Легенды, рассказанные в пути

Они шли в одиночку, всегда в одиночку, вы вместе должны составить дао и идти вдвоем. Но так же, как эти герои, весь путь до вершины или по крайней мере до снегов, только один из вас должен смотреть на дорогу и выбирать маршрут. Другой должен идти этот участок с завязанными глазами, полностью доверившись своему другу. Итак, каждый день каждый из вас будет то поводырем, то слепым, идущим за ним. Поводырь будет рассказывать в немногих словах о дороге и предупреждать об опасных местах, но главным его орудием будут руки и веревка, которой вы будете соединены, и большую часть времени он должен молчать и слушать и смотреть за дорогой, тогда как слепец должен петь песни и рассказывать легенды, которые он знает или слышал, и должен при этом перебирать внутри себя, переживать заново прошедшие годы.

В середине дня вы будете меняться ролями. И за те семь-десять дней, что займет у вас путь от моря до вершины, каждый из вас должен пройти и за себя и за своего любимого прожитые порознь годы. И тогда горы и небо, солнце и луна, звезды и ветер, восходы и закаты дадут вам ответы на все ваши вопросы и помогут решить ваши проблемы. Ибо дружба и любовь – это не только влечение, симпатия или страсть, это совместно пережитое, выстраданное и переосмысленное, без которого нет ощущения возраста и смысла жизни.

Меджнун поклонился старухе, протянул ей плату за постой и за вещи, которые она им дала и спросил, что еще она может им сказать и пожелать.

Если ваша любовь действительно чиста и сильна, и вы живыми вернетесь с этой горы, подойдите ко мне и получите мое благословение на дальнейшую жизнь. Потому что каждое благословение, данное достойным людям от чистого сердца, обогащает того, кто его дал не меньше, чем того, кто его получил.

И утром Меджнун и Лейла отправились в горы. Сначала идя с завязанными глазами по бегущей по лесу тропинке, они спотыкались, цеплялись за кустарники, уходили в сторону. Но с каждым днем, с каждым часом они чувствовали себя все увереннее, и когда тропинка побежала вверх по склону, они уже не боялись ни за себя, ни за спутника, потому что хорошо чувствовали друг друга.

Тропинка шла все выше и становилась все уже и опасней. Теперь ночами они грелись, прижавшись друг к другу и накрывшись верблюжьим ковриком, второй они клали под себя. И каждый день, и каждую ночь и во сне, и наяву каждый из них рассказывал другому о чем-то пережитом и слышал и содрогался иногда от ужаса, слушая и чувствуя его рассказ.

Когда они дошли до вечных снегов, и ему, и ей казалось, что каждый день, прожитый раздельно, им уже известен и пережит заново вместе. Но им еще было не понятно, что делать с тяжким грузом этих переживаний.

И на крошечной плоской площадке у вершины, рядом с пирамидкой из камней, в которую были заложены священные амулеты древних героев, они сели спиной к спине, чтобы было теплее, и стали ожидать заката. Когда солнце, осветив алыми всполохами вершины дальних гор, коснулось последним поцелуем их одинокой вершины, на них обрушилась ночь с бездонным небом и бесчисленными звездами, с пронизывающим холодом и воем ветра в ущелье. В этом угрюмом безмолвии их было только двое, две песчинки на дне океана, двое людей, каждый из которых хранил тепло другого и давал ему свое тепло.

Звезды и небо говорили о Вечности и о смерти. О Вечности, по сравнению с которой пробежавшие годы казались даже не мигом, а были просто ничем. О холодном безмолвии, с которым взирают на людишек, копошащихся внизу, эти далекие вечные светила, словно поджидая того момента, когда у них не хватит силы и тепла для дальнейшей борьбы и они останутся холодными, безмолвными и вечными, как те льдины, лежащие на вершинах, в которых отражаются свет солнца, луны и далеких звезд.

