Танец с жизнью. Трактат о простых вещах

– Я так и понял, что ты решила взять с собой подругу, потому что не решалась встретиться один на один, – ответил он также шепотом. – Ну что ж, если ты поймешь, что я не опасен, мы сможем потом встречаться тет-а-тет?

– Конечно, я и так вижу, что ты не маньяк.

Мы мешали окружающим смотреть шедевры от рекламы, поэтому я предложила перебраться в чайный зал. Официантка принесла вазу для цветов и огромный чайник цветочного маргентау. Через некоторое время моя чудесная подруга присоединилась к нам. При слове «массажист» Инга сразу схватилась за поясницу и начала интересоваться, что делать, когда болит «вот здесь».

– Ин, а если он тебя сейчас начнет спрашивать про нематериальную мотивацию персонала? – пыталась отшутиться я, чтобы прервать разговоры на «узко профессиональные» темы. Но он решительно был готов консультировать:

– Это, скорее всего, защемление нерва. Но есть замечательные упражнения, могу показать, ну и, конечно, посоветую пройти курс массажа. Позвоночник – это энергетический канал…

Пока он давал консультации, я украдкой наблюдала за его мимикой, тембром голоса, движениями. Узкий разрез глаз, как у Киану Ривза, мне всегда был симпатичен этот типаж. Они немного похожи, только «матричный» Ривз никогда не улыбается.

Нравится он мне. Красивый. Чертики в глазах. Я начинаю кокетничать – так со мной происходит, когда я хочу произвести впечатление и в ускоренном темпе сократить дистанцию. В такие моменты хочется выглядеть достойно и умно, но сохранить необходимую отстраненность, увы, не получается. Уже начинаю болтать без умолку, румянец, я чувствую, расползается во всю щеку. Я проверяю в зеркальце, не сбилась ли пудра…

– Мне нравится, когда женщина ТАК смотрится в зеркало. Ты ведь себе нравишься и при этом знаешь, что нравишься мужчинам. У тебя в глазах лукавство и самовлюбленность.

– Просто здесь жарко и у меня горит лицо.

Я машу руками, как веером, и возвожу глаза в сторону софитов, чувствуя себя актрисой захудалого театра.

– Я потрясен. Ты невероятно, невозможно красивая женщина. И если еще окажешься умной и чувственной, я просто не поверю, что такое бывает.

Где-то полушуткой, где-то почти всерьез мы обменивались любезностями и особыми, заметными уже не только нам сигналами. Да, мне очень хотелось показать, что я умна и чувственна.

– Я, кажется, начинаю быть лишней, – сопоставила происходящее Инга.

– Нет, Ин, останься, выпей еще чашечку чая. Сейчас уже пойдем на воздух.

Почему-то не хотелось ее отпускать. Мне было спокойно, пока она рядом. Она не только заполняет светской болтовней возникающие паузы – кстати, часто используемое мною качество – она умеет создать дружескую и очень искреннюю атмосферу. Кроме того, как психолог, прекрасно разбирается в людях…

Все-таки она осталась. Официант принес еще один чайник на троих. Мне хотелось затронуть более серьезные темы для того, чтобы блеснуть познаниями и прощупать его собственный бэкграунд.

– Как тебе наша идея – «суфийская вечеринка»? – Я уже сроднилась с этой идеей и считала ее своей.

– Звучит заманчиво.

– Ты знаешь, чем привлекает меня суфизм? Тем, что это не просто религия, это – философия, которая открывает путь к истине. Она учит смотреть глазами Бога, то есть смещать точку зрения. И если научиться это делать, можно избавить мир от страданий, а собственную душу – от пустоты и боли.

– Есть и другие способы стать счастливыми на этой земле – просто соблюдать законы…

– У нас все в рамках Уголовного кодекса! – воскликнула я. – Но это не означает…

– Олесь, ты никогда не даешь договорить, – Инга, видимо, из вежливости захотела позволить ему завершить мысль. – Дамир, о каких законах ты говоришь?

Я смутилась, опять достала зеркало, чтобы чем-то себя занять, пока они будут общаться, в противном случае я могу опять все испортить. Дамир продолжал:

– Есть законы белых ангелов и законы черных сил. Главный вопрос – какие из них ведут к процветанию и развитию личности?

– Есть только один Бог. Несмотря на то что одни верят в Будду, другие в Аллаха, третьи поклоняются Христу, Бог един, есть только разные наместники, – Инга не ответила на его вопрос, но он словно и не ждал ответа.

