Линии Леи

– Какого чёрта вы напали на коллегу? Вы что, до сих пор не знакомы с коллективом? Или в ваших краях сломать кадык – такой способ знакомства?

– Виноват, – признал я. – Не узнал без грима. Это он сейчас на человека похож, а там выглядел, словно тюлень в психическом припадке.

Сфинкс, нужно отметить, разительно отличался от себя вчерашнего. Одетый, обработанный тональным кремом и пудрой, с цветными контактными линзами в глазах – он выглядел человеком. Только скинутый на плечи капюшон портил впечатление, потому что выступающий затылок и отсутствие ушей не замажешь гримом.

– Ситуация выглядела так, словно это он напал на пассажиров. Я действовал по обстоятельствам.

– Да уж, бывали со мной обознатушки, – заметил Сфинкс и сверкнул треугольниками зубов, – Но двумя каблуками в морду ещё никто не приветствовал.

– Я же извинился?

– Позже будете любезностями обмениваться! – перебила Вересаева. – Сфинкс, вы же не первый год на линии, понимали последствия, к чему было устраивать переполох?

– Там иначе не получалось, – развел руками оперативник. – Очень мощная тварюга. По пять человек за раз подчинял, и ещё оставалось сил меня хлестать. Ушел бы он, честное слово, если бы стажёр зажигалкой вовремя не чиркнул!

Вересаева свела брови, словно внезапно вспомнила о чём-то важном и обратилась к технику по вооружениям Сергею Червякову.

– Сколько всего за смену истрачено контрольных предметов?

– Два, Елена Владимировна! – с готовностью отрапортовал тот, словно ждал именно этого вопроса.

– У сфинкса, как обычно, бутерброд?

– Я не виноват, что смена с четырех, а буфет открывается в восемь! – подал голос Сфинкс, ничуть не смутившись.

Вересаева закатила к потолку глаза, демонстрируя, что эта тема ей давно надоела.

– Макгаффины применяются не для удовлетворения ваших желудочных позывов! А чтобы следить за изменениями в интуиции! И это важно.

– Да, я знаю, – кивнул Сфинкс. – Но у меня всё в норме! Больше двух совпадений за смену не бывает.

– Если не прекратите жульничать, я наложу взыскание не на вас, а на дежурную часть. Понятно? И его обращению с экипировкой обучите! – потребовала она, тыча в меня мундштуком, неизвестно когда сменившим телевизионный пульт.

– Он в курсе про контрольные предметы, – вмешался Виктор Петрович. – Я инструктировал.

– Тогда почему сам не использовал? Чего ждал? Кстати, насчёт вас, – легко переключилась замдиректора на новую жертву. – Ну уж вы-то, Виктор Петрович? Как вы могли допустить подобное? Директор вас для чего туда направил?

– Я, Елена Владимировна, хотел посмотреть на действия молодого бойца в экстремальной ситуации. Проверить, так сказать, квалификацию.

– Проверили?

– Проверил. Удар правой у него идеальный, реакция молниеносная, руки крепкие. Кадык у Сфинкса нескоро заживёт.

– Я уже новый отрастил, – оскалился тот.

– Прекратите балаган! – оборвала Вересаева и указала мундштуком в потолок. – Иначе в следующий раз сами поедете объяснять, как гипножаба оказалась на поверхности!

Начальник оперчасти, Роман Семёнович Затяжной, мой непосредственный руководитель, усатый богатырь в форме с полковничьими погонами, прокашлялся, привлекая внимание.

– Мы полагаем, что она… Он… Он планировал выбраться за пределы объекта пробросом. Один из подконтрольных людей мог перекинуть сумку с… путешественником через барьер.

– А что, разрядники в турникете уже не спасают?

– Елена Владимировна, ну вы же знаете, разрядники стоят понизу на дверцах. Срабатывают только на открытие. Когда утром идёт сплошной поток людей – толку от них? Да и маломощные они, специально же так подбирали, чтобы до эскалаторов не доставали…

– Короче, – взмахнула мундштуком Вересаева.

– Если короче, то можно создать у турникета толчею, а сумку перекинуть под самым потолком. Разрядники не достанут жабу. А на той стороне она… Он возьмёт под контроль новых людей и скроется.

– И будем мы его искать по всей Москве, пока у него силы не иссякнут и он снова не полезет в метро для подзарядки.

