Восьмая нота

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Греция. Афины. Станция метро «Акро́поль». Наши дни. Будничное утро.

Это утро было похоже на все остальные. Люди, словно муравьи, оживлённо двигались потоками каждый в своём направлении, каждый по своим важным делам. Они были сосредоточены на сегодняшнем дне. У каждого он пройдёт по-разному. У кого-то сегодня важная встреча, и его лицо выдаёт явную озабоченность, кто-то уже опаздывает на работу, и взгляд его полон волнения, кто-то спешит в учебное заведение, и лоб его в напряжении от сознания того, что сегодня предстоит писать тест, к которому, возможно, он недостаточно готов. Среди стольких людей заметна привлекательная молодая женщина, которая идёт немного расслабленно, но её подхватывает динамичный поток только что вышедших пассажиров, и это явно её раздражает. Ей приходится идти гораздо быстрее, чем хотелось бы. По её вечернему платью, полоска которого видна из-под плаща, по слегка небрежно собранным волосам можно сказать, что ночь она провела с мужчиной. Конечно, он предлагал ей остаться, он любит её, а она ещё не уверена. У неё другие планы. Как, впрочем, и на сегодня. Томный взгляд красотки скрывается за длинными ресницами, словно нагота под шёлковой простынью. А вот ещё одна невыспавшаяся женщина. В глазах её какая-то грусть, а может, и разочарование. Она бы с радостью провела ночь с мужчиной, но, увы, ей досталась другая участь. Кто знает? Возможно, она возвращается с ночной смены. А вон там идёт молодой человек в красивой офисной одежде. Он сверкает чисто выбритыми щеками, и от него приятно пахнет парфюмом. Рядом с ним резво шагает ещё один молодой человек с опущенным взглядом и поднятыми плечами, как будто хочет слиться с толпой, раствориться в ней. Он в старых кроссовках и поношенной куртке. Куда же спешит он? Если внимательней присмотреться, то можно заметить, как его быстрые пальцы шарят по чужим карманам и сумкам проходящих. В отличие от остальных, он уже на работе.

Столько разных лиц, столько разных взглядов! Взглядов бодрых, успевших выпить свою дозу кофеина, взглядов сонных, смотрящих растерянно, словно их застали врасплох, взглядов, потухших от разочарования, взглядов, агрессивных от неудовлетворённости. Точно то, что у каждого взгляда есть своя история появления. Но любопытно само появление истории, казалось бы из ниоткуда, по абсолютной случайности. Быть может, это наши желания, как движущая сила, приводят нас к любопытным встречам и событиям? Ведь не зря же говорят, что нет ничего случайного! Но иногда бывает так, что сам человек к этому не готов, не проявляет должного внимания к происходящему, называемого случайностью, таким образом упуская её, и тогда происходящее теряет всю свою важность, а желания остаются желаниями. А иногда человек с жаждой ищет любого случая, которое приблизило бы его к мечте, к заветному желанию, и тогда случайность, приходящая к нему, становится шансом.

В стороне от движущейся толпы, на фоне античных скульптур и мраморных изображений из жизни Древней Греции, заключённых в стеклянные подсвеченные витрины, проходящие по периметру стен станции метро, возле колонны стоит мужчина, ещё не старый, но уже и не молодой. Он играет на ионике знакомые мотивы, которые так любят все местные жители, и тем самым надеется привлечь хоть какое-то внимание и получить милостыню. Его музыка растворяется в шуме прибывающих и уходящих поездов, в звуках многочисленных шагов и в голосах, говорящих по телефону. Несмотря на это, кто-то всё же роняет монету в его перевёрнутую чёрную шляпу. И каждый раз, когда музыкант слышит, как опускается монета, сразу же приободряется и играет с большим вдохновением. Если бы проходящие прислушались, с каким знанием дела он исполняет музыку, то сразу бы поняли, что перед ними – профессионал. У него нет денег, но он слишком благороден, чтобы шарить по карманам. Он музыкант, хотя и бедный. На нём старый, но хорошо пошитый пиджак, джинсы и старые, чистые ботинки. Вьющиеся тёмные с редкой проседью волосы аккуратно причёсаны, хотя ими уж точно с удовольствием занялся парикмахер. Чёрный шарф небрежно, но стильно повис на его шее, оттеняя глубокие серые глаза. Он слегка улыбается и бросает взгляды на проходящих. Его сутулые плечи напряжены, а худощавая нога ритмично отбивает ритм музыки. Длинные подвижные пальцы с уверенностью нажимают на клавиши. Кажется, что он пронизан музыкой и нотами. Даже имя у него музыкальное – Дорэ́мис. Нет, он не вызывает жалости, да и на нищего тоже не похож. Но что он тут делает? С таким талантом и артистической внешностью его легко можно представить на сцене играющим в какой-нибудь группе. Но трудно вообразить, что этот человек в какой-то период своей жизни был миллионером и очень известным музыкантом.

