Время вновь зажигать звезды

Виржини Гримальди

Время вновь зажигать звезды

Virginie Grimaldi IL EST GRAND TEMPS DE RALLUMER LES ETOILES

Copyright © LIBRAIRIE ARTHEME FAYARD, 2018

Illustration © Johannes Wiebel | punchdesign, using images from shutterstock.com

© Жукова Н., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Моей маме

Когда я погружался в ее глаза, мне становилось так хорошо, что отныне я нигде не мог найти себе места.

Ромен Гари. «Обещание на рассвете»

Сыновья еще живых матерей, никогда не забывайте о том, что они смертны. Я не впустую потрачу слова, если хоть один из вас, прочтя мою скорбную песнь, станет относиться к матери нежнее. Любите ваших матерей больше, чем свою любил я. Старайтесь ежедневно доставлять им немного радости. Говорю вам это с правом человека сожалеющего, из невозвратных глубин моего горя.

Альбер Коэн. «Книга моей матери»

Анна

– Анна, загляни ко мне, когда все закончишь! Мне нужно кое-что тебе сказать.

Быстро повязав фартук, я решила сначала обойти зал до прихода первых посетителей. Я уже догадывалась, что мне сообщит Тони: вчера я случайно подслушала разговор. Значит, время пришло.

Вот уже три месяца, как наша «Белая харчевня» возглавляла рейтинг лучших ресторанов Тулузы. Если мы и раньше не страдали от отсутствия клиентов, то теперь здесь яблоку негде было упасть. Не успевала я убрать стол, как за него уже кто-то усаживался. А ведь я одна работала за все про все, иногда, правда, мне помогал Тони, если ему было нечем заняться.

В прошлый понедельник, когда я подавала крем-брюле на шестой столик, мне внезапно стало плохо: пропал слух, в глазах помутилось, и ноги стали ватными. Десерт приземлился на голову клиента, а я очутилась в кабинете шефа.

Начал он как обычно с крика, но я к нему давно привыкла: это означало, что он сильно обеспокоен. Однажды он мне признался, что у него транспозиция внутренних органов – сердце находится справа, а печень – слева. Наверняка это сказалось на его манере общения.

– Что это тебя разобрало, Анна?

– Мне стало нехорошо, вот и случилось то, что случилось.

– Да, но почему ты такое сделала?

– Ну, чтобы немного повеселить публику, ей-богу, что за вопрос? Уж слишком было кругом тихо, верно?

Он сбавил градусы, тяжело вздохнув, а затем проговорил примирительно:

– Ну а сейчас ты как? В порядке?

– Лучше, могу снова приступить к работе.

– Ладно уж, ступай, я сегодня тебя подменю, но завтра чтоб явилась, идет?

– Я хоть когда-нибудь прогуливала?

Он улыбнулся. И я этим воспользовалась.

– Я очень устала, Тони. Мне скоро стукнет сорок, и я не выдерживаю такого темпа. Было бы здорово, если бы ты кого-нибудь нанял мне в помощь.

– Да знаю, знаю, ты уже говорила. Ладно, подумаю, что можно сделать.

Он взял телефон и позвонил Эстель, своей любовнице, поведав ей, что в данный момент предпочел бы оказаться в ее трусиках. Я поняла, что наш разговор окончен.

Мой сосед Пол давно говорит, что мне пора сменить работу. Пол теперь работает в бывшей папиной табачной лавке и, похоже, думает, что рабочие места приносят аисты, которым пришлось переориентироваться с тех пор, как рынок младенцев захватили капуста и розы.

Однако истина состоит в том, что у меня практически нет никаких навыков, хотя я и окончила курсы BTS [1] по специальности «бухгалтерский учет и управление». В последний день экзаменов я узнала, что беременна. Матиас неплохо зарабатывал, и мы решили, что я буду заниматься Хлоей. Через три года, когда дочке пришло время поступать в детский сад, я отправила резюме на десятки вакансий в сфере бухгалтерского учета и администрирования. И только однажды меня пригласили на собеседование, во время которого выяснилось, что я представляю собой скопище недостатков: опыта у меня нет, я позволила себе целых три года проваландаться с ребенком после окончания учебы, да к тому же на вопрос: «Есть ли у вас кто-нибудь, чтобы побыть с ребенком в случае экстренной рабочей необходимости?» – я твердо ответила «нет». Куда уж мне было соперничать с многочисленными боевитыми и супердипломированными кандидатами, которые к тому же не имели жизненных приоритетов в собственной утробе!

