Если я исчезну

– Ничего?

– Она не смогла их описать, потому что их лица и руки были закрыты. – Это и удобно и невероятно одновременно. – Полиция сказала, что они ничего не могут сделать.

– Как они могли не сделать ничего? – Да, все мы знаем об ошибках полиции, о сокрытиях и сговорах, но чтобы не делать вообще ничего?

– Они сказали ей, чтобы она смирилась с этим, – выплевывает твоя мать в ответ. – Вот какая здесь полиция. Им все равно. Им нет до нас дела.

Она крепче сжимает чашку в руке.

– Это произошло. Но моя дочь сильная. Она не собиралась позволять им выгнать ее с родной земли, из своего дома, поэтому она осталась. Она отказалась носить оружие, хотя мы с Эмметтом умоляли ее. Она была такой храброй. Но они возвращались снова и снова. Они нападали на нее у ручья. Они следили за ней, когда она куда-то ездила. Прижимали ее к обочине. Она пыталась быть сильной, но их нападки не прекращались.

– Но кто они такие? – перебиваю я в замешательстве. Ощущение такое, будто твоя мать взяла твой рассказ и вывернула его наизнанку, чего я совсем не ожидала. Или, возможно, не хотела ожидать. Безликая банда? Это как-то слишком. Как-то очень уж ненатурально. Ты говорила мне, что есть цепочка: сначала муж, потом семья, потом любовник. Это главные подозреваемые. А не безликие банды в глуши, не незнакомцы без мотива. – Я не понимаю. Она должна была их знать. С чего бы им нападать именно на нее?

– Я же сказала: мы им не нравимся. Люди в городе не хотят, чтобы мы здесь жили. Никогда не хотели.

– Но почему? Почему именно она? Кто эти люди?

Она качает головой:

– Мы не знаем.

Я сжимаю ноющие руки в кулаки.

– Но это ведь маленький город. Что насчет грузовика? Она должна была узнать его. – Мне трудно поверить, что ты не заметила бы деталей, что тебя бы терроризировали и запугивали, а ты бы не знала кто. Ты – большая специалистка по преступлениям. Ты бы вывела их на чистую воду.

– Она не знала, – шипит твоя мать. Мои вопросы ее раздражают. А я не хочу обвинять жертву, мне просто нужны ответы. Просто нужно понять, как все это могло произойти, а ты мне никогда и словом об этом не обмолвилась.

– Что было дальше? – Я хватаю свою чашку, и ее тепло обжигает мне ладони.

– Они убили ее.

Меня как обухом по голове ударили. Как будто облили ледяной водой. Будто окунули в реку Кламат.

– Тело нашли? – Мой вопрос звучит настолько бесстрастно, что встряхивает нас обеих. Но этот вопрос из тех, которые нужно задать.

Твоя мать держит удар и берет себя в руки, прежде чем сказать:

– Мне не нужно видеть тело, чтобы знать, что моя дочь мертва.

Какое облегчение! Тела нет. А если нет тела, то нет и преступления. Пока нет. Есть шанс, что ты еще жива.

– Вы… вы искали ее тело?

– Где? – спрашивает она, будто за этим домом, за пределами ранчо, ничего нет. У нее нет доверия ко всему, что находится вне ее земли. Здесь мы живы. Но кроме нас, ничего живого нет.

– Везде. Где угодно. Вы должны искать. Каждый должен. Если вы действительно верите, что ее убили, к делу должна быть привлечена полиция.

– Они мне не верят. – Она скрещивает руки, поднимает подбородок и качает головой. – Но мать сердцем чувствует, если с ребенком что-то случилось. Мать знает своего ребенка так, как Бог знает всех нас. – От того, как она говорит «Бог», у меня мурашки по коже. – Здесь небезопасно. – Ее глаза тускнеют, а подбородок опускается. – Вот почему никогда не следует спускаться к ручью одной. Вот почему тебе не следует делать покупки в местных магазинах или ездить в город. Они могут быть где угодно. – Чутье подсказывает мне, что «они» – это идея, которую она придумала, чтобы контролировать меня. Способ удержать меня здесь, в пределах ранчо. Так она поступила с тобой, заставив тебя думать, что ты никогда не сможешь уехать. Она знает, что мысли здесь заразны, и хочет, чтобы я подхватила этот вирус. – На ранчо ты в безопасности, а за его пределами – нет. Ты меня понимаешь?

