Сочинения. Том 2. Стихотворения и проза

Образ

В постели, в полудрёме, среди ночи,И в полдень, на работе, наяву;Весной, в грязи подтаявших обочин,И осенью, сквозь жухлую траву,Один и тот же образ, давний и знакомый,Я вижу ясно или смутно, как сквозь дым:Бескрайним полем я, живой и невесомый,Иду вне времени, ничьим и молодым.Бывает изредка, метёт в том поле вьюга,А иногда, бывает, – зной и солнцепёк;Но чаще – осень, хмурый день, и друг без другаОбрывки туч плывут куда-то на востокИли на запад… И ещё так поминально,Так безысходно воет ветер в вышине.И мне так зябко, одиноко и печально,Как будто кто-то где-то грезит обо мне…Вот журавли привычным выстроились клином:Да, это осень; воздух пахнет октябрём,И лес вдали как бы подёрнут влажным сплином;И что-то белое мне чудится на нём,Вернее, там, вдали, где лес теряет краскиИ начинается то поле без краёв…Там кто-то движется навстречу без опаски,И даже будто слышен уху слабый зов.Меня ль зовут или то ветер притворилсяЗовущим голосом?.. – Не знаю, может быть.Но с этим зовом мир мой точно изменился:Как бы расширился, спокойней стало жить.Подспудный страх, обосновавшийся с рожденьяВ груди, у сердца, отступился от него.Я успокоился. Нет больше наважденья.А сердце есть: с тех пор я чувствую его.• • • • • • • • • •Привычный клин над непокрытой головоюНастроил сердце на привычный грустный лад.Фигурка белая за дальнею межоюНе пропадает, не уходит наугад…Она всё ближе. Вижу сцепленные руки,Густые пряди, заплетённые едва;Черты без тени искажённости и мукиИ губы, шепчущие нужные слова.Май, 2006

Возвращение

Сгустились тучи в одночасье над селом;Поднялся ветер, посрывал, посмял и бросил;Сверкнула молния, с раскатом грянул гром,И мы, мальчишки, как один, все вчетверомРванули к дому, лодку с парой старых вёселОставив так, чуть на приколе, за бугром.Успели всё-таки калитки распахнутьИ дёрнуть дверь, перескочив через ступени.Ну всё, теперь не грех немного отдохнуть,Спокойно сесть, перекусить чего-нибудь,Отмыть от грязи рожи, руки и колениИ даже, может быть, на час-другой уснуть.Хлестнуло с неба, застучало по стеклу,По желобам и по навесам побежало;Пропало всё: и автолавка на углу,И дом с трубой, напоминающей иглу,И куст акации, раздвоенный, как жало, —Всё погрузилось в эту ливневую мглу…• • • • • • • • • •Вот мгла рассеялась: декабрьский хмурый день;Просёлок, делящий заснеженное поле;Километровый столб с табличкой набекрень;От облаков – то полусвет, то полутень;Скрип старых бот, нанафталиненных от моли;И двое вышедших куда-то в холодень.В последний раз я с ней спешу в аэропорт,Хоть и не знаю, что действительно в последний…Недельный отпуск точно выброшен за борт —Настолько быстро пролетел, забыт и стёртВ анналах памяти… Закрыта дверь передней.В последний раз мы с ней спешим в аэропорт.Без приключений добрались за полчаса;Кто жил в те годы, тот, наверно, представляет:У края леса – грунтовая полоса,Хибарка с вышкой, шест и флюгер-колбаса;Хрип из динамика, который объявляетПосадку. Скука, чьи-то вздохи, голоса.Всё позади, мы встали молча у ворот;Минута-две полуформальных разговоров.Мне, как обычно, не терпелось в самолёт,Возобновить привычных мыслей плавный ходНа фоне плавно проплывающих просторов —Таков был я в тот непростой, далёкий год…Она ж стояла с робко-сдержанным лицомС печатью ставшей повседневностью угрозы,(какая некогда нависла над отцом),Как бы смирившись с наступающим концом,А по щекам текли непрошеные слёзы,Хоть и старалась оставаться молодцом.Мне бы прижать её к себе, как никогда,И прошептать, что я люблю её до боли,Люблю так честно, что сгораю от стыдаЗа всё, что в детстве вырывалось иногда…И не прижал, и не шепнул – стеснялся, что ли?..И улетел. Как оказалось, навсегда.За двадцать с лишком лет, что минули с тех пор,Не раз мне чудились заснеженное поле;Просёлок, поле поделивший, как пробор;Её глаза. И наш последний разговор.И ощущенье плохо выдержанной роли.И словно чей-то ненавязчивый укор…• • • • • • • • • •А лодку, брошенную в спешке за бугром,Оторвало и потащило по теченью.Вихрь успокоился, ушёл куда-то гром,Река на солнце заискрилась серебром,И всё как будто поплыло по назначенью,Как если б нужный стих родился под пером.Смотрю, как бывшие родными берегаМеняют краски, очертания и виды.Лежит бессильно на уключине рука:Весло осталось там, где сдёрнула рекаЧелнок мой с привязи. Ни боли, ни обиды.Покой и воля. Плеск волны и облака.Теченье мысли, как теченье этих вод,Несёт меня, куда – Бог весть, под облаками.Проходит в памяти моей за годом год,Минует чёлн за поворотом поворот,И где-то там, за перелеском с родниками,Река в последний раз ускорит мерный ход.Уткнётся лодка носом в девственный песок…Пустынный пляж и роща в сумеречном свете.А на пригорке, у тропы, наискосокВедущей вверх, в тот притулившийся лесок, —Её фигурка в старом плюшевом жакете…Всё так, как будто мы расстались на часок.Сорвусь на берег к ней, любимый и шальной,На миг замру, как мим в немой, банальной сцене…И припаду, и окунусь весь с головойВ её тепло, давясь слезами, сам не свой,И прошепчу, обняв знакомые колени:«Ну здравствуй, мама, я вернулся, я живой!».Июнь, 2006