Они дождались рассвета, и хотя лучи солнца не могли растопить окружающего снега и льда, они наполнили ликованием их сердца, согрели душу и дали силы. Меджнун и Лейла встали, обняли друг друга на вершине, отбрасывая длинные тени, которые падали куда-то в ущелье, и вознесли общую молитву небу и солнцу, лучи которого дают жизнь всему живому. И окончив эту молитву и проводив глазами облака, убегающие от солнечных лучей за дальние хребты, и посмотрев на лежащие внизу леса, усадьбы и речку, впадающую в бескрайнее море, они двинулись вниз по тропинке, уже не завязывая глаз.

Через несколько дней они спустились в городок и принесли старухе-знахарке взятое у нее снаряжение, несколько пар рогов горных козлов, найденных по дороге, и еще одного козла, убитого метким выстрелом, потому что всем известно, что рога горных козлов, их шкуры и шерсть, а такжее их мясо очень ценятся жителями долины.

Меджнун и Лейла поклонились старухе и сказали:

–Ты помогла нам обрести друг друга заново, а значит, и обрести молодость, потому что теперь, когда наши морщины и седину словно вуаль укрывает опыт прожитых лет, мы видим друг друга молодыми.

И старуха благословила их на долгую совместную жизнь.

– У вас будет двое детей, – сказала она, – и пусть ваши дети с молоком матери впитают не только рассказ об испытаниях, выпавших на вашу долю, но и ощущения тепла, любви и совместно пережитого опыта, которые соединяют ваши жизни отныне. Чтобы этот опыт помог им вырасти свободными и счастливыми, найти свой путь и свою половинку на этом пути.

После этого она проводила их на судно, снабдив гостинцами и вином собственного приготовления.

Умница

В караван-сарае, одном из тех, что приткнулись к наружным стенам великого Багдада, встретились несколько купцов, караваны которых не успели войти в город до наступления ночи.

Попивая чай и закусывая его восточными сладостями, они завели беседу, которая постепенно перешла в жаркий спор о правде и о смысле жизни. Каждый из собеседников, перебивая друг друга, и ссылаясь на Тору, на Коран или на Будду, с пеной у рта доказывал, что только его понимание жизни, Бога и законов заслуживает уважения, а всякий несогласный с этим достоин смерти или, по меньшей мере, сочувствия.

На шум к спорщикам вышел хозяин караван-сарая почтенный Али.

– Многоуважаемые, – сказал он, – от вашего спора даже мои ишаки не могут спокойно жевать свою жвачку. Я думаю, что вам необходим кто-то еще, кто может рассудить ваш спор и спокойно выслушать доводы каждого. Что если этот третий третейский судья не сможет рассудить вас, то он по крайней мере поможет перевести ваш спор в более подобающее русло, тем самым дав покой окружающим и, может быть, дав возможность вам, о мудрейшие, найти истину.

Он обернулся, и из-за его спины на помост чайханы вышла стройная юная девушка в красивой парандже.

– О уважаемые, – сказал Али, – это моя дочь, которая прославилась своей мудростью и не боялась вступать в дискуссию с самыми важными мудрецами нашей медресе (духовной академии ислама). Нет такого спора или такой проблемы, по которой у нее не существует своего мнения, и все окрестные жители, наши соседи, любят обращаться к ней за помощью и советом в запутанных житейских делах. Я надеюсь, что за небольшую плату, около алтына с человека, она могла бы помочь вам решить ваши проблемы. Я надеюсь на вашу снисходительность к юному возрасту моей дочери, но не прошу о снисходительности для ее ума.

После этого он повернулся и вышел, а девушка села на помосте на должном расстоянии от спорящих посетителей и обвела их смеющимися глазами.

– Я, сказала она, – не хотела бы мешать течению спора между мудрейшими. По возрасту мне подобает лишь отвечать на ваши вопросы. Да и скромность, приличествующая девушке, требует от меня того же.

Купцы замолчали. Потом один из них спросил:

– Так ты что, готова отвечать на наши вопросы до утренней стражи за алтын с каждого?

– За три алтына, если вам понравятся мои ответы, – сказала девушка.

– Хорошо, – ответил толстый испанский купец с массивным крестом на шее.

– Скажи, пожалуйста, в чем смысл жизни.

– Смыслом жизни, – ответила девушка, – является сама жизнь и ее продолжение в детях, в семени. Посмотрите вокруг на все живое, все живое от былинки в поле до слонов, обезьян, морских чудовищ и человека воспроизводят самих себя в своем потомстве. И разве не это является само по себе смыслом жизни?