Я киваю:

– Мне так жаль… Поверить в это не могу. – Она откидывается на спинку стула, и я подвигаюсь ближе. Я обнимаю ее в знак поддержки. – Бедняжка, – говорю я. Ее тело остается неподвижным, пока я прижимаю ее к себе. Мне очень жаль, что это случилось с тобой.

Я не верю, что ты мертва. Я не могу в это поверить. Мне нужно покинуть ранчо. Мне нужно поговорить с теми людьми, от общения с которыми она меня активно отговаривает. Мне нужно узнать, что случилось, и как можно быстрее. Я не верю, что ты мертва. Но я верю, что тебе грозит опасность.

Я лежу в постели и слушаю эпизод № 37: «У вашего лучшего друга должен всегда быть при себе список имен, список людей, которых следует допросить, если с вами что-нибудь случится». И я думаю, кто твой лучший друг? У кого этот список? Здесь никого нет. Я не доверяю твоей матери и не думаю, что ты выбрала бы ее на эту роль. Есть еще твой отец, но я чувствую, что ты скорее всего обратилась бы не к члену своей семьи. Ты никогда не упоминала Джеда. Никогда не упоминала никого, кроме своих ближайших родственников, и, видимо, поэтому я всегда думала, что ты такая же, как я, – одинокая.

Мне нужно найти твоего лучшего друга и твой список. Мне нужно съездить в Хеппи-Кэмп, поговорить с полицией, опросить местных жителей. И мне нужно попасть в твой желтый домик. Я не верю тому, что сказала твоя мать. Ты учила меня никому не доверять. Истории здесь заразны, и я не могу позволить себе заразиться ничем, кроме правды.

Я засыпаю, слушая тебя. Во сне я бегу по лесу. Деревья, словно в калейдоскопе, словно в движущемся лабиринте, кружатся передо мной, вырастая как из-под земли. А потом я вижу впереди свою улицу, улицу, на которой я выросла, узкую, пешеходную – и бегу быстрее. Я бегу домой. И когда я уже близко, очень близко, на подъездной дорожке, а потом и на пороге, тянусь к дверной ручке, я становлюсь невесомой. Мои ноги отрываются от земли, словно я теряю точку опоры, и я поднимаюсь все выше и выше, к самому небу. И я парю там, среди миллиардов звезд.

Потом я чувствую, что ты сзади меня. Твои пальцы скользят по сгибу моего локтя. Я мешкаю, а затем кладу свою руку на твою. Ты наклоняешься вперед, твой подбородок оказывается над моим плечом, и ты шепчешь мне на ухо: «Хватай этого мужчину или любого другого, который под руку попадется».

Я никогда раньше не видела подобных снов. Он такой реальный. Мне кажется, что мы вместе перешли в другую реальность, в другой мир. И в тот же миг я понимаю, что это моя рука – я трогаю свою руку, веря, что она твоя. И ты исчезаешь.

Я с трудом прокладываю себе путь к пробуждению, через глубины сна, через неподвижность, в тот мир, где я просыпаюсь, сажусь в постели и понимаю, что все еще сплю, затем снова погружаюсь в сон, снова пытаюсь проснуться, пока наконец не просыпаюсь и не начинаю судорожно искать телефон, чтобы записать твои слова, пока я их не забыла, только чтобы опять обнаружить, что я все еще сплю.

Проснувшись на следующее утро, я первым делом думаю о твоих словах. И в холодном свете дня становится ясно, что это такой же бред, как и любой другой совет из снов. Сновидения обладают особенностью сочетать сильнейшие эмоции с полной ерундой. Что ты пытаешься мне сказать? Что тебя убил мужчина? Или советуешь мне выйти замуж? Или переспать с первым встречным? В здешней глуши это может быть затруднительно.

Однако, несмотря на то что твои слова – ерунда, я все равно хочу их записать, но я забыла зарядить телефон. Я вспоминаю о дневнике и просовываю руку под матрас. За грудиной у меня давит, как будто я проглотила что-то слишком большое.

Я встаю с постели. Поднимаю матрас. Мои колени дрожат, а голова кружится. Блокнота нет. Я проверяю на полу. Провожу рукой под низом матраса. Должно быть, я переложила его, а потом забыла, должно быть, взяла его в полусне и перепрятала. Но куда? Зачем?