* * *

В небольшой старой квартире раздался звонок мобильного телефона. Долговязый парень поспешно поднял трубку.

– Дорэ́ми, привет! У меня к тебе дело… Тут у нас гастроли на носу с Анной Пападопу́лу, а её клавишник ушёл в другую команду. Ну… ему там пообещали больше платить… – с налёта начал говорить музыкальный руководитель, приятель молодого музыканта.

– Да, Леонид! Привет! – успел вставить Дорэмис.

– Ну, в общем, выручай!

– Но я ведь…

– А! Знаю, знаю! Ты работаешь и не можешь. Понимаю! Но у нас работа постоянно, и платят хорошо!

– Как я уйду? Ведь ты понимаешь…

– Понимаю. Жду тебя в шесть у меня дома. Там всё и обсудим. Давай, до встречи!

Дорэмис положил трубку и сел на неубранную кровать. Он начал нервно притоптывать ногой. «Что же мне делать?» Часы показывали пять дня. Станция метро была в нескольких минутах ходьбы от его дома. До Леонида ему ехать две остановки. Он, как и Дорэмис, жил в центре Афин. Времени для принятия решения было мало. Молодой музыкант играл в муниципальном оркестре, но денег, которые он получал, ему не хватало. Он серьёзно задумывался о том, чтобы стать преподавателем фортепиано, но тогда его творческая натура перестала бы развиваться, а ему так нравилось выступать! Он грезил о концертах на большой сцене, о музыке, которую сам будет писать.

Леонид был старым товарищем Дорэмиса с музыкального училища, с отделения бас-гитары. Всегда юркий и общительный, он выбрал другой путь и работал по ночам в бузуки (греческие ночные заведения с живой музыкой, с множеством певцов, где посетители в основном пьют виски. Открывается такое заведение около одиннадцати вечера и закрывается под утро). Леонид, в отличие от своего товарища, хорошо зарабатывал и был известен в музыкальных ночных кругах. Он не раз предлагал Дорэмису присоединиться, зная его как порядочного человека и приличного музыканта.

Однажды Дорэмис решил пойти в бузуки к своему приятелю и посмотреть, что его ждёт, если он в какой-то момент своей жизни выберет ночную работу. Он был крайне удивлён, когда услышал, как громко там звучала музыка, которая показалась ему примитивной. «Да уж, это тебе не классика!» – думал он, поцеживая виски. Пытаясь высидеть в накуренном, шумном помещении как можно дольше ради своего товарища, он уже не мог слышать грубые голоса певцов, которые пытались перекричать всю банду музыкантов, чтобы быть услышанными. Люди же с удовольствием выходили на сцену танцевать, делая подчас неуклюжие, причудливые движения. Некоторые женщины в разгаре веселья взгромождались в своих вечерних нарядах на столы, роняя стаканы, и танцевали цифтетели, и тогда весь стол ходил ходуном в заданном ритме. Им хлопали и подбадривали всякими выкриками «Давай, красавица! Звезда! Ай да!» – и те старались ещё больше. Яркие круги прожекторов гуляли по всему ресторану, и их свет ободрял и ослеплял веселившуюся публику. По традиции бузуки танцующих на столах осыпали бутонами гвоздик, которые ловко подсовывались на подносах привлекательными, всегда улыбающимися девушками. Каждый такой танец обходился мужской половине компании солидной суммой, выброшенной на ветер в виде оборванных цветов не первой свежести. Это не могло не шокировать утончённого Дорэмиса. Он с выпученными глазами наблюдал за происходящим. Только лишь в конце программы, к пяти утра, вышел один из певцов и начал петь старые греческие песни, которые нравились Дорэмису. Музыка уже не грохотала, прожектора не слепили глаза, и голос исполнителя стал более мелодичным и спокойным. Только это ему и доставило хоть какое-то удовольствие. Он дождался коллегу, они вместе вышли, и Дорэмис наконец-то вдохнул свежий воздух. Леонид стал ему что-то оживлённо рассказывать, но Дорэмис с заложенными ушами его почти не слышал. У него шумело в голове, и страшно хотелось лечь. Просто лечь и закрыть глаза.