Вересаева выпустила в потолок клуб дыма и задумалась. Потом щёлкнула пальцами и обернулась к письменному столу. Там сидел её помощник, по совместительству секретарь, в чьи обязанности на планёрках входило ведение протокола.

– Алексей, отметьте себе, в поручения. Первое: стажёру Стожару продлить испытательный срок ещё на две недели. Не готов он пока работать в команде.

– Записал.

– Второе. Оперуполномоченному Сфинксу объявить замечание за непрофессиональные действия, вызвавшие панику и давку на эскалаторе. Это опасно для пассажиров и неприемлемо для нас.

Сфинкс окислился. Улыбка не исчезла с его лица, она вообще никогда его не покидала, но теперь он смотрел на Вересаеву не как подросток, довольный удачной проказой, а с выражением незаслуженно обиженного ребенка.

– Старшему инспектору Турчину Вэ Пэ строго указать на недопустимость проведения внеплановых проверок в реальных боевых условиях. Четвертое: техническому отделу – пересмотреть регламент заземления на выходе со станций. Пусть прикинут, не перенести ли их прямо на входные двери?

– Но тогда ведь наши прикомандированные не смогут выходить наружу? – удивился зам по кадрам.

– А ничего страшного, – она словно расстроилась, что такая мысль вообще может рассматриваться в качестве аргумента. – Меньше будут в самоволки шляться! У них в трудовых соглашениях у всех прописано, что выход в город только в исключительных случаях. А я сегодня у табачного киоска наткнулась на двух техников. Не в первый раз их там вижу! Вы у себя в кадрах можете мне уточнить, откуда у прикомандированных пропуска? И с какой целью был выход?

– Сделаем, Елена Владимировна! – с готовностью закивал кадровик.

Общий настрой в кабинете резко упал. Я понимал, почему. Если кадры урежут иноземцам пропуска, возмущение среди младшего персонала неизбежно. А вместе с ним и нарушения режима.

– Следующий момент, – мрачно продолжила Вересаева. – Откуда путешественник узнал про систему заземления? Если наша версия верна, то план гипножабы состоял в краже большого объема энергии. И этот план мы сорвали почти случайно.

– Грамотной оперативной разработкой! – поправил Сфинкс, но никто не рассмеялся, шутка пропала втуне.

– Я хочу, Роман, чтобы вы выяснили, кто сливает нелегалам информацию о наших уязвимостях! – в голосе Вересаевой звякнул металл.

– Постараемся, – кивнул Затяжной.

– Постарайтесь. Это важно. И это первоочередная задача, к ней можете привлекать любые наши службы, заранее даю добро.

– Спасибо, учту.

– И ещё. Скажите мне, был ли на вашей памяти хоть один случай, когда гипножабы путешествовали в одиночку?

– Нет, не было никогда такого. Их стаи снимаются с веток минимум по трое.

– Тогда в ближайшие дни нам следует ждать новые попытки прорыва. Алексей, пишите: перевести оперативную часть, службы жизнеобеспечения, внешнего контроля… Да, штаб и аналитиков тоже – всех на усиленный режим несения службы. Усилить посты и патрули, удвоить число выборочных проверок.

– У нас людей не хватит, – пискнул кадровик.

– Переводите на суточные дежурства, где не хватит! – отрезала она в ответ. – Сами усиливайте дежурные службы, вам не повредит полевая работа. Решайте вопросы, решайте, думайте!

Зам сник, кляня себя за длинный язык.

– У кого-то ещё есть вопросы? – спросила Вересаева, уверенная, что никто больше не рискнёт.

Я поднял руку.

– Елена Владимировна, есть просьба.

– Что у вас, Стожар? Хотите поспорить насчет испытательного срока?

– Нет, что вы, по стажировке – вам виднее. Хотя мне кажется, что я там тупею, а не обретаю навыки. В поля не пускают, вот и не набираюсь нужного опыта. Но я не об этом, я по поводу жабы. Кажется, мы один момент упустили.

– Ну давайте уже, рожайте быстрее.

– Вы наказали нас за эту историю. Наверное, правильно. Но забыли про человека, который решил проблему, которого надо бы поощрить. Ну, не человека, а…

– Кенара?

– Да. Рунгжоб упаковал эту бестию в изолирующий контейнер. Получается, его действия были решающими.

– Вы так думаете? У кенаров иммунитет к психическому воздействию, для него это не составляло труда.

