Похитители тел

Джек Финней

Похитители тел

Jack Finney

THE BODY SNATCHERS

Печатается с разрешения литературных агенств Don Congdon и Andrew Nurnberg.

© Jack Finney, 1955

© Перевод. Н. Виленская, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2020

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Глава первая

Предупреждаю: в этой истории не все концы сходятся и не на все вопросы найдется ответ. В финале не всё разрешится и получит объяснение – я, во всяком случае, объяснений дать не смогу. Я сам толком не понимаю, что и почему произошло, как это началось, чем кончилось и кончилось ли вообще, а я ведь находился в самой гуще событий. Если вас это не устраивает, примите мои извинения и не читайте дальше. Я могу лишь рассказать то, что знаю.

Лично для меня это началось в четверг 28 октября 1976 года, в шесть часов вечера. Я только что проводил последнего пациента с растяжением связок большого пальца, но чувствовал, что мой день еще не окончен. Докторское чутье, к сожалению, меня редко обманывает. Съездив на пару дней в отпуск, я вернулся аккурат к эпидемии кори. Падал в постель, валясь с ног от усталости и зная, что через пару часов придется ехать на вызов. Что поделаешь: я все еще посещаю больных на дому, как и многие другие врачи.

Сделав запись в медицинской карте, я смешал себе лечебный бренди с водой, чего почти никогда не делаю. Стоял у окна, смотрел на Трокмортон-стрит и пил понемножку. Днем я так и не пообедал из-за срочного удаления аппендикса, пребывал в раздражительном настроении и жалел, что у меня нет никаких приятных планов на вечер.

Когда я услышал легкий стук в дверь приемной, мне захотелось замереть и переждать, пока кому-то не надоест. В любом бизнесе, кроме моего, это обычная практика. Моя медсестра ушла вместе с пациентом, не иначе одержав над ним чистую победу в спуске по лестнице, поэтому я постоял еще пару секунд, глядя на улицу и притворяясь, что открывать не стану. Еще не стемнело, но смеркалось, зажглись фонари, на Трокмортон-стрит было пусто – в шесть все обычно ужинают. Из-за всего этого меня одолевали одиночество и депрессия.

Стук, затихший было, возобновился. Я поставил стакан, пошел открывать и разинул рот, увидев перед собой Бекки Дрисколл.

– Привет, Майлс, – улыбнулась она, радуясь моему приятному удивлению.

– Бекки, вот здорово, – пробормотал я, посторонившись. – Входи же! Нужна врачебная помощь? – Я сразу воспрял духом и сыпал блестками юмора. – На этой неделе мы специализируемся по аппендиксам, советую воспользоваться. – Фигура у Бекки великолепная – и скелет, и ткани в полном порядке. Некоторые женщины говорят, что у нее бедра широковаты, но от мужчин я такого не слышал.

– Нет, – Бекки прошла к столу и повернулась ко мне лицом, – не совсем врачебная.

Я поднял свой стакан.

– Всем известно, что я пью с утра до вечера, особенно в операционные дни. И больным тоже наливаю – ты как?

Тут я чуть не выронил бренди, потому что Бекки вместо ответа всхлипнула. Глаза у нее налились слезами, она опять отвернулась, сгорбилась, закрыла руками лицо и выговорила:

– Мне бы не помешало.

– Ты присядь, – осторожно предложил я. Бекки плюхнулась в кожаное кресло для пациентов, а я, стараясь не торопиться, смешал в умывальной еще порцию и поставил на стекло перед ней.

Потом сел на свой крутящийся стул, кивнул ей и отпил глоток – надо же дать девушке время прийти в себя. Только теперь я ее рассмотрел как следует: тот же идеальный костяк лица, те же красивые полные губы, и глаза все такие же добрые и умные, хотя и заплаканные. Темно-каштановые, почти черные волосы все такие же густые, но вроде бы стали короче и вьются естественными такими волнами – раньше вроде бы не вились. Ей уже, конечно, не восемнадцать, а хорошо за двадцать, но это все та же девочка, с которой я пару раз ходил на свидание в старших классах.