– Слушай, Леонид! По-моему, я оглох! – сказал неестественно громко озадаченный Дорэмис, на что его товарищ стал громко хохотать.

– Дружище! Пройдёт! Это с непривычки, – крикнул тот громко и похлопал Дорэмиса по плечу. Потом, посмотрев на перепуганного музыканта, стал смеяться ещё громче. – Я вижу, ты не в восторге! Я подозревал, что тебе не понравится! Бузуки, дружище, или нравится, или не нравится. Точно одно – оно не оставит никого равнодушным! – громко парировал Леонид, обращаясь к своему оглохшему другу.

Молодой пианист стоял в метро и вспоминал этот первый и единственный поход в бузуки. Тогда ему показалось, что он отработал смену на заводе, дыша угарным газом. На следующий день после своего похода в бузуки он проснулся уже за полдень, а потом думал о том, как всё это Леонид выдерживает? Он бы на его месте, наверное, не смог.

Он зашёл в вагон прибывшего поезда, таща за собой поглотившие его мысли. «Хорошо, – рассуждал он, – если я всё-таки соглашусь на предложение Леонида, то моё место будет там, в ночном бузуки с оглушительной музыкой, с веселящимися покрасневшими мордами, играющего примитив всю ночь! Гастроли… Хм! Выступление по бузуки в разных провинциальных городах? Отличные гастроли! – при этих мыслях рот музыканта искривился в ироничную улыбку. – А мне эта их солистка Анна совсем не понравилась ни как певица, ни как женщина. Чего её крутят по радио то и дело? Не понимаю».

Анну молодой музыкант увидел в первый раз тогда, в бузуки. Она была очень яркая. Блондинка с красными губами, которые как-то пошло открывались, крутила бёдрами в такт музыке, посматривая сквозь густо накрашенные ресницы на публику. Было понятно, что певица посетителям явно нравилась. Мужчины смотрели на неё с похотью, а женщины – с восторгом и завистью. Анна была хорошо сложена. Её платье в обтяжку так сверкало, что притягивало взгляды, несмотря на свою вульгарность. Дорэмис, мягко говоря, не любил таких дам. И вот теперь он едет, и вспоминает её, и, по всей видимости, будет с ней работать!

Зная Леонида, Дорэмис чувствовал, что тот способен его уговорить. Да он кого хочешь уговорит! А его-то в его безденежном положении – и подавно! По правде сказать, молодой музыкант где-то в глубине души был даже рад предложению. Его воспоминания о прошлогоднем посещении бузуки, пусть и не очень приятные, успели немного выцвесть и потеряли всю яркость ощущений. К тому же ему, как творческому человеку, хотелось перемен. Пусть даже таких!

Леонид встретил своего товарища с распростёртыми объятиями и, конечно, уговорил его попробовать себя в ночной жизни. Когда закончилась их беседа, приятели решили прогуляться по ночному осеннему городу. Они вышли на центральную улицу самого знаменитого исторического района Афин, который был им знаком с детства. Здесь они выросли, сюда приходили на первые свидания и встречались с друзьями. На чёрном осеннем небе уже появилась луна, казавшаяся бледной на фоне освещённого жёлтым светом Акрополя с его величавыми колоннами древних храмов, стоявших на возвышенности. Казалось, античность молчаливо сопровождала двух музыкантов и слушала их беседу. Они шли по вымытой дождём улице, и мокрые огни редких автомобилей бросали скользящие блики на их возбуждённые лица.

– Дружище! Вот увидишь, всё будет супер! В общем, так: насчёт денег я договорюсь, но сперва ты должен будешь что-нибудь сыграть. Ну… чтобы поняли, на что ты способен. Короче, завтра вечером приходи на репетицию.

– А что им сыграть? – спросил растерянно Дорэмис.

– Ну, что-нибудь современное! Не Листа же! Ха-ха!

– Я не знаю ничего современного. Верней, я не пробовал играть всю эту… ну… хиты сегодняшнего дня.

– М-м-м, да… Давай ты сыграешь какую-нибудь её песню! Ей понравится! – жестикулируя, предложил Леонид. Он щёлкнул пальцами, и его коренастое тело как будто даже выпрямилось и стало выше.

– Да, да! Вот эту вот последнюю её песню! Как её там? В общем, найдёшь в ютьюбе!