Так что мне ничего не оставалось, как принять предложение Тони, приятеля Матиаса, державшего свой ресторан. Первые семь лет я работала до обеда, что позволяло мне проводить достаточно времени с дочерями. Но потом пришлось добавить к этому и вечернюю смену.

Однажды, когда я уже опускала жалюзи, Тони окликнул меня из своего кабинета. Я вошла и села напротив шефа.

– Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, Анна.

Нарушенная система общения. Неважное начало.

– Сколько ты уже здесь работаешь, лет десять?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать, как быстро бежит время… Я еще помню собеседование с тобой, ты была такая…

– Давай ближе к делу, Тони.

Он помассировал виски кончиками пальцев и тяжко вздохнул.

– Эстель потеряла работу, и я хотел бы ее взять.

– Класс! А я-то уже приготовилась к плохим новостям! Уж не знаю, самая ли лучшая это идея по отношению к твоей жене, но, в конце концов, проблема твоя. И когда она приступает?

Он опустил голову.

– Мне придется взять ее на твое место, Анна.

Потребовалось несколько секунд, чтобы информация достигла моего серого вещества.

– Что значит – на твое место? Ты не сможешь этого сделать!

– Я знаю, что у меня нет причин увольнять тебя, хотя, впрочем, когда хочешь поискать, то всегда можно что-нибудь найти. Но я не стану этого делать, потому что ты такого не заслуживаешь. У меня есть для тебя предложение: мы расстанемся друзьями, по обоюдному согласию, и я дам тебе небольшой конверт в знак благодарности.

Не знаю, сколько времени я просидела неподвижно, не зная, как на все это реагировать. Но достаточно, чтобы передумать о многом – неоплаченных счетах, например, о том, чем я уже не смогу пользоваться, – достаточно, чтобы представить абсолютно пустой холодильник. Вполне достаточно, чтобы услышать звонки судебных исполнителей, возобновившиеся с удвоенной силой, представить выражение лиц моих дочек, когда я им сообщу, что их мать – безработная.

– Ну, что скажешь?

Я отпихнула задом стул и поднялась.

– Да пошел ты… Тони!

Хроники Хлои

Прежде всего хочу поблагодарить вас за все ваши комментарии. Год назад, когда я открыла свой блог, я и не думала, что так много людей заинтересуются мыслями семнадцатилетнего подростка, который часто чувствует себя не в своей тарелке. Благодарю[2].

Хлоя

Я поправила шапочку и глянула в зеркало. Отлично. За надежным укрытием тонального крема и помады я была, пожалуй, готова встретить новый день.

Мигом слетев по ступенькам с четвертого этажа, я на ходу заткнула уши наушниками. Внизу дверь все еще была сломана, и по лестнице тянуло холодным ветром. Если бы еще он додумался уничтожить этот неистребимый запах мочи!

Лили уже стояла на автобусной остановке. Она помахала мне, но я сделала вид, что не заметила, и продолжила путь. Нет, сегодняшним утром я снова не поеду вместе с ней.

Да и дался мне этот лицей. Мое будущее – все как на ладони. Через три месяца я окончу его с отличием и запишусь на филологический факультет универа. Но и шагу туда не сделаю.

Учеба в худшем случае требует оплаты, но и в лучшем она тебе ничего не платит.

Вчера утром мама снова получила заказное письмо. Она спрятала его в шкафу, под брюками, как и все предыдущие, но я не дура. Помимо работы в ресторане она еще и гладит для соседей прямо на дому. Я не могу продолжать висеть на ее шее. Со следующего года я тоже начну работать.

Пока я шла через весь город, улицы постепенно оживали, пробуждаясь. Утром всегда ощущаешь запах надежды. А вдруг это именно тот день, когда все в твоей жизни изменится? Неожиданная встреча. Блестящая идея. Внезапное решение. Отъезд.

Каждое утро я мысленным карандашом записываю в голове собственные мечты. И каждый вечер стираю их мысленным ластиком.

Всех знакомых, кого я встречала по пути, я радостно приветствовала, махая им рукой. Ведь мы живем здесь уже целых пять лет, и поэтому я знаю многих. Например, Лейлу, отводившую в школу младших – Ассию и Элиаса. Госпожу Лопе, попивавшую кофеек у своего окна. Ахмеда, парковавшего машину, Марселя, выгуливавшего своих двух чихуа-хуа. Нину, бежавшую, чтобы не пропустить автобус. Джордана, который никак не мог стронуть с места скутер. И наконец, Людмилу, которая изнывала в одиночестве перед входом в здание Д.

