Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711

15-го. Свежий марсельный бриз WSW, при довольно ясной погоде. Снова поставили паруса, в 3 часа утра увидали Дагерорт к OtS, в расстоянии 2½ мили. Курс между N и О, кругом Некманской мели, а затем OtN. В полдень (прошли) мимо Экгольма, оставшегося в одной мили от нас к OtS. В 8 часов вечера, при довольно свежем бризе, прибыли на ревельский рейд, (где встали) на якорь.

16-го. Снявшись в 3 часа утра, пошли под парусами при прежнем марсельном бризе WSW (и) ясной погоде. По уходе с ревельского рейда (и) до 8 часов (шли по) курсу ONO и OtN, потом до 12 часов О. (В полдень) прошли по полрасстояния пушечного выстрела мимо острова Экгольма, (находившегося от) нас к SW. Около полудня, (в то время как мы) таким образом шли вдоль лифляндского берега, я заметил в одной бухте, восточнее (названного) острова, приблизительно в миле (от нас), стоявший на якоре шведский фрегат; бухта эта зовется Каспервик. Указанный фрегат тотчас поставил паруса и, будучи на ветре, спустился по ветру. Командор-камитан Тамбсен, увидев, что швед хочет с ним говорить, приказал убрать большой парус, чтоб дождаться (фрегата). Хотя командиру шведского судна не трудно было зайти вперед и лечь в дрейф, чтобы подождать (приближение) корабля «Ферэ», тем не менее, однако, он обошел его сзади и, несмотря на то что по (нашим) флагу, гюйсу и вымпелу мог ясно видеть, что то королевский датский корабль, а к тому же из уборки большого паруса заключить, что (мы) замедлили ход, дабы подождать (его), а не бежать, – таки выстрелил вперед (нас) боевым выстрелом. Вслед за этим, чтобы скорее вступить с ним в разговор, (мы) еще убавили парусов. Курс (держали) OtS. Ветер был SW, слабый бриз. Когда (фрегат) поравнялся (с нами), (мы) спросили (командира), чего он желает? (Со своей стороны) он осведомился, не идем ли мы в Нарву? Мы попросили его прибыть к нам на судно на своей шлюпке, если он желает говорить с нами. (На это) он сказал, что если мы (намереваемся) идти в Нарву, то можем тотчас же поворотить назад, и (отвечал), что мы на нашей шлюпке должны прибыть к нему на судно. Несмотря на заявления наши, что (на судно) к другому должен прибыть тот, кто имеет сказать ему что-либо, (командир шведского фрегата) ни за что не хотел на это соглашаться, ввиду чего, для окончания пререканий, (мы) послали к нему шлюпку с лейтенантом Снидсторфом[55] объявить, что судно (наше) королевский датский транспорт и везет его величества короля датского чрезвычайного посланника, дабы высадиться в Нарве (с тем), чтобы оттуда ехать далее в Москву. Лейтенант Снидсторф вернулся со шведским капитан-лейтенантом Авраамом Дикманном (Abraham Dich-mann). В ответе на наши расспросы последний сообщил, что королевское шведское судно называется Wolgast (и находится) под командой премьер-лейтенанта Йонаса Скрува (lonas Skruw).

Я выразил (Дикмапну), до какой (степени) мне представляется странным и неслыханным – в мирное время стрелять боевым выстрелом по королевскому кораблю, когда (существует) сигнал, (по которому) королевский корабль, желающий говорить с другим королевским кораблем, производит холостой выстрел с противоположного от него борта и может вступить с ним в разговор только после произведенного таким же образом ответа. Ввиду того что его капитан (прибавил я) не последовал (в этом) общепринятым морским (правилам), а (поступил) необычно, невежливо и враждебно, я предоставляю себе в будущем жаловаться от имени его королевского величества, моего всемилостивейшего государя и короля, на подобный (образ действий). Выстрел снарядом лейтенант (Дикманы) неудовлетворительно оправдывал тем, что нельзя верить флагу и вымпелу, ибо под их прикрытием всякий мог бы идти торговать в Нарву.