А потом я думаю о том, что было написано о твоей матери в дневнике: она всегда наблюдает. Быть может, она заходила ко мне в домик до того, как нашла меня; быть может, так она и узнала, что меня нет на месте. Быть может, она обнаружила блокнот. Конечно, она захотела бы от него избавиться.

Но это все равно меня беспокоит. Почему она была в моей комнате? Почему она вообще рыскала под моим матрасом? С другой стороны, это ведь не моя комната, не мой матрас. Все на этом ранчо принадлежит ей. Я работаю на нее. Даже я в каком-то смысле принадлежу ей.

Мне кажется, что у меня перехватило дыхание и мне нужно чье-то разрешение, чтобы дышать. «У меня никогда раньше не было столь сильного ощущения, что за мной постоянно следят».

Что я вообще здесь делаю? Твоя мать думает, что ты мертва. И вокруг нет никого, кто стал бы ей перечить. Мне нужно уезжать, нужно попытаться собрать воедино кусочки собственной жизни. Раньше я именно так и поступила бы. Вернулась бы назад. Начала бы с чистого листа. И в итоге оказалась бы там же.

Но ты бы не уехала. Ты бы не сдалась. Ты бы знала, что случившееся – это только начало. Только первая улика. Ты бы не позволила единственному свидетелю выдавать свою версию за единственно верную. Ты бы продолжила искать, складывать все кусочки пазла воедино, пока не получила бы цельную картину истины.

Неожиданный шум двигателя заставляет меня вздрогнуть. Грузовики проезжают по шоссе чаще, чем я ожидала, и, поскольку других звуков нет, я слышу каждый с поразительной ясностью, но этот, кажется, с грохотом несется прямо на мою спальню. Я вскакиваю с постели и выхожу на улицу. Поля для выпаса лошадей в полумраке покрыты росой; на сарае все еще лежат глубокие тени.

К дому твоей матери подъехал черный внедорожник. Вокруг него с лаем бегают собаки. Изнутри вылезает черноволосый человек, который двигается дерганой походкой, словно идет по горячим углям. Он открывает багажник и начинает выгружать ящики. Твоя мать появляется в дверях дома, спешит ему навстречу. Не здороваясь с ним, она идет прямо к ящикам. Их голоса звенят в воздухе. Видимо, это и есть твой отец.

Я знакомлюсь с ним не сразу. Твоя мать хочет, чтобы я закончила кормить лошадей, поэтому сначала я иду в конюшню.

Без нее эта работа тяжелее. Мне нужно погрузить два снопа люцерны в трактор, но у меня не получается их впихнуть. Я пытаюсь затолкать их силой. Пробую засунуть их под разными углами, но, что бы я ни делала, стебли ненадежно балансируют, а если я еще и заведу трактор, то вообще попадают. Рукам в утреннем режущем воздухе холодно, хоть я и в перчатках. Стебельки сыплются мне в куртку, за пазуху и в ботинки и больно колются. От пыли я начинаю чихать.

В конце концов я довольствуюсь тем, что у меня получилось, и забираюсь на водительское место. Со второй попытки мне удается завести двигатель, мотор оживает, ревет, чихает и тарахтит. Я нажимаю педаль заднего хода, но трактор не двигается. Я давлю сильнее. Двигатель снова тарахтит, и я понимаю, что не снялась с ручника. Снявшись, я сдаю назад и останавливаюсь. Снопы качаются, но не падают. Я выравниваю скорость и нажимаю педаль газа. Шесть стеблей падает на землю. Я проезжаю по ним.

Я вот-вот расплачусь. Я знаю, что это глупо, но чувствую себя полной дурой. Я не лучшая работница; я не умею справляться с давлением и из-за этого на одной работе продержалась две недели, а на другой – шесть. У меня никогда раньше не было столь сильного ощущения, что за мной постоянно следят, несмотря на то что твои родители сейчас находятся внутри своего дома. Я уверена, что меня уволят. Что я потеряю свое место на ранчо и связь с тобой. Я никогда тебя не найду. Я, как всегда, проиграю. И мы с тобой обе исчезнем.

