Полная версия
Холсты
Портреты
Песенка
За окном туманы стелются
Предрекая одиночество.
Может, в жизни все изменится,
Безысходность эта кончится.
На листах своей распутицы
Я поставлю многоточие.
Но кого хочу – не любится,
А кого люблю – не хочется.
Вот и солнышко проглянуло,
И лучами счастья светится.
И плохое в вечность кануло,
Только в это мне не верится.
Параллельны судьбы-улицы,
И прекрасней нету зодчества,
Лишь кого хочу – не любится,
А кого люблю – не хочется.
Я искал, как жаждой мучимый,
Где исток любви скрывается,
Всё искал и верил в лучшее,
Всё ищу– а жизнь кончается…
Гроздья лет смахну устало я,
И неважно, что пророчится.
Бывшее, как снег, растаяло,
Но любить еще так хочется.
Целлюлоид
Сверкает на солнце
Обёртка немыслимых грёз
И соткан узор
Голливудских улыбок красавиц.
Messages оконца,
Unreal улыбок и слез,
И шёлковый взор,
Вызывающий белую зависть.
Секунды так точно
На нотной постели лежат.
И краскою алой
Отцовство души пламенеет.
Correct-оболочка,
Целлюлоидный
фант муляжа.
Взмахнув зажигалкой,
Узнать бы – а что уцелеет…
Ты – гость
(А.С.)
Что от тебя остаётся,
Когда ты уходишь?
Строчек сбивчивых рябь.
Миф о мальчике-солнце.
Длинная тёмная прядь,
Словно змея, извиваясь,
Тянется к шее моей.
Ты же ушёл, улыбаясь…
В бездну нескольких дней.
Что от тебя остаётся,
Когда ты уходишь?
Дымное марево «не».
«Не»-рот, который смеётся,
«Не»-ум, горящий в огне,
Льда разливающий пламя
Странно-веселой любви…
Фразы абсурдной драмы…
И фейерверк-водевиль.
Что от тебя остаётся,
Когда ты уходишь?
Да не рву я гитарные струны!
Что же еще остаётся –
Греметь сковородкой чугунной,
И ждать, что свалится чудо,
Мурашсчатое и злое…
Пока что хватает посуды–
Чтоб стенку не бить головою.
Что от тебя остаётся,
Когда ты уходишь?
Мыслей рассыпанных горсть…
Окурков задумчивых блюдце.
Ты – гость…
Мальчик Бананан
Ты не слушал «мочалкин» блюз.
Из всего творишь балаган.
И, закинув на плечи груз,
Живописен, как Бананан.
Смятый пластиковый пакет
Для души броня и обман.
Исправлений ошибок– нет…
Жизнь одна – в том её изъян.
Отсчитают года навзрыд
Добры люди, кивнув в стакан.
Под личиной нахала – стыд.
Подари серьгу, Бананан.
Ты
(В.А.)
Я стояла
на сквозняке
главных улиц,
Чтобы увидеть твой
слегка хромающий силуэт.
Но сквозь меня только
текла вереница лиц…
И тщетность
паутиной затянула ход планет.
В этот солнечный день –
А тебя нет.
Ни иронии, ни внутренней доброты.
Чтобы так разбиться об тебя влёт…
Улыбнуться и сказать – «Ты…».
Развевался по ветру мой шарф.
Паутина сверзнулась,
как пыль.
Закрутился быстро
земной шар.
В сердце снова царит стыль.
Притча о марсианах
(Стасу Г.)
Собрались марсиане на литературный совет –
Как землю им поработить?
Тихо качался абажурный свет,
Ухал филин,
спутывая нить.
Лица чудаков, говорящих с экрана,
Лики святых в забытой деревенской глуши.
– Мы – марсиане, реальные, не из романа,
По-настоящему нужно крушить.
Эти писатели… много ли знали!
Время игрушек проходит само.
Люди – смешные.
Верили вралям.
Смоем позорное наше клеймо!
Выберем сына из племени людского,
Сердце и мозг испытаем его!
– Сына – в пробирку? Может, в оковы?
И почему лишь его одного?
– Род человеческий – он примитивный.
А у нас еще дома дела.
Выбор случайный, но конструктивный.
Так Ева Адаму плод принесла.
…
Медленно догорал зеленый закат.
Вождь племени марсиан курил, покашливая, трубку.
– М-да…Трудный орешек…-
В бассейне перекатывался скат,
Болело горло и саднило руку.
– Он вышел к нам без пистолетов и шпаг,
Взгляд его был наполнен синевой до краев.