– Как же я рад, что снова вижу тебя, – сказал я, чтобы не сразу переходить к тому, что так ее огорчило.

– И я рада, Майлс. – Бекки глубоко вздохнула, взяла стакан и устроилась поудобнее, одобряя мое намерение начать со светской беседы. – Помнишь, как ты зашел за мной на вечеринку и у тебя была надпись на лбу?

Я помнил, однако вопросительно вскинул брови.

– «М. Б. плюс Б. Д». Красными чернилами или помадой. Ты сказал, что весь вечер будешь ходить с ней, еле заставила смыть.

– Ага, теперь вспомнил, – хмыкнул я и вспомнил еще кое-что. – Слышал, ты развелась – сожалею.

– Спасибо, Майлс. И мои сожаления прими по тому же поводу.

– Выходит, мы теперь одного поля ягоды.

– Да, – сказала она и перешла к делу. – Я к тебе насчет Вилмы, Майлс. – Вилма – ее кузина.

– А в чем проблема?

– Даже не знаю. – Бекки посмотрела в стакан, потом на меня. – У нее… – Она колебалась – людям не нравится давать четкие определения подобным вещам. – По-моему, это просто бред. Ты знаешь нашего дядю Айру?

– Знаю.

– Так вот, она вбила себе в голову, что это не дядя.

– В смысле, что в самом деле они не родственники?

– Да нет же. – Бетти нетерпеливо вздернула плечико. – Она думает, что он… самозванец, что ли. Что он просто выглядит, как Айра.

Я ничего не понимал: Вилму вырастили как раз дядя с тетей.

– А как она это объясняет?

– Да никак. Говорит, он выглядит и ведет себя точно как Айра, но она знает, что это не он. Я просто сама не своя от всего этого, Майлс! – У Бекки снова брызнули слезы.

– Ты пей, это помогает. – Я показал на ее стакан, отхлебнул из своего и задумался. У Вилмы свои проблемы, как и у всех, но женщина она здравомыслящая. Лет тридцати пяти, краснощекая, маленькая и пухлая, совсем не красотка. Замуж не вышла, так уж сложилось, хотя могла бы, по-моему, стать отменной женой и матерью. Платная библиотека и магазин открыток обеспечивают ей заработок, что не так-то просто в маленьком городке. Жизнь не ожесточила ее: Вилма – веселый циник, знающий, что почем, и не дающий себя одурачить. Мне не верилось, что ее психика вдруг дала сбой, – впрочем, все может быть.

– Чего же ты ждешь от меня? – спросил я.

Бекки наклонилась ко мне через стол.

– Давай сходим к ним, Майлс. Прямо сейчас, пока не стемнело. Взгляни на Айру, поговори с ним – ты ведь много лет его знаешь.

Я поставил поднесенный было ко рту стакан.

– С какой стати, Бекки? Ты тоже думаешь, что это не Айра?

– Нет, конечно, но… – Она потрясла головой. – Я не знаю, Майлс, просто не знаю. Это, конечно, дядя Айра, но Вилма говорит так уверенно! – Она по-настоящему заломила руки – обычно о таком жесте только в книгах читаешь. – Я не знаю, что у них там происходит!

– Ладно, пойдем. Успокойся, Бекки. – Я обошел вокруг стола, положил руку ей на плечо. Оно было плотным, круглым и теплым под тонкой тканью, и я быстро убрал ладонь. – Посмотрим, в чем там дело, и разберемся.