Я сдаюсь и не складываю снопы на погрузчик, а несу охапку люцерны в руках на первое пастбище. Я бросаю их слишком близко друг к другу, и лошади дерутся, вставая на дыбы, щелкая зубами, и срывают кожу друг у друга с холки, оставляя яркие пятна розового цвета. В панике, что увидит твоя мать, я пролезаю под забором, чтобы разделить стебли. Альфа-жеребец (гнедой арабский скакун) бросается на меня, раздувая ноздри. Я машу руками в воздухе, чтобы напугать его, но он вскидывает голову и ускоряет бег. Я ныряю обратно под забор. Конь останавливается с другой стороны от него, а затем снова встает на дыбы.

Я прислоняюсь к трактору, сердце колотится, в ушах стучит, адреналин пульсирует в крови. У меня кружится голова, как будто я еду по крутому извилистому шоссе.

Эти лошади не похожи на тех ручных, одомашненных лошадок, с которыми я выросла. Здесь они подчиняются стадному инстинкту, которому могут дать волю, бегая и нападая друг на друга. А у меня ничего не получится. Не знаю, почему я верила в обратное. Ведь я никогда не работала на конюшне и вообще боюсь лошадей, вдруг вспоминаю я. Поэтому-то я и перестала ездить верхом. Однажды я проснулась в страхе оттого, что могу умереть, и после этого каждый раз, садясь на лошадь, я испытывала тревожность во всей ее красе, перед глазами у меня проносились виды ужасных происшествий. Я представляла себе, как вылетаю вперед из седла, перелетаю через голову лошади, приземляюсь на плечо и – хрясь – ломаю ключицу. Или как соскальзываю, а нога остается зажатой в стремени, и меня затаскивает под мощные копыта лошади, и она топчет и давит меня. Или как лошадь встает на дыбы и падает набок вместе со мной, падает на меня – и мои ноги хрустят у нее под копытами, пока не превращаются в порошок.

Я заставляю себя смотреть прямо, чтобы выровнять дыхание. Но вдруг я вздрагиваю от пронзительного ржания – и вижу Белль Стар. Она гарцует, прихрамывая. От каждого шага ее плечо уходит вниз, а затем неестественно выпрямляется. Из носа у нее течет кровь.

Эпизод № 21: Что-то не так

Мы все знаем, когда-то что-то серьезно, по-настоящему неладно. Мы чувствуем это кожей. Иногда мы виним в этом чувстве внешние обстоятельства: работу, жизнь, самих себя. Но правда заключается в том, что зло всегда рядом, готовое нас отравить…

Я неуклюже слезаю с трактора и в панике тороплюсь к дому. Я бегу, как в том сне, разгоняясь так, что мне тяжело дышать, оттого ли, что кислорода слишком много, или, наоборот, оттого, что мне не хватает воздуха. Я не могу отдышаться, и сердечные мышцы сжимаются в кулак. Пробегая мимо летнего домика, я слышу заунывно-пронзительную трель стационарного телефона, но это только заставляет меня бежать быстрее. Я бегу к дому твоей матери. Стучу в заднюю дверь в таком напряжении, что меня трясет.

– Заходи, – звучит голос твоей матери. Я открываю дверь в прихожую. Из нее видно, что твои родители сидят за кухонном столом и завтракают.

Я пытаюсь отдышаться.

Твой отец добродушно моргает. Его глаза кажутся карими и синими одновременно, будто он носит цветные контактные линзы. Он неожиданно маленький, женоподобный. У него такие же матово-каштановые волосы, как у твоей матери, словно они красятся одной краской. Он отодвигается от стола, кладет руки на колени:

– Приятно познакомиться, Сера. Эдди как раз рассказывала о тебе.

– Мне нужно вам… одна из лошадей ранена.

Твоя мать грозно сдвигает брови:

– Которая из лошадей?

– Одна из тех, что пасутся на пастбище у сарая. – Что-то мешает мне сказать ей, что это Белль Стар. Я знаю, что та ей не нравится.

– Как именно ранена? – Твой отец засовывает палец в рот и начинает ковыряться в зубах.

– Она истекает кровью. У нее идет кровь из носа. И она хромает.

– Которая из лошадей? – повторяет твоя мать.

– Ой-ой, – шутливо говорит твой отец. – Похоже, мне пора идти за дробовиком.

Он усмехается, будто я нахожу это смешным.

Теперь я понимаю, что мне не следовало первым делом идти к ним. Я должна была сама увести Белль с пастбища. Но в тот момент я запаниковала. Это ведь их ранчо; мне показалось, нужно сначала получить их разрешение.

– Нам нужно забрать ее с пастбища. Я думаю, что другие лошади обижают ее.