Бессонница

Чуть слышно скрипнули железные ворота,И чей-то шаг впотьмах растаял без следа.И стало тихо. Только сердцу отчего-тоУже не спится: то бессонница-беда.Сама беда и в то же время – бедолага:Придёт, разбудит и не знает, как помочь…И мыслей нудных и назойливых ватагаВсю ночь покоя не даёт, снуёт всю ночь.Подушка скомкана, и сбилось одеяло,Тревога в доме, и в углу моём темно.И в мире этом всё-то нынче как попало…Да что там нынче – так уже давным-давно.Тревожно сердцу, хоть всё, кажется, как надо:Родные – сыты, не болеют, дом – стоит,И даже сам я хоть куда – с подошв до взгляда…А сердце ссадиной невидимой свербит.Пойду ли в поле травам с ветром поклониться;Сижу ль в шараге, опостылевшей невмочь;Смотрю ли «ящик», чтоб на час-другой забыться, —Исход один: привет иллюзиям и – ночь.И вновь пространство обступает и сжимаетМозги, как обруч, и звучит в ушах, как сталь.И сердце вновь как бы на что-то намекает.И вновь бессонница читает мне мораль.Покорно слушаю, внимаю, принимаю,Вполне возможно, попытаюсь претворить,И повторить не раз, хотя и понимаю:У пучеглазки есть грешок – поговорить…• • • • • • • • • •Опять чуть скрипнули шарнирами ворота:Соседка юная вернулась ночевать.Пора и мне: грядущий вторник – не суббота,И, хошь не хошь, а утром в пять опять вставать.Июль, 2006

У камина

Я у камина, и мне кажется случайнойВся моя жизнь в хитросплетениях огня;И даже мир моей души, покрытый тайной,На фоне пламени – отдельно от меня.И сам камин – из виртуального пространства,Он лишь привязка для бесформенных идей,Предмет изящного, но мнимого убранства,Минутный образ сферы внутренней моей.И тем не менее смолистые поленьяГорят уютно за решёткою витой,И я пишу, и монитор мой, без сомненья,Не станет спорить с этой истиной простой.На сером поле возникают, пропадаютСлова и строки, запятые и тире.И лишь немногие в итоге обретаютЗаконный статус и останутся в игре.Игра жестока и не терпит нарушений:Необоснованных сравнений и красот,Безвкусных рифм и смысловых нагромождений…И сколько визгу, как кому-то повезёт!Пищат от радости отборные словечки,И подхалимски так толкутся предо мной,Но и боятся жара выдуманной печки:«А вдруг шлея Ему…, и станет сам не свой?Похерит всё, что так мучительно рождалось,Начнёт сначала, предпочтёт набрать других…И не получится, как только что мечталось.И снова в давке в этой очереди в стих?».Не бойтесь, милые, ревнивые малявки,Вы мне нужны, я нужен вам, и это факт.А посему не прекращаются поставкиИ просьба всем явить и выдержку и такт!Камин – реальность, кочерга с совком – на месте,Халат – на мне, дрова смолистые – в огне!Кто там тоскует по красавице-невесте?Прошу сюда, и непременно на коне!Фанфары – к бою, заводите Мендельсона,Родные-близкие, не стойте у дверей!Сегодня пьянствуем без всякого резона!Виват анапест, амфибрахий, ямб, хорей!Июль, 2006

