Обходчик

Андрей Таюшев

Обходчик

Андрей Таюшев родился в 1968 году в Саратове. В настоящее время живёт в Вологде. По образованию – историк, по роду деятельности – сочинитель.

Автор книги «Об Пушкина», вышедшей в Вологде в 2015 году, в рамках проекта «Том Писателей».

Книга издана при поддержке Дмитрия Федотова

© Таюшев А., 2018

Летнее

Ночью жара спадает и воздух становится свежСоловьи заливаются, или кто там ещё? – ПромежНовой густой листвы. Пения водопад.Июнь наступил десять минут назад.На рояле в четыре руки, в восемь рук, в сорок восемь рукНочь играет. Растёт, нарастает звук.Вот и лето

«Июльский жар, июльский зной…»

Июльский жар, июльский знойНе остывает и в ночиГроза проходит сторонойДалёкий гром во тьме ворчитВорчит, урчит, кричит, мычитКопытами стучитГорячим воздухом дышаСкрипит, как мельница, душаИ мелет жизнь на порошокИ мне нехорошоВ духовке, в печке, в западнеНа дне, на дне, на днеА ветер летний густ, как мёдНо вот опять знакомое:Порхает, ножкой ножку бьётСмешное насекомоеТяжёлый сон, как стрекозаСадится на глаза

«Внезапно завыла собака…»

Внезапно завыла собакаНочную взорвав тишинуНа что она воет из мрака?На полную, может, луну?А может быть, помер там кто-тоИль скоро, до завтра, умрёт?Какая собаке заботаВ тоске голосить у ворот?Оплакивать что-то такоеПонятное только лишь ейЛишать меня сна и покояИ мучить себя и людейТаинственным воем и плачемВзрывая июньскую тишь?Гадаешь: что плач этот значит?И слух напрягая – не спишь.

«И не светло и не темно…»

И не светло и не темно…Ботинки жмут, тесна рубахаИ уклониться не даноОт наступающего страхаДа и не страха – что нам страх? —А от тоски, грызущей печень.Дыши ровней, считай до ста —Глядишь – пройдёт и станет легче.А коль не станет – ну так что ж? —Переживёшь.Переживёшь, когда-нибудьИ как-нибудь, и всё такое…Но что-то больно давит грудьЛишая воли и покояПосмотришь в зеркало с утраИ если хорошо вглядеться —Зияет чёрная дыраТам где когда-то было сердце.Увидел? – То-то и оноТам не светло и не темно

«Приснилось, что я в Америке…»

Приснилось, что я в Америке.Не сказать, чтобы я был рад.Ни денег, ни телефона, чужая страна, и вотСтавлю цель – отыскать игровой автоматИ бесплатные фишки. Новичкам, говорят, везёт.Даже воздух враждебен – какой-то не мой, не наш.Я тут нужен не больше, чем драной козе – баянВсюду кактусы, пальмы, вдали – распрекрасный пляжЗа которым вздымается океанСерый, вовсе не тихий. Попробуй в него войти —Унесёт, словно щепку, а дальше – акулам в пастьСтрашно грудятся волны, и ветер в ушах гудитИ душа летит в пропасть, готовясь навек пропасть.Вот и тот автомат халявный. Готовлюсь услышать звонЗолотых монет, золотых монет, золотых монет.Но в последний миг оборвался сон, оборвался сонЭхо сна отлетает, поглощает его рассвет.

Памяти деда Владимира

Я так и не увидел дедаПо невезению и лениИ он остался мне неведомТеперь – пишу стихотворениеНесовпаденье континентовИ даже больше – полушарийОн был из техинтеллигентовА я, пардон – гуманитарийУ них там пальмы с океаномУ нас мороз сейчас под тридцатьИ как ни странно, как ни странноА встреча ведь могла случиться —Но не случилась. Мне не далиНи разу визу, что – не чудоИ я не улетел в те далиШварцнеггера и ГолливудаАмериканского футболаФастфуда, дивных автобановКлассического рокенролаИ дуновений океанаЯ б расспросил его про ВремяПро все зарубки и заметкиКак раньше жили, были кем иКак умирали наши предкиКак в сорок первом с УкраиныОни в Саратов уезжалиТеперь останутся руиныОт этой жизни – как мне жаль их!Теперь навечно эта дверь мнеЗакрылась, хлопнув перед носомИ остаются лишь потериИ нерешённые вопросы.