Я взял из стенного шкафа пиджак, который висел, как всегда, на Фреде. Фред – это учебный скелет; я держу его в шкафу вместе с еще одним, женским. Не выставлять же их на всеобщее обозрение, чтобы больных отпугивали. Отец подарил мне их обоих на Рождество, в мой первый медицинский семестр. Полезный подарок для студента-медика, но отец, по-моему, польстился исключительно на коробку шести футов длиной, перевязанную зеленой и красной лентами, – не знаю, где он нашел такую огромную. Теперь оба стоят в шкафу, и я всегда вешаю пиджак на костлявые плечи Фреда. Медсестру это смешит до чертиков – вот, даже Бекки улыбнулась слегка.

– Только и делаю, что дурака валяю. Скоро ко мне даже за рецептом аспирина перестанут ходить. – Я сообщил в телефонную службу, куда иду, и мы пошли взглянуть на дядю Айру.

Для знакомства: мое полное имя Майлс Бойз Беннел, мне двадцать восемь. Около года практикую в Милл-Вэлли, Калифорния. Закончил Стэнфордский медицинский колледж, прошел интернатуру. Родился и вырос в том же Милл-Вэлли, где до меня практиковал мой отец. Он был хорошим доктором, так что недостатка в пациентах я не испытываю.

Мой рост пять футов одиннадцать дюймов, вес один стоун шестьдесят пять футов, глаза голубые, волосы черные, как бы волнистые, довольно густые, но на макушке намечается плешь – это у нас семейное и меня не волнует. Против этого медицина бессильна, хотя ученые могли бы, казалось, что-то изобрести. Играю в теннис когда удается, поддерживая тем свой загар. Пять месяцев назад я развелся и теперь живу один в большом старомодном каркасном доме, где много высоких деревьев и большая лужайка. Раньше это был родительский дом, теперь мой. Вот, пожалуй, и всё. Имею «мерседес» выпуска 1973 года, красный, как пожарная машина; я купил его подержанным, чтобы не разрушать иллюзию о несметном богатстве всех докторов.

В пригороде Строберри, сразу за городской чертой, мы повернули на длинную, извилистую Рикардо-роуд. Дядя Айра стоял на лужайке перед домом и улыбался нам.

– Добрый вечер, Бекки. Привет, Майлс.

Мы помахали в ответ и вышли. Бетти направилась по дорожке к дому, я шел следом небрежно, руки в карманах.

– Добрый вечер, мистер Ленц.

– Как дела, Майлс? Много народу уморил за день? – Он ухмылялся так, будто эту шутку раньше никто не слыхал.

– В пределах нормы. – Наш обычный диалог, когда мы встречаемся в городе.

Он стоял футах в двух от меня. Погода стояла ясная, около шестидесяти пяти градусов[1], дневной свет еще держался, и я мог хорошо его рассмотреть. Не знаю, что я ожидал увидеть, но это был, конечно же, дядя Айра, тот самый мистер Ленц, которого я знал с детства, кому каждый день приносил в банк вечернюю газету. Он был тогда главным кассиром и всегда уговаривал меня поместить в банк мои громадные доходы от доставки газет. Теперь, пятнадцать лет спустя, он вышел на пенсию, но нисколько не изменился, разве что поседел. Он большой, выше шести футов; немного шаркает при ходьбе, но в целом энергичный, остроглазый, приятный старик. На лужайке ранним вечером стоял он, и никто другой, и я немного испугался за Вилму.

Пока мы болтали о местной политике, погоде и бизнесе, я пристально всматривался в его лицо и вслушивался в голос, засекая нюансы. Но две вещи одновременно делать затруднительно, и он это заметил.

– Что это с тобой, Майлс? Ты сегодня какой-то рассеянный.

Я с улыбкой пожал плечами.

– Беру работу на дом, наверно.

– Ты это брось, парень. Взять хоть меня: я забывал про банк, как только надевал шляпу и уходил оттуда. В президенты таким манером, конечно, не выбьешься, но президент помер, а я вот живу.

Черт. Это был дядя Айра до последней морщинки, жеста и мысли. Я почувствовал себя дураком. Бекки с Вилмой, выйдя на веранду, устроились на диване-качалке, и я пошел к ним.