– А я тебя уже жду, – сказала она мне, открывая дверь.

Людмила живет на восьмом этаже в квартире-студии. Я у нее впервые. Она жестом показала, чтобы я села на раскладной диванчик.

– Алик сказал, что тебе можно доверять, – бросила она, доставая пакетик из-под низенького столика. Так что, ты подтверждаешь?

– Да, мне можно доверять.

– У кого ты обычно покупаешь?

– Я еще ни разу не покупала, это впервые. Меня раньше приятели угощали.

– О'кей. Дай посмотрю на кольцо.

Я протянула ей золотое кольцо, она осмотрела его так, будто что-то в этом понимала.

– Стоит десятку, согласна?

Я уверенно кивнула, скрывая этим, что не знала, что значит «десятка». Она показала мне маленький коричневый кубик, завернула его в кусочек фольги и сунула мне в руку.

– Если спросят, скажешь, что тебе продал Джо.

Я спрятала пакетик в рюкзак между тетрадками и учебниками, а затем направилась к двери. Я уже собиралась ее закрыть за собой, когда Людмила окликнула меня:

– Скажи, не та ли ты телка, что выиграла в прошлом году конкурс на лучшее сочинение?

Я сделала вид, что не расслышала, и вышла за дверь.

Лили

3 марта

Дорогой Марсель!

В субботу на мое двенадцатилетие крестная подарила мне дневник, то есть тебя. В общем-то, она добрая, несмотря на ее крысиные зубки, однако в данном случае она явно переборщила. Никогда я не видела пользы в таких дневниках, честно сказать, к тому же у меня и без того полно уроков. Ну и дневничок она подобрала – в розовой обложке с маленькими сердечками! Не хватало только стразиков для полного блеска.

Я совершенно не собиралась тебя использовать и даже оставила в кухне, надеясь, что кто-нибудь, Хлоя или мама, выбросит его вместе с остальными ненужными проспектами в помойку, но в тот самый момент произошло нечто такое, чем я обязательно должна с кем-нибудь поделиться, а я никому не могу это рассказать.

Так что я выкрасила твою обложку красным маркером, приделала замочек (согласись, лучше сразу принять меры предосторожности, не откладывая в долгий ящик) да к тому же нашла идеальное потайное местечко, но я не стану о нем писать. (Хлоя, если ты сейчас это читаешь, прекрати немедленно, а не то скажу маме, что ты таскаешь ее лифчики.)

Итак, я назвала тебя Марселем, очень надеюсь, что имя тебе понравилось. Это потому, что ты такой же красный, как Марсель Муссон со второго этажа, вернее, его лысина.

Пока не знаю, буду ли я что-то в тебя записывать, не исключено, что все получится как с лосьоном от прыщей: два вечера из трех я забываю о нем, но я все же постараюсь.

Так вот что я хочу тебе рассказать.

Сегодня утром, когда я ехала в автобусе, у меня все еще болел живот. Из-за этого я даже с трудом закончила завтракать, странно это, но я подумала, что все на нервной почве, из-за контрольной по английскому, беда у меня с неправильными глаголами. Правда, и после контрольной живот болеть не перестал. Тогда я подумала, что это из-за вчерашнего ужина. Мы с Хлоей подогрели себе какую-то гадость, что мама принесла из своего ресторана, уж поверь, если я говорю «гадость», значит, так оно и есть.

На уроке физкультуры мы сегодня играли в баскетбол. Минут десять, не меньше, я кричала Тео, чтобы он передал мне мяч, и подумай только, он сообразил это сделать, когда я как раз поправляла волосы, так что удар пришелся прямо на мой нос, из которого тут же закапала кровь, так что препод вывел меня с площадки.

Стоя на краю поля с заткнутыми туалетной бумагой ноздрями (ваты не оказалось), с запрокинутой назад головой, я вдруг услышала смешки позади себя. Это были ребята из 4С, сидевшие на трибуне и не сводившие с меня глаз. Маленький чернявый мальчишка с носом-рубильником поинтересовался, не попал ли мне мяч в задницу. Со смехом я ответила, что нет, только в нос. Они громко заржали, показывая на мой зад, и тогда я все поняла. Этим и объяснялась боль в животе, мама много раз рассказывала мне про месячные. И надо же такому случиться, что в тот день я как раз была в белых шортах!

