашаюсь я, игнорируя возмущенный вскрик Натаниеля. – Забирай воспоминания о Виктории, Королеве Лиаскай. Другие воспоминания о ней и о тех временах, когда она не была Королевой, я оставляю себе.

– А зачем они мне? – просто интересуется тварь.

И быстрее, чем мы с Натаниелем успели бы сжать руку в кулак, тварь проскакивает между нами. Мы оглядываемся, и на мгновение кажется, будто тварь исчезла. Ее невероятная скорость ошеломляет. Все это время она могла сбежать. Кажется, это ловушка…

Что-то летит прямо мне в лицо! Натаниель дергает меня за руку, и рану на плече обжигает такой болью, что я вскрикиваю. На секунду темнеет в глазах. Тяжело рухнув на колени, я роняю телефон. Он падает дисплеем вниз. В свете фонарика сверкают перламутровые осколки. Тварь запустила в меня то ли вазой, то ли кувшином. Но среди осколков лежит он… Церцерис. Слезы застилают взгляд, и стоит мне схватить матово поблескивающий амулет, они неудержимым потоком текут по лицу. Я рыдаю. Не сопротивляюсь, когда Натаниель осторожно меня обнимает.

– Тварь ушла, – шепчет он. – Все в порядке. Ее нет.

Я быстро киваю, стискивая зубы. Все тело напряжено, меня колотит дрожь.

– У нас есть Церцерис.

Догадывается ли Натаниель, что значит для меня этот Церцерис? Наконец, спустя столько месяцев я получила маленький кусочек лиаскайской ночи, без которой, возможно, не смогу больше жить… Но я не чувствую радости. Мне вдруг становится холодно. Стуча зубами, я пытаюсь подняться, но чуть не падаю. Натаниель успевает меня подхватить. Вдруг он замирает. Осторожно ощупав мой бок, он поправляет куртку и смотрит на свои пальцы.

Кровь. Я почти забыла…

– Майлин. – Кажется, будто тварь забрала голос Натаниеля с собой, оставив только шепот.

Бережно развернув меня к себе лицом, Натаниель расстегивает мою куртку, отворачивает воротник и вскрикивает:

– Майлин! Ты спятила?

– Это не я! – выпаливаю я первое, что приходит в голову.

Натаниель держит руку на моем пульсе, ругаясь сквозь зубы. Кого же он костерит – меня или ту тварь? Кажется, он что-то говорит про больницу…

– Больница? – слабо переспрашиваю я. – И как мы объясним это врачам?

Натаниель бормочет что-то подозрительно напоминающее: «да плевать». Осторожно подведя меня к люку, он спрыгивает туда и машет рукой, призывая следовать за ним. Я не хочу показаться слабой – Натаниель слишком часто видел меня такой. Но голова у меня будто ватой набита, в глазах пляшут черные точки… Я неуклюже прыгаю, Натаниель ловит меня на руки, и в этот миг мне не до гордости. Боль пронзает с ног до головы, словно в раны тыкают световыми мечами…

– Проклятье! – сквозь зубы шиплю я. – Отпусти меня.

– Что, прости?

– Отпусти меня, живо, пока я не вырубилась.

Натаниель и не думает меня отпускать, но я дергаюсь так сильно, что у него не остается выбора.

– Отпусти! – упорствую я. – Вот помру, тогда таскай меня сколько душе угодно!

– А до этого недалеко, – хрипит Натаниель. Он все-таки меня опускает, но поддерживает, когда мы спускаемся с лестницы. Без Натаниеля я покатилась бы кубарем вниз и так осталась бы лежать…

Выругавшись, Натаниель наклоняется, и только тогда я замечаю, что снова выронила телефон. Но сейчас мне все равно. Важна лишь круглая плоская реликвия, которую я сжимаю так крепко, будто в ней заключена вся моя жизнь. После падения фонарик в телефоне сломался, и мы покидаем дом через черный вход в полной темноте.

На улице немного светлее, луна просвечивает сквозь пелену свинцовых туч. Мне вдруг кажется, будто кто-то прячется в саду за деревьями. Тварь? Или старуха? Нет, тень больше, шире. Я приподнимаю голову, чтобы рассмотреть ее получше, однако она почему-то поспешно пятится. Моргаю – и тени как не бывало…

Я крепко сжимаю Церцерис. И нет ничего важнее этого кусочка небес.