– Однако он мог бы и не вмешиваться. Уйти, как положено по инструкции, запереться в помещении для персонала. Он не сбежал, а отыскал жабу, подверг себя риску в стычке с её рабами, если бы они очнулись. Предлагаю вашими правами отметить его заслугу.

Вересаева потушила сигарету, встала с угла стола, на котором сидела почти всё время совещания, и повернулась ко мне, демонстрируя искренний интерес. Когда я закончил говорить, она с прищуром оглядела поочередно всех, кого я упомянул. Кроме кенара, который на совещании не присутствовал.

– Что ж… С учётом вводимого усиления, нам понадобятся все… – вполголоса и как-то невпопад проговорила она, а потом снова обратилась к своему помощнику. – Алексей, добавьте: ввиду успешного задержания нелегального путешественника, взыскания по поручениям два и три не применять, ограничиться устными замечаниями. Прикомандированному сотруднику Рунгжобу объявить благодарность с занесением в личное дело. И предложить сократить трудовой договор на… допустим, на полгода. Вы довольны, Стожар?

– Да, более чем! Благодарю! – сказал я и начал уже усаживаться на свое место, когда услышал:

– Стажёру Стожару считать испытательный срок успешно пройденным и зачислить в штат на постоянной основе в должности младшего оперуполномоченного. Рекомендовать его в группу Сфинкса на роль ведомого. Всем спасибо, совещание окончено, по рабочим местам!

Сфинкс

– Ты слышал? Он сказал: "Стойте по направлению движения"!

– И что?

– Разве можно так говорить? Слово «направление» предполагает движение. А слово «стоять» – отсутствие движения. В каком-то направлении можно повернуться, но как стоять в направлении?

– Чувак, приди в себя! У тебя через полчаса семинар, а ты споришь с голосом диктора!

Подслушано в метро.

– Вы уже гладили собаку? – строго спросил Сфинкс.

– Ну молодой человек, я вас умоляю, при чем здесь это? Я только приехал в ваш чудный город!

Я прикрыл глаза и вслушался. Потом открыл и ещё раз оглядел пассажира. Ощущение не исчезло. Здесь что-то не так.

– Ещё раз спрашиваю. Услышьте меня! Вы гладили собаку на Площади Революции?

– Какие собаки, боже мой, – всплеснул руками пассажир. – Я только турист, ищу всего лишь немного достопримечательностей!

Диалог звучал бредово, если вслушиваться. Словно двое глухих пытаются общаться, повернувшись друг к другу спиной. Но меня беспокоило не содержание. Моя роль – прикрывать напарника. Я занимался этим уже две недели, поражаясь чутью Сфинкса на инопланетных пакостников: мелких воришек, паразитов-энергопотребителей, контрабандистов и торговцев запрещёнными специями.

Моя задача – наблюдать за его работой со стороны, внимательно смотреть и слушать. И вот то, что видели мои глаза, не складывалось с тем, что слышали мои уши. На вид мужчине было 40, максимум 45 лет. Он был высок, строен, пусть не атлет – но телосложения крепкого. В волосах можно заметить седину, но лишь первые её признаки. Угольно черная острая короткая бородка идеально ухожена.

Одет в светло-зеленый костюм в тонкую салатовую полоску, едва различимую на дорогой качественной ткани. Жилет чуть темнее, рубашка под ним чуть бледнее. Туфли модельные, каких не найти в обычном обувном магазине, с крупными декоративными пряжками, чуть загнутыми кверху носами и тоже зеленоватого отлива. В одной руке мужчина держал зонт на длинной ручке, в другой – кожаный коричневый портфель, пухлый и наверняка тяжёлый.

В общем, выглядел он немного непривычно для нашего края, но не чересчур, не как фрик. А хотя бы и фрик, кого ими удивишь в наши дни в московском метро? Нет, дело было не во внешности.

Когда мужчина начинал говорить, у меня внутри словно кто когтем по нерву проводил. За этими интонациями виделся тщедушный старик. Всё ещё самоуверенный, но уже потерявший былую форму и властность голоса. Лицо пассажира улыбалось в лёгкой растерянности, как у иностранца, спрашивающего дорогу в чужом городе, но в голосе слышались нотки разочарования с лёгким отттенком страха.

– Уважаемый! – тон Сфинкса стал ледяным. – Бронзовая собака на станции Площадь Революции является самой известной достопримечательностью московского метрополитена. Вы обязаны её погладить!

– Но…

– Понимаете меня? Обязаны!

Мужчина расстроенно выдохнул и опустил плечи.