Землю в ладонях он нес, словно стяг,
Запекшийся
как кровь.
Эту планетку, выжившую из ума,
Защищал так, что сводило скулы.
М-да…Мы проиграли.
Так и просится – «мешок дерьма»,
Но я – философ.
И обиду как ветром сдуло.
И вот что скажу я вам,
кареглазые и желторотые –
Земли защитники – они как оглашенные,
И горы сдвинут, и сделают навеки уродом –
Глаза их синие и мозги совершенные
В каждом камешке притаились, словно змеи.
Не связывайтесь,
сидите мирно, бамбук курите.
А закат, как роза здешняя – зеленеет.
А писателей этих… Не трогайте, не будите.
Кликуша
(М. Березиной)
У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,
У черной ограды, хранящей узоры веков,
Прохожий отталкивал руку назойливой нищей,
Беззубо жующей обрывки каких-то стихов.
Она всё цеплялась, края обрывая одежды,
Крестила костляво следы уходящего вдаль.
В глазах синерусских как сполохи бывшей надежды
Осколки слезинок взрывали тоску и печаль.
«Кликуша, кликуша», – шептали старушки в платочках
И хлопали дверью, гусиные крылья сложив.
Прохожий спешил в железно-
дорожную точку,
Чтоб вектор дороги за N-е время сложить.
И в душном вагоне, листая газеты страницы,
Мечтая о чае, забыв городские дела,
Он был словно в дымке. Но вздрогнул от вида девицы,
Что выплюнул тамбур. Ввалилась она – не вошла.
Ей фенечки-змеи украсили шею и руки,
Гитара дремала, касаясь вздыблённой груди.
Бездумные взоры её изучали со скуки.
Лишь фыркнул прохожий, гадая, что ждёт впереди.
Молчания птица парила в вагоне невинно.
Стучали колеса, дрожала одрябшая плоть.
Девица запела. Печально, надрывно и длинно.
За грязным стеклом всё текла вереница болот.
Про чёрные реки, ветра, зачумлённые лица,
Про руки бессильные и отрешённость травы.
Прохожий хотел убежать, оглянуться, укрыться.
Но строки вонзались,
вырвавшись из тетивы.
«Не узнанный Бог по дорогам ходил и селеньям.
Но люди пугались, завидев лохмотья вдали
И прятали лица, боясь своего отраженья
В прозрачных глазах, что хранили всю горечь земли.
Безумие лучше бездумья и лености мысли…»
Зашикали тетки, что девка, видать, не в уме.
Что вытолкать нужно, и взгляд ее чёрен, завистлив…
Но пела девица, как узник в холодной тюрьме.
Прохожий вскочил и почти побежал по вагону.
Но звук оборвался. Топтала девицу толпа.
И он обернулся. Кликуша рыдала вдогонку.
«Безумцы!», – он крикнул. Но злобою воздух пропах.
… У церкви неброской, стоящей почти на кладбище,
У чёрной ограды, хранящей узоры веков,
Молился прохожий. И в церковь вошел словно нищий.
Спаситель лучился сквозь синеву облаков…
Слёзы
Душе истерзанной, растянутой дугой,
Внимаю. Слушаю прерывистые всхлипы.
Мужские слёзы о жестокой той, другой…
Зелёной лаской шелестя, внимают липы.
Ты слаб… А я, размазав образ твой,
И мысль, и слово каждое, согрела,
Пропела. И, приникнув головой,
Жалею брата, отгоняя стрелы.
Я веселюсь? Помилуй, это блеф.
Ты сам меня учил игре искусной.
Теперь надежды нет, и, побледнев,
Щеку подставил безучастно-грустно.
Мужские слёзы… Материнский плач.
Когда дитя невинное страдает,
Родившись в муках, в муках умирает,
За что, за что так мстит судьба-палач?
Моя сестра доверит эту боль,
И по-мужски мы водки разольём,
Сидя на кухне первый раз вдвоём,
Мы не делили хлеб, но делим соль.
Бог любит – Бог страдания даёт.
Мужские слёзы, женская печаль…
Чужая боль? Зачем так током бьёт…
Что лучше: боль впустить, но не держать,
Иль все хранить, неся судьбы печать?
Но места нет, чтоб новое впускать.
Невнятна память, место сторожа,
А где участья буду я искать?
Перпетуум римейк
(А.С.)
Ошампаненный или ошампуненный,
Переливчатым голосом играя,
Созерцаю лоб твой нахмуренный-
Ты сегодня маленькая, злая.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.