Пилюльки для души 2

Ужинали в полном молчании.

– Такой вечер испортили, – Дрон поел и встал, – Лель, пойдем, побродим вдоль берега.

Они ушли. Я быстро вымыла посуду. Всю. И побежала на свой камень. Бурунов уже не было, а волны так же настойчиво стремились на берег, тяжело бухали о мелкую гальку и уползали с шипением обратно.

«Море, я не знаю, что сказать. Я сегодня сама не своя. Что со мной? К тебе хочу». С разбегу перемахнула линию прибоя, поднырнула под волну, а вынырнув, поплыла от берега прочь. Вот буду плыть и плыть, пока не успокоюсь. Пока голова не обретет ясность. Заплыла далеко, обернулась. Ой, мамочки, берега почти не видно. Пора назад. Вот так и вправляются мозги на место, отделяя важное от сиюминутного.

Какая разница, кто моет посуду, кто не моет, если я сейчас потону. Спокойно. Не утону. Надо просто размеренно дышать и плыть не торопясь. И читать стихи.

–

Над седой равниной моря ветер тучи собирает,

между тучами и морем гордо реет буревестник,

черной молнии подобный.

То крылом воды касаясь, то стрелой взмывая в небо,

он кричит, и тучи слышат

радость в гордом крике. Буря!

Скоро грянет буря…

Плыла и орала, как буревестник. Все равно никто не услышит за грохотом прибоя. Неслась к берегу со скоростью волны, казалось, оставляю за спиной пенный след, не знаю, ни разу не обернулась. Чуть притормозила, когда разглядела на берегу одинокую фигуру, сидящую на моем камне. Наверняка Стас. Переживает за меня. Небось, уже сто раз раскаялся в своем упрямстве. Все. Забыто. Проехали, вернее проплыли. Глубоко нырнула и всплыла там, где уже могла касаться ногами дна. На камне сидел… Никитос. С полотенцем. Настроение опять полетело в бездну.

– На, вытрись. Похолодало. Хотел плыть тебя спасать.

– Что со мной станется… – но протянутое полотенце взяла. Залезла в палатку, надела единственную теплую рубашку,

взятую на всякий случай, завернулась в спальник, отвернулась к стенке и уснула. Сквозь сон слышала, как пришел Стас. Это была первая ночь, когда мы спали спиной к спине.

За ночь море успокоилось, солнце сияло и пекло вовсю. Я во сне скинула с себя спальник, но и в одной рубашке было жарко. Привстала на локте, чтобы снять ее.

– Давай, помогу.

Оказывается, Стас уже не спал. Улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Что бы ни было, я люблю его. А он любит меня.

– Пошли завтракать, соня. Леля уже всех звала. Мы быстро оделись и выползли из палатки.

– А не обозреть ли нам окрестные холмы, – размышлял Стас, допивая утренний кофе, – завтра уезжаем, последняя возможность глянуть на наше кафе «Лунная дорожка» с высоты птичьего полета.

– Я за, – подхватил Никитос.

– Я и подавно, – куда Стас, туда и я.

– А мы пас, – Дрон с Лелькой были единодушны, как всегда, – мы по горам уже набегались. Хватит. Зачехлили ледоруб.

– Ну, до рубки льда, надеюсь, не дойдет, – я поежилась, – это же Крым, а не Гималаи!

– С горами никогда не знаешь, чего ждать, – Дрон сделал страшную рожу, – может, передумаешь, Ягода, пока не превратилась в мусс.

– Тебе бы зазывалой в турфирме работать, туристы валом бы в горы валили, включая новорожденных, беременных и престарелых!

– А ты себя, сестренка, к какой из этих категорий относишь?