– Что?! Это ту песню, которую крутят по радио? Ну не-е-ет! Да там же играть нечего! Три ноты…

– Ну! Так тем более! Три ноты – и учить ничего не надо. Тебе же лучше! – Леонид, смеясь, потрепал плечо своего ошарашенного друга.

– Понятно. Это всё, что от меня требуется?

– Собственно… да… Песня простая, но сыграй её с душой… – Леонид наигранно поднял голову к небу, вытягивая подбородок, и поднял руку, как дирижёр, ладонью вверх.

Дорэмис рассмеялся.

– Ладно, ладно! С душой – так с душой.

На следующий день молодой пианист прибыл на репетицию по назначенному адресу. Он стоял перед непонятным бетонным зданием без окон, обклеенным афишами и покрашенным в чёрный цвет. Вокруг входа, как гирлянды, были вмонтированы лампочки. «Видимо, вечером это всё выглядит намного привлекательней», – сделал заключение Дорэмис и вошёл в бузуки. Зал был заставлен столиками с поднятыми стульями. На полу по всему помещению лежало затоптанное бордовое ковровое покрытие. Уборщица пылесосила, пытаясь вычистить старое тяжёлое сукно. Стены тоже были обиты бордовой тканью, которая пропахла никотином и пылью. По центру в глубине он увидел сцену, на которой сидели музыканты, и Леонид что-то им объяснял, как всегда активно жестикулируя. За одним из столиков перед самой сценой располагались, как он понял, остальные участники музыкальной программы. Все были одеты в удобные вещи, начиная с джинсов и растянутых свитеров и заканчивая трениками и объёмными толстовками. Дорэмис почему-то думал, что увидит более чопорное отношение к внешнему виду, а тут – обычные атрибуты повседневности. В этом странном для Дорэмиса помещении чувствовалась рабочая обстановка. Музыкант подошёл к столику и со всеми поздоровался. Ему приветливо ответили и сразу же усадили за столик. Никто ни о чём его не спрашивал, но несколько любопытных беглых взглядов он всё-таки поймал. Дорэмис заказал кофе и стал украдкой рассматривать незнакомую компанию, сидящую за столом. Там были две привлекательные девушки, по всей видимости певицы, и двое мужчин – солистов программы. Никто не разговаривал, все слушали Леонида. У присутствующих он заметил одну особенность – все они были с тёмными кругами под глазами и уставшими лицами. «Конечно, не спать каждую ночь! Какой уж тут свежак!» – думал молодой музыкант, и ему стало грустно от сознания того, что эта работа оставляет вот такой непривлекательный след. Вдруг Леонид повернулся лицом к столику и увидел его.

– Привет, Дорэми! Поднимайся на сцену! – с улыбкой, но как-то суховато сказал Леонид.

Внезапно послышались быстрые, приглушённые ковровым покрытием шаги. Все обернулись, и готовый выйти на сцену музыкант тоже. Он увидел моложавую женщину со свежим лицом, так выделявшимся на фоне остальных лиц здесь присутствующих. Её светлые волосы были собраны в небрежный хвост, треники обтягивали стройные ноги, а бесформенный тёмный свитер окутывал её тонкий торс. Она выглядела непринуждённо и стильно.

– Всем привет! Угощайтесь! Я тут пирожки принесла! – обаятельно улыбаясь, сказала она и посмотрела с любопытством на Дорэмиса.

– Здравствуйте, я Анна! А вы… – она перевела взгляд на Леонида.

– Это наш новый пианист, Анна. Дорэмис! Я тебе о нём рассказывал, – отозвался тот, спускаясь со сцены и направляясь к тёплой выпечке.

– Дорэмис… – с этими словами молодой музыкант протянул руку Анне, и что-то хрупкое и нежное сжало его кисть.

– Очень приятно, – прозвучал мягкий голос.

Дорэмис смутился. Он не ожидал, что Анна, та раскрашенная и блестящая, как конфета в золотой обёртке, может быть такой… приятной и красивой. В ней не было ни той вульгарности, ни той излишней яркости, как в первый раз, когда он её увидел на сцене. Анна была старше Дорэмиса на семь лет, но выглядела она моложаво, и если бы молодой музыкант узнал её возраст, то с трудом поверил бы, что ей тридцать пять. Анна же своим опытным взглядом сразу поняла, что перед ней очень молодой и стеснительный мужчина. Она не могла не заметить его смущения и скованности от того, что он находился явно не в своём кругу, и это её тронуло.