– Да, Бог один. Но Князя – два. Давным-давно на нашу Землю пришли Высокие духи, их прислали из Космоса, чтобы они ускорили эволюцию человечества. Среди них был и Люцифер. И хотя он не был высшим среди своих собратьев, именно ему по космическим законам назначено было стать хозяином Земли. Став хозяином, он решил вести человечество своим путем.

– И он убедил человечество, что главное – это земная жизнь, что дальше, за гранью, ничего нет… И тогда человек стал бояться и держаться за свое земное существование. – Инга явно больше моего знала об истории человечества. Я со своим суфизмом отходила на второй план. – А ведь ему говорили: «К чему одна земля, когда есть все миры?».

– Да, он был гордым и возревновал к Белым братьям, которые говорили о мироздании, пока он превозносил Землю, – повествовал Дамир.

– Получается, что он пошел против законов эволюции, потому что захотел обособить Землю и остановить вечное движение Космоса…

– Какая-то психология феодала! – подала я голос со своей «галерки».

Меня словно не принимали в игру, как в пионерском лагере, и это было обидно. А Инга упорно стояла на стороне «светлых»:

– Восстание Люцифера породило сопротивление Светлых сил, которые хотели спасти человечество. И все, что появилось на Земле после него, – ислам, учение Христа, буддизм, – только для того, чтобы бороться с темными силами, оберегая человечество…

– Вопрос, кто сильнее? Если бы Бог мог это сделать, на Земле не осталось бы униженных и оскорбленных, бедных и больных… Не было бы изнасилований детей и убийств. Почему он такой могущественный и не может этого? – Дамир не уступал в теософском споре.

– Это псевдовопрос! – Я снова была в игре. – Я вообще не исключаю, что все это – не более чем легенда!

– Победа Князя тьмы в том, что он сумел внушить людям, что его не существует, – Дамир улыбнулся, потому что ему казалось, что он выиграл спор. Это была не простая улыбка, в которой чувствовалась сила особого знания.

Под столом я случайно коснулась его ноги. Извинилась.

– Не стоит извиняться, мне понравилось…

– Ну… друзья… кажется, мне пора… – Инга как-то слишком спешно засобиралась, как будто ей стал неприятен весь этот разговор или она отказывалась присутствовать при зарождении моего нового романа. Ей и так нередко приходится терпеть мои слезы, когда надежда на лучшую долю оборачивается утраченными иллюзиями. Мы с ней были влюблены по очереди в одного мужчину. Мы предупреждали друг друга о подводных камнях, но никогда не делали выводов не только из чужих, но даже из своих ошибок, оставив юношеское восприятие жизни и повадки «девушек на выданье».

Я проводила ее на улицу.

– Как тебе Дамир?

– Внешне он симпатяга. Но все эти разговоры – извини, не для меня.

– Ты же тоже любишь мистическое…

– Любила… когда-то… Но это увлечение дорого мне обошлось…

– О чем ты?

– Олеся, это твоя история. Если тебя тянет к мистике, тогда возвращайся к нему. А я наелась уже…

Я знала, без подробностей, что у нее была какая-то странная история, но здесь почувствовала некоторую агрессию. Может, это чисто женская ревность? Мне не хотелось спорить с ней. Меня ждал Дамир.

– У тебя очень умная подруга. Когда она почувствовала, что нас нужно оставить вдвоем, она ушла, – очередной «правильно подобранный» комплимент был «отгружен» в адрес Инги.

Мы попросили счет и выбрались из подвала в вечерний июль. Я впервые за много лет почувствовала аромат усталого перегретого за день города, который снимал суетное платье.

Я хотела бросить цветы на заднее сиденье автомобиля, но прежде коснулась щекой нежных, чуть потерявших упругость бутонов. Меня как-то пошатнуло, словно асфальт изменил угол наклона под влиянием сильнейшего тектонического движения. Я чувствую их запах?!! Я уже много лет не различаю и не чувствую ароматов, даже собственных духов, поэтому пользуюсь только одной-единственной маркой, которую покупаю три раза в год в дьюти-фри разных аэропортов. Иногда мне казалось, что чувствую «фантомный» аромат – потому что точно помнила, как они должны пахнуть.