– Я отношусь к категории кровожадных братоубийц, и рабочий день у меня уже начался. С этими словами с гиканьем и свистом налетела на Дрона, он потешно отбивался, потом перешел в наступление, и теперь отбивалась я. В общем, показательные выступления брата и сестры, отработанные многолетними битвами. Когда перестали дурачится, я висела на нем вверх ногами, зато его руки были так переплетены, что пошевелить ими было проблематично, и на нас с восторгом смотрели три пары глаз. Про две пары было все понятно, а вот на кого так смотрела третья?

После легкого обеда мы втроем начали восхождение.

– Никитос, чего ты так разоделся, жарко ведь? – я была в купальнике, Стас в плавках, а Ник нацепил треники и куртку!

– Жар костей не ломит…

– Ну-ну!

Сначала все было легко и весело, потом гора пошла вверх разнузданно круто. Но мы ползли. В какой-то момент, когда под ногами стали осыпаться камешки, я подумала, что стоит остановиться, пока не поздно.

– Да ладно, Ягодка, – Стас находился выше меня метров на десять, Никитос держался рядом, – до вершины рукой подать, еще немного, еще чуть-чуть!

Мы продолжили карабкаться. Когда смотришь вверх, не так страшно, видишь, куда можно ногу пристроить. Главное, не смотреть вниз! Уже тогда отчетливо понимала, что спуститься этой дорогой будет нереально, но старалась об этом не думать. И вот мы выбрались на верхнее плато. Конечно, ни о каком льде не было и речи. А вот прохладно было. Ник сразу отдал мне куртку. Она была явно не лишней. Глянули вниз. Склон, по которому мы сюда забрались, отсюда казался почти отвесным, а далеко внизу маленькими белыми точками летали чайки. Когда мы смотрели на чаек снизу, думали, что парят они над облаками. Ничего себе высота! Теперь вопрос, а как спускаться?

– Можно пойти в обход, – предложил Никитос.

Действительно, склон, ведущий от моря, был гораздо более пологий, весь в виноградниках, а внизу просматривалась деревня. Там, наверно, можно было бы взять машину, объехать гору, дальше на кораблик, и мы на месте. Но, во-первых, у нас не было с собой денег, а во-вторых, забравшись сюда за два часа, думается, что и спустимся тоже быстро. Уж как-нибудь. И мы пошли искать приемлемый спуск. Через сотню метров нашли русло пересохшей реки, наверно, весной тут бывает потоп, а сейчас просто тропа, ведущая к морю. Правда, чтобы спуститься на эту тропу, пришлось продираться сквозь какие-то колючие кусты, растущие на склоне. Ник отдал мне свои треники тоже.

– У меня аллергия на какую-то траву, – Стас ободрал руку и теперь с ужасом смотрел на большое саднящее красное пятно, – вдруг на эту? Вдруг я умру?

– Не волнуйся, выживешь! – сняла и отдала ему брюки и куртку. Ник промолчал.

Одетый Стас спустился первым. Мы шли следом, Никитос впереди, стараясь удерживать колючие ветки и одновременно страховать меня. Поцарапались, но не сильно, терпимо.

Какое-то время думалось, что нам повезло, мы спокойно добредем до моря, но не тут-то было. Первый обрыв был невысокий. Как-то мы его обошли, проскользили по осыпающимся краям, камни из-под ног с грохотом унеслись вниз по руслу реки.

На душе стало тревожно, а вдруг обрывчик не один? Накаркали. Второй был тоже невелик. Никитос придумал, как его пройти, лег на живот, подполз к краю, ногами вперед, повис на руках и оп, он внизу.

– Не бойтесь, давайте за мной, я поддержу. Стас, отдай Малинке одежду!

Какое там! Посмотрела на Стаса и поняла, что он панически боится. Взгляд безумный, подбородок дрожит.

– Я с тобой, – дотронулась до его небритой щеки, – все в порядке. Мы не замерзнем, не свалимся в пропасть. Посмотри, тут и пропасти нет. Просто маленькое приключение.

– Ма-аленькое… За каким чертом ты меня сюда потащила? – вдруг заголосил он.

