Другая жизнь

Даг Хауэр отвлекся, а Камилла опять не сдержала своей улыбки. Сцену отложили на следующий день.

– Я уже порядком устал волноваться, – сообщил всем своим родственникам дедушка Ичи, – вокруг нашей Камиллы теперь вертится так много посторонних людей и мужчин, мы не можем уследить за ними всеми.

– Ну что вы, о чем тут можно волноваться, – сказали дедушке Ичи остальные родственники, – ведь все эти мужчины либо стары, либо глупы, либо уже давным-давно женаты.

19

Еще через пару дней Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер придумали новую сцену с Алексом Мартином и Камиллой.

Алекс Мартин должен был зайти в роскошный особняк и что-то там взять. А потом он должен был выходить из особняка на улицу, встретить на своем пути Камиллу и что-то ей сказать.

Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер едва не передрались, придумывая, что простой садовник мог забыть в роскошном хозяйском доме и что он мог бы сказать главной героине.

– Быть может, он приходил туда за своей кошкой? – предложил Джефф Дармер.

Все посмотрели на него чуть ли не с презрением.

– У этого типа – кошка? – изумленно спросил Джек Марлин.

– Чем вам этот тип не нравится? – спросил Джефф Дармер.

Как будто ему самому этот тип уже очень понравился.

– Нравится он нам или не нравится, это уже не суть важно, – сказал Люк Беррер, – важно то, что у него не может быть никакой кошки.

– Это почему у него не может быть никакой кошки? – обиделся Джефф Дармер.

Как будто этот самый некий Алекс Мартин был ему уже чуть ли не брат родной.

– Не может быть и все, – отрезал Эйб Робинсон, – а почему у него не может быть кошки, это уже необъяснимо.

Все просто сговорились, а потому Джефф Дармер решил не участвовать дальше в разговоре.

Следующим получил от всех Джек Марлин.

– За каким-нибудь своим садовым инструментом пусть зайдет, – сказал Джек Марлин.

– Чего, чего? – воззрились на него все остальные.

– Вы что, плохо слышите? – невозмутимо спросил у всех Джек Марлин.

– Нет, слышим-то мы все достаточно хорошо, – сказали все остальные Джеку Марлину, – а вот ты попробуй-ка объяснить нам, каким это образом обычный садовник мог забыть свой садовый инструмент в роскошном хозяйском особняке?

Джек Марлин пожал плечами.

– Может, он заходил в особняк до этого и забыл там что-нибудь? – предположил Джек Марлин.

– А почему мы не сняли этот уникальный момент, когда наш нерасторопный, неразговорчивый и еще какой-то там садовник, оказывается, уже заходил до этого в хозяйский дом? – поинтересовался Эйб Робинсон.

– Ну не все же мы должны снимать, в самом деле, – сказал Джек Марлин, – многое может остаться и за кадром.

Эйб Робинсон закурил сигарету.

– У нас весь фильм построен на нескольких эфемерных и реальных точках соприкосновения главных героев, – сказал Эйб Робинсон, – и поэтому мы просто не могли бы не снять такой момент, когда главный герой, пусть даже случайно, заходил в дом к главной героине.

– Если вы такие умные, – надулся на всех Джек Марлин, – придумывайте дальше сами.

И все посмотрели на Люка Беррера. Как будто теперь была именно его очередь придумывать то, с чем остальные сегодня будут категорически не согласны.

Люк Беррер крепко задумался. Эйб Робинсон докурил сигарету до конца, когда Люк Беррер придумал очередную несуразность.

– Может, он зашел что-нибудь починить в доме? – осторожно предположил Люк Беррер.

– Садовник?! – закричали все присутствующие на Люка Беррера.

Люк Беррер решил сегодня больше ни с кем и ни о чем вообще не разговаривать.

Остался один Эйб Робинсон, все взгляды обратились к нему.

Но Эйб Робинсон, не будь дурак, и сам все это время тоже лихорадочно соображал, как выпутаться из такого деликатного положения с новой сценой. А потому он уже был вполне подготовлен к тому, что он и сам пока тоже не мог ничего умного и вразумительного предложить.

– Я предлагаю завтра просто начать снимать эту сцену, – сказал всем Эйб Робинсон, – а по ходу действия нам обязательно что-нибудь придет в голову. Ведь так было уже не раз.