Твоя мать пристально смотрит на меня. Она поняла, что речь о Белль Стар.

– Можешь перевести ее в круглый загон.

– Не стоит ли вызвать ветеринара?

Их глаза встречаются над столом; потом твой отец говорит:

– Лучше мне сначала взглянуть на нее.

А твоя мама добавляет:

– А тебе бы пойти и продолжить кормить лошадей.

Я молча киваю и выхожу, закрыв за собой дверь. Пока я иду обратно, мои руки и ноги кажутся тяжелыми. Я нервничаю перед выходом на пастбище, боюсь, что альфа-кони снова нападут на меня, но Белль Стар, спотыкаясь, подходит прямо к калитке, навстречу мне, словно она понимает, что я здесь, чтобы спасти ее. Я медленно веду ее к круглому загону, и она хромает рядом со мной, кровь продолжает идти у нее из носа.

Я вспоминаю о твоей банде и провожу рукой по морде Белль Стар, пытаясь нащупать, не ударили ли ее, нет ли перелома.

В сарае я нахожу фонарик. Наклонив его, я пытаюсь заглянуть ей в ноздрю, но не могу понять, что вызывает кровотечение. «Инсульт! – думаю я. – Кровоизлияние в мозг! Удар тупым предметом!» Я даже погуглить ничего не могу, потому что у меня нет Wi-Fi.

Я вспоминаю выражение лица твоей матери, ее повторяющиеся вопросы, будто она догадывалась, что речь идет о Белль Стар, или подозревала, что именно с ней что-то случилось. Вспоминаю мертвого кота. Болезненных, хрипящих собак. Я пытаюсь убедить себя, что на ферме это в порядке вещей. Это «дикая природа», а я просто слишком чувствительная. Но та часть моего мозга, которая включается вместе с твоим подкастом, подсказывает: «Серийные убийцы тоже убивают животных». Я приношу люцерну для Белль Стар. В круглом загоне нет воды, поэтому я вытаскиваю из-за сарая поилку и наполняю ее из шланга из соседней гостевой хижины. Как только Белль начинает мирно жевать, я ухожу кормить остальных лошадей.

Когда через какое-то время я возвращаюсь, твой отец сидит в круглом загоне рядом с ней и пытается осмотреть ее морду, а она шарахается в испуге и закидывает голову.

Он делает новую попытку подойти к ней. Она артачится и убегает, спотыкаясь, на другую сторону пастбища. Он по-мальчишески улыбается мне:

– Похоже, пора отправить эту лошадку на большое-большое пастбище на небе. – Он указывает двумя пальцами на ее лоб, а она отходит в сторону.

– Мне это не кажется смешным, – ледяным голосом отвечаю я.

– Нет, – говорит он, пристыженный, но не перестающий улыбаться. Он хлопает в ладоши. – Поверьте, это царапина, миледи! Всего лишь царапина!

– Может, мы позвоним ветеринару, чтобы убедиться в этом?

– Где мы возьмем такие деньги? – Он играет в ту же игру, что и твоя мать. Я думаю о четырехстах разных ружьях и пистолетах, о мини железной дороге и мраморной статуе Христа.

– Я заплачу.

Я знаю, что не должна быть такой настойчивой. Мне нужно подыгрывать, чтобы понравиться им, но внезапно я задаюсь вопросом: правильно ли было устраиваться сюда на работу, чтобы проводить свое расследование? Они не хотят, чтобы я ходила в полицию. Не хотят, чтобы ездила в Хеппи-Кэмп. Чтобы подходила к твоему дому. Возможно, я смотрю на ситуацию не под тем углом.

Но я напоминаю себе, что ты была здесь. Ты жила здесь. И пропала ты отсюда. А еще, напоминаю я себе, Джед вернется через несколько дней. Быть может, он не будет похож на твоих родителей. Быть может, ему я смогу доверять. Я не могу рисковать своим положением здесь. И, кроме того, я хотела бы приглядывать за Белль Стар. Мне нужно перетерпеть. Мне нужно играть по правилам, нужно держаться поближе к твоим родителям.