Разговор

Закат над кромкою дощатого забораИ куст, похожий на разодранный чулок.На сером поле – штрих застывшего курсора.В мозгу – извечный, бесконечный диалог.«…Вчера, мне помнится, мы не договорили:Чего толочь со мной, когда я раздражён?..Так что ты думаешь об этой тёмной силе,Которой был мой мир так долго поражён?».«Твой мир не может быть подвержен подавленью:Он есть твой мир, и ты хозяин в нём всегда.А что до силы, ты был молод, к сожаленью,А значит, слаб и неразборчив иногда.Пока мы рыскаем душою неуёмной,Наш дух – как спящий, безобидный исполин,И мы открыты этой самой силе тёмной,И горделиво-бестолковы, как павлин.Но дух проснулся, и приходит осознанье,Того, что мир и есть та сфера, что внутри;И в ней – вся сила, весь талант и всё призванье.Вот так-то, друг мой, – не сложней, чем раз, два, три».«Но, если просто всё, зачем так сердце бьётся,Когда я думаю о мире, что вокруг?И почему мне до сих пор не удаётсяПочуять мощь в костях и мышцах этих рук?».«Забудь о мощи для начала: эти рукиДаны тебе не для сгибания подков;Чтоб уловить в пространстве сумеречном звукиНе надо рук, не надо петель и силков…А сердце бьётся оттого, что ощущаетВсю меру истинности странных этих лет.И пусть ничто ему и впредь не помешаетТревожно биться и на всё искать ответ».«Со всех сторон звучат назойливые мненьяО том да сём, о том, как лучше жить и быть.Всяк лоб – эксперт в делах и нуждах поколенья…А мне всё мнится: Не убить и Возлюбить».«Да верно мнится, только знаешь ведь прекрасно,Что мнить – одно, иное дело – претворять.Так что давай, живи и помни ежечасно:Чтобы найти, бывает нужно потерять.Не сожалей о том, что якобы пропало,Не изменяй интуитивно взятый курс;Пусть не пугает тебя карма-прилипала:Сама отстанет, как закончится ресурс».«Да знаю я, да только как-то неуютноОт мыслей, цепких, как навязчивый фантом».«А ты гони их, суесловных, поминутно —И в хвост и в гриву, и поленом и кнутом».«Но если смерть в глаза заглянет безучастно,А вера в подлинную жизнь ещё в пути?Неужто всё, о чём судили мы, – напрасно,И страх – единственный указ, как ни крути?».«Иди навстречу, друг мой робкий и пугливый,В судьбе у каждого есть личный Рубикон.Что ж до меня, не усомнись: я терпеливый,Дождусь идущего ко мне – таков закон.Закон и воля – вот основы мирозданья.А смерти нет, как и не будет никогда.Смотри: вокруг тебя – ни тени увяданья!Какая смерть, когда есть поле для труда!».Июль, 2006

Отрезвление

Печать усталости на всех моих словах,И мне по жизни не пуститься уж трусцою.Но небо в звёздах всё, как прежде, и в домах,Как прежде, люди с простотой своей людскою.Чужие судьбы за завесой пыльных шторГде начинаются, где тихо угасают.И кто-то гонит лошадей во весь опор,Так, что с боков кобыльих хлопья облетают.А кто-то спит весь век, не склеив пухлых век,И просыпается к закату дней беспечных…И так всегда, как будто бедный имярек —При чьей-то шее, на правах каких заплечных.И я там был, в сем мире сонных и глухих,Лихих наездников и просто пассажиров,И я желал вещей, по сути не плохих:Успеха, баб, благоустроенных сортиров…И где, и что, и как в итоге, и куда?Дошёл до ручки, то бишь жажды суицида…Ничто так ум не отрезвляет, как нуждаИ близость некой дамы сумрачного вида.Как только принято решенье на убойИ наготове горсть драже аминазина,Ты всё ж не властен расплеваться сам с собойЛегко, без спросу, как по зову муэдзина.Даётся шанс – сомненье, просто ли намёк,Или виденье в духе личных представлений,Но смысл один: «Эге! Полегче, паренёк!Жизнь – не картошка и не корт для развлечений.Уж если вздумал прекратить её, вот год,Вот книга, травма, просто новое знакомство.Не отметай: могила к чёрту не уйдёт,Она заложена в природу, как потомство».И если ты не слеп, не глух и не дурак,И если склонен к вере в Промысел, к надежде,Тебя минует наведённый кем-то мракВокруг тебя, мешавший видеть сердцем прежде.А значит, выплывешь, и, рухнув на песокБез сил, без чувств, безо всего, что оживляет,Ты вдруг поймешь, что не настал последний срок…Не спорь, мой друг, самозабвенно, так бывает.25 августа, 2006