И довольный Эйб Робинсон радостно оглядел окружающих. Теперь все крупно обиделись на Эйба Робинсона. Ведь он единственный постарался не выглядеть таким же дураком, какими оказались все остальные.

Так на следующий день снималась третья сцена между Алексом Мартином и Камиллой. Алекса Мартина снимали на пути из гостиной к входной двери особняка.

На выходе из особняка Алекс Мартин должен был столкнуться в дверях с Камиллой. Столкнуться они должны были, разумеется, в пределах дозволенного, недремлющий дедушка Ичи для наблюдения за съемками этой сцены привез двух личных адвокатов.

На съемочной площадке отметили места, где должны были стоять главные герои. Наладили свет, навели кинокамеры. Алекс Мартин и Камилла заняли свои места.

Эйб Робинсон дал команду снимать пробную сцену. Как и что в этой сцене должно было произойти, Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер должны были сообразить в процессе работы.

Алекс Мартин пошел к входной двери. На его пути появилась Камилла.

– Вот сейчас он должен ей что-то сказать, – сказал всем Эйб Робинсон.

– Может, пусть просто возьмет свой топор и уйдет? – предложил Люк Беррер.

– Какой топор? – спросили его Эйб Робинсон и Джефф Дармер.

– Ну мотыгу какую-нибудь свою пусть берет и уходит, – сказал Люк Беррер.

– Ты совсем с ума сошел? – в сердцах спросил его Эйб Робинсон.

Люк Беррер замолчал.

– Тогда пусть они просто посмотрят друг на друга достаточно долгим и томным взглядом, – предложил Джек Марлин.

Эйб Робинсон отрицательно покрутил головой.

– Нет, – сказал Эйб Робинсон, – он должен обязательно ей что-нибудь сказать.

Алекс Мартин и Камилла неподвижно стояли каждый на своем месте и терпеливо ждали дальнейших указаний.

Тогда Джефф Дармер посмотрел на Алекса Мартина и предложил ему:

– Скажи ей что-нибудь.

И вся съемочная группа стала смотреть на Алекса Мартина. Алекс Мартин стоял молча, как пень.

Нависла гнетущая пауза. Все поняли, что у несчастного Алекса Мартина пересохло в горле, но он так и не мог придумать, что такого необычного его герой мог бы сказать главной героине.

Всем остальным людям было просто и хорошо, никто из них не стоял на месте главного героя и не должен был тут что-то эдакое придумывать. Придумывать то, что даже сами режиссеры картины не могли придумать.

Главная героиня тоже несколько расслабилась.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – тихим грудным голосом сказала Камилла Алексу Мартину.

Все одобрительно посмотрели на Камиллу. А потом опять выжидающе воззрились на Алекса Мартина.

И тут произошло нечто невероятное. Он стоял в полушаге от Камиллы, ближе, чем она, к нему была входная дверь. Алекс Мартин поднял руку и повел пальцем по ребру открытой входной двери.

Это было невероятно. Он вел пальцем по прямой входной двери, но всем казалось, что он дотронулся до самой Камиллы.

Медленно, медленно и удивительно нежно все ниже и ниже опускалась рука Алекса Мартина. Полтора десятка родственников Камиллы, Роландо, Цезаро, дедушка Ичи и два его матерых адвоката напрягли свои спины, и на лбу их выступил холодный пот: о таком полном беспределе во время съемок они никак не договаривались.

Но и сама Камилла тоже стояла ни жива ни мертва. Алекс Мартин пристально и твердо смотрел ей прямо в глаза, и от этого взгляда было просто некуда деться.

В огромной гостиной шикарного особняка наступила катастрофическая тишина. Никто не мог толком ни понять то, что здесь происходит, ни предположить, что будет дальше.

И тогда-то Алекс Мартин и сказал эти свои слова. Вся съемочная группа сочла их удивительно не подходящими ни ко времени, ни к фильму, ни к данной ситуации в целом.

Но я запомню эти слова его на всю жизнь. Вот эти слова:

– Это просто непостижимо: быть тебе такой молодой и красивой, когда я так стар и немощен теперь.

Это-то и сказал какой-то не очень умный Алекс Мартин нашей умопомрачительной главной героине.

Съемочная группа онемела. На лбу у главной героини выступили еле заметные капельки холодного пота.

Но если бы хоть кто-нибудь и когда-нибудь сказал мне такие слова, я бы считала, что и в моей жизни тоже было счастье.