Затем я спросил у шведского лейтенанта, что имеет мне сказать его капитан или о чем (хочет) со мной говорить? Он отвечал на это, что (их фрегату) приказано задерживать и приводить к адмиралу Анкарстьерна[56], начальнику шведской эскадры, стоящей у Бьёрке, в финских шхерах, все без исключения суда, идущие в Нарву или из Нарвы, кому бы они ни принадлежали и под каким бы предлогом ни шли. Я возразил, что его величество король Датский послал меня, в качестве своего чрезвычайного посланника, к царскому двору и предоставил мне свой королевский корабль для перехода в Нарву, где я должен был высадиться, чтобы ехать далее в Москву. Дабы вполне убедить его в этом, я показал ему мой паспорт за собственноручной (подписью) и печатью короля. Он отвечал (на это), что (ему) строго воспрещено пропускать кого бы то ни было. (Затем я) послал Дикманна, на шлюпке с «Ферэ», обратно (на шведский фрегат) сказать его капитану, что, несмотря на его запрещение, я намерен продолжать путь в Нарву; при этом я просил (Дикмана) обратить внимание капитана на последствия, которые могут произойти (от) задержания (датского) королевского судна, особенно (в данном случае), когда оно везет посланника, пользующегося (по званию своему) у всех народов вежливым (обхождением) и свободой. Пусть (капитан) примет в соображение, что подобно тому, как поступают со мной здесь, могли бы, быть может, поступить (и) со шведским посланником (в Дании), который, однако, не только в настоящее время пользуется полной безопасностью, но (пользовался ей и) в 1700 году, когда (между Данией и Швецией) была на самом деле война и шведский флот стоял против Копенгагена.

По возвращении (на «Ферэ») шлюпки, отвезшей (Дикманна), я приказал прибавить парусов и продолжать путь на Нарву. Тогда командующий фрегатом, шведский премьер-лейтенант Ионас Скрув, сам прибыл ко мне на судно. Сказал он то же, что и его лейтенант, ввиду чего я и ему предъявил свой паспорт, с которого (вдобавок) дал ему точный список за моей подписью. (При этом) я заверил и его, так же как сделал это относительно его лейтенанта, что судно (наше) остановится только на нарвском рейде и что по свозе на берег моих людей и вещей оно тотчас же пойдет обратно в Копенгаген. Вдобавок я заверил (премьер-лейтенанта Скрува), что на (нашем) судне нет ничего, что могло бы (послужить) к усилению царя в ущерб шведам или что назначалось бы для содержания либо вооружения (русской) армии; (что), с другой стороны, (на нем) нет ни одного царского офицера или подданного, а также никого, кто желал бы сделаться таковыми. Если он мне не верит, пусть сопровождает меня на своем фрегате на нарвский рейд, и там при выгрузке моих вещей я предоставлю его шлюпке держаться на расстоянии ружейного выстрела от (нашего) судна, дабы (он мог) убедиться, что (в данном случае) не скрывается никакого обмана или хитрости. Я выражал также готовность, в случае если (Скрув) не верит моим словам, выдать (ему) на этот (предмет) письменное (удостоверение). Далее (я) объяснил ему, что (если) король шведский препятствует морскому сообщению с Нарвой, (то делает это) единственно затем, чтобы не допускать усиления неприятеля через подвоз оружия или военных припасов, а что (наш) корабль ничего подобного с собой не (везет) и потому не подлежит задержанию. Со своей стороны (Скрув) утверждал, что должен следовать (полученному) приказанию и воспрепятствовать (продолжению нашего) путешествия. На это я сказал, что, если ему угодно и если он считает то соответствующим полученному им приказу, он может стрелять по (нашему) судну. Тут он поехал назад (на свой фрегат), а я, велев вторично поставить паруса, продолжал путь к Нарве. Курс (держали) на восток; ветер был SSW и S.