– Хорошо, – раздраженно перебил ее левантийский купец. – Но ты забыла, хотя и живешь в городе правоверных, что смыслом жизни по Корану является послушание и служение. Ибо нет Бога кроме Аллаха и Мухаммеда – пророка его.

– Смыслом жизни, – перебил его испанец, – и ее целью является искупление первоначального греха ради наступления царства Божьего, ради этой великой задачи Бог послал на заклание своего сына, и только в кротости и смирении, в служении ему и в искуплении видит смысл жизни истинно верующий христианин.

– Бог вернется к избранному народу, – перебил его иудей, – и только приход Мессии установит царство Божье на земле. Но для этого все люди, и прежде всего иудеи, должны соблюдать заповеди, записанные в книге.

Девушка чуть-чуть улыбнулась и сказала:

– Каждый их вас минимум два раза в день молится Богу, который всемогущ и всеблагостен. Только купец из Индии еще не сказал своего слова и не объяснил вам, что главным достоинством и долгом человека является смирение и ненасилие и согласие с действительностью. И что только отсутствие желания ведет к нирване. Но если Бог всемогущ, всеблаг и непознаваем, то подумайте, для чего ему нужны ваша покорность и ваши жалкие приношения, и ваши обеты.

– Действительно, – перебил ее купец, – если Бог всемогущ, вездесущ и всеблаг, для чего он создал этот мир и все живое и самого человека?

– Для того, – ответила девочка, – чтобы познать самого себя. Единственный способ познать самого себя – это увидеть свое отражение и результаты своих действий. Только создав этот сложный мир, в котором существует множество своих внутренних законов и множество противоречий, господь мог увидеть разные стороны своего воплощения и оценить результаты своих усилий. Подобно девушке, которая, собираясь на праздник, со всех сторон осматривает себя в зеркале и примеряет то одну, то другую обновку, Бог создал этот мир и выразил разные стороны своей сущности в бесконечном множестве живых и неживых вещей, которые его составляют.

– И все-таки, – сказал левантиец, – ты должна согласиться, что истину о Боге можно найти только в Коране.

– Возьмите два зеркала, – сказала девушка, и с этими словами она сняла занавеску с небольшого зеркальца, висящего на стене и позволяющего хозяину, стоящему за прилавком, видеть входные двери чайханы, и свечку. –А теперь посмотрите на отражение этой свечи и ее пламени в этих зеркалах.

Девушка зажгла свечку. И несколько раз сдвинула ее так, что пламя свечи и его отражение перескочили сначала на входную дверь, потом на лица спорщиков и, наконец, упершись в кривой бок начищенного медного чайника, заплясало тысячами брызг по всей чайхане.

– Разве изображение предмета в одном и том же зеркале не изменяется в зависимости от того, кто и как на него смотрит и от того, где стоит светильник? Все вы признаете единого благого и всемогущего Бога. Но вы ведь только пылинки, частички зеркала, отражающие его свет. И глупо спорить, какое из этих отражений более истинно.

– Господь, – возразил ей иудей, – являлся к Моисею на горе Синай и дал десять заповедей.

– Нет, – возразил испанец, – он воплотился в своем сыне, Христосе.

Девушка жестом остановила готового вступить в спор левантийца.

– Смотрите, – сказала она, – разве я могу вместить внутрь зеркала хотя бы свой мизинец? Как вы можете думать, что всеблагой, вездесущий и всемогущий Бог может поместиться в зеркале, которое он создал. Да и зачем?

Разве девушка, которая собирается на праздник, не осматривает себя со всех сторон в этом бесконечно тонком отполированном кусочке металла? Но ведь она не берет с собой зеркала на праздник и не пытается найти в нем ни своего счастья, ни смысла жизни.

Почему вы думаете, что наш Бог глупее этой девушки?

– И ты все-таки не сказала, кто из нас прав, – вмешался в разговор буддист.

– Что значит, кто прав? – улыбнулась девушка. – Каждый из вас и из нас отражает какую-то часть сущности Бога, и можно ли здесь искать правых?