«Август. Астрахань. Арбузы…»

Август. Астрахань. Арбузы.Вобла. Волга. Всё течёт.То ли – мухи, то ли – музыВертят дикий хоровод.Восемьдесят третий год.А с гитарой парень ГришаПесню нам про «дрянь» поётЯ таких ещё не слышал(Восемьдесят третий год)Пляж. Наташа, с чёлкой рыжейЯ немножечко влюблёнДаже думаю, как вижуЧто одна на миллионИ метёт вдоль парапетаВетер пыльную листвуПослезавтра финиш летаМне – в Хабаровск, ей – в МосквуНичего уже ребятаНе получится у насСкоро ей идти в девятыйМне – в восьмой дурацкий классСтоп, механик. КиноплёнкаТа, что вертится в душеРвётся, рвётся там, где тонкоИ кончается уже.

(Август, 2017)

М.К

Остался только дух. Плоть истончала.Казалось, дунь – не станет. И не стало.Бог свидеться привёл в последний разНам незадолго до его кончины.Физически – почти уже угас:Худой, прозрачный и неизлечимыйПриветствовал движением рукиВошедших. Озарили огонькиГлаза его, под пепла лёгким слоемНебытия, вползающего в домЧто разрушался, слушался с трудомЖдал встречи с окончательным покоем.Похожий на библейского пророкаУ своего последнего порогаКоторый он почти переступилГлядел на нас, сквозь нас – в такие далиЧто различимы нам с тобой – едва лиКуда он медленно, величественно плыл.И на преображение – уплыл

(Август, 2017)

«Летят перелётные гуси…»

Летят перелётные гусиПод ветра октябрьского войНад всей проосененной РусьюНад Вологдой, Псковом, МосквойИх видят Великие ЛукиВ Тарусе им машет воследМаруся-бабуся и внукиМаруси той – бабка и дедЛетит с ними ангел гусиныйИ оберегает их стройВсе связаны целью единойВсе спаяны общей судьбойКак будто осенние стрелыИз множества луков зимыЛетят и летят за пределыВ которых останемся мы

«Тихим осенним солнечным днём…»

1

Тихим осенним солнечным днёмМозг, словно радио, ловит волну:– «Сокол, я Чайка, я Чайка, приём…– Чайка, я Сокол! – Ты как? – Я в плену.Пора выбираться из пленаРазного хлама и тлена.– В комнате дымно, хоть вешай топорНадо собраться и выйти во дворИ прогуляться по парку.– Холодно? – Нет, но не жарко.– Что там за музыка? – Это квартетАнгелов, кажется… – видишь их? – Нет,Только лишь слышу, покуда…– Здорово!? – Здорово! Чудо!– Завтра зарядит дождик опятьВыведи тело своё погулятьДома сидеть-то – не делоПусть прогуляется тело.Ну, уж и ты заодно – вместе с ним…– Этим единым и этим моим,Тем, что с рождения было дано?Ладно, пройдусь, заодноЭтому телу-то под пятьдесятЭко, смешно как суставы скрипятДа и не только суставыИ не спасут костоправы.Раньше-то – меньше с ним было хлопотПоизносилось за время – и вотЧуть-что – и ловит простуду– Шарф не забудь! – Не забуду.

2

Прекрасный деньНоябрь на носуА в парке тихо, что в твоём лесуКачается синица на весуНа ветке тонкойНи облачка, ни даже ветеркаВнезапный скрип звучит, как взвод куркаСмех ангела за ним – как смех ребёнкаИ вздрогну я, и обернусь на мигИ дальше двинусь, вздёрнув воротник.Гуляй, гуляй, дыши, дыши, дышиНедолго, может, сказка будет длитьсяИсчезнет всё, как с ветки той синицаПод шум машин

Игорю Лунёву

…а куда шагает леди, торопливо и с боязньюВся в таком помятом платье, в белом венчике из розПрям по наледи осенней, прям по лужам, прям по грязиБудто вся она в болезни до корней своих волосОгненно – представьте – рыжих, иногда – и красных, дажеМокрых, вьющихся, горящих, словно пламя на ветру?Дождь пойдёт – и красок неба макияж привычно смажетЧто за леди там шагает по осеннему ковру?

Зарисовка

А за окном всё тот же дивный видСквозь толщу осени зима уже маячитС утра церковный колокол звенитРебёнок плачетА маменька рычит ему: «молчи…»И за руку волочит за собоюСпеша куда-то. Тучи небо кроютИ воздух, с дымом смешанный, горчитО чём, бишь, я? – Да, в общем – ни о чём.Вдохнул – и выдохнул, едва пожав плечом.