Когда судно (наше), несколько отставшее вследствие уборки парусов, (снова) поравнялось с (фрегатом), (Скрув) опять (приказал) выстрелить по («Ферэ») боевым выстрелом, (но) снаряд (в нас) не попал. Распорядился ли он относительно промаха (нарочно, или таковой случился по вине того, кто направлял орудие), мне неизвестно. Затем (Скрув) снова прислал (к нам) на судно своего лейтенанта, велел через него сказать, что выстрелил (он) снарядом, желая предупредить нас, что если ему не удастся убедить нас вернуться (добровольно) или зайти с ним в порт (и ждать там) получения им дальнейших приказаний от его адмирала, к которому он пошлет лодку, то он силой и неприятельскими действиями помешает нам идти в Нарву; при этом (лейтенант) показал инструкцию (Скрува), подписанную за отсутствием адмирала Анкарстьерна вице-адмиралом де-Пру[57].

(Я отвечал), что общаться со мной долее излишне, что боевыми выстрелами (Скрув) проявил относительно меня, как посла, враждебные действия и таким образом поступил против закона, свято и нерушимо соблюдаемого всеми народами, и что я все-таки намерен продолжать путь, (хотя бы пришлось подвергнуться) его (залпу) всем бортом. С этим ответом лейтенант уехал. Затем мы снова поравнялись с («Волгастом»), причем нас спросили с него, не хотим ли мы нарушить мир. (Мы) отвечали, что нарушаем мир не мы, а он, уже стрелявший (по нас) снарядами, так что от его усмотрения будет зависеть продолжать (по нас) стрелять, если (то) доставляет ему удовольствие, или же прекратить (эту стрельбу). (Скрув), прислав (к нам) опять свою шлюпку, велел в последний раз передать, через своего лейтенанта, что если я добровольно не соглашусь вернуться, он силой помешает продолжению (нашего) путешествия; (но) тут ветер, который, начиная с полудня, время от времени стихал, сменился штилем, пасмурной погодой и дождем (и под конец обратился) в совершенно противный, так что при нашем положении, между рифами, обоим нам предстояли другие заботы, дальнейшие же переговоры друг с другом (пришлось отставить). В 6 часов (мы) вынуждены были поворотить оверштаг назад; затем в течение часа или WSW, наконец, чтобы не сесть на мель, должны были встать на якорь. Встали между рифами, на глубине 13 сажен, близ прибрежного местечка, называемого Wirky. Ночью (шведский фрегат) стоял на якоре в расстоянии двух-трех пушечных выстрелов от меня. (Еще) в сумерки, (когда мы) стояли на якоре, (к нам) прибыл (его) унтер-лейтенант (и) еще (раз), от имени своего капитана, просил меня изменить курс, ибо в противном случае, (говорил он), мне помешают силой. При дальнейшем разговоре со мной лейтенант сознался, что (как) ему (самому), (так) и его капитану было заранее известно о моем прибытии.