– Это же ты предложил, посмотреть…

– За каким чертом мы поперлись в этот долбанный поход?! Я тебя спрашиваю!

Истерика. Настоящая. Классическая. Размахнулась и влепила Стасу затрещину. Помогло. Глаза обрели осмысленное выражение.

– Этого я тебе никогда не прощу!

Но лег, и пополз, и на руках повис, и спрыгнул вниз. Я быстро проделала тоже самое. Страшно было только в тот момент, когда надо было руки отпускать, а ноги-то земли не касаются, сколько лететь придется неизвестно. Но точно знала, Никитос поймает. Поймал. А Стас уже упилил вперед. Молча побрели за ним.

Впереди уже синело море. Мы почти спустились. И тут увидели третий обрыв. Больше первых двух. Вместе взятых. Под отрицательным углом он уходил вниз метров на десять. Спрыгнуть

– переломаешься об острые камни, наверх уже не вскарабкаться, орать бессмысленно, наши не услышат, далеко.

Стас сел на землю, обхватил голову руками и завыл. Я заткнула уши, слышать это было невыносимо. Никита схватил друга за плечи и встряхнул:

– Будь мужиком! Сейчас что-нибудь придумаем. Стас! Да ты что?!

С земли не встал, но вой прекратился, и на том спасибо. Обошли площадку. С краю рос куст, тот самый, колючий.

– Вполне приличный. Должен выдержать. Стас, снимай штаны и куртку.

– А трусы тебе не снять?

– Может, придется и трусы…

В нас полетела сначала куртка, потом треники. Внесла предложение:

– А верх от купальника пригодится? Здесь веревочки вроде прочные…

Никита мотнул головой:

– Пока не надо. Там посмотрим.

– На что посмотрим? – встрепенулся Стас, – На Маринкины буфера? Как тогда ночью, да? Я видел, как ты на нее пялился! – покраснела до корней волос, господи, как стыдно!

– Вломить бы тебе, – беззлобно пробурчал Никитос, – но сначала спуститься надо.

Он вытащил веревку из пояса штанов. Привязал хитрым узлом к кусту, на другой конец прикрепил одну брючину, ко второй привязал рукав куртки. Получилось нечто, метров на пять, если на ней повиснуть, останется метра три до земли, уже не так страшно.

– Значит так. Я пойду первым, за мной Марина, последним пойдешь ты, Стас!

– Щас! Эта хрень разорвется сразу. Первым пойду я. А вы тут разбирайтесь, как хотите.

И он, схватившись за импровизированную веревку, сполз, скрывшись за краем обрыва. Пара секунд, звук падения и я вижу, как мой почти что муж, прихрамывая, не оборачиваясь, уходит вперед… из моей жизни. Как в замедленной киносъемке вижу его еще сегодня утром родную спину, волосы, развевающиеся на ветру. Больше ничего не вижу, он скрылся за поворотом. А по щекам неостановимо текут слезы. Они даже не туманят взгляд, просто текут.

– Мариш. Он не в себе. У него шок, так бывает. Все наладится…

– Я-то, Никит, в себе. Нечему налаживаться. Давай спускаться. Ты или я?

Никита стал спускаться, и штаны с треском разорвались пополам. Он сумел сгруппироваться, перекатился через плечо и встал на ноги. У меня шанса спуститься не осталось. Да какая разница.

– Иди к лагерю. Веревку какую-нибудь принеси. Я подожду.

– Нет. Скоро стемнеет. Мариш, прыгай, как в прошлый раз. Я поймаю.

– Оба покалечимся, иди Никит.

– Ты прекрасно знаешь, без тебя не уйду.

Мне было не страшно, не больно, ни холодно, ни жарко, мне было все равно. Как-то все стало неинтересно.

Сзади послышался какой-то грохот. Сначала казалось, что это раскаты далекой грозы, но грохот нарастал, по руслу пересохшей реки что-то неслось на нас, то ли камни, то ли вода, откуда ей тут взяться?

– Беги! Ты успеешь!