С присущим мне мрачным юмором, маленький шрам у виска я называю «ранением на колчаковских фронтах», а саму историю много лет стараюсь забыть. Во время одной предвыборной кампании под машину моего кандидата подложили взрывное устройство. Я ехала на машине сопровождения, когда раздался взрыв. От его «Мерседеса» осталось только погнутое шасси. Все, кто сидел в моей машине, получили легкую контузию. Я подумала о том, что перед выездом он предлагал сесть в его автомобиль, кажется, обсудить текст речи.

Помню, меня тряхнуло, лобовое стекло лопнуло и разлетелось по салону. Я вышла из больницы месяца через два. Восстановила большинство жизненно важных функций, в том числе мыслительные и рефлексирующие процессы. Но с тех пор я слабо различала вкус пиши и совсем не чувствовала запахов. В ресторанах я всегда ориентировалась на подруг – что они заказывали, то же брала и я. Периодически справлялась: вкусна ли сегодня форель?

По сути, мне было все равно, что употреблять в качестве пиши, она превратилась для меня в набор жиров и углеводов, взвешенных в калориях. Наверное, поэтому я перестала любить цветы – они мне напоминали, что я никогда не почувствую их благоухания.

– Дамир, я чувствую, как пахнут розы! Я несколько лет не чувствовала запахов, это со мной после тяжелой аварии… Или мне показалось?.. Нет, я чувствую запах твоих сигарет. Мне нравится он. А в этом доме на первом этаже пекут хлеб. – Я как ребенок словно заново познавала мир, его волнующие и немного тревожные запахи и вместе с тем выхлопы проезжающих автомобилей, немытое тело бездомного, возле которого стояла консервная банка для подношений.

Я приблизилась к нему, достала из кармана горстку монет и под влиянием момента абсолютного счастья хотела бросить мелочь в жестянку. Но Дамир остановил меня:

– Никогда не подавай таким людям. Ты губишь не только их, но и себя.

В своей эйфории от обретения какого-то по счету (третьего или четвертого?), но очень важного чувства я не обратила внимания на эти слова.

«В ворота радости входи осторожно», – почему-то я вспомнила слова, которые часто повторял при жизни мой отец. Был он человеком не суеверным, но никогда не любил ажиотажа и лишних эмоций. А у меня это наследственно по материнской линии – детская радость открытий, которые встречались мне практически на каждом шагу.

Танец «Пробуждение»

«Дорога в Багдад» – музыка сфер, навеянная иранской или персидской традицией. Азали замерла, словно в ожидании. Чуточку дрогнули пальцы. Руки ожили, будто разбуженные волной. Стан изогнулся, словно цветок тянется к солнцу, впитывая каждую частичку тепла. Музыка становится громче и тревожней, бедра, обернутые шелком, вздрагивают и застывают в вибрации, излучаемой музыкой.

Легкий шаг назад и чуть больше вперед. Робкое движение, которое становится все более и более уверенным. Босая нога ступает по земле, как будто впервые, словно Русалочка в сказке пробует колючую твердь. Первые шаги приносят боль, тебе, проснувшейся, придется идти, преодолевая боль в каждом шаге.

Солнце восходит над горизонтом, Азали протягивает руки к еще розовому диску, словно зовет его к себе или просит о чем-то. Кружится в танце и боль уходит. Приходит радость, радость пробуждения.

Она играет с солнечным лучом, перебирая его в ладонях и обвиваясь всем телом вокруг него и соединяясь с ним. Тонкие руки скользят по поверхности луча, и он словно отвечает ей, лаская плечи и маленькую грудь.

В ее руках большое Солнце, которое она приносит в мир. Она боится обжечься, но еще больше боится уронить. Солнце как воздушный шар, отпускает в небо. Лицо обращено ввысь, ладони приблизила к груди, словно младенец на руках, которому только предстоит проснуться для новой и светлой жизни.

Глава 3. Надежда

Он впервые играл при мне высокую классику, я и был потрясен, как при виде картин Боннара; хоть и по-иному, но не менее сильно. В нем возобладало человеческое. Слушая, я понимал, что в этот миг ни в коем случае не хотел бы оказаться в другом месте, что переживаемое теперь оправдывает все, что я здесь вытерпел, ибо терпел я для того лишь, чтобы прийти и сегодня. Кончис, рассказывая, как прибыл в Бурани, упомянул о встрече с будущим, о точке поворота. Сейчас я чувствовал то же, что он тогда; новый виток самосознания, уверенность, что эти душа и тело с их достоинствами и пороками пребудут со мной всегда, и нет ни выхода, ни выбора. ДЖОН ФАУЛЗ. ВОЛХВ

Первая ночь

Мы шли по Тверской, и наши руки иногда соприкасались. Глаза встречались, улыбка зеркальная – у меня и у него. Он взял меня за руку. Руки не отняла – как будто так было много, много раз раньше. Я сняла туфли с высоченными каблуками, и мы стали почти одного роста.