17-го. На рассвете (лейтенант) снова приехал (к нам) с тем же требованием, прося, чтобы квартирмейстер его шлюпки присутствовал (при нашем разговоре и был) свидетелем того, что он (лейтенант) скажет, каковая (его просьба), хотя необычная и бессмысленная, была уважена (из снисхождения) к его слабо(умию). Он повторил свои настояния относительно того, чтоб я шел назад; потребовал выдачи ему (с нашего) судна лоцмана, а также (разрешения) осмотреть (наш) трюм. По всем этим пунктам ему было отказано. Затем послана (на шведский фрегат) шлюпка с королевским секретарем Петром Фальком и лейтенантом Снидсторфом. Так как (из слов), сказанных накануне вечером шведским лейтенантом, можно было заключить, что он и его капитан знали о моем приходе, (Фальку и Снидсторфу) приказано было (точнее) разузнать об этом. (Шведский) капитан, или, (вернее), командующий лейтенант, равно как и унтер-лейтенант, сознались (Фальку и Снидсторфу), что давно (уже) имели точные сведения о моем прибытии и что на нарвском рейде меня стерегут два (других шведских) фрегата, не считая того, который я сам мог видеть на якоре под Stok-Eiland’ом, а также других крейсеров вдоль берега, коих еще нельзя было видеть. Капитан выдал (мне) точную (засвидетельствованную) его подписью копию с той части его инструкции, которая предписывала ему задерживать все суда, шедшие в Нарву, к какой бы стране они ни принадлежали и под каким бы предлогом ни (шли). К этому он присовокупил, что так как (наше) судно королевский корабль и (везет) посланника, то он (Скрув) не настаивает на отводе его к шведском флоту, стоящему у Бьерке, а требует лишь, чтобы оно вернулось назад (и), по мере возможности, приложить все старания к тому, (чтобы требование это было исполнено). В заключение (Скрув поклялся) великой клятвой, что если он этого не сделает, то поплатится головой. Далее прибавил, что он (и сам) знает, как следует относиться к посланнику, но что в данном случае, если бы даже (сам) король Датский лично находился на (нашем) корабле, он не мог бы поступить иначе.

(Тогда), приняв в соображение:

1) что всемилостивейшим указом по сему предмету, данным мне в Берлине[58], его величество, мой всемилостивейший государь и король (между прочим) предписывал мне вернуться назад в том случае, если по (моему) кораблю будут стрелять снарядами, а это случилось уже двукратно;

2) что его королевское величество запретил отвечать (на выстрелы) выстрелами;

3) что шведский фрегат («Волгаст»), имевший 26 орудий, из коих (стоявшие) за мачтой были 12-фунтовые, и с лишком 120 человек команды, в том числе (человек) сорок солдат, был не только равносилен с «Ферэ», но и сильнее его[59];

4) что по двум боевым выстрелам и из заверения (шведов), что им было известно о приходе (нашего) судна, я легко мог заключить (о) твердо (принятом ими) решении нарушить jus gentium (международное право);

5) что на виду у нас, у Шток-Эйланда, стоял другой шведский (корабль);

6) что, если, быть может, я и обогнал бы («Волгаста») и пришел бы на нарвский рейд за час до него, то все-таки в конце концов он и (другие) стоящие там (шведские суда) не только помещали бы мне высадиться на берег, но и, несомненно, привели бы (наш корабль) к (шведскому) флоту в шведские шхеры – приняв все это в соображение, я, совместно с командор-капитаном Тамбсеном, решил (от)лавировать назад, чтобы вывести корабль из (его) опасного между рифами положения, и, (так как) ничего нельзя было сделать и не было возможности пройти в Нарву, (то я) предпочел поберечь людей и переменить принятое накануне вечером решение подвергнуться (со стороны шведского флота) залпу всем (его) бортом. Тут я послал на фрегат секретаря миссии Фалька и лейтенанта Снидсторфа, первого – протестовать от моего имени против насилия, сделанного относительно меня contra jus gentium, а второго – протестовать от имени командор-капитана Тамбсена против глумления, которому подвергся вверенный ему его королевским величеством королем датским корабль, в отношении которого не было никакого основания действовать неприятельским (образом), тем более что судно это было транспортом, снаряженным единственно для моего путешествия в Нарву, а не (судном), вооруженным для (военных целей) и высланным воевать. В то же время я известил (Скрува), что предполагаю отлавировать назад в первую гавань и, дождавшись (там) благоприятного ветра, идти обратно в Копенгаген.