Осенним вечером

Вчера мне осень как-то грустно улыбнуласьВ час, когда сумерки уж дышат холодком,И приутихшая печаль моя проснуласьИ на завалинке пристроилась рядком.И так легонько, ненавязчиво, с опаской,Плечом незримым притулилась к сиротеИ некий образ пробудила робкой лаской,И стало зябко в наступившей темноте.Вот так же зябко, безнадёжно-одинокоМне было, помнится, и тридцать лет назад.Тогда впервые обошлась со мной жестокоЖизнь, покатившая с тех пор ни в склад ни в лад.Как и тогда, багрово небо от закатаИ тронут бледной позолотой редкий лист;И каждый вечер, как тогда, влечёт куда-то,И воздух в сумеречный час так свеж и чист.Сижу один, и всё вокруг нечётко, зыбко,Всё норовит утратить цвет, сойти на нет;И лишь случайная вчерашняя улыбкаПри всей случайности похожа на привет.И ворошить всё, что погасло, неохота,И дремлет улица под полною луной.Но мне так зябко и печально отчего-то:Неужто осени привет всему виной?Пора бы встать да шевелиться понемногу,Остаток времени домашним посвятить,А я всё пнём сухим сижу нога на ногу,И нет потребности ни встать, ни уходить.И некий образ тот становится картиной,Живой и зримой на совсем короткий срок —Как будто мне опять шестнадцать с половинойИ в первый раз она пришла вести урок.Всё впереди: и год бесплодного страданья,И чувств невиданных невиданный разлив,И страх молвы, и стыд неловкого признанья,И добрый взгляд её, и ласковый «отшив»…Всё впереди, всё предусмотрено пространством,Всё нависает, предстоит, ну а пока…С неимоверным, беспримерным постоянствомСкрипит о доску мелом смуглая рука.И за движением её неповторимым,Прикрыв неловко затрапезный воротник,Сердчишком, скачущим, телячьим и ранимым,Следит невзрачный, но прилежный ученик.• • • • • • • • • •А жизнь – вразлёт, и день сегодняшний в разгаре,Давно посмыты все причалы и мосты…Лишь прядь волос её в чернёном портсигаре —Как память слёз несостоявшейся мечты.Сентябрь, 2006

Незаконченность

Как ни горюем, как ни ждём, как ни ликуем,Пределу быть, а значит, истина – предел.И если так, то пусть прощальным поцелуемДля всех, кто счастливо постичь её сумел,Иль, может, грань одну схватить таки успел, —Да будет мысль, что мир духовный неминуем.Осенний день на камне стоптанной брусчаткиУже оставил свой привычный скользкий след.Руке тепло под ворсом старенькой перчатки…Вот солнце, выглянув, небрежный свой приветМне зябко кинуло и, мой приняв ответ,За серой тучей снова скрылось без оглядки.Я брёл бесцельно – так, как если бы стремилсяНе быть, а плыть, не полагать, а понимать,И потому, наверно, я не суетился,А просто шёл, чтобы забыться и устать,Потом вернуться, лечь и долго-долго спать…И сон чтоб чудный непременно мне приснился…И вот среди не очень ясных ощущенийОдно так явственно оформилось на миг:На лоб мой влажный, толщу мглы пронзив осенней,Легла серебряная нить; и слабый бликВдали, где бледный горизонт, мелькнул и сник;И слух мне тронул звук каких-то песнопений…13 марта, 2007

Касание

Ушей избранницы ревнивой —Не убедить, хоть забожись…Вины чужой строкой игривой —Не описать, хоть запишись…Того, что к сердцу прикипело, —Не оторвать, не подарить…И что в зародыше истлело —Не воспитать, не оперить.«Тогда зачем всё?» – мысль-подлянкаС самозабвением рубанкаМне ум дерёт…Одна лишь вера неприметнымКасаньем будням беспросветнымСмысл придаёт.12 января, 2013