«День короток, а небо в низких тучах…»

День короток, а небо в низких тучахНапоминает мокрый серый мелИ давит сверху сумраком ползучим«Куда всё катится?» – спроси – скажу – «К зиме».К зиме все катится, чем дальше – тем быстрее,Всё ближе снегопады, холода,А в наших-то, мой друг, гипербореяхИ батареи греют – не всегда.Вот потому и птицы средь разрухиГалдят отчаянно: «To be or not to be» —Вороны, как процентщицы-старухи,Студенты-разночинцы – воробьиИ прочие – сигналя, семафоряО неизбежном, подступившем к намЧто состоит из холода и горя,Из радости и счастья – пополам.

«Из пункта «а» до далёкого «б»…»

Из пункта «а» до далёкого «б»Едет Овидий в воловьей упряжкеГорько вздыхает в арбе о судьбеВсё повторяя: «Грехи мои тяжкиеВот привелось мне стать жертвой интригНадвое жизнь моя нынче расколотаСколько бы я ещё выпустил книгКаждое слово в них чистое золотоБыло бы – дальше – пиши не пишиМеж солдатнёй и шальными матросамиКто тут прочтёт мои вирши в глуши?!– Жадные скифы с очами раскосыми»?Он заблудился в чужих голосахБредя в дороге о Риме любимомВечер. Сломалась арба. В небесах —Крупные звёзды. А степь пахнет дымомКак себе саван ты сам ни готовьКак ни давись от обиды ты – всё жеНочью стихи возвращаются вновьРим с них сползает, как старая кожа

«Кончились Феллини и Тарковский…»

Кончились Феллини и ТарковскийФильмы их мы смотрим словно сныНовый мир – какой-то не таковскийПлоский и лишённый глубиныИли это нас подводит зрениеПогружая души в полумрак?Мы глядим вокруг в недоуменьеЧто это? Зачем это? И как?

«Снег выпал. С ним была плутовка такова…»

Снег выпал. С ним была плутовка такова —Сбежала осень, сделав финт ушамиСнег лёг на землю невесомой шальюЗима вступила временно в праваЯ радуюсь зиме. Горячим чаемЕё приход (пусть временный) встречаюИ гостье рад – быть может, что не зря,Надеясь, что мороз прочистит горлоКоторое, как той вороне, спёрлоОт воздуха сырого ноября.

«Клио ты, Клио. Твой равнодушен взгляд…»

Клио ты, Клио. Твой равнодушен взглядНа то, как текут реки времён назадКогда новый историк, иль очередной пиитНад водой ворожитПрошлое потрошит«Ах ты, дурилка картонная – скажет Клио тогда —Сколько потратил времени и трудаА не приблизился к прошлому – ни на шагВ голове твоей – ветер дат и времён бардакИ, если честно, мненье твоё, всегдаС мнением Бога, совершенно не совпада…»

9 января 1905

Никто не хотел умиратьНикто не хотел убиватьНо умирали и убивалиУбивали и умиралиБессмысленно, трагично, безобразноИспуганно, отчаянно, нелепоКак всегда

Двенадцать

Ночная улица пустаяМороз, ударивший поддыхБеззвучная собачья стая —Двенадцать призраков ночныхДвенадцать злых исчадий адаДвенадцать ронинов – бродягБегут средь тьмы и снегопада.Их гонят ветер, голод, мрак,И холод – истинно – собачий.Их ослепляют фонариВ глазах слезящихся маячит:«Я сдохну завтра – ты умриСегодня». Никакого лая.Но Боже мой – какая жутьКогда накатывает стаяИ некуда тебе свернуть

«Пруд замерзает…»

Пруд замерзаетНа его берегахТолпятся уткиВ серых шинеляхКак врангелевцыРешившие остатьсяХолодное утро. Ноябрь.

Трудовая копейка» 19 марта 1913 года:

«В полицию поступило заявление о розыске и задержании скрывшегося от родителей ученика городского училища, 11-летнего мальчика, П.А. Почеева. Мальчуган оставил дома записку: «Дорогая мама! Прошу не проклинать меня, возьми книги мои и моего товарища, передай в училище, что мы уехали в Крым, вернемся через 7 лет, а может быть и раньше».

Фамилия товарища Почеева в записке не указывается».

