А за окном серый дождь

Когда фельдшер с интересной фамилией Лиса, Ольга Дмитриевна, проверяла его пульс, то его почти не было. Женщина сразу же начала делать ему массаж сердца, а мама заменяла аппарат искусственной вентиляции легких. Внутри у Сережи уже все клокотало – оказалось, что он уже входил в кому…

Через пять минут пришел папа, забрал нас оттуда и сам остался с Ольгой Дмитриевной. Алена все так же сильно плакала. Я видела в ее глазах страх перед смертью, и этот страх присутствовал у всех в глазах. Тот самый страх, перед которым мы бессильны, и это часть нашей жизни, конец пути. Моя хрупкая сестренка подходила к окну в веранде и все спрашивала о Сереже. Я через силу натягивала улыбку, глотая горькие слезы, пыталась их успокоить.

– Алена, не плачь, с нашим Сереженькой все будет хорошо, его сейчас увезут в больницу, и он поправится. – Мой голос дрожал, так как я плакала, но они мне поверили. Мне пришлось быть сильной, хотя мне это очень тяжело давалось. Я боялась, не знала, чего ждать. Скорая помощь все стояла возле нашего двора и не уезжала. Вскоре подошли Стас с Зариной – наши соседи, которые пытались хоть чем-то помочь. Тут я одела девчонок и подошла к Зарине с просьбой забрать детей к тете Наташе. Конечно же, она мне не отказала и увела детей в соседний двор, чтобы еще сильнее не травмировать их, а Семен остался со мной, так как мне нужен был кто-то родной в этом пустом ледяном доме.

Вскоре пришла мама и подарила нам надежду:

– Сережке сердце запустили, сейчас капельницу поставили.

А до этого она молилась у иконы Пресвятой Богородицы. Эту икону отдали нам родственники после смерти бабушки Веры. Не знаю, я поверила в Бога, ведь Он нас услышал в тот момент и дал шанс, а врачи его проворонили. Наш папа все это время был в скорой, спасал жизнь Сережке. Лиса Ольга Дмитриевна не могла уже делать укол адреналина, так как ее руки аж дрожали. Козлова привезла глюкозу. Увы, но лекарств в больнице не было, а в скорой, кроме большого ведра с тряпкой, больше не было и половины кубика адреналина, зато там была куча пыли.

Вскоре в дом вошел папа – сам не свой, присел на кровать, а потом сказал, глотая горькие слезы: «Сережка умер! Спасать его нечем! Лекарств нет!» Мы сидели в холодном доме все в слезах, словно пытались найти в глазах друг друга убежище от этой боли, но его не было нигде. Ближе к шести часам к нам приехал следственный комитет из районного города Калача-на-Дону. В этот момент я была у Натальи Борисовны, на улице было ужасно холодно, шел серый дождь, и дул ветер, словно погода также поглощала негатив моего теперешнего мира. Помню, мне сказали одеться теплее, а папа прижал меня к себе, потом кто-то сказал: «Саша, ты должна быть сильной, ты им нужна, они без тебя не смогут справиться».

В этих словах была правда, а мой дом все больше наполнялся полицией: как оказалось, в скорой заявили, что мы убили Сережку. Как такое можно было сказать, непонятно. Но одно ясно… Больница себя решила так спасти.

Потом к тете Наташе во двор зашел мой папа, будучи сам не свой, и попросил белую простынь, так как взять ее из шкафа никто не догадался. Я сидела на лавочке под дождем, мое тело дрожало то ли от холода, то ли от шока, и в глубине души наступила пустота. По лицу больно бил дождь, а серые тучи все сильнее и сильнее заволакивали небо; потом рядом со мной присел папа и прижал меня к себе. Я помню его горячие руки и глаза, наполненные слезами; он пытался их сдержать, но безуспешно. Их все равно не было видно, ведь шел дождь. Мы так просидели около пятнадцати минут, вскоре подъехал Витя с нашими дедом и бабушкой. Они сидели в маршрутке, даже не хотели вылезти из нее. Конечно, мы сразу все поняли, что эти люди хоть и считались нам родственниками, но будут нас осуждать больше всех на свете. От них добра ждать не стоит. Вскоре мы забрали детей от Натальи Борисовны и отвели их в маршрутку к бабушке и дедушке.

Дождь все усиливался, а день все сильнее наполнялся хмурыми тучами. Я то залезала в маршрутку, то выходила, а Сережа лежал в машине скорой помощи. Мои глаза заливались слезами, пока я слушала шелест листьев и стук дождя. От этого всего мое сердце поглощала беспросветная мгла. Вдруг дверь белого «уазика» с красным крестом открылась, и из нее Медицкая Юлия сунула мне белую простынь, которой накрывали моего брата. Женщина была в гневе, словно ее в спину ужалила змея. Взяв простынь, я пошла в дом. На тот момент в нем была темнота, ни единой души, кроме папы. Мама была в маршрутке с детьми, Стас с Зариной стояли возле двора напротив скорой. Через некоторое время мы вышли, и папа попросил Стаса, чтобы он поехал вместе с нами. Потом я села в маршрутку и услышала собственными ушами, как мои бабушка, дедушка и дядя поливают нас грязью, и им не было стыдно вести разговор при внуках. Как им не было стыдно за это, не знаю. Этих людей могла только могила исправить, потому я и расстроилась еще сильнее.