– Я считаю, что мы не должны включать эту фразу в наш фильм! – вскричал Джефф Дармер, резко вскочив со своего большого кресла и вылив кофе на белоснежную рубашку.

Весь настрой обстановки был сбит. Все пришли в себя, как после гипноза. Главная героиня еле заметно дотронулась тонкими пальцами до своего холодного лба. Алекс Мартин устало посмотрел на всех присутствующих и молча вышел в сад.

Люк Беррер выключил кинокамеру. Все стали уничтожающе смотреть на Джеффа Дармера.

Джефф Дармер стал чувствовать себя немного виноватым.

– Он не должен был ей этого говорить, ведь он еще никакой не старый, – стал объяснять всем Джефф Дармер.

Никто не желал с ним разговаривать.

– Ну хорошо, – согласился Джефф Дармер, – мы вставим эту фразу в конце фильма, когда они будут расставаться…

– Они не будут расставаться! – заорал на Джеффа Дармера Эйб Робинсон. – Они никогда не расстанутся!

Где-то далеко в зрительских рядах послышался грохот упавшего человеческого тела. Все подумали, что это упал в обморок уморивший себя своими же проблемами дедушка Ичи.

Но это упала в обморок такая крепкая и невозмутимая жена белокурого Алекса Мартина, толстая Дора Мартин.

20

Молодому и прыткому жениху Камиллы Артуро все надоело. Ему надоело томительное ожидание, некоторая неопределенность и его непрочное положение в сердце невесты.

Почти все родственники Камиллы жили в одном большом многоэтажном доме. В этом доме жил дедушка Ичи, Камилла, ее родители, бесконечные тети и дяди, дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки, многочисленные горячие двоюродные братья и молодой жених Артуро.

Это был самый обыкновенный дом, он практически никак не выделялся на фоне окружающих домов. Отличался этот дом от остальных домов тем, что в нем жили люди с одной очень древней и старинной фамилией, которой было лет пятьсот, не меньше.

Камилла жила сама, ее родители сделали ей такую поблажку: их дочь должна была привыкать к самостоятельности. Хотя о какой самостоятельности могла идти речь, когда квартира Камиллы была со всех сторон надежно окружена цепким кольцом квартир ее драгоценных родственников, а ее балкон плотно окружен их балконами?

Квартира жениха Артуро находилась рядом с квартирой Камиллы, стена к стене: жених должен был быть поближе к невесте. А дедушка Ичи жил этажом ниже, так как он был главным дедушкой в этом роду, он должен был слышать, что где творилось, и все знать.

И в один прекрасный день Артуро надоело ждать. И он пригласил специалистов, каменщиков и строителей, и они разобрали стену между квартирой Артуро и квартирой Камиллы и сделали между их квартирами красивую большую дверь.

Уставшая Камилла приехала после съемок домой, открыла входную дверь и вошла в свою квартиру. И онемела.

В ее кресле около маленького столика сидел Артуро. Он непринужденно закинул ногу на ногу, дымил на всю комнату сигаретой и стряхивал пепел в пустую вазу из-под фруктов.

– Привет! – весело сказал Артуро остолбеневшей Камилле.

– Привет, – вежливо сказала Камилла и огляделась.

Может быть, она забыла где-нибудь запасной ключ от квартиры?

И Камилла увидела в одной из стен своей квартиры дверь, которой там раньше не было. Камилла подошла к двери, открыла ее и тут же увидела квартиру своего жениха Артуро во всей ее красе.

– Неплохо я придумал? – поинтересовался Артуро.

Камилла постаралась никак не выражать своих чувств.

– Неплохо, – сказала Камилла, – а главное – зачем?

– Через месяц у нас свадьба, – напомнил Артуро.

– Я знаю, – сказала Камилла.

Камилла положила сумку на столик и села в кресло, вытянув уставшие за день ноги.

– Ничего ведь такого необычного и ужасного в том нет, что я разобрал стену между моей квартирой и квартирой моей невесты? – сказал Артуро.

– Ничего такого необычного и ужасного в этом нет, – согласилась Камилла, – необычность ситуации только в том, что ты немного поспешил.

– Наша свадьба – вопрос решенный, – напомнил Артуро.

– Я знаю, – сказала Камилла.

Артуро затушил сигарету о вазу из-под фруктов, а потом поднялся и стал вышагивать по комнате перед Камиллой, незаметно разминая ноги. Он уже порядком насиделся в этом кресле, поджидая невесту с таким своим сюрпризом.