Твой отец хмурится:

– Ладно-ладно! Я попрошу кого-нибудь зайти, но, как по мне, это пустая трата времени. – Он снимает шляпу и обмахивает ногу. – Обычно они поправляются сами. Или нет. В любом случае нам лучше вернуться к работе! – Он смотрит на меня «сурово», но любое выражение выглядит комично на его лице, будто он клоун, сбежавший из цирка в обычную жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Чарльз Миллз Мэнсон – создатель и руководитель секты «Семья». В 1969 году ее члены совершили ряд жестоких убийств, в том числе убили беременную жену кинорежиссера Романа Полански, актрису Шэрон Тейт.

2

«Дело Черной Георгины» (англ. the Black Dahlia) – убийство Элизабет Шорт, которое произошло в окрестностях Лос-Анджелеса в 1947 году. Убийство было совершено с особой жестокостью и до сих пор остается одним из самых загадочных преступлений, совершенных в США.

3

Тед Банди – американский серийный убийца, насильник, похититель людей и некрофил, действовавший в 1970-е годы. Его жертвами становились молодые девушки и девочки.

4

Зодиак (англ. Zodiac) – псевдоним неустановленного американского серийного убийцы, действовавшего в Северной Калифорнии, по крайней мере с конца 1960-х до начала 1970-х годов.

5

Убийство Лэйси Питерсон (англ. Laci Peterson) – громкое убийство в США. Лэйси Питерсон пропала, будучи на восьмом месяце беременности, 24 декабря 2002 года. Тела были найдены в апреле 2003 года. В результате расследования этого преступления в США был принят новый закон, согласно которому убийство или нанесение увечий плоду во время убийства беременной женщины расценивается как отдельное правонарушение.

6

Murderer’s Bar (англ.) – название времен калифорнийской золотой лихорадки 1848–1855 годов.

7

Сан-Квентин (англ. San Quentin) – тюрьма, которая находится на мысе Сан-Квентин, в округе Марин, штат Калифорния. В Сан-Квентине приводятся в исполнение смертные казни. Именно здесь, как правило, приводили в исполнение смертные приговоры для заключенных Алькатраса. Последняя смертная казнь здесь была приведена в исполнение в 2006 году.

8

Округ в северной части штата Калифорния.

9

Река Кламат впадает в Тихий океан.

10

Препарат от морской и воздушной болезни, болезни Меньера, а также для профилактики и лечения симптомов вестибулярных и лабиринтных нарушений.

11

Dateline NBC (англ.) – еженедельное шоу на американском телевидении, которое в основном освещает истории в жанре «настоящее преступление». Выходит вечером по пятницам и воскресеньям.

12

My Favorite Murder (англ.) – подкаст в жанре «настоящее преступление», которые ведут две комикессы. В 2020 году этот подкаст скачивали 35 миллионов раз в месяц.

13

Героиня книги Стеллы Уолхолл Патерсон «Милостивая государыня» (англ. Dear Mad’m).

14

Медведь Смоки (англ. Smokey Bear или, неофициально, англ. Smokey the Bear) – талисман Лесной службы США, созданный для того, чтобы просветить общество об опасности лесных пожаров.

15

Хэнк Уильямс (англ. Hank Williams) – американский автор-исполнитель, которого часто называют отцом современной кантри-музыки. Страдал алкоголизмом и наркоманией, умер в 29 лет от остановки сердца.

16

«Комната с видом» (англ. A Room with a View) – роман английского писателя Э. М. Форстера, изданный в 1908 году и повествующий о судьбе молодой женщины во времена сдержанности Эдвардианской эпохи.

17

«Рассказ служанки» (англ. The Handmaid's Tale) – антиутопический роман канадской писательницы Маргарет Этвуд, впервые опубликованный в 1985 году.

18

Отсылка к самой известной перестрелке в истории Дикого Запада и в мире. Перестрелка у Корраля О-Кей (англ. Gunfight at the O. K. Corral) произошла в три часа пополудни 26 октября 1881 года в городе Тумстоун на Аризонской территории.

19

Убийство Ди-Ди Бланшар – убийство Клоддин «Ди-Ди» Бланшар в 1967 году в штате Миссури. У убитой была дочь, Джипси-Роуз, которая, по словам Ди-Ди, страдала лейкемией, астмой, мышечной дистрофией, а также несколькими другими хроническими заболеваниями. Однако в ходе расследования у дочери не обнаружили никаких доказательств заявленных матерью синдромов. Один врач предположил, что Ди-Ди страдала делегированным синдромом Мюнхгаузена. Другой врач сказал, что это был первый в его практике случай, когда подвергшийся насилию ребенок убил жестокого родителя.