Время все шло, а дождь с холодным ветром усиливались. Вдруг на скорую поступил звонок о том, что девятимесячной девочке плохо. Нам сказали забрать ребенка из машины, отчего у всех задрожали руки и помутился рассудок, ведь Сережа был таким маленьким, совсем ангелочком. К тому же полиция назвала эту скорую помощь «мусоровозкой». Один из следователей спросил у водителя:

– Ты мне вообще покажи, где в документах написано, что это скорая помощь.

Но водитель ничего не мог ответить, так как на этом «уазике» было написано красной краской: «СКОРАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ».

Увы, но в нашем поселке никогда не было нормальной машины, а оборудование растащили еще до моего рождения. Наша больница докатилась до того, что спасать человека нечем, нет даже простых медикаментов! Докатились… Жизнь маленького ребенка оборвалась – он никогда не станет футболистом или музыкантом, а может, водителем. Мой мальчик очень любил машинки и научился издавать звук мотора машины. Если бы вы только знали, как я по нему скучаю. После его смерти в душе осталась только пустота, которая уже никогда не заполнится его смехом, запахом, улыбкой, отчего я превратилась в пустую биологическую коробку.

Вечером папа забрал Сережу из этой убогой машины скорой помощи и внес его в дом, присел на детскую кроватку, прижимая сына к себе, стал его качать, словно укладывал спать. По его смуглым щекам текли горькие слезы, папа все сильнее и сильнее прижимал нашего мальчика к себе, после сказал, целуя его холодные щечки:

– Сына, что же ты наделал? Дите мое, дите…

Я пристально смотрела на отца и на тело брата, заметила, что мы еще не осознавали реальности. Меня окутал страх, а также обида за то, что этому ребенку не дали шанс на спасение из-за тех, кто халатно относится к своим должностным обязанностям в больнице! Почему они не поехали, а тянули резину? Почему у них не было лекарств? Почему, почему именно Сережа?

За окном темнело, холод затмевал не только мое сердце, но и улицу. Мой отец нежно положил моего брата на эту кровать и куда-то вышел, мама давала показания, которые записывал один из следователей. Парень сидел в кресле и тихо и спокойно опрашивал маму. Сам был небольшого роста, с милыми чертами лица; на миг мне показалось, что он нерусский, но это мне не дано было узнать. Пока вели допрос, я сидела рядом с братом в зале, погруженном во мрак, роняя горячие слезы на его безжизненное тело. Мне не верилось, что в его теле не было больше жизни, а в душе я ощутила пустоту. Я гладила его волосы, потом не выдержала и легла рядом с ним. Мне показалось, что он просто спит и проснется, побежит к своей новой машинке и поедет на ней, но нет, он больше никогда не встанет, в его голубых глазах была смерть! Помню, я крепко прижала его к себе и просто села рядом. Из моих глаз уже не текли слезы, казалось, это конец… Вскоре папа вошел в зал и унес Сережу в соседнюю комнату, для того чтобы его обследовал врач.

К нам домой привезли Теркину Ирину Николаевну. Женщина была в домашней одежде и не понимала, для чего ее привезли. Пока они разговаривали, примчалась Касаручка Антонина Семеновна. Я плакала и не понимала, что происходит вокруг меня. Знала только одно: мой любимый брат мертв, а наши доблестные офицеры полиции, стоящие у нас в коридорчике, рычали друг на друга («А если они убили ребенка?»), после чего эти двое начали бросаться друг на друга, словно бешеные псы. К сожалению, я не запомнила, но знаю, что они работают в следственном отделе по Калачевскому району, улица Пархоменко, д. 23,1, Калач-на-Дону, Волгоградская область, Россия. Касаручка спросила меня насчет отопительной системы дома. Женщина видела, что со временем дом менялся в лучшую сторону: в нем уже стояли новенькие металлопластиковые трубы отопительной системы и угольно-дровяной котел. Я плакала, а она задавала вопросы о случившемся, и я вновь и вновь стала повторять заевшую пластинку. Рассказала о том, что ночью у него поднялась температура, а сегодня его не стало. Он просто покинул этот мир, просто ТЕМПЕРАТУРА!

Также показала последние фото, сделанные за несколько часов до его смерти. С трудом включила WhatsApp, так как пальцы меня не слушались, зашла в переписку к моему бывшему парню и отправила последнее фото моего брата. Не знаю, почему я отправила это сообщение именно ему, но знаю, что он понимал мою боль, так как сам прошел через эту боль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.