– Я тебя целыми днями не вижу, – стал рассказывать Артуро, – я целыми днями работаю, а ты пропадаешь на этих дурацких съемках.

О том, что ее драгоценный Артуро целыми днями где-то напряженно работает, Камилла слушала с большим интересом.

– Я скучаю по тебе, – сказал Артуро, – я – твой жених, – напомнил он лишний раз.

Камилла улыбнулась.

– Я хочу ложиться спать по вечерам, пожелав тебе спокойной ночи, – с чувством говорил Артуро, – а по утрам я хочу желать тебе доброго утра.

– Ты мог прекрасно, как и раньше, говорить мне все это через входную дверь, – сказала Камилла, – или по телефону.

– Но я больше не хочу все делать так, как раньше. Мы с тобой уже совершенно взрослые люди, и мы теперь должны все делать совершенно по-другому.

– Что же мы должны теперь делать по-другому? – поинтересовалась Камилла.

– Ты уже выросла. Я думаю, мне не нужно тебе объяснять то, что именно мы должны с тобой теперь делать по-другому.

Камилла взяла себя в руки.

– И все же, – сказала Камилла, – мне хотелось бы это услышать.

Артуро сел перед Камиллой, наклонился к ней поближе и постарался вложить в свой голос как можно больше силы и загадочности.

– Я думаю, что теперь у нас должна быть какая-нибудь тайна, – сказал Артуро, – о которой никто не должен знать.

Этажом ниже дедушка Ичи выключил все свои телевизоры и напрягся: наверху была какая-то подозрительная тишина. Правда, дедушка Ичи и так не услышал бы то, что ему было нужно, слишком уж крепкие и звуконепроницаемые стены и потолки сейчас строят в этих многоэтажных домах.

Но чуткий дедушка Ичи все равно остро чувствовал, что наверху было что-то не так.

– И что же это у нас будет за тайна такая? – спросила Камилла.

Артуро выпрямился.

– А нашей тайной будет эта наша дверь, – с чувством сказал Артуро.

Он указал в сторону новой, только сегодня встроенной двери.

– Чем же нам поможет эта наша дверь? – поинтересовалась Камилла.

Артуро опять наклонился к Камилле.

– Теперь мы с тобой будем гораздо ближе, – тихо сказал Артуро.

Этажом ниже дедушка Ичи с большим стетоскопом в руках влезал на всевозможные тумбы и шкафы и выискивал наиболее чувствительные и звукопроницаемые места на своем крепком потолке. Что-то творилось наверху, в квартире у его ненаглядной внучки Камиллы, а он ничего не знал.

А в квартире наверху достойная внучка дедушки Ичи Камилла сказала своему названому жениху Артуро, что на сегодня, пожалуй, хватит тайн, она очень устала и хочет спать.

– Но, я надеюсь, – снисходительно поинтересовался Артуро, – я тебя не сильно напугал?

– О нет, – с улыбкой сказала Камилла, – я же прекрасно понимаю, что у нас с тобой должна быть хоть какая-то тайна.

– И я даю тебе время на осмысление этой нашей тайны, – сказал Артуро, – а завтра мы продолжим с тобой этот разговор.

– О да, – сказала Камилла, – завтра мы с тобой, конечно, продолжим этот разговор.

И Артуро нежно пожелал дорогой невесте спокойной ночи и вежливо удалился в свою квартиру. Он был ответственен за свою невесту, она должна была осмыслить их новую тайну, он не мог ее сразу так пугать.

Дедушка Ичи, вывернув голову на своем балконе, увидел, что в квартирах наверху погас свет, а это значило, что все живущие над дедушкой Ичи спокойно легли спать и больше ничего такого необычного там происходить уже не будет. И дедушка Ичи теперь тоже мог спокойно лечь спать.

И никто из любопытных родственников Камиллы так и не увидел, что через неопределенное время в квартире Камиллы вновь зажегся свет. И Камилла нашла в телефонных справочниках адреса и телефоны некоторых строительных фирм, и одна из таких фирм за удвоенную цену согласилась прислать к Камилле на дом своих работников прямо сейчас.

И эти работники глубокой ночью тихо разобрали новую дверь между квартирой Камиллы и квартирой ее самоуверенного жениха Артуро. А образовавшийся проход в стене между квартирами они заложили обыкновенным кирпичом.