– Прыгай! Ловлю! Это приказ!

В секунду легла на живот, повисла на руках и полетела. А Никита в эту же секунду всунул руки в рукава куртки и выставил ее перед собой. Мне казалось, что падаю я целую вечность, но он поймал. В куртку, как в пожарный брезент. И у нас было ровно одно мгновенье откатиться под обрыв, потом над головой пронесся поток камней и грязи и, слегка обрызгав нас, умчался к морю. Все стихло.

– Стаса не зацепило, как думаешь? – я лежала на куртке под Никитой. Он накрыл меня своим телом.

– Думаю, нет. Как ты?

– Не знаю. А ты?

– В порядке. Почему не знаешь?

– Пошевелиться не могу. Ты на мне лежишь.

– Прости, – он поспешно встал.

– Простить за то, что спас мне жизнь?

– За то, что не остановил, не пресек идею в корне, не взял с собой никакого снаряжения.

– Ты еще прощения попроси за то, что аборигены съели Кука.

– Смешно.

– Обхохочешься.

К палаткам мы пришли на закате. По дороге встретили Дрона с Лелькой, которые бежали нас выручать. Стас живой и невредимый сидел у костра.

–

Какой сумасшедший последний вечер, пойду поплаваю, – я поплелась на берег, сидеть рядом со Стасом была не в состоянии. «Море! Вот оно как». Больше слов не было. Вошла в теплую, соленую воду, то, что она соленая напоминала каждая царапина, коих было множество. Тело саднило, потом я просто перестала обращать на это внимание и поплыла. Вода казалась тягучим желе, каждым взмахом я резала ее, продвигаясь вперед. Сзади раздались крики, Дрон звал меня. Лениво оглянулась, увидела, что мне машут руками со скалы от нашего кафе «Лунная дорожка», а по берегу бежит, на ходу скидывая рубашку Никитос. Вот он бросился в воду и поплыл ко мне размашистым кролем. Что не так? «Дельфины», -

донеслось со скалы. Присмотрелась повнимательней, и в бликах закатного моря разглядела стаю дельфинов, которые плыли вдоль берега прямо на меня. Что испытала? Радость.

Но еще до того, как первый дельфин проплыл в метре от меня, рядом оказался Никитос.

– Тебе не надоело меня спасать?

– Нет.

– Спасибо.

– За что?

– За нет.

Мы смотрели друг на друга и улыбались, а вокруг, то справа, то слева, вода вскипала от очередного выпрыгнувшего дельфина. Мои ноги и руки касались их скользких, но совсем не страшных спин. Один дельфин остановился и высунул свою улыбающуюся морду прямо между нами. Не знаю, что на меня нашло, но я потянулась его поцеловать, а он, шалун, ушел под воду. Я же по инерции поцеловала Никиту. И он ответил на поцелуй. Да как! Я забыла, как дышать. Никогда со мной такого не было! Дельфины давно уплыли, а мы все болтались в воде, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, доплыли до берега и появились у костра. Стас, видимо, ушел. Лелька сидела, не поднимая на нас глаз, а Дрон пел:

Вина твоя,

Вина твоя,

Что надвое,

Что надвое

Судьбу твою сломали ротозеи.

Жена твоя,

Жена твоя,

Жена твоя и лучший из друзей.

А все вокруг Как будто за,

И смотрят ласково в глаза, И громко воздают тебе хвалу.

А ты добыча для ворон,

И дом твой пуст и разорен,

Лишь гривенник пылится на полу…

– Как вы могли? – Дрон так ударил по струнам последним аккордом, что струна лопнула, – Что ты наделала, Ягода?

– Она не причем. Моя вина, – Никита загородил меня от брата. Напрасно. С братом мы всегда разберемся.

– С тобой отдельный разговор. Ты ей жизнь сломал, это ты понимаешь?!