– Хорошо. Я вас понял. Сейчас же отправлюсь туда и поглажу собаку.

– Это правильное решение! – Сфинкс расцвёл в улыбке. – Желаю вам хорошо провести время!

Он взял меня под руку и потащил за собой в сторону от незнакомца. Оказавшись за колонной, остановился и подмигнул.

– Ну как?

– Если честно, я ничего не понял. При чём тут собака?

– Потом объясню. Этот, как он тебе?

– Мутный он. Я ведь сразу сказал, что он мне не нравится. А теперь тем более.

– Что конкретно не так? Что ты чувствуешь? – продолжал расспрашивать Сфинкс, осторожно выглядывая на перрон.

– Не знаю. Врёт он, точно. Но ведёт себя совершенно ровно. Да скажи ты мне уже, в чём дело?

Сфинкс, снова выглянув, вскинул руку, призывая замолчать. Потом выждал ещё пару секунд, махнул: пойдём, мол.

Мы вышли на платформу к прибывающему поезду. Пассажир в костюме стоял неподалёку, в очереди к соседнему вагону. Час пик уже миновал, людей перемещалось по станции не много, так что нам было хорошо видно этого типа. А ему – нас.

Поезд встал, зашипел дверями, люди принялись, подталкивая друг друга, пробираться внутрь. Мы вошли одними из первых, но Сфинкс не стал продвигаться вглубь. Прижавшись к окну, он высматривал того подозрительного типа.

– Вот засранец!

Сфинкс дёрнулся было обратно к дверям, но они уже захлопнулись. Я тоже приник к окну щекой и успел заметить, как снаружи зелёный пиджак мелькнул в сторону от перрона.

– Не сел?

– Поиграть с нами решил. Иди сюда, готовься.

Я подошёл поближе, но как именно готовиться – не знал. Выспрашивать не хотелось, я решил просто повторять всё, что делает Сфинкс. А он ничего не делал, стоял спокойно, глядя в мелькающую за стеклом темноту.

– Разогнались. Проверь, никто на нас не смотрит?

Я тихонько огляделся. Все были заняты своими телефонами.

– Пошли! – шепнул он, не дожидаясь моего ответа, и шагнул.

Я уже догадался, что сейчас произойдёт. За окном как будто шёл ещё один поезд, параллельно нашему. Первое время он выглядел как простое отражение в окнах, но отражение приближалось, становилось всё детальнее. Ближе, ближе – и вот наш вагон слился со своим призрачным соседом. Железные боковины исчезли. Сфинкс шагнул, я тут же шагнул за ним следом, превращая тот, новый вагон в реальность, а свой – только в призрак, отражение, которого не заметит никто из моих новых попутчиков. Нашего появления они тоже не заметят, все уткнулись в экраны.

– Вы на следующей выходите! – заявил Сфинкс без вопросительной интонации.

Пассажир в зелёном костюме обернулся резко, рассерженно, чтобы опровергнуть, только слова вдруг застряли в горле. Он крепко прижал чемодан к животу, словно кто-нибудь собирался вырвать багаж у него из рук. Сфинкс чуть шире улыбнулся, чтобы белые хищные лезвия стали хорошо видны, и сомкнул пальцы на запястье путешественника.

– Каждый турист обязан пройти таможенный контроль, – вещал мой напарник, пока мы пересаживались на нужный поезд, на сей раз обычным способом. – Передвижение по метро без отметки на таможне считается нарушением и влечёт наказание вплоть до депортации. Попытка выхода на поверхность без таможенного контроля считается контрабандой и влечёт выдачу правительству в мир прибытия под обязательство наказать по их внутреннему закону, но не менее чем запретом путешествий на три года.

– А мы сами не наказываем нарушителей? – спросил я шёпотом, поскольку задержанный молчал.

– Нет. Линии – удовольствие не для всех. Ими пользуются либо очень сильные и восприимчивые к энергии Леи, либо очень богатые, нанимая проводников. Поэтому через нас перемещается слишком много всякой элиты. Правители, министры, дипломаты, кто угодно. Их статусы и привилегии так сложны, что разбираться в них… Нам бы понадобилось пол-Москвы переделать в один большой МИД.

– Получается, мы просто ловим и изгоняем нелегалов?

– А накажут их свои же, если не хотят лишиться одной из своих самых быстрых и удобных транспортных артерий.

– А если у них в законе нет своего наказания?