Проснувшийся утром в прекрасном настроении Артуро заботливо сварил на двоих крепкий кофе и, напевая самому себе какую-то бойкую жизнеутверждающую песенку, двинулся к своей невесте. Ведь он должен был поскорее увидеть свою прекрасную невесту во всей ее утренней красе и трепетно пожелать ей доброго утра.

Жестоко обиделся гордый Артуро, увидев прямо перед своим важным и самоуверенным носом проход, наспех заложенный крепким кирпичом, со следами и разводами уже надежно высохшего цемента.

21

На следующий день снималась последняя сцена между Дагом Хауэром и Камиллой. Хотя на киностудии братьев Тернеров никто не был на сто процентов уверен в том, что эта сцена будет последней.

И на этот случай с Дагом Хауэром была заключена дополнительная договоренность, что если на киностудии братьев Тернеров еще что-нибудь придумают, то о новых съемках с ним будет обговорено позже.

Знаменитый Даг Хауэр вошел в положение знаменитой киностудии братьев Тернеров. На этой киностудии все было несколько иначе, и он уже немного к этому привык.

Я тоже уже привыкла, что знаменитый на весь мир Даг Хауэр был в это лето так близко от меня. Всего на расстоянии нескольких шагов.

Сцену снимали возле бассейна. Камилла со своим дедушкой по фильму должна была завтракать на улице за легким столиком у полупрозрачного навеса и вести с ним невесомый философский разговор.

– Завтра этот день уже перейдет в разряд воспоминаний, – говорил по тексту Даг Хауэр Камилле, – и от него останется только лишь эта пустая чашка из-под кофе. Только лишь эта чашка перейдет в завтрашний день именно такой, какая она есть сейчас. А мы, а мы завтра будем уже совсем другие.

Камилла по тексту улыбнулась.

– Не бойся взрослого мира, ступай в него, ничего не страшась, – сказал по тексту Даг Хауэр. – Ведь взрослые – это разочаровавшиеся в жизни дети, а дети – это взрослые, которые думают, что у них еще все впереди.

И Даг Хауэр откинулся на спинку стула и умопомрачительно затянулся сигаретой. Присутствующие на съемках зрители еле побороли здоровое желание ему поаплодировать.

– Я видел, как ты пару раз взглянула на нашего садовника, – сказал по тексту Даг Хауэр.

Камилла по тексту сильно вздрогнула.

– Человек, как минимум, должен быть тебе хоть сколько-нибудь интересен внутренне, одних только взглядов для счастья мало, – сказал Даг Хауэр не по тексту. – Быть может, в душе ты не совсем согласна выходить замуж за своего жениха прямо сейчас, тебе нужно время осмыслить то, что происходит с тобой?

Камилла вздрогнула не по тексту.

– Что он такое там говорит? – тихо спросил Джек Марлин Джеффа Дармера.

Зрители, наблюдавшие за этой сценой, раскрыли рты.

– Понятия не имею, о чем идет речь, – сказал Джефф Дармер Джеку Марлину, – может быть, он получил с утра пораньше новые указания от Эйба Робинсона?

И они посмотрели в сторону Эйба Робинсона. Но тот и сам стоял, раскрыв рот.

Камилла не знала, что ей делать, таких слов в тексте не было, но Эйб Робинсон старался не останавливать подобные сцены. Он давал своим актерам полную свободу говорить все, что приходит им на ум в процессе съемок, а уже во время монтажа усиленно соображал, что ему делать со всем этим материалом.

Камилла придумала: промолчать. На это Даг Хауэр улыбнулся ей своей умопомрачительной улыбкой и подмигнул.

– Твое предназначение – быть такой, какая ты есть, – сказал Даг Хауэр Камилле не по тексту, – всегда поступай по велению своего сердца. Только так ты сможешь не проиграть и саму себя, и свое счастье, и свое солнце, и свою жизнь.

Камилла откинулась на спинку стула и надела темные очки. Сцену сняли, Эйб Робинсон остался доволен непредвиденными отклонениями от сценария. Он и сам всегда любил делать и говорить не то, что полагалось, и любил, когда это делали другие люди.

22

Было через день и еще одно отклонение от нормы. Алекс Мартин и Камилла случайно столкнулись друг с другом во время перерыва. Все родственники Камиллы, один за другим, едва не попадали в обморок от ужаса и от такого произвола.