– Ну что же, ты нам сыграешь что-нибудь, Дорэми? – сказала Анна и подошла к сцене. Музыкант последовал за ней. Он поднялся и подошёл к ионике. Все присутствующие смотрели на него в ожидании услышать его игру. Дорэмис посмотрел на своего приятеля, единственного знакомого ему человека из всей команды, ища поддержки в его взгляде. Леонид подошёл к нему и тихо сказал:

–– Давай, пусть послушают, как ты играешь. Удачи! – и отошёл от него.

Дорэмис робко коснулся клавиш. Проиграв несколько нот, он начал уверенно исполнять песню Анны в импровизации джаза. Певица смотрела на Леонида с недоумением. Что он играет? Это не было похоже ни на одну знакомую ей мелодию, и лишь товарищ Дорэмиса понял, в чём тут дело. Он подошёл к пианисту очень близко и прошептал ему на ухо:

– Я понимаю, что ты хочешь показать свою виртуозность, но не надо… Давай ты спокойно и просто сыграешь песенку.

– А! Понял. С душой? – сказал тихо Дорэмис.

– С душой, – ответил, подмигивая, Леонид и опять отошёл в сторону.

Молодой музыкант бросил взгляд на Анну, которая смотрела на него и терпеливо ждала. Он начал играть, на этот раз слегка импровизируя, что очень украсило простоватую мелодию. Анна поднялась на сцену и начала подпевать тихим голосом. Он заглянул ей в глаза и уже не мог оторваться от них.

– Чудесно! В таком звучании мне моя песня нравится ещё больше! Браво, Дорэми! – воскликнула Анна восхищённым голосом. Музыканты тоже одобрительно покачали головами и стали подходить к Дорэмису, чтобы познакомиться. Леонид стоял, широко улыбаясь, и довольно потирал руки. Через несколько минут репетиция продолжилась, и уже никто не обращал внимания на только что отличившегося молодого музыканта. На сцене репетировала Анна, а Дорэмис сидел за столиком, и его мнение о её вокальных способностях стало меняться. «Ну почему ей так не петь, когда она выступает? Такой красивый, мелодичный голос! А ночью надрывается и чуть ли не хрипит…» – думал Дорэмис, наслаждаясь каждым движением Анны. От прежней «не в его вкусе» артистки не осталось ничего в памяти влюбчивого и романтичного Дорэмиса.

Репетиция закончилась в полночь. Леонид подошёл к Дорэмису и вручил ему пачку партитуры.

– Вот тебе работа на дом. Программу ты уже послушал, а песни скачаешь. Завтра постарайся уже что-нибудь играть.

– Завтра? – удивлённо спросил молодой пианист и посмотрел на стопку бумаг с нотами.

– Да. Репетиции у нас будут каждый день, пока не выедем на первое выступление. Ну ты же знаешь, что репетиции – это долгий процесс, – он посмотрел на уставшего приятеля и добавил: – Завтра я переговорю с Анной и скажу тебе о гонораре.

Леонид усталым шагом пошёл к выходу, а Дорэмис остался стоять на месте. Машины у него не было, и на метро он уже опоздал. Он растерялся: «Как же я доберусь домой? Надо вызвать такси!» Вдруг он услышал голос своего приятеля:

– Дорэми, прости дружище! Я совсем забыл! Идём, подвезу!

Музыкант с облегчением выдохнул.

На следующий день Дорэмис опять был на репетиции. Он проснулся рано утром и успел прослушать и проиграть все песни музыкальной программы. Материал был лёгким, а некоторые песни походили одна на другую. Анна была приятно удивлена, когда увидела, с каким энтузиазмом новый музыкант взялся за дело и участвовал во всех музыкальных композициях.

– Браво, Дорэми! Вот это я понимаю, профессионал! А вот некоторым нужны недели для усвоения материала, – сказала Анна, будто разговаривала сама с собой, не обращаясь ни к кому конкретно. Она просто вспомнила несколько неудачных выборов музыкантов в свою команду. Дорэмис заметил косые взгляды со стороны музыкантов в адрес Анны. Теперь он начал понимать, почему его приятель разговаривал с ним фамильярно во время репетиций. Он не хотел выделять никого, чтобы не разжигать зависть и разные разговоры за его спиной, что кто-то у него любимчик. Многие из группы музыкантов не умели даже ноты читать, да и играть могли примитивные вещи, но не более. Зато у них был музыкальный слух и хорошая память, и это им помогало не сидеть без работы. Конечно, они понимали, что Дорэмис – профессиональный музыкант и выигрывает на их фоне. К тому же он был самый молодой в команде и выделялся, сам того не подозревая.