По возвращении нашей шлюпки (мы) снялись, при WtW, с якоря и принялись лавировать многими галсами, поворачивая от рифов на глубине 12 сажен, а от берега на глубине в 10 сажен. Шведский фрегат тоже пошел под парусами. Вечером (наше судно) встало на якорь против бухты Каспервик на глубине 22 сажен, на вязком грунте. К NW (от нас) на расстоянии четверти мили лежал остров Экгольм. Вечером шведский фрегат, не дойдя (до нас), бросил якорь в двух милях.

Из (рассказанного можно) судить о прирожденном высокомерии шведов, (проявляющемся) в их действиях относительно кораблей даже тех иностранных государей и властителей, с которыми они находятся в мире. (Шведы) мешают плаванию не только торговых судов (других государств), пользующихся одинаковым с ними dominio maris, но и королевских кораблей, (имеющих) флаг и вымпел, (и) при том (в тех) даже (случаях), когда на них отправляются посланники по таким важным делам, (по каким был послан я).

Будучи крайне огорчен, что через мое возвращение замедляется поручение его королевского величества, и желая избежать этого, я решил написать к шведскому адмиралу Анкарстьерну письмо и переслал оное с оказией в Бьерке; (я хотел) попытаться убедить его предоставить мне возможность продолжать путь. В ожидании ответа я думал оставаться под Экгольмом на якоре; (я хотел) избежать упрека (в том), что не испытал всех средств к продолжению моего путешествия, (имевшего предметом) поручение его величества. Письмо это к адмиралу я (действительно) написал, горько жалуясь в нем на невежливое задержание, происшедшее, по моему мнению, не по незнанию задержавшего меня, а по наперед обсужденному нарочитому приказанию (самого) адмирала, о чем я заключал из признания командующего шведским фрегатом лейтенанта Йонаса Скрува, что (ему) давно известно об (ожидавшемся) приходе королевского датского судна с посланником на борту. Ввиду этого я (в будущем) предоставлял себе жаловаться как на (самого) адмирала, так и на задержавшего меня лейтенанта Йонаса Скрува, причем не сомневался, что мой всемилостивейший государь и король сумеет в свое время (истребовать) удовлетворение за бесчестие и насилие, которым подверглись его флаг и посланник, и проч.

(Письмо это) занесено в мою копировальную книгу[60].

Но 18-го и 19-го был такой свежий бриз NO, что шведский фрегат не мог ко мне подойти, ввиду чего отправление письма пришлось отложить до —

20-го. (Шведский фрегат), лавируя, подошел (ко мне) и вечером встал на якорь в расстоянии меньшем пушечного выстрела. Тут я немедленно послал к нему шлюпку с письмо на имя адмирала Анкарстьерна, прося отправить оное по назначению. (Скрув) безотлагательно, в тот же вечер, послал свою шлюпку на берег и распорядился об отправлении письма следующим утром, на рыбачьей лодке, в Бьерке. (Пошло оно) в 4 часа (утра).

21-го. Брамсельный бриз SW.

22-го. Слабый бриз WSW. После полудня съезжал на берег и осмотрел бухту Каспервик на лифляндском берегу. (В бухте этой) есть большая прекрасная гавань, с которой по моему приказу снят был точный план; я убедился, что в гавани этой, по ее положению, при всяком ветре, за исключением одного (лишь) северного, может стоять одновременно, в полной безопасности, сотня военных судов.

23-го. Свежий марсельный бриз NWtW. После полудня я съезжал на Экгольм. На островке этом, где пасется скот, принадлежащий береговым жителям, нет ни людей, ни жилищ. Один край его песчаный, имеет небольшую (заросль) кустов; (все) остальное камень.