Дедушка Ичи вскочил со своего места и грозно засверкал очами. Роландо и Цезаро тоже вскочили со своих мест и тоже грозно засверкали очами. Если бы здесь еще был и жених Артуро, он бы тоже с большим удовольствием и вскочил, и засверкал, но его, к счастью, здесь не было.

А Алекс Мартин и Камилла столкнулись совсем нечаянно. Просто они, как обычно, совершенно не смотрели в сторону друг друга, каждый шел по своим делам. И совершенно случайно каждый из них вдруг появился на дороге другого.

И оба они остались совершенно недовольными этим непредвиденным столкновением. Это было видно и всей съемочной группе, и всему техническому персоналу.

И Камилла что-то сказала Алексу Мартину на каком-то непонятном языке. И Алекс Мартин тоже сказал что-то Камилле на каком-то непонятном языке. После чего они оба спокойно разошлись в разные стороны.

Дедушка Ичи стал злобно смотреть на Эйба Робинсона и Джеффа Дармера.

– Ну уж извините, – вежливо раскланялись перед дедушкой Ичи Эйб Робинсон и Джефф Дармер, – все это произошло не на съемочной площадке, а потому лично мы не должны нести за случившееся никакой ответственности.

Тогда дедушка Ичи стал гневно смотреть на Роландо и Цезаро.

– Меня два инфаркта хватят, – сообщил всем окружающим дедушка Ичи, – пока они снимут этот свой ужасный фильм.

– Ну что вы, – успокоили дедушку Ичи окружающие, – вам, в вашем солидном возрасте, и одного инфаркта будет вполне достаточно.

Когда же дедушку Ичи немного успокоили, все стали спрашивать друг друга о том, что же сказали друг другу Алекс Мартин и Камилла.

– Даже не пытайтесь угадать, – сказал всем дедушка Ичи.

– Это почему же? – удивились окружающие.

– Потому что они говорили на ноуатле, – сказал дедушка Ичи.

– А что это такое – ноуатль? – сказали окружающие.

– Ноуатль, – сказал дедушка Ичи, – это классический ацтекский язык.

– Да ну, – сказали окружающие, – что, и Алекс Мартин тоже сейчас говорил на этом самом ноуатле?

– Да, – сказал дедушка Ичи, – он тоже говорил на ноуатле.

– И что же они друг другу сказали?

– Ничего особенного, – сказал дедушка Ичи, – она назвала его камнем, а он ее – курицей.

– Да что вы говорите! – удивились окружающие.

Но больше всех были потрясены Эйб Робинсон и Джефф Дармер.

– Он что, сегодня ночью был в библиотеке? – спросил Эйб Робинсон у Джеффа Дармера.

– Ну мы же с тобой обещали друг другу, что сделаем из него человека, – сказал Джефф Дармер Эйбу Робинсону.

А Алекс Мартин действительно сильно изменился, Дора Мартин это ясно видела. Он приезжал со съемок серьезный, отдаленный, уставший и задумчивый.

Дора Мартин подавала ему горячий ужин к телевизору и сама открывала несколько банок пива. Но Алекс Мартин, бывало, порой так увлекался либо какой-нибудь политической телепередачей либо серьезным художественным фильмом, что даже о любимом пиве напрочь забывал.

Дора Мартин теперь ходила по дому, поджав губы, наблюдала за мужем из каждого угла и беспрерывно жаловалась кому-нибудь по телефону.

– Раньше ему было на все наплевать, – говорила Дора Мартин в телефонную трубку, – а теперь он о чем-то постоянно размышляет. Нет, – сердилась Дора Мартин на кого-то, – это твой муж пусть постоянно о чем-то размышляет, а мой мне нужен именно таким, каким он был всегда до этого: пустым, немногословным, незаинтересованным и неинтересным.

Словом, у Алекса Мартина, казалось, теперь появилась своя внутренняя жизнь. И это было заметно и удивительно всем, кто знал его раньше.

Это было удивительно и его родителям, и родителям его толстой жены Доры Мартин. Это было удивительно и его немногочисленным приятелям, с которыми он, бывало, пропускал по вечерам несколько глотков чего-нибудь покрепче в ближайшем баре.

Это было удивительно и толстому директору фирмы по перевозке мебели в пределах города, который пару раз тоже появился на киностудии для разрешения некоторых вопросов насчет рекламы своей фирмы.

– Бог мой, это и есть мой работник Алекс Мартин? – удивился толстый директор.