Я попятилась к выходу, по стенке прошла вдоль изгороди и кое-как добралась до раздевалки. Ну и кровищи же из меня вышло, я и понятия не имела, что ее столько будет, короче, мои трусики напоминали главную улику преступления. Я постаралась отчистить их немного, как уж получилось, затем взяла несколько листов бумаги и подложила внутрь. Но сразу же поняла, что этого будет недостаточно, тогда я взяла весь рулон, придала ему плоскую форму и засунула туда целиком.

Так я весь день и проходила враскоряку, обернув вокруг талии пальто, к счастью, вроде бы никто ничего не заметил. Надо будет попросить маму купить прокладки.

Целую тебя, Марсель.

Лили

P.S.: Это я на всякий случай тебя целую, если вдруг окажется, что дело вовсе не в месячных, а в кровотечении из позвоночника из-за удара в голову, так что, возможно, завтра я уже умру.

Анна

Все наши завтраки проходят одинаково: я начинаю с просьбы выключить телевизор, потом пробую завести общий разговор, который всегда переходит в молчание. В конечном итоге я пытаюсь убедить себя, что, уставившись все вместе на экран, мы смотрим в одном направлении, а это не так уж плохо.

Лили, увлеченная мультфильмом, наливала молоко в тарелку:

– Мама, не могла бы ты в следующий раз купить нормальные хлопья?

– Сделай потише, пожалуйста. А эти чем не хороши?

На секунду она оторвала глаза от экрана и подняла на меня два своих зеленых кругляша:

– Знаешь, это плохая марка, хлопья у них – сплошная резина, нужно брать те, что ставят в магазине на среднюю полку, а не вниз, там всегда один отстой.

Не успела я ей ответить, как в проеме двери показалась голова Хлои, донеслось ее небрежное «пока-пока!» и голова тут же исчезла. Я успела ее догнать на лестнице.

– Хлоя, не присядешь с нами на пару минут?

Она оглянулась, испустив долгий вздох. Так и есть, дочь снова использовала тональный крем-аэрограф.

– Я не голодна.

– Само собой, как и каждое утро. Но ведь ты можешь иногда просто провести с нами время, не так ли? Это единственный момент, когда мы можем побыть все вместе.

– И кто, по-твоему, в этом виноват? – испепелила она меня взглядом, прежде чем броситься вниз по ступенькам.

Я все еще стояла на лестничной площадке, когда зазвонил домофон. Отвечать я не стала: я никого не ждала, девяносто процентов из ста, что кто-то опять попытается мне всучить жалюзи или подготовить меня к встрече с Иеговой.

Двумя минутами позже в дверь постучали. Осторожно, на цыпочках, я подошла и заглянула в глазок. С той стороны оказался мужчина, со столь же многообещающе приятным видом, как колоноскопия. Я догадывалась, что за этим последует, но выхода не оставалось. Пришлось открыть дверь.

– Госпожа Мулино? Доброе утро, мое имя – господин Ренар, коллектор, можно войти?

Вопрос был риторическим, коллектор уже находился в моей квартире без всяких там вопросительных знаков. Он заглянул в свою папку и достал оттуда листок. Я прикрыла дверь в гостиную, чтобы нас не услышала Лили.

– Рад вас видеть. Полагаю, до вас не доходили мои многочисленные послания?

– Нет, я их получила. Простите, но я…

– В таком случае вы знаете, почему я здесь, – отрезал он. – Мне приходится лично вручать вам этот документ, обязывающий вас срочно оплатить задолженность в 5 225 евро кредитной организации «Цефитис».

Я взяла протянутые мне ручку и долговую квитанцию, бегло просмотрела ее и, прислонив листок к стене, поставила внизу подпись.

– Можно задать вопрос, господин Ренар? – спросила я, возвращая документ.

– Пожалуйста.

– Как вы полагаете, если я не смогла внести столько ежемесячных платежей, каким образом мне удастся собрать сразу пять тысяч двести двадцать пять евро?

Пожав плечами, он изобразил сострадательную улыбку.

– Простите, поначалу кредиторы проявили терпение, но, признайте, вы же не выполняете своих обязательств!