– Даже не сомневайся. Дороги Леи так ценятся в любом мире, что наказывают за нарушения очень хорошо. Оговорка про три года внесена так, для проформы.

Поезд остановился на Театральной и Сфинкс поволок мужчину в переход. Тот не сопротивлялся.

– Слушай, а ничего, что мы ушли с кольцевой?

– Ничего, вернёмся, если понадобится. А этому веры нет. Не дёргать же ради него патруль с другой ветки? Много чести.

– Так я не понял, зачем мы его вообще на синюю тащим?

Сфинкс и задержанный, вставая на эскалатор, посмотрели на меня одинаково недоумённо.

– Ну, это административная ветка. На ней большинство офисов и служб для путешественников расположено.

– А при чём тут Площадь Революции и собака?

– Ты что, вообще о системе внутреннего контроля не знаешь?

– Только в самых общих чертах. Люди пользоваться линиями Леи не способны, но иноро… – я осёкся и заменил слово на другое, не считавшееся оскорбительным, – путешественников пропускают. Метро берет с них плату и следит, чтобы не лезли на поверхность и не колдовали, где не попадя.

– Не использовали энергию Леи без разрешения, – поправил меня Сфинкс.

– Да, точно. А вот как это реализовано технически, я не в курсе. Потому что всю стажировку безвылазно проторчал на Баррикадной.

– Понятно. А памятку новичка в отделе профподготовки опять зажали?

Я замялся, снова вспомнив злополучный секретный буклет.

– Давай, я про памятку тебе позже как-нибудь объясню?

– Ну ладно, не важно. Я тебе и так сейчас на примере всё покажу.

– Ой, да я вам кланяюсь! – сердито воскликнул задержанный и выдернул свою кисть из пальцев Сфинкса. – На мне не надо ничего показывать! Я вам, к слову, не пример! Я не choking Charlie, сам всё сделаю.

Сфинкс улыбнулся ему так, что зубы стали видны всеми шестью рядами.

– Ну давай, вперёд! Но мы тут, если что. За тобой наблюдаем.

Наш беглец уныло поплёлся вдоль платформы. Сфинкс ткнул меня локтем под бок и предложил следить внимательнее.

Станцию "Площадь Революции" я всегда, с первых дней знакомства с метро, считал одной из своих любимых. Очень уж она особенная. И не только я, наверняка каждый второй попадавший сюда пассажир запоминал эти интерьеры сразу и навсегда.

Простые белые оштукатуренные потолки здесь сочетаются с яркими плитами гранита, мрамора и золотистого оникса в нижней части. Лаконичная округлость всех линий – с многочисленными архитектурными ухищрениями, которые не сможет уловить невнимательный взгляд. Пилоны с накладными архивольтами, картуши с собственной подсветкой на вентиляционных решётках. Но главное, конечно же, скульптуры. Семьдесят шесть бронзовых фигур людей и животных, вызывающих восторг у непрерывных туристических групп, ежедневно стекающихся на Площадь Революции сверху, от Кремля и через Богоявленский переулок.

– Смотри внимательно, – потребовал Сфинкс. – Пограничный и таможенный посты у нас размещены в четвертой арке, считая от начала платформы. Новоприбывшие могут обращаться в любой из четырёх офисов, это без разницы.

Я хотел переспросить, что за офисы он имеет в виду. Но увидел, куда направился наш строптивый путешественник, и понял, что речь идёт как раз про ниши, где установлены скульптуры. В четвертой по счёту арке было две ниши, по одной скульптуре в каждой. Бронзовые девушка и мужчина, вооруженные винтовками.

– Там принимают пошлины и оформляют разрешения на въезд, – продолжал пояснения Сфинкс.

– А собака что?

– Ну как что? Собака служебная. Осуществляет проверку на контрабанду.

– Она же бронзовая?

– Ну да, бронзовая. И что? Ты посмотри, как он перед ней скуксился!

Я посмотрел. И увидел, как под грозным неподвижным взором бронзового пограничника мужичок кладёт ладонь на нос бронзовому псу. Метаморфоза, последовавшая за этим движением, заставила меня ахнуть. Стоило руке прикоснуться к холодному металлу, стремительно, в пару секунд, мужчина преобразился. Волосы его укоротились и побелели. Кожа пошла морщинами, на шее стали видны темные возрастные пятна. Путешественник осунулся, стал ниже ростом и куда худощавее, чем был.