Глава вторая

– Хорошо, что ты пришел, Майлс, – тихо сказала мне Вилма.

– Привет, Вилма, рад тебя видеть. – Я уселся на широкие перила к ним лицом, прислонившись к столбику.

Она перевела взгляд на бродящего по лужайке дядю.

– Ну, что скажешь?

– Это он, Вилма. Твой дядя.

Она кивнула, будто ничего другого не ожидала, и произнесла тихо:

– Это не он. – Вилма не спорила, а констатировала факт.

– Ладно, – сказал я, – давай по порядку. Тебе, в конце концов, лучше знать, ты давно живешь в одном доме с ним. Откуда ты взяла, что это не дядя Айра? В чем разница?

– Не он это, вот и всё! – Вилма чуть ли не на визг сорвалась, но тут же успокоилась и наклонилась ко мне: – Глазами это нельзя увидеть. Я надеялась на тебя, но ты ничего не заметил, потому что и замечать нечего. Посмотри на него.

Дядя Айра слонялся по лужайке, пиная камешек.

– У него всё в точности как у Айры, до мелочей. – На лице Вилмы, все таком же румяном и круглом, пролегли тревожные складки. – Я все ждала, когда он стричься пойдет, и наконец дождалась. – Она подалась еще ближе ко мне и свистящим шепотом сообщила: – У него на затылке маленький шрам. Когда-то там был нарыв, и твой отец его вскрыл. Когда волосы отрастают, шрама не видно. Так вот, сегодня он наконец подстригся…

– И что? – Ее волнение невольно передалось мне. – Шрама нет?

– Да нет же! На месте он! В точности как у Айры!

Я опустил глаза, не смея взглянуть на Бекки и на бедную Вилму. Потом все-таки взглянул и сказал:

– Значит, это и есть дядя Айра, Вилма. Что бы тебе ни казалось…

– Это не он, – упрямо повторила она.

Я не знал, что еще сказать.

– А где твоя тетя Аледа?

– Наверху. Смотри только, чтобы он не услышал.

Я прикусил губу, стараясь мыслить логически.

– Как насчет его привычек? Повседневной рутины?

– Всё как у Айры.

Признаться, я на миг потерял терпение.

– Так в чем разница-то? Если ее нет, то с чего ты… – Тут я взял себя в руки и попытался быть конструктивным. – Ну, а с памятью как? Должны ведь быть какие-то мелочи, которые только вы с ним помните?

Вилма, отталкиваясь от пола, раскачивалась и смотрела на Айру. Тот теперь стоял под деревом, глядя вверх, – будто прикидывал, не пора ли подрезать ветки.

– Я и это пробовала. Говорила с ним о своем детстве. – Вилма вздохнула, не надеясь больше, что я пойму. – Как-то раз он взял меня в хозяйственный магазин. Там на прилавке стояла маленькая дверка – реклама нового замка, что ли. Как настоящая, с петлями, с ручкой, даже с медным молоточком. Я, конечно, захотела ее и устроила скандал, когда нам ее не продали. Он всё это помнит. Что я сказала, что он сказал, что сказал продавец. Даже название магазина, которого давно уже нет. Он помнит даже то, что забыла я, – например, как забирал меня в субботу с дневного сеанса и мы видели похожее на кролика облако. Всё он помнит, как помнил бы дядя Айра.

Я врач общей практики, не психиатр. Что дальше-то делать? Я помолчал, слушая, как поскрипывает качалка, и попытался еще раз. Говорил спокойно и убедительно, но не как с ребенком, напоминая себе, что мозги у Вилмы, не считая этого заскока, в полном порядке.