– Я пришел на эту землю, – сказал буддист, – и получил душу, которую должен вернуть более совершенной, ибо только в этом случае будет катиться вперед колесо бесконечных превращений жизни, и я в следующем моем рождении займу более достойное место.

Девушка задумалась на минуту, а потом сказала:

– Долг каждого живущего на земле – сделать этот мир более уютным для его детей внуков и правнуков. А значит, сделать зеркало более гладким и правдивым и лучше отражающим сущность Бога. И не важно, что будет обещано в качестве награды за этот труд сердца и души, новое рождение или воскресение или вечная жизнь в раю. Все это, все эти блага – всего лишь отражение нашего страха смерти и нашего стремления к Богу, которого каждый видит и понимает в соответствии с его жизненным опытом и качествами его души.

Едино небо и един Бог. И все мы – отражение, только отражение его бесконечной сущности. И каждый из вас наедине с собой должен признаться, что все его сомнения и страхи не обращены к Богу, а обращены прежде всего к самому себе, к исполнению его заветов, суть которых одна по всей земле.

– Ты хочешь сказать, девчонка, что мы не исполняем как должно заветы Аллаха? – возмутился левантиец.

Ты хочешь даром получить свои деньги?

– О, конечно, почтеннейший, ты совершенно безупречен. И то, что кашмирские шали, которые ты собираешься предложить на рынке, изготовленые в ближайшей деревушке, конечно же, не может бросить даже тени подозрений в твоей безупречной честности.

– Что ты понимаешь в кашмирских шалях?

– Мне привезли несколько шалей из Кашмира, и я знаю особенности их ткани, рисунок, характерный для тамошних ткачей и их красок. Они стоят в десять-пятнадцать раз дороже, чем те поделки, которые делаются в окрестностях великого Багдада и окрашиваются красками, сделанными из лука и других растений, в отличие от индиго и бирюзы, которые делаются из горных пород в провинции Кашмир. Я думаю, что я заработала свои три алтына, потому что каждый из вас, почтеннейшие, привез на рынки славного Багдада что-нибудь подобное кашмирской шали. Я уверена, что я без труда сумею найти, что именно. И не стоит объяснять мне, как велики алчность и склонность к мздоимству здешней стражи и рыночных надзирателей, поэтому они без труда объяснят вам, что задержали вас только потому, что свято чтут Аллаха и его пророка Мухаммеда.

– А если мы заплатим тебе по пять алтынов, ты сумеешь закрыть на замок свой прекрасный ротик до нашего отбытия из славного города Багдада?

– Обещаю вам, – сказала девушка. – Я не могу не оценить должным образом вашу скромность и благочестие.

***

Все ожидали возвращения охотников с Великой Зимней Охоты на морского зверя. Добыча этой охоты позволяла людям племени пережить самые тяжелые месяцы долгой северной зимы.

Жена главного охотника стояла впереди других на берегу, всматриваясь в темные черточки далеких людей и саней в белесом мареве поземки. Сани и люди медленно приближались. Передние сани были покрыты шкурами, а на задних громоздились туши убитых животных.

Сердце у многих тревожно сжалось. Шкурами накрывали убитых или раненных на охоте. Все здоровые бежали к селению, и сознание того, что на них смотрят женщины и дети, заставляло их подтянуться, демонстрируя свою силу и стойкость.

Сани подъехали к берегу. Тяжело раненный главный охотник лежал, сомкнув глаза, и не хотел ни говорить, ни видеть никого из окружающих. Четверо молодых охотников перенесли его в ярангу и положили недалеко от масляного светильника, самое теплого и уютного места в яранге.

Жена склонилась над раненым мужем, дала ему напиться, сменила повязку на раненой руке. Олений мох ягеля, положенный на рану, дезинфицирует ее и облегчает заживление, а тепло и покой позволяют забыться и преодолеть боль.

Прошло несколько часов. Охотник не сказал еще ни слова, его лицо окаменело, губы сжались, и сквозь зубы с легким свистом выходил воздух при каждом выдохе.

Подошли дети. Пытались что-то спросить, о чем-то поговорить с отцом и испуганно отшатывались, наткнувшись на невидящий взгляд, глядящий куда-то вдаль сквозь них, и не услышав в ответ на вопросы ни одного слова.