– Он мне жизнь спас. Много раз за эти дни. Это ты ничего не понимаешь, Дрон. Не знаешь и не понимаешь. Мы еще вернемся к этому разговору потом. Дома. А сейчас молчи, чтоб потом стыдно не было.

– Мне стыдно?!

– Тебе! Тебе! И, кстати, сплю я сегодня с вами.

– Это еще что за новости?!

А Леля просто встала, обняла меня за израненные плечи и повела в свою палатку. Дрон поплелся следом, что ему оставалось.

На рассвете тихонько выскользнула из палатки, и побежала к своему камню. Еще не дойдя до пляжа, знала, Никитос там. Он действительно был там. Сидел и смотрел немигающим взглядом на море. Сколько он так просидел? Всю ночь? Камень большой, двоим места хватит. Села рядом. Он головы не повернул, только спросил:

– Тебе не холодно?

– Нет. Камень теплый.

Мы сидели и молчали. И могли бы так просидеть вечность.

Просто рядом. И не надо слов. Но все же, слова у него нашлись:

– Я ничего не могу тебе дать, Ягода.

«Разве я у тебя что-то прошу», – могла бы ответить, но промолчала.

– Даже если встану на уши, у меня не будет столько денег, как у Стаса.

«Не надо стоять на ушах. Неудобно».

– У него блестящие перспективы, а у меня сомнительное прошлое и очень напряженное настоящее.

– В каком смысле напряженное?

– Я трех друзей похоронил, – процедил сквозь зубы.

«Я буду молиться за тебя», – подумала, а вслух спросила:

– Ты меня любишь?

Он посмотрел на меня так отчаянно! И отвернулся.

– Нет.

Встал и ушел, не оглядываясь.

«Врет!» Сидела и улыбалась. Вот и первое признание в любви. Другого не надо.

«Море! Я не врала тебе. Я, правда, любила Стаса. Я и теперь его люблю. И буду любить всегда, как брата, как друга. Нет. Скорее, как брата. И он меня любит, как сестру. Только не понимает этого. Мы с ним все перепутали, приняли одну любовь за другую. Так бы и было, если бы не ты. Если бы не эти безумные дни и события. Спасибо тебе. Ты подарило мне Никиту. Оказывается, можно любить так, что дышать больно, когда он рядом. И я точно знаю, он не предаст, не бросит, спасет, поддержит. А я его. Понимаю, что делаю больно многим людям, Дрону, родителям, тете Нине, дяде Толе. Они еще с этой свадьбой потратились… Но как хорошо, что все прояснилось сейчас, не через годы, когда страдали бы еще и наши дети. Ведь все равно все бы кончилось, как только мы повстречали бы настоящую любовь. Хорошо, что сейчас. Я очень хочу, чтобы Стас тоже был счастлив. Только пусть в походы не ходит. Все перемелется, правда, море?»

На следующий день мы были в Москве. – С отцом сама говори.

Стас, как всегда, бросил на амбразуру меня. И вот я стою перед лицом «очень солидного человека», дяди Толи. А он мечет грома и молнии:

– А я сказал, будет свадьба!!! Девчонка! Ты думаешь, жизнь из подвигов состоит? Нет! Она из мелких житейских проблем. Где взять денег на еду, на шмотки, на отдых, на здоровье, на старость твоим родителям! Как и на что дом построить, детей родить и поднять. Вот что такое жизнь. И все это у вас со Стасом есть. От такого не отказываются, Ягода! Ты слышишь меня?! А из пожара пусть выносит Никита, на то он и спасатель. Это работа у него такая, спасать. Ему за это деньги платят. Только пожара у вас не будет! Потому что проводка будет хорошая. Ты поняла? Поняла?! – Хорошо. Я поняла. Только ответьте мне, дядя Толя, на один вопрос. Вы можете себе представить, что тетя Нина живет с Вами ради хорошей проводки, а любит всей душой какого-нибудь пожарного Ивана? Хорошо Вам будет?