Похожие изменения происходили и с его одеждой. Костюм выцвел, его рукава обтрепались, ворот рубашки стал несвеж и застиран. На обуви стоптались каблуки.

– Ну вот, теперь видишь, какой он на самом деле?

– Он что, внешность меняет силой воли?

– Силой Леи. Поглощает во время поездки энергию, копит, затем использует её в меру способностей. Так делают практически все путешественники. А поскольку на Земле это выходит за рамки естественного, перед выходом в город излишки надо сдавать. Не считая жизненно необходимых, потому что некоторые виды вообще не могут выжить без этой силы, сгинут прямо у турникета.

– Так вот почему у меня ощущение было, как будто одного человека переозвучили голосом другого!

Тем временем, старикашка с жидким пучком седых волос вместо бороды прошёл к другой арке. Почти в самый конец, к скульптурам с детьми. Приложив ладонь к ноге малыша, отполированной до блеска тысячами прикосновений, он кивнул, благодаря, и поплелся обратно в нашу сторону.

– Ну надо же! Семейный туризм!

– А что он сделал? Что в том офисе?

– Эти скульптуры – наша регистратура. Они рассматривают заявки на выход в город. Вон там – бизнес, студенты – образование, дети с глобусом – это развлечения и культурная программа, ну и так далее. Наш старичок указал цель поездки и получил разрешение. Ребятам решать, конечно, но по-моему у них мозги окончательно забронзовели. Я бы ему разрешения не давал. Я бы ему вообще визу аннулировал.

Дед, пройдя к середине станции, злобно посмотрел в нашу сторону. Сфинкс с улыбкой помахал ему рукой и увлёк меня к лестнице перехода.

– А почему не дал бы? Занятный дед. Даже немного жалко его.

– Жалко? Когда такой занятный дед в последний раз пробрался в Москву без досмотра, его финансовая пирамида разорила полстраны. Скажешь тоже, жалеть лепреконов! Они своего никогда не упустят.

– Лепрекон? Это что, настоящий лепрекон?

– А ты не понял что ли? Да их же за километр по одежде узнать можно. Такого фасона, мне кажется, никто во всей вселенной больше не носит. А они всё никак в толк не возьмут, почему мы их всегда ловим. Ну, почти всегда.

Сфинкс задумался и достал коммуникатор. Включил, быстро набрал и отправил несколько фраз.

– Тебе ничего не показалось странным?

– Да вроде бы нет. Собаку погладил, ребенка за ножку подержал, всё как тысячи других туристов каждый день.

– А потом? – настаивал Сфинкс.

– Потом пошёл, взял свой чемодан и двинул по своим делам. В город, наверное.

– Точно!

– Что точно? В город?

– Нет, чемодан. Почему он оставил чемодан, когда проходил таможню?

Я пожал плечами Сфинкс фыркнул.

– Эх ты, опер! Ну-ка, спрячься!

Мы укрылись за поворотом и осторожно стали выглядывать из-за угла. Долго ждать не пришлось. Старикан, шаркая подошвами, еле запёр на лестницу свой тяжёлый портфель. Зонта у него теперь не было, он превратился в массивную позолоченную трость.

Отойдя подальше от скульптур и решив, что никто не смотрит, дед расстегнул пряжку и сунул нос под клапан портфеля. Но доставать ничего не стал. Закрыл, надёжно застегнул, разогнулся в полный рост. Легко, одним пальцем, подхватил свой багаж и быстро зашагал, прижимая портфель к борту яркого новенького пиджака, потряхивая на ходу копной чёрных, элегантно уложенных волос.

– Это что сейчас было? – обалденно спросил я.

– Это, брат, мы с тобой едва не пролопушили большую беду, – ответил Сфинкс. – Но к счастью, вовремя исправились.

Он указал мне на коммуникатор. Я не понял. Тогда он указал на коридор, в конце которого вот-вот должен был исчезнуть высокий импозантный путешественник.

От стены к нему шагнул музыкант. От противоположной – крупный мужчина, в котором я сразу же узнал полковника Затяжного. Лепрекон дернулся, вздрогнул от услышанных слов и разом скис. "Вы задержаны по обвинению в контрабанде", – прочитал я по губам начальника.

Сфинкс вскинул ладонь, приветствуя. Затяжной махнул в ответ.

– Всё, пошли, дальше без нас обойдется.

– Подожди! – я не мог не спросить. – Эти, бронзовые. Таможенники. Они не люди?