24-го. Брамсельный бриз SW. Мы посылали на берег шлюпку за съестными припасами. Прибрежные жители рассказывали, что их несколько раз грабили русские войска и что обер-лейтенант шведского фрегата «Волгаст» велел, чтобы всякий раз, как они будут выходить ко мне (на гребных лодках) для продажи (припасов), они шли от меня к нему и уведомляли, за каким делом ко мне (ходили). Под конец он даже вовсе запретил (им) подавать (нам) что бы то ни было и (вообще) выезжать к (нам), вследствие чего (мы) порой испытывали большой недостаток в (съестных) припасах. При этом упомянутый обер-лейтенант, тогдашний капитан фрегата «Волгаст», был так недоверчив, что лишь только я или кто-нибудь другой отплывали на шлюпке от судна, он приказывал своей шлюпке идти вслед (за нами) и смотрел, что мы (будем) делать.

26-го. Порывистый марсельный бриз SW.

Около полудня с нарвского рейда прибыла шведская бригантина Vaderen («Овен») под командой обер-лейтенанта Дукласа.

Я послал просить Йонаса Скрува, чтобы он помог мне купить у местных жителей несколько лодок для моего переезда и (для перевоза) моих вещей в Нарву. На это он отвечал, что отнюдь не может позволить, да и на (самом деле) не позволит мне идти в Нарву.

Вечером ветер перешел к SSO, и, хотя он стал благоприятен для путешествия в Копенгаген, тем не менее я решил простоять на месте ту ночь и еще одни сутки, с тем чтобы дождаться ответа от шведского адмирала, каковой (ответ) мог, по моему расчету, прийти в этот срок. (Вообще) пока оставалась надежда на (возможность) совершить путешествие (в Нарву), предпочитал не возвращаться (в Данию).

27-го. Прежний марсельный бриз SSO. Я не изменил решения переждать тот день (на якоре). Снова обменялся посланиями с лейтенантом Скрувом, (отправив к нему) королевского секретаря миссии Петра Фалька. (Я) повторил прежнюю мою просьбу о (найме) лодок для переезда в Нарву, предложив его шлюпке держаться на веслах в половинном расстоянии пушечного выстрела от (нашего) судна и следить за тем, чтобы в эти лодки ничего, кроме моих (людей и вещей), не грузилось. При этом я заверил его, что после моего ухода на парусной лодке («Ферэ»), не заходя в Нарву, вернется в Копенгаген при первом благоприятном ветре.

В этой моей просьбе (Скрув) по-прежнему мне отказал. (Вообще) во всех (отношениях) он был весьма неучтив, (но) особенную (невежливость) проявил в том, что приказал своей шлюпке задержать возле самого «Ферэ» ялик (jolle), шедший к (нам) для продажи съестных припасов, притащил его к (своему) судну и арестовал находившихся в (нем) людей – под тем предлогом, (что) ночью они будто отправили на лошади в Нарву одного из моих людей, что, (впрочем), было вымышлено им (самим).

Пред полуднем (мы) увидели два парусных судна, лавирующих со стороны Hogland’a. То были королевский шведский фрегат и королевская шведская бригантина. Когда фрегат приблизился к (нам) на расстояние двух-трех пушечных выстрелов, я послал (на него) секретаря Фалька узнать, не привезено ли мне от шведского адмирала Анкарстьерна писем или ответа на посланное ему письмо. Но лейтенант Ионас Скрув, начав невежливостью, (невежливостью) же и кончил: велел своей шлюпке выехать навстречу моей и запретил (последней) идти к шведскому фрегату. (Приказания) своего (он) не отменил и тогда, когда его уведомили, что (Фальк) послан по моему распоряжению, (и) таким образом секретарь должен был вернуться назад, не исполнив (моего) поручения. После того как шведский корабль встал на якорь, (я) снова послал с тем же поручением королевского секретаря миссии и лейтенанта Снидсторфа. Когда (Фальк) съезжал с судна, фрегат сделал четыре выстрела, на каковые я велел ответить тремя. (Как я) тут узнал, фрегат назывался Falken («Сокол») (и находился) под командой капитана Анкарстьерна, а бригантина называлась Gidtha и была под командой обер-лейтенанта Сэстьерна[61]. (Узнал я) также, что капитан Анкарстьерн имеет ко мне от своего отца, адмирала, письмо и собирается безотлагательно, привезти его ко мне на судно. Действительно он (приехал) тотчас же. Письмо (адмирала), написанное весьма вежливо, заключало в себе между прочим разрешение (мне) ехать в Нарву и (оговорку), что фрегат и бригантина, которым и без того назначена там стоянка, будут сопровождать меня на нарвский рейд. Так как (капитан Анкарсьерн) выказал относительно меня большую вежливость, то (мы) распили (с ним) по стакану вина за здоровье обоих наших королей, (причем) производились выстрелы (из пушек). При его съезде с (нашего) судна тоже сделано девять выстрелов. В то время было (уже) слишком поздно, чтобы ставить паруса (и) идти далее.