Пришел вызванный женой отец главного охотника. За ним, пригнувшись, вошла в ярангу и мать.

– Люди вернулись с хорошей добычей, – сказал отец. – Мы хорошо перезимуем и встретим солнце, имея достаточно сил и еды для начала весенней охоты. Я думаю, к этому времени раны твои заживут, и ты сможешь принять в ней участие.

– Я больше никогда не смогу принять участие в охоте как главный охотник, – ответил сын и со стоном отвернулся к стенке. – Мои руки никогда не вернут себе прежней силы, и мой удар не будет так силен и точен, как это должно быть у главного охотника.

– Но ты сможешь учить молодых. Ты должен поднять своих детей.

– Я никому и ничего не должен. Я не хочу жить, как старик, который не может поднять оружие и не может возглавить охоту. Я хочу умереть главным охотником, чтобы дети помнили и гордились своим отцом, и я думаю, что это самое правильное.

– Перестань плакать, – обратился он к жене, – а то ты не сумеешь найти себе нового мужчину и тебе будет трудно поднять наших детей.

– Я не понимаю, – ответила женщина, – тебя не первый и не второй раз ранят на охоте. Но сегодня почему-то ты, вместо того чтобы лечиться и выздоравливать, начинаешь рассуждать о смерти.

– Замолчи. Как я могу, несколько лет пробывши главным охотником, вернуться снова к тому времени, когда я загонял скот и добычу для других, когда я был только помощником на охоте и среди последних во время великих праздников и советов вождей.

– Тебя никто и никогда не изгонит ни из круга вождей, ни из места в совете, и ты прекрасно знаешь об этом, – сказал отец. – Раненые не теряют уважение в отличие от трусов.

– Но и не приобретают его, о них не слагают песни и не рассказывают в длинные вечера у костров. И если уж мне суждено умереть в известности, то, может быть, легче и честнее уйти сейчас.

Настала ночь. Всю ночь в яранге слышалось тяжелое дыхание хозяина, возня и повизгивание собак около их корыта за тонкой стенкой. Наутро, подойдя к лежанке мужа, хозяйка испугалась, увидев его враз осунувшееся лицо. Он улыбнулся через силу.

– Потерпи, я скоро уйду.

– Замолчи! – закричала женщина. – Ты не можешь бросить меня с детьми.

– Но я не могу и оставаться главным охотником после этого ранения.

– Какая мне разница! Главное, чтобы ты был жив и приносил свою часть добычи с охоты, чтобы у меня был жив муж, а у детей – отец.

– Глупая женщина. Твой муж не может быть вторым, третьим, десятым. Он может быть либо первым, либо мертвым. И раз мне не суждено быть первым, я должен искать свой путь в страну мертвых.

– Кто тебе сказал, что ты не можешь быть первым?

–Ты что, не понимаешь, что с такими руками нельзя быть первым на охоте?

– Но разве это единственное место для настоящего мужчины?

– Я знаю только его. И могу только это.

– Но, может быть, ты можешь найти что-то другое? Делать оружие, строить лодки, собирать снасти?

– Ты ничего не понимаешь, всему этому надо учиться с раннего детства, а я всегда мечтал быть только великим воином и охотником и не успел, и мечта моя разбилась, как кусочек льда, брошенного на камни. И так же разбилась моя жизнь. И я не вижу дороги.

– Ты ее и не можешь увидеть, уткнувшись носом в грязные шкуры и оплакивая свою конченую жизнь, – тяжело вздохнул отец. – Я тоже был молодым, сильным и здоровыми и сидел первым в ряду вождей у могил Великих Предков. И все кончилось, и я остался жить, и счастлив видеть своих детей и внуков и встречать людей после зимней и весенней охоты.

– Но ты успел прославить свое имя. И песни о твоих делах еще долго будут ходить от селения к селению и после твоего переселения в страну мертвых. А я не успел ничего. Это всего лишь вторая охота после того, как я вышел на тропу великого охотника. И нет передо мной дороги для жизни.