1

Реалист Почеев учился скверноОбожал, наверно, Стивенсона и Жюля Верна«Мушкетеров» знал, чуть ли не наизустьА кругом был пыльный степной СаратовНи туземцев, ни подвигов, ни пиратовСловом – глушь, провинция, грустьВот Почеев и Сенька – его приятель —Вдруг решили: довольно терпеть нам, хватит!Едем в Крым, брат, наступит весна едва.Ничего хорошего тут не светитТак и жизнь пройдёт – ведь уже не дети —На двоих-то – шутка ли? – Двадцать дваА в Крыму-то море, в Крыму- то скалыВ маках всё горит там кроваво-алыхАльбатросы-чайки вверху парятЧерез год-другой – и сойдём за взрослыхПовезёт – запишемся мы в матросыИ айда тогда – по морям«Дорогая мама! За ради БогаНе судите сына вы слишком строгоСын ваш вырос и с Сенькой поехал в КрымЧерез семь лет, а может и раньше, дажеЯ вернусь – красивым, большим, отважнымИ вполне ещё молодым».

2

И прошли семь лет, о которых писал ПочеевДве войны одна-то другой бойчееИ страшнее – прошлись по земле, и вотЗлой матрос – ровесник того же СенькиМожет, даже Сенька – ведёт до стенкиНа Максимой даче народ – в расход.Время Стеньки опять, пугача, хлопушиНа Приморском – люди висят как грушиИ давя всю прежнюю жизнь, как пыльДико вертит башнею с пулемётомПолный ярости, царственным бегемотомТарахтя, «Антихрист» – бронемобильНад причалом нервно хлопочут чайкиДо утра свет не гаснет в чрезвычайкеЗа допросом ведут допросМихельсон и Кун, да землячка РозаДеве-розе мороза смешна угрозаПотому что сама – мороз.Где ты был в те дни, реалист ПочеевПредставитель племени книгочеевИ романтиков из предвоенных лет?Красным стал, братишка ты, или белым?Сгинул где-нибудь, иль остался целым?Навсегда затерялся след…

(Июль, 2017)

«Крики, выстрелы, сабельный лязг…»

Крики, выстрелы, сабельный лязгМясорубка, кровавая сеча«Ты в измене, как в дёгте увязПо колени – по пояс – по плечиТак скажи мне, казак молодойЧто случилось с тобой?Чёрт чудесную песенку спелЧудо-панночкой сердце разбитоКак же хвост ты её прогляделИ рога и копыта?Как, ответь мне, ответь мне, сынокСтать иудой-то смог?Высоко тебя ценят паны! —Конь-то, конь-то и правда – хороший!Не пьянит тебя чувство вины?Иль её ты не чувствуешь ноши?А спасут ли тебя твои ляхиОт Суда, от позора и плахи!?»Выстрел. Взвился дымок голубойИ мгновенно растаял.Дело сделали – ринулись в бой! —Что ведёт поредевшая стая

«На кой ляд тебя понесло, Хома…»

На кой ляд тебя понесло, ХомаНочевать на чёртовый сеновал?Кабы знал ты какая настигнет ТьмаТам тебя, кабы только, дружок, ты знал!Ночь тепла, и ветры в степи поютЗвёзд на небе столько – хоть пруд прудиОставайся в поле, философ БрутНе ходи на хутор тот, не ходиНо пошёл – и мышкой в капкан залезКак по плечи сразу в смоле увязСам ли выбрал путь – иль попутал бес?Всяк не важно, парень, коль Бог не спас.Ну, положим, просто – не повезлоА потом – вокруг закружился врагИ тебя, Хома, проглотило ЗлоНе заметив, походя, просто так

Белое солнце пустыни

1

Ночь. Безводная пустыняНебо в звездах стынетБесконечны и угрюмыЗлые КаракумыИ поныне, и понынеБродит по пустынеСредь других бесплотных духовВоин Фёдор Сухов

2

«Белое солнце встало, над океаном пескаВолнами жар разливается – сух, как в печи, горячПот застит мои глаза, а в очумевших мозгахПеремешались слова: «саксаул, аксакал, басмачТуркменистан, каспий, арык, алыча, аракСкажешь «харам» сразу всплывёт «гарем»Революция, ленин, троцкий, дутов, колчакКто эти люди? Знаю о них зачем?Крутятся-вертятся несколько странных фраз«Встретишь Джавдета – не трогай его – он – мой»«Стой, Верещагин, не заводи баркас»…Сухов уже сто лет бредёт по пескам домойИ вспоминает, вспомнить не может, какОн очутился в этом своём адуПомнит про Катю, про Волгу а дальше – какой-то мракВсё обрывается, в непонятно каком году

3

Солнце встало над барханомБыл Джавдет жестокОн Саида взяв обманом —Закопал в песокДом спалил, угнал барановИ убил отцаРазрывают болью раныСердце молодцаВоин Сухов спас СаидаНо в груди – пожарНеотмщённая обидаЖжёт, как Ас-СакарКровь и жар, обрывки бреда

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.