– Обещаю сделать все, что в моих силах. Я буду вносить по сто десять евро в месяц для погашения кредита, как это и делала всегда, за исключением трех раз, и то только потому, что не смогла. Да поймите вы, я действительно не смогла. Какое право они имеют требовать теперь от меня выплаты всей суммы целиком?

– Имеют. «Цефитис» предложил вам график выплат, чтобы наверстать упущенное, и вы следовали ему, но только поначалу. Я как раз и собирался вам предложить новую сделку, но… вы мне не ответили. К сожалению, сейчас уже слишком поздно что-то предпринимать.

Мне так хотелось протестовать, умолять, поклясться, что я – честный человек и пыталась изо всех сил уложиться в этот чертов график, но как можно было объяснить и коллектору, и кредиторам, что все, заработанное мной, тут же уходит на латание всевозможных дыр, и если порой мне удается вынырнуть на секунду из бесконечных волн моих долгов, то только на секунду, а уже в следующую я опять глотаю воду, накрытая новой волной, хочу я этого или нет. То карданный вал машины ломается, то стиралка выходит из строя, то нужно оплачивать школьную поездку Лили, то Хлое требуется купить бóльший размер лифчика. И если кто-то любит сюрпризы, то лично я предпочитаю никогда их не знать. У меня возникло безумное желание сказать этому человеку, что деньги я трачу не на себя, чтобы пожариться недельку-другую на солнышке где-нибудь на курорте, и уж точно не на драгоценности.

И если бы я не была настолько загнана в угол, то никогда не взяла бы кредит под чудовищные проценты. Мне захотелось разом выложить все это ему, но единственное, на что я оказалась способна, – это испустить жалобный вздох и разразиться рыданиями.

Представителю коллекторского агентства стало неудобно, а мне – еще хуже, оттого что я вынудила его испытывать неловкость. Пока я пыталась овладеть собой, он закашлялся, протянул было руку, чтобы тронуть меня за плечо, но, видимо сообразив, что он мне не друг и не знакомый, отдернул ее и стал рассеянно перебирать документы в папке.

– Извините, если я вас так расстроил, – только и сказал он.

– А если я не смогу заплатить, что произойдет?

Он вздохнул.

– Мы будем вынуждены обратиться в суд, чтобы добиться погашения долга всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами. Положитесь на мой опыт, именно так и бывает.

– Конфискация имущества?

– Возможно.

– Ну, так вот оно – решение! Моей машине скоро стукнет двадцать, окна в ней не открываются, и третья скорость не работает, есть прекрасная возможность получить за нее тридцать евро, значит, останется пять тысяч сто девяносто пять, всего-то. Или я могу подселить кого-нибудь в мою четырехкомнатную квартиру в доме экономкласса, к тому же с очень оригинальным лифтом, это также позволит мне выручить…

Не успела я закончить фразу, как дверь в гостиную открылась и показалась Лили с ободком молока вокруг губ. Увидев мои слезы, она насупилась.

– Что с тобой, мама?

– Да так, ничего, – ответила я, вытирая слезы ладонью.

Дочка подбородком указала на коллектора. Несомненно, она подслушивала.

– А плачешь почему? Это из-за господина Вóрона?[3]

– Господина Ренара, – поправил тот девочку. – Я как раз собирался уходить, хорошего вам дня.

Он открыл дверь, бросил на меня последний взгляд и устремился вниз по лестнице. Пока я еще не закрыла дверь, Лили, просунув голову в проем, пустила ему на прощание:

– Оперение у вас ничего, вот только от клюва несет хуже, чем от сыра!

Она быстро надела куртку, нацепила рюкзак и исчезла вслед за ним.

Хроники Хлои

Четверг – лучший день для прогуливания занятий. Лили возвращается из коллежа лишь в пять часов, а мама в обед не приходит: она навещает бабушку. Так что квартира в моем полном распоряжении, я больше ничья дочка или сестра. Могу делать, что хочу, и принимать у себя, кого хочу.

Вот уже шесть дней мы встречаемся с Кевином. Мне кажется, я в него влюблена. Он такой милый! Работает Кевин в пекарне, в нижней части города. Всегда, когда на обратном пути из лицея я захожу туда за хлебом, он выглядит очень счастливым. Не слишком-то он красив, но с некоторых пор я держусь подальше от привлекательных парней.

У нас все началось в прошлую пятницу. Как обычно я попросила багет и увидела его в глубине пекарни – он ставил в печь поддон с выпечкой. Он мне улыбнулся и попросил немного подождать на улице. Через несколько минут он вышел с зажатой в губах сигаретой.