– Вилма, я целиком на твоей стороне. Моя работа – разбираться с проблемами пациентов. Ты не хуже меня знаешь, что твою проблему надо решать, и я найду способ тебе помочь. Слушай меня внимательно. Я не жду, что ты так сразу согласишься, что ошибалась, что это все-таки дядя Айра и ты не знаешь, что на тебя нашло. Ты не можешь как по заказу перестать думать, что он не твой дядя, но я хочу, чтобы ты осознала, что это именно Айра и что проблема в тебе самой. Невозможно, чтобы два человека были идентичны во всем, что бы там ни писали в книгах и не показывали в кино. Даже однояйцевых близнецов в семьях всегда различают. Никто бы не смог долго притворяться дядей Айрой так, чтобы ты, Бекки и даже я не засекли миллион отличий. Обдумай это, Вилма, и ты поймешь, что проблема в тебе – а после мы обсудим, как с этим быть.

Высказав все это, я опять прислонился к столбику и стал ждать.

Вилма, продолжая раскачиваться и смотреть вдаль, поразмыслила, поджала губы и отрицательно потрясла головой.

– А тетя Аледа как же? – вскипел я. – Ее ведь не проведешь! Она-то что думает? Ты хоть с ней говорила?

Вилма снова покачала головой, избегая моего взгляда.

– Почему?

Она на миг посмотрела мне в глаза, и по ее пухлым щекам вдруг потекли слезы.

– Потому что она тоже не тетя Аледа, Майлс! – Ее лицо исказилось от ужаса, и она прокричала (шепотом, если такое возможно): – Господи, Майлс! Я что, с ума схожу? Скажи, не щади меня. Я должна знать!

Бекки, преисполненная сочувствия, стиснула ее руку.

Я улыбнулся, делая вид, что знаю, о чем говорю.

– Нет. Не сходишь, – сказал я твердо и накрыл ладонью другую ее руку, вцепившуюся в подлокотник качалки. – Сойти с ума не так просто, как тебе кажется, даже и в наши дни.

– Если человек думает, что он спятил, то с ним все нормально. Так всегда говорят, – добавила Бекки.

– В этом есть смысл, – подтвердил я, зная, что смысла тут никакого. – Но для того, чтобы пойти к психиатру, не обязательно сходить с ума, Вилма. Теперь это не зазорно, и многие обращаются…

– Вы не понимаете, – глухо сказала она и высвободилась, благодарно пожав руку Бекки. Она больше не плакала и говорила спокойно. – Он выглядит, говорит и ведет себя точно как Айра, но это только видимость. Внутри он другой. У него… неправильные эмоции, если это о чем-то говорит тебе, Майлс. Да, он всё помнит, и улыбается, и говорит: «Ты была славная девчушка, Вилли, и умненькая», но чего-то все-таки не хватает. И с тетей Аледой в последнее время стало происходить то же самое. – Вилма вновь устремила напряженный взгляд в простанство. – Айра с раннего детства заменял мне отца, Майлс. Когда он вспоминал о том времени, у него в глазах всегда появлялось особенное, умиленное выражение. Теперь оно пропало, и я точно знаю, что этот дядя Айра, или кто он там такой, всего лишь прокручивает текст. У него в памяти записаны все воспоминания прежнего дяди Айры, но эмоции отсутствуют напрочь. Он просто имитирует их. Слова, жесты, интонации прежние, но чувства за ними нет. – Голос Вилмы стал твердым и властным. – Сколько бы мне ни говорили, что это невозможно, я знаю одно: это не мой дядя Айра.

Понимая, что больше добавить нечего, Вилма встала и сказала с улыбкой:

– Закончим на этом, не то он задумается.

– О чем задумается? – спросил я в полной растерянности.

– Не возникло ли у меня подозрений. – Она подала мне руку. – Ты помог мне, Майлс, сам не сознавая того. Не волнуйся за меня, и ты тоже, Бекки. Вы же знаете, я крепкий орешек. Всё у меня будет в порядке. Ты хочешь, чтобы я пошла к психиатру, Майлс, – что ж, я схожу.