Грозный солидный человек тяжело опустился в кресло и прорычал:

– Уйди с глаз моих! – а когда я была уже в дверях, устало бросил, – Свадьба отменяется.

Поехала не домой, в Электросталь. Вбегаю в подъезд, поднимаюсь на шестой этаж, а там из квартиры выходит тетя Люда.

– Ягодка! Как хорошо, что ты приехала. Расскажи мне, что у вас там произошло? Никитка приехал, на нем лица нет. Молчит. Все целы и здоровы?

– Все хорошо, тетя Люда. Все очень хорошо.

– Знаю, у тебя свадьба скоро. Поздравляю тебя и Стаса.

– Спасибо. Только не Стаса, а Никиту.

– Как Никиту. Какого Никиту?

– Нашего с Вами Никиту!

– А свадьба когда? – Никитос, стоял в глубине коридора.

– Не знаю когда, назначай!

Мы смотрим друг на друга. И все понятно. И не надо слов!

P.S. Через два года Стас женился. Наши родители по-прежнему дружат. Не было дня и ночи, чтоб я, хоть на секунду, пожалела о своем решении.

Мал золотник, да дорог

Как всегда опаздываю! У папки я обещала быть в шесть. Он с Леночкой, его второй женой, моей мачехой-подружкой, сегодня идут в театр, а я вызвалась посидеть с Митюхой, пятилетним братишкой. Думала, что освобожусь гораздо раньше, но коллоквиум все никак не заканчивался, и теперь приходится не чинно вышагивать со скоростью потока, перетекающего по переходу с одной ветки метро на другую, а мчаться, вклиниваясь в малейшие зазоры между людьми, стараясь не сильно пихаться. Ничего не поделаешь – московский час-пик развлечение не для слабонервных! Как на грех, переход был длиннющим, и в какой-то момент краем глаза заметила, что рядом несется парнишка. Мелкий. Я на таких внимания не обращаю. При моем метре восьмидесяти, все кто ниже ста девяносто, сразу попадают в категорию «мелочь пузатая». Куда бы ни спешил этот парень, я спешила больше, так что включила «следующую скорость» и пошла в отрыв. Удивительно, но малыш не отставал. Ну, лети, птаха, резко сбросила скорость. Он тоже притормозил. Посмотреть на него что ли, да ну, много чести!

На платформе толпа турбулентно ввинчивалась в двери прибывшего поезда, теперь мысли сосредоточились только на том, что должна оказаться в этом составе. Тогда у моих будет шанс попасть в театр, хотя бы с третьим звонком. Простите, люди! В вагон я влезла. Наверное, скоро в нашей подземке появятся такие служащие, как в Японии, впихивающие народ в поезд. Без них вот у той растерянной старушки, что промелькнула в окне вагона, нет ни единой возможности доехать куда-либо. Интересно, какой по счету состав она пропускает?

При выходе тоже пришлось поработать локтями. И вот я на улице. Мчусь на всех парах! И что же вижу – коротышка не отстал! Ничего себе! Любопытство победило, я-таки повернула голову в его сторону. Парень, как парень. Бежит рядом и улыбается. Псих какой-то!

– Я готов! – ну, вот, и говорит, как псих.

– Поздравляю!

– А к чему я готов, Вас не интересует?

– Ни в малейшей степени.

– Странно. Вообще-то это Вас напрямую касается…

– Главное, не касайтесь меня!

– Я готов на Вас жениться прямо завтра, сегодня уже в ЗАГС не успеем.

Что за бред! Даже остановилась, но тотчас побежала вновь. Лучше промолчу, вдруг он буйный!

– Прекрасно понимаю, Вы не такая девушка, к которой можно подойти с несерьезными намерениями. Мои намерения серьезней некуда…

– Вот уж, действительно, дальше некуда!

– Не с того начал, да? Надо было сначала про погоду и природу. Но Вы так торопитесь… Вдруг бы не успел сказать главного! Мы идеальная пара! Что делать, если ты это еще не поняла?