– Дорога есть всегда. Но в сумерках отчаяния и боли ее невозможно увидеть.

– Я не верю тебе. Я не трус, и если бы был хоть один шанс, я бы не плакал, а искал его как самую важную добычу. Я смело гляжу в глаза смерти, которая стоит на моем пути, и нет у меня иной дороги.

– Ты не можешь ее увидеть, потому что ты боишься, боишься взглянуть в лицо своему самолюбию, боишься начинать с самого начала учиться иному искусству, иному ремеслу и пройти путь от ученика до мастера. Боишься жить и боишься не боли, но слабости. Не славы, но бессилия.

– Что же мне делать? Ты такой старый и мудрый, ты можешь научить меня, как и чему учиться? Куда идти?

– Я не могу вместо тебя найти твой путь, твое новое призвание. Никто, ни один шаман, ни одна старая женщина-ведунья, ни все мы вместе взятые не можем ни указать тебе твой путь, ни дать тебе обещания, что ты его пройдешь и достигнешь славы и счастья.

– Так для чего ты пришел меня учить и чего ты от меня хочешь? Умереть я могу и без вас, и это даже легче – идти к предкам, не видя боли в глазах матери.

– Я пришел к тебе сказать, что нет иной мудрости и иного пути, чем встать и идти, и сама дорога выведет тебя на твой путь и к твоему призванию, если только у тебя хватит силы и мужества ползти вперед через боль разочарования и ночи обманутых надежд и растоптанного самолюбия. Встань и иди, если не можешь встать ползи, не позволяя бессилию сковать твои члены. Когда придет твой срок, смерть найдет и заберет тебя повсюду, но пока ты жив ищи… Только под звездами, только в пути можно найти и познать дорогу. И если твой путь стал много труднее, чем раньше, то это испытание, быть может, и послано тебе самой судьбой, чтоб на этом оселке прoверить крепость твоего характера и твердость сердца.

Караван

Караван-сарай «Счастье» располагался в стороне от торговых путей в небольшом оазисе, на расстоянии не менее трех дней пути от моря посреди великой аравийской пустыни. Однажды вечером в двери каравана ввалились обессиленные юноша и девушка. Старый Шамир – почтенный караван-баши – хлопнул в ладоши и громко скомандовал своим домашним:

– Режьте барашков, готовьте праздничный плов, несите фрукты и ставьте настоящий чай. Звезды впервые за много лет послали нам настоящую пару.

Юноша почтительно поклонился Шамиру и спросил:

– Правда ли говорят, что твои советы и несколько дней, проведенных в караван-сарае, способны вернуть людям счастье и направить их на истинный путь.

– Вернуть себе счастье или найти его может только сам человек, если он научится смотреть себе в лицо, слушать Бога и выполнять свое предназначение.

– Почтеннейший, ты можешь помочь мне найти себя, свою судьбу?

– А что ты умеешь, чего ищешь, о чем мечтаешь?

Юноша задумался, отпустил руку девушки и, чуть отодвинувшись от нее, сказал:

– Я умею читать и писать на фарси и хинди, считать и искать дорогу по звездам, ходить под парусом и сражаться копьем и мечом, знаю законы и понимаю толк в камнях. Я придумал инструмент для измерения расстояний и поисков севера в любое время суток. Я мечтаю прославиться, но не хочу стать правителем какой-либо области, как мой отец.

– Почему же ты не остался в доме отца, а пришел в этот жалкий караван-сарай?

– Отца оклеветали и по приказу Шахиншаха казнили, наш дом отобран в казну, все близкие в тюрьме или бежали. Я должен был бежать тоже.

– Ты мечтаешь отомстить? Хочешь восстановить справедливость?

– Нет, это невозможно, я мечтаю найти свою судьбу и славу, построить свой дом и родить сына, которого можно назвать славным именем моего отца.

– А чего хочет твоя половина, девушка, которую ты привел в мой дом?

– Мы встретились в дороге, она согревала мне постель, готовила пищу, пела и танцевала передо мной во время долгого пути. Ее никогда не учили высоким наукам, и только два дня назад она поняла, что следует молчать, когда разговаривают мужчины до тех пор, пока к тебе не обратятся с вопросом.