Я сказал, что запишу ее к лучшему известному мне специалисту, доктору Манфреду Кауфману из Сан-Рафаэля, и утром ей позвоню. К этому прилагался всегдашний совет расслабиться и постараться не беспокоиться. Вилма улыбалась и касалась ладонью моего рукава – так делают все женщины, когда мужчины не оправдывают их ожиданий. Она поблагодарила Бекки за то, что пришла, сказала, что собирается лечь пораньше, и мы с Бекки пошли к машине.

– Доброй ночи, мистер Ленц, – сказал я, проходя мимо дяди Айры.

– Доброй, Майлс, заходи почаще. – Бекки он послал ухмылку, а мне сказал, чуть ли не подмигнув при этом: – Хорошо, что Бекки вернулась к нам, правда?

– Да, замечательно.

В машине я спросил Бекки, не хочет ли она поужинать где-нибудь, и не удивился, когда она попросила отвезти ее сразу домой.

Жила она в трех кварталах от меня, в большом белом старомодном каркасном доме, где появились на свет и она, и ее отец.

– Как ты думаешь, она правда будет в порядке? – спросила Бекки, когда я затормозил у обочины.

Я пожал плечами.

– Как сказать. Я хоть и врач, согласно диплому, но не знаю толком, что с ней не так. Мог бы много чего на психжаргоне наговорить, но это не моя тема, а Мэнни Кауфмана.

– По-твоему, он сможет помочь ей?

Всякой правдивости есть предел.

– Да, – сказал я, – если кто и сможет, так это Мэнни.

Проводив Бекки до двери, я вдруг совершенно непредумышленно спросил:

– Увидимся завтра вечером?

Она кивнула рассеянно, не переставая думать о Вилме, и ответила:

– Давай. Часов в восемь?

– Ладно, я заеду. – Как будто в наших отношениях и не было многолетнего перерыва; идя обратно к машине, я осознал, что жизнь впервые за долгое время вновь улыбнулась мне.

Я рискую показаться вам бессердечным. Мне, вероятно, тоже следовало думать о Вилме, но доктор быстро приучается не тревожиться за пациентов слишком активно и отгонять эту тревогу на задворки сознания. В коллежде этому не учат, но для врача это не менее важно, чем стетоскоп. Потеряв пациента, ты возвращаешься к себе в кабинет и уделяешь полное внимание засоренному глазу. Не можешь – бросай медицину или приобретай узкую специализацию.

Ужиная у Дэйва за маленьким боковым столиком, я заметил, что посетителей в ресторане почему-то немного. Потом приехал домой, надел пижамные штаны, завалился в постель и стал читать детектив в бумажной обложке, надеясь, что телефонных вызовов не последует.

Глава третья

На следующее утро меня уже ждала одна пациентка. Маленькая тихая женщина лет сорока с лишним села в кожаное кресло для больных, примостив сумочку на коленях, и сказала с полной уверенностью, что ее муж – вовсе не ее муж. Совершенно спокойно она объяснила, что он выглядит, говорит и ведет себя точно как муж – а женаты они восемнадцать лет, – но это просто не он. История Вилмы повторялась во всем, за исключением каких-то деталей; я и ее записал к Мэнни Кауфману.

Короче говоря, к следующей среде, когда в Окружной Маринской больнице проводится собрание врачебного персонала, я отправил к Мэнни еще пять пациентов. Один, здравомыслящий молодой адвокат, довольно хорошо мне знакомый, был убежден, что замужняя сестра, у которой он живет, совсем не сестра, хотя ее муж ничего такого не замечал. Матери трех старшеклассниц в слезах поведали, что их девочки полагают, будто их учитель английского – самозванец, выдающий себя за учителя, и подвергаются за это насмешкам. Бабушка привела девятилетнего внука, живущего теперь у нее: мальчик впадал в истерику при виде матери и заявлял, что это не мама.