– Привет, я Кевин.

– А я Хлоя.

Щеки у него были припорошены мукой, а глаза – редкой голубизны.

– Ты рядом живешь?

– Да, в корпусе C.

– Мне приятно тебя видеть у нас по вечерам.

Я опустила голову, почувствовав, как у меня краснеют щеки. Комплименты всегда приводили меня в смущение, словно незаслуженно щедрый подарок.

Он чуть дотронулся до моего подбородка и очень нежно приподнял мне лицо.

– Я кончаю работу в восемь, придешь?

Ближе к восьми я приняла душ, как следует причесалась и накрасилась. Перепробовав три наряда, оставив Лили наедине с телевизором и предварительно взяв с нее слово, что маме ничего не будет сказано, вскоре я уже пришла к пекарне.

В одиннадцать, незадолго до возвращения мамы, я успела скользнуть в постель и теперь заново пересматривала фильм сегодняшнего вечера. Вспоминала бутерброды, приготовленные Кевином, скамейку возле пруда, его бедро, прижатое к моему бедру, его губы на моих губах, голос, который шептал мне, что я красивая, его ледяные руки, забиравшиеся под мой свитер, его торс, притиснутый к моему животу. Когда он предложил мне пойти с ним в машину, я твердо отказалась и сразу почувствовала его разочарование. Он достал сигареты и молча закурил, брови его были сдвинуты. Тогда я прижалась к нему всем телом и запустила руку под его брючный ремень, после чего весь остаток вечера он был со мной очень нежен.

Сегодня утром, когда я сказала ему, что у меня весь день будет свободна квартира, он сразу же согласился прийти. Я дала ему код домофона, и ровно в два он уже был у меня. На этот раз никакой муки на его щеках я не обнаружила – сегодня у него был выходной. Он протянул мне небольшой пакетик, в котором оказались шукеты[4].

Мы уселись на диване в гостиной, я поставила в телефоне романтический плей-лист и, положив голову Кевину на плечо, взяла его за руку. Он стал гладить мне ладонь своим большим пальцем. Кевин был таким нежным, ласковым, совсем непохожим на парней, которых я знала раньше. Их обычно интересовало только одно, они брали, ничего не давая взамен. Этот жест, показавшийся мне целомудренным, палец, что, едва касаясь, ласкал мою ладонь, – возможно, все это были хорошие знаки, и он и есть тот самый, единственный, которого я заинтересовала по-настоящему. Может, ему суждено до краев наполнить меня любовью и нежностью и нам с ним предстоит строить планы на будущее, может, я буду действительно для него что-то значить! Но ведь и я должна со своей стороны дать ему понять, что он тоже мне небезразличен. Вряд ли у него было полно возможностей для интрижек при суровой работе в пекарне, от звонка до звонка. Повернувшись к нему, я подставила губы для поцелуя. Неожиданно он встал, и мне поневоле тоже пришлось встать. Уперев руки в бока, он проговорил:

– Может, покажешь мне свою комнату?

Лили

16 марта

Дорогой Марсель!

Надеюсь, ты в порядке и не очень злишься, что я спрятала тебя за радиатором. Мне кажется, мама давно все наши батареи отключила.

У меня, раз уж ты спрашиваешь, дела так себе. В начале года у меня не было проблем с Манон и Жюльеттой. Все любят их уже только за то, что они двойняшки (что называется, два по цене одного). Кроме того, их отец – двоюродный брат соседки парикмахера матери Кева Адамса[5], а все обожают Кева Адамса, кроме умников, изучающих греческий и латынь, но кому хочется, чтобы его любили зануды, которым интересны греческий и латынь?

Поначалу я к ним относилась с полнейшим равнодушием, не то чтобы я их любила, но и не то чтобы нет. Все изменилось, когда они впервые обнаружили мое существование. Все это случилось из-за того, что я выдвинула свою кандидатуру, когда выбирали старосту класса, ведь меня никто не предупредил, что Манон хотела быть единственной кандидаткой. За меня подали всего один голос, и это была Клелия (спасибо ей), так что я не поняла, когда именно близнецы начали злиться. Хорошо, что они явно не семи пядей во лбу и дело ограничилось подножками да швырянием хлебных шариков в столовке, и все же я предпочитала не попадаться им на глаза.