Глава 7

– Ненавижу больницы! – заявляю я Натаниелю, едва тот переступает порог палаты. – Незачем было тащить меня сюда. И прощать я тебя не собираюсь, даже не проси.

– А знаешь, что я ненавижу?

Пододвинув стул к койке, Натаниель критически разглядывает толстенную повязку у меня на шее. Кажется, будто мне снова восемь лет и я болею свинкой.

– Ненавижу вид крови, – говорит Натаниель.

– Ой! Как назло! – с лающим смешком отвечаю я.

– Да, особенно вид твоей крови. Ты в порядке?

Я киваю. Не считая жуткой усталости, чувствую себя неплохо. Всю ночь не могла заснуть. Сначала болела рана. Потом я задумалась и забыла про боль. Натаниель привез меня в отделение неотложной медицинской помощи. Судя по лицам медсестер, они не купились на нашу историю про то, как я провалилась в люк старого дома под снос и поранилась об острые края сломанных досок. Я уже решила, что Натаниеля упекут за решетку.

– Они не потащили тебя сразу в суд, – устало шучу я.

– Залог прислали из казны королевского двора, – отвечает он.

Я долго и серьезно смотрю на Натаниеля.

– Да перестань, – усмехается он. – По мне же видно, что я и мухи не обижу.

По нему видно, что ночь прошла для него бесследно. Натаниель явно выспался, отдохнул. В своей клетчатой рубашке он похож на простого студента ирландского университета, чья подружка попала в больницу из-за несчастного случая.

– Мать знает, что ты здесь? – спрашивает Натаниель.

Я горько улыбаюсь:

– Нет, мой дорогой голос разума, я ей не сказала. Не хочу, чтобы она переживала.

– Она снова меня возненавидит.

– Да, в яблочко. Она уверена, что на выходные я уехала к тебе. И считает это ужасной затеей.

Тут мы умолкаем. Обсуждать это нам обоим нелегко. Однако нельзя откладывать разговор в долгий ящик: скоро вернутся мои соседки. Между часами посещений и обедом времени мало.

Натаниель нарушает молчание:

– Что будешь делать, Майлин?

Я приподнимаюсь и, не обращая внимания на тянущую боль в ране, засовываю руку под подушку. Тяжесть Церцериса в руке заставляет меня дышать глубже, а прикосновение к гладкому золоту придает смелости. Медленно разжимаю пальцы, позволяя Натаниелю увидеть медальон, один взгляд на который заставляет мое сердце биться подобно триумфальному барабану.

– Руну узнаешь? – шепотом интересуюсь я.

Похоже на Н, только с двумя перекладинами вместо одной. Знак клана. Старый, почти стертый, различить его можно только по грязи, забившейся в гравированные линии. Тот самый знак, который я рисовала в детстве.

– Вот доказательство, которое нам нужно!

– Да, тут выгравирован знак, – серьезно соглашается Натаниель. – Но я не знаю, какому клану он принадлежит. Я не смогу воспользоваться этим Церцерисом.

– Знак этого клана я видела в детстве. Церцерисом владел папа. Медальон отмечен руной моей семьи. Церцерисом воспользуюсь я!

Сначала Натаниель медленно кивает, затем качает головой. Его разрывают сомнения, мне не по себе видеть его таким. Все ведь очевидно!

– Я же переносилась с твоим Церцерисом, – упорствую я.

Мой голос звучит так настойчиво, будто мне очень нужно уговорить Натаниеля. Однако я могу использовать Церцерис без его согласия и вернуться в Лиаскай совсем одна. Но мне хочется, чтобы рядом кто-то был, хоть одна человеческая душа. В очередной раз я причиню боль тем, кого люблю – тем, кто любит меня. Одна я этого не вынесу.

– Судя по всему, я наследница клана междумирцев. И так было всегда! Я помню Церцерис папы с самого детства. Папа показывал мне медальон.

– Он не подозревал, чем это обернется.

– Уверена, папа знал, что я давно не принадлежу этому миру.