Уйдёт январь

Ни грёз пустых, ни глупых слов,Ни слёз из-под ресниц;Ни душ, закрытых на засов,Ни омрачённых лиц.Мир всё так же прост, не сошёл с ума:Свет вчерашних звёзд льётся на дома,День за днём – шажок, как стежок в узор,Со времён Потопа и до сих пор.А за окном скрипит январьПромёрзшей колеёй,Мерцает в сумерках фонарьНад чьей-то головой.Мир всё так же прост, не сошёл с ума:Свет вчерашних звёзд льётся на дома,День за днём – шажок, как стежок в узор,Со времён Потопа и до сих пор.Уйдёт январь, а с ним всё врозь,Раскиснет колея,И от всего, что не сбылось,Останусь только я.Мир всё так же прост, не сошёл с ума:Свет вчерашних звёзд льётся на дома,День за днём – шажок, как стежок в узор,Со времён Потопа и до сих пор.4, 5 января 2016

В аллее

Когда безудержные чувства поостыли,Хруст от подошв в калейдоскопе снежной пылиСродни вторжению в безмолвие души.Кого? – Случайного, стороннего, чужого,Без задней мысли обронившего два слова —«Который час?» – в безлюдье парковой глуши.Смешно! Ведь я спешу по призрачной аллее:Потёртый шарф на дряблой, выдубленной шее,В карманах руки старомодного пальто…А он сидит на облупившейся скамейке,То ли в тужурке, то ли просто в телогрейке,И смотрит в сторону… И я ему – никто!– Который час? Спросите лучше, где мы были,Когда безудержные чувства вдруг остыли,И мы усвоили постылый этикет.Да разве мы не стали отблесками страстиОдной вселенной, расколовшейся на части,Едва успев и появиться-то на свет!…Сказал и смолк. И воздух в парке колыхнулся,Листком последним, безымянным, шелохнулся,Вспугнув картину догорающего дня…Нет, не похож ни на шута, ни на поэта,Ни на сгубившего себя, ни на аскета —Ни на кого! Ну, может, как-то… на меня?А память ёжится в груди, как под рогожей,Покрылись образы, слова гусиной кожей —Всё не забудутся, не вымрут, не уснут…Лишь хруст подошв морозной пыли – не помеха:Он вместе с ней дрожит и давится от смехаПри виде отблесков, утративших приют.«Как он сутулится, и зябнет, и бодритсяВ своём кашне дурацком, верит, не боится,Как будто в нём сошлась вся прелесть бытия!..Но есть ли прелесть, есть ли радость вдохновеньяСреди померкших ожиданий и забвенья?Во что-то верит! Неужели это я?».Ноябрь, 2016

Воспоминание об осени

Тропинкой, устланной опавшею листвою,Пройтись, не думая, что где-то кто-то ждёт…Лишь неба свод над непокрытой головоюИ кое-где в ложбинках первый, робкий лёд.Час без текучки, без интриг, без беспокойства,Минута-две, а может, меньше, тишины —Той тишины как бы мистического свойства,Когда есть мир, но нет ни признака войны.Игривый ветер треплет рыженькие пряди,Шуршит листами кем-то брошенной тетради,Уже не пробуя согреть озябших рук.И никого… Лишь небосвод с унылым клином,С его «прости» ещё трепещущим осинам,И шёпот осени: «Всё сбудется, мой друг».Январь, 2017