– Я так давно не ходил пешком по ночному центру Москвы.

– А я никогда не ходила по центру Москвы босиком!

– Если честно… Когда мы договорились о встрече, я думал, что мы просто попьем кофе, поболтаем и расстанемся. А сейчас… я совсем не хочу расставаться. Я бы вот так всю ночь бродил по городу, заходил во все кафе и пил с тобой кофе.

– А что нам мешает? У нас впереди вся ночь. Я чувствовала аромат кофе с корицей, запах ванили в латте, мне кружили голову такие новые для меня ощущения.

– Наверное, это и называется вкус к жизни – когда ты вдруг ощущаешь все грани тактильно, на слух, на вкус… Различаешь запахи – свежего хлеба, шоколада, французского вина…

– Может, ты и раньше чувствовала запахи, просто не обращала на это внимания?

– Дамир, я ходила по врачам, но они не могли сказать ничего вразумительного. Говорили, что нервное. У меня ведь очень нервная работа, полная стрессов – я организатор. Организатор массовых мероприятий, организатор политических кампаний.

– Ты разбираешься в политике?

– Нет конечно! Но это не мешает мне выстраивать работу в любом регионе, делать любые старт-апы и проекты «под ключ» и разруливать любые кризисные ситуации. Я работаю с министрами, рейдерами, западными светилами и отечественными отбросами… Ведь все дело в правильном подборе нужного ресурса – временного, человеческого и контроль тайминга. Прости, меня иногда заносит в профессиональный сленг.

– Мне, наверное, придется узнать много новых слов. Но я готов учиться у тебя.

Меня подкупал его неподдельный интерес к моей работе, ко всему, что меня увлекает и составляет разные грани моего существования. С одной стороны, это внимание было лестно, с другой – стимулировало меня рассказывать всё больше и больше о составных частях моего мира: о бизнесе, отношениях между людьми, моих профессиональных технологиях и сугубо личных тайнах.

– Дамир, прости, но мы, пиарщики, все говорим на нашем «птичьем языке», вводя в транс клиентов с помощью малознакомых и подчас малозначимых слов. – Я извинялась за все эти «стар-апы» и «тайминги». – Я постараюсь говорить в рамках общеупотребимой лексики. А то ты действительно перестанешь понимать меня.

– А в чем суть твоей работы?

– Да шаманим мы, – я хитро прищурилась. – С общественным мнением, со смыслами, с ментальными стереотипами… Ой, опять перешла на сленг! Я неисправима.

– Да ладно, я давно общаюсь с четой Брусникиных, они тоже говорят на этом птичьем языке, и уже привык.

– А они твои близкие друзья?

– Можно так сказать. Ведь они были единственные, кто пришел на мой день рождения. Или, может, я позвал только их… Я родился двадцать второго июня, на границе Близнецов и Рака.

– Ты шутишь!

– Нет, не шучу и даже почти не вру.

– Но я тоже родилась двадцать второго июня. На границе Близнецов и Рака. В год Крысы.

– Я на год раньше. Только это мой первый день рождения. С некоторых пор я – Скорпион. И у меня другой день рождения.

– Прости, это связано с какой-то экстремальной ситуацией? – Я опять почувствовала дыхание тайны. – Я на днях общалась с человеком, который пережил восемь клинических смертей, и слава Богу, рождений на одно больше.

– Нет, все гораздо проще. Я изменил свой гороскоп. Дату рождения, год рождения. На самом деле мне двадцать девять лет, а не тридцать семь.

Идея чудодейственного омоложения за счет смены года рождения меня затронула особенно глубоко.

– А как это возможно? – Мне требовался рецепт прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, ибо я побаивалась начинать отношения с мужчиной, имеющим такое конкурентное преимущество передо мной, как молодость.

– Когда-нибудь расскажу.

– А я могу тоже изменить дату и год рождения?

– Если тебе разрешат это сделать.