Вдруг Вики тоже видела папин Церцерис? Как хотелось бы обсудить это с ней…

– Надеюсь, оно того стоило, – будто прочитав мои мысли, говорит Натаниель.

– Стоило.

Понятия не имею, как себя вести. И совсем не знаю, чем на самом деле заплатила за Церцерис той твари из Лиаскай.

– Вечером меня выпишут, – бодро сообщаю я. – По словам доктора, который меня зашил, даже шрама не останется.

Вздох Натаниеля больше напоминает всхлип:

– Ты ведь понимаешь, что я имел в виду другое.

– Все… странно, – отвечаю я. – Знаю, в Лиаскай мы с Вики много времени проводили вместе. Но воспоминания об этом исчезли. Похоже на сон, который в миг пробуждения ускользает в небытие. Тебе знакомо это чувство? Вот только сон был. Такой отчетливый, словно это не видение, а реальность. Такой яркий, что кажется, словно ты никогда его не забудешь. Но стоит моргнуть или пальцем пошевелить, как все исчезает без следа. Остается лишь смутное ощущение: было что-то особенное.

Поджав губы, Натаниель размышляет над моими словами.

– Ты помнишь дворец? Трон, корону и…

– Я все помню! – перебиваю я. – Только Вики как в тумане.

Натаниель берет меня за руку, точно пытаясь утешить. Но утешение мне не нужно.

– Натаниель, я не верю, что заплатила большую цену. Я отдала то, что делало меня слабой.

– Майлин, – сипит Натаниель.

Он не доверяет твари и к моему плану относится со скепсисом.

– Что?

Натаниель не может ничего мне ответить: страх и беспомощность нам не помогут.

– Ответь, это важно, – прошу я. – Ты останешься со мной или уедешь в Нью-Йорк?

С губ Натаниеля срывается сухой смешок:

– Будто я могу теперь уехать в Нью-Йорк.

– Можешь. Решать тебе. Все эти месяцы ты строил свою жизнь, пока я ныла и зализывала раны.

– Ты горевала.

– Натаниель, я пойму, если ты мне больше не доверяешь – я никогда не заслуживала твоего доверия.

Натаниель тяжело поднимается со стула, будто это нехитрое действие требует от него множества усилий. Он проходится по палате.

– Я отпустил тебя, Майлин. Да, отпустил. Более того, я уверен, что чувства к тебе связаны со мной и моим прошлым, а не с тобой. Или… – на мгновение умолкнув, Натаниель качает головой. – Я точно не знал, но в глубине души давно почувствовал, что ты – как я. Мы оба междумирцы. Следовало бы догадаться об этом еще во время нашего первого прыжка, когда ты вырвалась из моих рук. Ты словно могла перенестись самостоятельно. Мой инстинкт не подвел. Наверное, ты так мне понравилась, потому что мы похожи. Наследник клана очень одинок. А рядом с тобой я не одинок, вот меня и потянуло к тебе.

«Ну, так даже проще», – думаю я. Вслух ничего не говорю, Натаниель пока не готов.

– Сейчас я вижу тебя, Майлин, вижу девушку, которая любит другого. И говорю: я отпустил тебя. А что делаешь ты?

– Что ты имеешь в виду?

– Прошлую ночь. Кем ты была вчера? Когда вела переговоры с ранившей тебя неполноценной тварью из Лиаскай?

Не понимаю, к чему он клонит.

– Я была собой.

– Да. Ты была собой. Но ты была Королевой. Ты всегда Королева, просто за последние месяцы я об этом подзабыл. Девушку из Ирландии, которая смешивает меня с грязью и терпит мое присутствие, лишь когда отчаяние в ней побеждает гордость, – ее я смог отпустить. Но Королеву я никогда не отпущу.

Натаниель преклоняет передо мной колено. С трудом сдерживаю смех – до чего это патетично и напыщенно. Но шутка застревает в горле: правила Завременья на меня не распространяются. И наверное, не распространялись никогда.

– Натаниель, не делай этого. Нашел повод!

Сама не знаю почему, но на глаза наворачиваются слезы.