Букет

Вот и выпал мне счастливыйЖребий: поле перейтиИ цветов букет красивыйТам нарвать и принести.Что за поле – сам не знаю:То ли север, то ли юг,То ли просто где-то с краюПросто в мире просто луг.Поначалу растерялся:Что, да как, да почему;За советом обращалсяК сердцу, к памяти, к уму…Сердце ёкнуло, бедняга,И зарылось глубже в грудь;Память встала, как коряга:Ни сломать, ни повернуть…Только ум приободрился:Варианты, то да сё;Понастроил, заблудился,В пень уткнулся лбом – и всё-о.Стал я сам и понемногу,Шаг за шагом, день за днём…Вёрсты выучили ногуНе ступать, где бурелом.Что по молодости мнилосьОбразцом из образцов,Покривилось, обвалилось,Расползлось, в конце концов.А вокруг всё лица, лица —Хамы, сводники, шуты;Вот урод, а вот девицаНепотребной красоты.Всем я должен, всем обязан:Дай взаймы, отрежь, уважь…Добротою, что ль, наказан,Что мне всяк – то грех, то блажь!Притомился я с годами:От ворот всем – поворот,Где бочком, а где задами —От напасти прочь. И вот…Поле в зыбкой дымке зноя,След глубокий на стерне,Я, доживший до покоя,Сам с собой наедине.Веет ветер, травы гнутся,Шмель ужалить норовит.Чувства стынут, мысли мнутся,Интуиция молчит.Ладно, двинулся по следу(Лучше всё ж, чем наугад!);Шёл во вторник, шёл и в среду,И в жару шагал, и в град.Стоп, мужик, нет больше нивы,След пропал (Да был ли он?).Хоть бы тень альтернативы:Тупики со всех сторон!Тут гордыни скрип раздался:«Что за жизнь! Не жизнь – провал!Ни до края не добрался,Ни букета не нарвал…».Под неё и мысль прогнулась:«Верно ж: годы пронеслись…».Только сердце встрепенулосьИ шепнуло: «Оглянись!».В дальнем зареве закатаБлёстка-звёздочка видна;Копны дремлют – нива сжата;Скоро выступит луна.А над нивой этой соннойСеребром пролёг мой путь:Где прямой, где искривлённый,Где обрывистый чуть-чуть.Сонмы образов отживших,Эхо дальних голосов(и любимых, и любивших) —Точно долгий, вечный зов.И ни капли сожаленьяИли тяжести вины.Только грусть и впечатленьеНаступающей весны.• • • • • • • • • •– Был ли ферзь, была ли пешка,Имярек, десятки лет?Может, жребий – лишь насмешка?..– Вспомни всё: чем не букет!Июнь, 2016, март, 2017

Ноктюрн

Грядущих сумерек неясная химера;Бриз, лёгкой струйкой пробежавший по виску;Пустынный пляж в версте от людного Танжера;Фигурка женщины, бредущей по песку.Закат не виден за соседними горами,И потому не розов ласковый прибой…Её не ждёт никто – ни с болью, ни с дарами:Вся боль – при ней, дары – не скроены судьбой.Её улыбка – тень вчерашнего ненастья,Её черты – следы утраченного счастья,Её глаза – давно не бездна femme fatale.Но ведь не может шторм о скалы биться вечно,И боль не станет править в сердце бесконечно:Сойдёт на нет – как фён, как бора, как мистраль.23, 25 марта, 2017

После проводов

Вот и ещё с одной иллюзией простился…А ведь не год ей предавался и не два!И ничего: и мир совсем не изменился,И сам я заново как будто не родился,И быт всё тот же, и привычки, и слова.Да сколько ж было их, о Господи: цветастых,Хромых, приталенных, воздушных и земных;Полувоенных, нежно-ласковых, клыкастых;Жовто-блакитних и серпасто-молоткастых;Дурных, нескромных, мелкотравчатых, резных!..И все ушли… Жил-жил иллюзией, старалсяСтенал, бодрился, разрешался матерком;Служил, хозяйствовал, съезжал и вновь вселялся;Готов к уходу был и всё же оставался…Свалили, подлые! Да лихо, с ветерком!Что ж, соберём крупицы памятных событийИ сложим там, где и уместно их сложить.Не станем делать сногсшибательных открытийИли устраивать поспешных чаепитий…Но будем дальше просто помнить, просто жить.28 марта, 2017

Усвой урок!

Что жизнь для птиц, как не концертная программа…Что жизнь для трав, как не растущий стебелёк…Что для холста – как не подобранная рама…Что для кулис – как не разыгранная драма…А для меня она – пожизненный урок.За годом год, за шагом шаг, за словом слово,За взглядом взгляд, за ролью роль, за громом гром.Всяк новый день – как сеть для свежего улова,А всяк улов – как повод сеть закинуть снова…И так – пока висок не тронет серебром.Жизнь бьёт под дых – ну так и что! Живём, однако!Фингал? Пройдёт! И зубы вставим за свой счёт!Всё – неспроста, везде – какая-то собака.Не прёт нам фарт – так, значит, в прошлом где-то бяка.Усвой урок – и всё как надо потечёт…Забывший стыд – и честь в итоге похоронит;Познавший крах – едва ли станет горевать.И конформист не «позвонит» – скорей, «позвóнит»;А кто филон – уж, несомненно, профилонит…