Однажды после репетиции два приятеля ехали вместе домой.

– Дорэми, должен тебе что-то сказать…

Музыкант вопросительно посмотрел на Леонида.

– В общем, я, как старший по возрасту и по опыту в этой ночной кухне, должен предупредить тебя, что Анна… Будь с ней осторожен.

– Но у меня к ней ничего нет! Она интересная и приятная, вот и всё! – слукавил Дорэмис, но серьёзный тон приятеля его насторожил.

– Ладно, ладно! Что я – не вижу, как вы друг на друга смотрите! Ты ей тоже нравишься, и это есть проблема. Понимаешь?

– Нет…

– Ты в её вкусе. Но! Дружище, я тебя знаю, какой ты ранимый… Я помню ту историю в училище, когда ты страдал из-за одной красотки… Я не хочу сказать ничего плохого! Анна – хороший человек, с ней приятно работать, но что касается амурных дел – чертовка! Один сопляк из-за неё чуть вены не порезал.

Дорэмис слушал приятеля, и ему казалось, что какой-то магнит начал его ещё больше притягивать к Анне. «Чертовка» прозвучало очень интригующе, и вот теперь он был уверен, что между ними точно что-то произойдёт. Дорэмис не был дилетантом в любовных делах и дарил радость женщинам с большим удовольствием. Причём всё это происходило бурно и романтично. Он увлекался, он действительно переживал и страдал, и ему было не важно, что он станет жертвой в финале. Это его не пугало и не ущемляло ни его гордости, ни мужского эгоизма.

Начались гастроли. Постоянные переезды изнуряли Дорэмиса. Он поменял свой режим жизни. Ночная работа давалась ему трудно. После выступления весь музыкальный коллектив обычно шёл в ночные таверны подкрепиться, а он, устроившись в машине Леонида, засыпал. У него шумело в голове, и даже тошнило. На следующий день он просыпался далеко за полдень. Это его страшно злило. Ему казалось, что жизнь его проходит мимо, пока он спит, что теряются дни, что солнце уходит и не светит так ярко, когда он просыпается. Была поздняя осень, и дни действительно становились короче, но музыкант об этом совершенно забыл. Единственным его утешением были деньги, которые он получал, и они были немалые по сравнению с прежними, а единственной его радостью во время работы стала Анна. Когда она выходила на сцену, обязательно подмигивала и улыбалась Дорэмису, и он сразу забывал об усталости и громкой музыке, которая рвала ему барабанные перепонки. Он улыбался ей в ответ и начинал играть вдохновлённо. На сцене всегда было очень жарко от прожекторов и освещения, а ноги гудели, и хотелось присесть. Он смахивал пот со лба и утолял жажду водой, которая всегда стояла возле него. «Ничего, я привыкну! Человек ко всему привыкает», – успокаивал он себя.

Дорэмис имел вид интеллектуала. Он был скромным и вежливым. Можно было подумать, что он беззащитный и мягкий. Отчасти это было так, но он обладал внутренней силой и легко не сдавался ни при каких обстоятельствах, а они у него в жизни были. Вот и сейчас он боролся и не думал делать ни шагу назад.

Однажды музыкальная группа была на гастролях в одном провинциальном греческом городке, как и предполагал Дорэмис, что имеется в виду под словом «гастроли». Уже под утро, после работы, он, как обычно, стоял на улице и ждал Леонида, чтоб тот его подвёз до гостиницы с остановкой в какой-нибудь таверне. К нему подъехала машина Анны.

– Ну что? Садись, подвезу! – сказала она бодро.

– Спасибо, но я договорился с Леонидом, – ответил музыкант растерянно.

– Ничего, я ему позвоню сию же минуту! – не сдавалась Анна. – Да садись же!

Он сел и почему-то засмущался, но виду не показал. Анна внимательно посмотрела на него.

– Всё в порядке? У тебя усталый вид.

– Я просто хочу спать, – вырвалось у Дорэмиса.

– Понятно, едем сразу в гостиницу!

Анна была готова завести мотор, но, увидев приближающуюся машину Леонида, остановилась. Тот заметил своего приятеля сидящим на переднем сидении в машине певицы и недовольно на них посмотрел.

– Леонид! Не ждите меня, я еду в гостиницу, а заодно подвезу и Дорэмиса! – крикнула она ему из окна автомобиля.