– Я дал присягу, – отвечает он, не глядя на меня. – Поклялся посвятить жизнь служению Королеве и Лиаскай. О Завременье ничего не говорилось, потому что раньше Королева никогда не бывала здесь, по ту сторону Лиаскай. Теперь времена изменились.

– Я не хочу, чтобы рядом был королевский воин.

– Ты хочешь товарища, я знаю. Поверь, я могу быть и тем и другим.

– Вставай! – Наклонившись, я дергаю Натаниеля за руку, и он неохотно поднимается. – Вот заглянут сюда врачи, что они подумают? Я не прошу вернуться со мной в Лиаскай, поэтому слушай внимательно, Натаниель Бэджет. Я умоляю тебя пойти со мной. Со мной, той самой девушкой из Ирландии: она любит лжеца и смешивает тебя с грязью, она слова тебе не может сказать, тем более приказать. Я заклинаю друга, которого жестоко обидела, которому не доверяла так сильно, как он того заслуживал. Ты пойдешь со мной?

Натаниель глубоко вздыхает:

– Да.

И в этом «да» отзываются сотни мыслей, которые он не произнес вслух.

– Но мне нужно время, чтобы собраться, – просит Натаниель.

Время. Вдох-выдох. Те обрывистые сновидения обрушиваются на меня посреди дня, как колючий снег на бесчувственное тело… Меня топят, с моей жизнью играют – это чувство сильнее якоря реальности, и кажется, что у меня нет времени. Что у Лиама нет времени. Что слишком поздно.

– Сколько времени тебе нужно?

– Две недели.

Два слова – два коротких мощных удара.

– Две… недели? Скажи ты про два дня, я поныла бы и смирилась. Но две недели? Проклятье! Столько времени у нас нет.

– Это время есть у нас обоих, – с нажимом говорит Натаниель. – И мы должны посвятить его тем, кто был с нами здесь. Нашим друзьям, людям, которые нас любят.

Все доводы, которые у меня были, вмиг потеряли свою силу. И Натаниель это знает. На этот раз я не отделаюсь письмом для мамы, полной неопределенностью и слабой надеждой на новую встречу. Я – чудовище, потому что без колебаний снова брошу маму. Но даже чудовище пытается себя оправдать.

– Есть еще кое-что… – шепчу я.

Одно обстоятельство, говорить о нем мне не хочется, но откладывать уже нельзя. Лучше признаться Натаниелю сейчас.

– Не знаю, вдруг та тварь меня обманула?

– Так и есть, обманула, – мрачно подтверждает Натаниель. – Церцерис принадлежал твоему отцу. На медальоне выгравирована руна твоего отца, и я ставлю свой винкулас на то, что сволочь из Лиаскай прекрасно об этом знала. Она не имела права требовать что-то взамен.

– Да я про другое.

– А про что?

Я касаюсь маленького круглого рычажка, открывающего Церцерис. Крышка откидывается, будто только этого и ждала. Я надеюсь, что темнота сыграла со мной злую шутку, что ночное небо чудесным образом окажется неповрежденным… Но, разумеется, мои надежды не оправдываются. Один взгляд, и сердце замирает в груди. В ночной синеве зияет черная трещина.

Подойдя ко мне, Натаниель цедит сквозь зубы:

– Проклятье!

Но в следующий миг на его губах мелькает улыбка.

– Что скажешь? – опасливо интересуюсь я.

– Хорошая новость – звезды целы.

Смотрю на них: пять сине-зеленых сапфиров, образующих букву W. Созвездие Кассиопеи. Трещина пролегла посередине, отделив две звезды слева от трех других. Но все они целы!

– Ничего страшного, что кусочек ночных небес поврежден? – с надеждой спрашиваю я.

– Будет нелегко. Чтобы магия не вышла из-под контроля, нужны созвездие клана и лиаскайская ночь. Я не смог бы перенестись с таким Церцерисом.

Натаниель переводит взгляд на меня, будто увидев что-то завораживающее.

– Но? Не тяни, говори уже!

– Ты сможешь. Ну, я надеюсь, – вздыхает он.

Все мои мысли крутятся вокруг первой фразы. Значит, мне не нужна ночь… Но почему? И тут я догадалась.

– Тварь назвала меня Королевой Ночи.

Почему-то такая формулировка не показалась мне странной.