Мэнни Кауфман в кои веки приехал на собрание загодя и поджидал меня. Когда я запарковался на больничной стоянке, меня окликнули из другой машины. Подойдя, я увидел на переднем сиденье Мэнни и дока Кармайкла, другого психиатра из округа Марин, а на заднем Эда Перси, моего конкурента. Мэнни открыл свою дверь и сидел боком, уперев локти в колени. Он брюнет, красивый такой и нервный, на интеллигентного футболиста похож. Кармайкл и Перси постарше и посолиднее – сразу видно, что доктора.

– Какого черта творится у вас в Милл-Вэлли? – Задавая этот вопрос, Мэнни покосился на Эда Перси – к тому тоже обращались, как видно.

– Новое хобби, думаю, появилось. – Я оперся на открытую дверь. – Вроде бега трусцой.

– Первый заразный невроз, с которым я сталкиваюсь. – Мэнни посмеивался и злился одновременно. – Эпидемического масштаба. Ты нам так весь бизнес загубишь: мы в полных непонятках, что с ними делать – правильно, Чарли? – Он оглянулся на сидевшего за рулем Кармайкла. Тот слегка нахмурился (он патриарх местной психиатрии, а Мэнни – мозг) и сдержанно вымолвил:

– Да, серия весьма необычная.

– Ну что ж, – сказал я. – Психиатрия, как известно, отсталая падчерица медицины, пребывающая пока что в младенчестве, потому вы и не…

– Кончай острить, Майлс, я с ними в тупик уперся. – Мэнни смотрел на меня испытующе, прищурив один глаз. – Знаешь, что я сказал бы, не будь это совершенно исключено? Возьмем, к примеру, Ленц: я сказал бы, что это вовсе не бред. Все признаки указывают на то, что невроза, по крайней мере в этом отношении, у нее нет. Я сказал бы, что это не мой случай, что ее опасения абсолютно реальны и ее дядя в самом деле не дядя – вот только это исключено. Исключено также, чтобы у девяти человек из Милл-Вэлли внезапно проявился совершенно одинаковый бред, – верно, Чарли?

Кармайкл промолчал. После общей паузы Эд Перси вздохнул и сказал:

– Ко мне сегодня явился еще один. Многолетний мой пациент, мужчина под пятьдесят. У него есть дочь двадцати пяти лет, которая вдруг перестала быть его дочерью. К кому из вас направить, ребята?

– Не знаю, – ответил Мэнни после очередной паузы. – Как хочешь. От меня толку будет не больше, чем с остальными – может, Чарли настроен оптимистичней.

– Присылай, – сказал Кармайкл, – сделаю что смогу. Мэнни, однако, прав: бред нетипичный.

– Бред или что-то другое, – добавил Мэнни.

– Может, кровопускание попробовать? – предложил я.

– Почему бы и нет, – сказал Мэнни.

На собрании было весело, как всегда. Мы прослушали занудный доклад университетского профессора – я бы лучше провел время с Бекки или хоть телик посмотрел дома. После мы с Мэнни еще немного поговорили, но особо сказать было нечего.

– Будь на связи, Майлс, ладно? – попросил он под конец. – Надо же разобраться в этом.

Я пообещал, что буду, и поехал домой. С Бекки я на прошлой неделе встречался через день, но не потому, что между нами что-то завязывалось. Все лучше, чем ошиваться в бильярдной, раскладывать пасьянс или собирать марки. Меня вполне устраивало наше приятное, без напрягов общение. На следующий вечер мы решили пойти в кино. Я сообщил дежурной телефонистке Мод Крайтс, что иду в «Секвойю» на Корте-Мадера, добавил, что отныне буду заниматься исключительно абортами, и пригласил ее стать первой пациенткой. Она похихикала.

– Классно выглядишь, – сказал я Бекки, пока мы шли к машине. Чистая правда, между прочим: на ней был серый костюм с серебристым цветочным рисунком на плече.