– Ты говоришь загадками.

– Просто пока я не знаю тебя. А ты мало знаешь обо мне. Если захочешь, я всё со временем расскажу.

– Конечно, хочу. Но я никуда не спешу. Впереди вечность…

Мне было легко с ним. Как будто мне тоже было двадцать девять или на год меньше. Мы зашли в чайный клуб, на полу были разбросаны подушки-думки и вручную связанные из лоскутов коврики. На низких, не выше ладони, столиках стояли драгоценные чаи, которые официанты в японских кимоно разливали в крошечные прозрачные чашечки. Играло трио – дудук, барабан и что-то из струнных.

Он сел на коврик, брошенный на полу. Я подтянула подушку и села рядом. Нет, не рядом, а так, как будто хотела расширить свое пространство и зафиксировать границу, слегка испуганная таким стремительным сокращением дистанции между нами.

– Садись ближе.

– Подожди. Я сейчас сяду поодаль. Потом привыкну к тебе и сяду чуточку ближе. Я как Лис в сказке Сент-Экзюпери. Каждый день я буду садиться чуточку ближе.

– Хорошо, я готов ждать. «Впереди вечность», – он с улыбкой передразнил меня.

Я старалась не смотреть на его хорошо прокачанные плечи. Он слишком сексуален, чтобы можно было ждать вечность. Но что-то притормаживало внутри. Интуиция? Робость? Желание не проиграть, как раньше, на всех досках сразу? Хочу понять, почему меня тянет к нему. Я ведь почувствовала это нечеловеческое притяжение с самого первого его звонка. И не могла понять, дело ли в глубоком, сильном, завораживающем тембре голоса, спортивной фигуре или в том, что мы удивительным образом подходим друг другу, слышим друг друга? Совпадение наших «частот» скорее настораживало, чем радовало. Так не бывает? Слишком стремительное сближение… Я должна понять его душу прежде, чем отдам ему свое тело. Так внутри себя я облекала свое решение в слова, достойные страниц французского женского романа.

– Откуда ты подцепила эту фразочку – про вечность?

– Так, от одного знакомого, почитателя Будды. Он ухаживал за мной две недели. Две недели мы встречались каждый вечер и расставались только по утрам. Мы говорили и не могли наговориться. Мы не могли расстаться, и только эти слова позволяли нам оторваться друг от друга. «Впереди вечность». Мы даже не касались друг друга, как будто боясь физическим воздействием убить тонкое «тело» наших нежных отношений.

– А что случилось через две недели?

– Ничего. Я, наконец, решилась пригласить его домой. От волнения выпила бутылку шампанского и призналась, что однажды меня позвали на презентацию мужского стриптиза в клубе «Нирвана» и я пошла.

– И что?

– Он разочаровался во мне и сбежал. Больше я его не видела.

– А что такого, подумаешь, стриптиз…

– Не хочу повторять ошибок и вываливать тебе черные страницы своей биографии, но я приняла участие в конкурсе «Леди Нирвана» и выиграла его. То есть почти выиграла, потому что первый приз уступила какой-то даме, которая была спонсором вечеринки. Но в последнем туре конкурса я была явно впереди ее на полтора корпуса, как говорят на ипподроме.

– И что же было в этом последнем туре?

– Я не буду рассказывать. Пусть это останется моей тайной.

Нирвана

Дамир явно хотел продолжения. Будучи неплохим рассказчиком, опять же – журналистка в прошлом, – я сумела заинтриговать его одним заголовком и лидер-абзацем. Он был невероятно мил и располагал к откровенности. Сопротивлялась я не долго:

– В последнем туре конкурса «Леди Нирвана» мне надо было зайти в аквариум с водой, в котором сидел мулат в одних трусах, и намылить его гелем для душа. Кто больше пены оставит на своем партнере, тот и выиграет. В финале осталось две пары. Эта барышня, спонсор мероприятия, с отвисшим бюстом и столь же отвисшим животом. И я со своим «шоколадным зайцем». «Аниматор» -ведущий, который уверенно вел ее к победе, давая авансом очки в каждом туре, был похож на Андрея Малахова, звезду скандальных ток-шоу на Первом канале, по скорости воспроизводства бреда в устной форме. Он дал мне первой войти в клетку с тигром, точнее, стеклянный аквариум в центре зала, с потолка которого падала вода. Первопроходцам труднее, особенно когда плохо понимаешь правила игры. Я была в дорогом костюме и галстуке – в то время это был писк моды. А здесь выглядело как своеобразный S&M-кич. Я колебалась минуту – войти в воду в костюме и в галстуке? Убить наповал обывателей, избавившись от лишних «понтов»? Или сойти с дистанции? Я выбрала второе. За несколько секунд, быстрее, чем принимала решение, я стащила с себя одежду, оставив только бикини, и вошла за стекло. Я почувствовала одну из самых потрясающих пауз в своей жизни – псевдо-Малахов замолк, словно у него пропал дар речи, точнее, забарахлил тот самый орган воспроизводства бреда в промышленных масштабах. Он не сразу овладел собой и подзатянул выход общественности из шока. Коснувшись этого шоколадного мальчика и увидев, как гель растекается по его плечам и груди, я выронила флакон. Я провела ладонью по этому прекрасному черному телу. Он тоже дотронулся до меня, словно познавая на ощупь. Он был поражен не меньше, чем квази-Малахов… Через мгновение не стало зала, все остались там, за стеклом, а здесь были только Он и Я. Черное и белое, безумное в охватившей нас страсти. Нас отделяли друг от друга только стринги – белые на нем, черные на мне. Мы прикасались друг к другу, как трогают струны на арфе, ожидая вибрации. Я слышала пульсацию арабской музыки в зале. Я не слышала, что говорил в микрофон наш Судия. Да и мог ли кто-то судить нас? Это был танец страсти. Только танец. Космос и вечность в одном флаконе геля для душа. Мнимая доступность и невозможность обладания заставляла нас теснее смыкать объятия, а публичность этого акта возбуждала нас сильнее самого мощного афродизиака… Но тут микрофон прохрипел: «ВСЕ, ХВАТИТ, ВАШЕ ВРЕМЯ ИСТЕКЛО»… Я выскочила из стеклянного куба за занавеску, мне передали полотенце, одежду, я быстро облачилась в костюм, завязала галстук, не чувствуя пальцев. Сознание еще не пришло ко мне. Вернулась в зал. Я ждала аплодисментов? Меня встретили звенящим молчанием. Еще одна наивысшая по звучанию пауза в моей жизни, настоящий нокдаун для хорошо декорированной морали. Не забывай, это был стриптиз-клуб!

Я увлеклась пламенными воспоминаниями и самим рассказом и в этой жажде самовыражения практически забыла об осторожности. А ведь я второй раз наступаю на грабли, демонстрируя своему мужчине пагубность своей натуры. Но остановиться уже была не в силах…

– А тем временем барышня с живото-бюстом, намылив мочалку, яростно забрасывала пышной пеной своего белого партнера. Она делала то, что, собственно, и положено делать по условиям конкурса – она НАМЫЛИВАЛА его. Когда ее объявляли победительницей, зал возмущенно завыл. Наконец-то его проняла великая сила искусства! Они хотели зрелищ и были готовы платить своими голосами за то ЗРЕЛИЩЕ, которое подарили им Белая и Черный. Но мне не хватило процента голосов, и абонемент в «Нирвану» – главный приз конкурса ушел из моих рук. Я не минуты не жалела об этом. Я уже поняла, что такое «моя нирвана», мне было достаточно…

…Теперь я часто говорю эти слова: «Впереди вечность», понимая, что доступно лишь мгновение. Такая игра слов… – Я была уверена, что после моей откровенности я получу еще одного мужчину, который не готов принять «двойственности» моей души. Но он не оправдал моих ожиданий.

– Ты просто очень чувственная женщина. Я понял это еще по фотографии. Я… давно… искал такую…

– Как тебе удается сказать именно те слова, которые хочет слышать женщина?

– А что женщина еще хочет, помимо слов?

– Еще кофе, – голос немного дрогнул, но приличия были соблюдены.

– А что еще?

– Я… знаешь… Хочу отправиться в Космос. Но не на ракете. Я просто давно искала спутника, чтобы совершить это невероятное путешествие. Может, это ты?

– Я готов пройти предполетную подготовку. И если ты выберешь меня, значит, мы отправимся к звездам вместе.

Мы расстались почти на рассвете. Он посадил меня в машину и пошел ловить такси для себя. Я пыталась понять, почему я так хочу лететь в Космос с этим мужчиной? Наверное, потому что мы оба сумасшедшие? Это диагноз и это причина.