28-го. Утром слабый бриз SSW. Поставили паруса, но так как к полудню ветер совсем стих, то принуждены были встать на якорь у Tolsberg’a. Я посетил (на «Соколе») капитана Анкарстьерна. При моем съезде (он) приказал сделать 16 выстрелов.

29-го. Ввиду благоприятного, хотя и слабого, бриза (мы) поставили паруса и пошли OtS. Днем бриз усилился. Но так как засветло мы не успели бы достичь нарвского рейда, то остановились примерно (на высоте) Tribergen’a, на глубине 11 сажен (и) вместе со шведским фрегатом и обеими шведскими бригантинами простояли там ночь.

30-го. Снявшись рано утром, прибыли в 5 % ч– на нарвский рейд, где вместе с фрегатом и обеими бригантинами встали на (якорь) на глубине 10 сажен.

Я тотчас же послал секретаря королевской миссии Фалька и лейтенанта Снидсторфа на шлюпке на берег известить нарвского коменданта о моем прибытии. (Но) в полдень шлюпка пришла обратно: офицеры русской береговой стражи не дозволили ей приблизиться к берегу и идти в Нарву. Вернули они ее, требуя присылки письма к нарвскому коменданту, каковое они (впоследствии и) получили от секретаря Фалька. (То было) письмо русского посла в Копенгагене[62]к русским властям вообще, какие первые мне встретятся. Письмо это они обещались доставить коменданту до (наступления) вечера, с собственной лодкой, и прислать мне ответ.

31-го. Так как обещанного ответа от нарвского коменданта я не получил, то рано утром послал на берег секретаря Фалька и лейтенанта Снидсторфа с подлинной моей проезжей (или подорожной) грамотой[63].

Сентябрь

3-го. Отчасти по причине бури, отчасти вследствие задержек (на берегу) секретарь миссии Фальк вернулся на судно лишь (сегодня). Как он передавал, ему не позволили идти на шлюпке дальше устья (Нарвы) и оттуда повезли в город верхом под стражей из двенадцати казаков; (в Нарве поместили) в одном доме, запретив как ему самому, так и находившимся при нем людям высовывать (нос) на улицу. После продолжительного сидения в означенном доме (Фалька) привели наконец к коменданту, полковнику Василию Зотову [64].

Показав ему мой подлинный королевский проезжий лист, Фальк потребовал, чтобы меня встретили и пустили на берег; но комендант, подозревая, что под этим что-то таится, все не решался дать свое согласие и на тот раз велел только отвести Фалька в один (другой?) дом, где он (и) провел ночь.

На следующее утро комендант пригласил его к себе в гости, но Фальку (долго) не удавалось убедить коменданта; (наконец), следуя моему приказанию, Фальк сказал ему напрямик, что, если он добром не разрешит мне высадиться и не захочет встретить мою особу (sic), я, будучи послан его величеством королем Датским к его царскому величеству с важным поручением, сойду на берег один, а судно со всем, (что на нем находится), отправлю обратно, и, если это возбудит неудовольствие, ответственность за то перед его царским величеством ляжет на него (коменданта). Тогда он изъявил наконец согласие встретить меня и отослать Фалька обратно с провожатыми на шлюпку.