– Ага! Уже на ты! Ладно. А ты, конечно же, так сразу и догадался?

– Практически. Секунд через 20.

– 20 секунд колебался! А-я-яй! Значит, никакая мы не идеальная пара. Ты должен был пасть сразу же, пронзенный стрелой Амура, и валяться там в переходе.

– Раньше. Еще на Фрунзенской, где ты вошла.

Ого! Ему удалось заставить меня еще раз посмотреть на него. Вот же рыба-прилипала!

– Ты Блока читала, – да, в метро я иногда читаю Блока, маленький синий сборничек – мой верный попутчик, – и шевелила губами. Дай, угадаю что… «Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а голуби…

– …И что прошли времена Паоло и Франчески», – вынуждена была признать я.

–

Я тоже люблю это стихотворение. Хотя, согласись, любовь

Франчески да Полента и Паоло Малатеста не самый лучший образчик для подражания.

– Если честно, ничего о них не знаю. Для меня это было всегда просто прекрасным аккордом – «Паоло и Франческа».

– Не вопрос, расскажу!

в К сожалению, не получится. Я почти добежала. Мне вон в тот дом, – хм, неплохо было бы, если папка жил чуть подальше. Авось, успела бы послушать интересную историю.

– Я счастлив.

– Что больше бежать не придется?

– Что ты сказала «к сожалению»! Ты здесь живешь?

– Нет.

– Значит, ночевать тут не собираешься?

– Нет.

– Замечательно. Расскажу тебе о них на обратном пути.

– Не стоит. Я выйду очень, очень, очень поздно.

– Безусловно, стоит! Ты, главное, выходи. Не сочти за праздное любопытство, но как тебя зовут?

Уже вбегая в подъезд, бросила на ходу:

– Не Франческа!

– Слава богу! – расслышала, пока закрывалась тяжелая входная дверь. Улыбнулась.

Папа с Леночкой, давно одетые, топтались на пороге, Митюшок радостно прыгал по лестничной площадке:

– Я первый тебя в окошко увидел! Я победил!

– Победил, победил. Сейчас церемонию награждения проводить будем. Бегите скорей, удачи!

Двое галопом понеслись навстречу прекрасному, а мы с братишкой остались предаваться запрещенным удовольствиям – заказывать пиццу, играть в карты и домино, причем на деньги, это мое ноу хау, зато Митька стал считать просто виртуозно. А потом забрались с ногами на диван и смотрели мультики, получая одинаковое удовольствие от мелькания черепашек-ниндзя на экране.

– Вот не пойму, это я такая глупая, или ты такой умный? Почему если что-то нравится тебе, то это нравится и мне? А?

– Ты очень глупая, – утешил меня брат, – мы с тобой похожи, потому что мы родственники. Понятно?

– Но раз я глупая, то и ты тоже, – отомстила я, – мы же родственники!

– Вообще-то ты не очень глупая…

– Да Вы, сударь, умнеете прямо на глазах!

Митюшка подбежал к зеркалу и вернулся разочарованным.

– Ничего у меня на глазах нет.

– А что ты там думал обнаружить?

– Ум.

– Ах, ты моя птица Говорун!

– Почему птица?

– Потому что умна и сообразительна. Черепашки подождут. Давай, посмотрим «Тайну третьей планеты».

– Про Землю что ли?

– Нет. Почему ты решил, что про Землю?

– Ну, Земля же третья планета от Солнца.

– Да ты, прямо, ходячая энциклопедия.

– Прямоходячая? А какая еще бывает?

– Кривоходячая.

– Это как?

– Да вот так, – я скрючилась и прошлепала по комнате.

– Я тоже кривоходячая энциклопедия, – и братишка так скособочился, что я захохотала.

Дурачились, смеялись, валялись. Потом играли в акулу. Так у нас купание проходит. Он акула, а я туристка, которая пришла покупаться в океане. В этот раз так расшалились, что рука была искусана чуть не до синяков.