Экстравагантные торгово-политические мероприятия Павла I нашли свое, как мы видели, резкое выражение в известном запрещении вывоза в марте 1801 г., осуществлению которого помешала внезапная смерть императора. Его преемник тотчас же отменил этот сумасбродный акт, мотивируя отмену тем, что производство торговли должно быть «свободным и беспрепятственным». Это звучало многообещающе. Надежде на установление более либеральной торговой системы дальнейшую пищу дал манифест 2 апреля 1801 г. В нем указывалось, что сельское хозяйство неизбежно оскудеет, если ему не будет открыта широкая возможность вывоза. Торговле должны быть поэтому открыты все пути[35].

И как бы в подкрепление этого намерения были отменены не только запрещение вывоза из портов, но вслед за тем и состоявшееся в 1800 и 1801 гг. воспрещение ввоза стеклянных и стальных изделий, инструментов, разного рода тканей и т. д.

Казалось, наступал поворот в таможенной политике, совершенно порывавший всякие связи с прошлым. Но последовавшие затем государственные мероприятия оправдали ожидания современников лишь в незначительной мере. Нарождавшиеся теории о благах свободной торговли находили в практике только ограниченное применение. Тем не менее и сам император Александр I, и наиболее видные из его советников, несомненно, находились под влиянием новых идей.

Первым руководителем учрежденного в 1809 г. (одновременно с другими) Министерства торговли был назначен граф Румянцев, государственный деятель, близкий сердцу государя, охотно ставившего себе самые широкие задачи. Если государь признавал торговлю «важнейшим источником достатка и богатства», то тот же взгляд выражен и в программе его министра в следующих трех основных положениях:

1) ввоз следует ограничивать лишь постольку, поскольку это необходимо в интересах внутреннего производства;

2) вывозная торговля должна быть покровительствуема путем устранения всякого рода препятствий и изыскания новых рынков сбыта;

3) возможное покровительство должно быть оказываемо и транзитной торговле.

Император Александр, как и граф Румянцев, были исполнены сознания важности задачи – ввести Россию в сферу международных торговых отношений других государств. Незначительность русского спроса на западноевропейские произведения и ограниченность статей русского вывоза, естественно, приводили к стремлению – нередко проявлявшемуся уже и ранее – сделать Россию посредником в транзитной торговле других государств, обладающих более широким производством и более значительной потребительной способностью, чтобы хоть из транзита извлечь какие-либо выгоды. На первый план выступили в этих проектах Сибирь, Китай, Центральная Азия и Индия. В пределах же государства должны были быть устроены на всех омывающих его водах торговые порты как опорные пункты имеющего развиться товарообмена.

В особенности правительство было озабочено оживлением южнорусской торговли, для развития которой не хватало самых необходимых условий. С этой целью портам Черного и Азовского морей были предоставлены таможенные и иные льготы и созданы условия для возникновения транзитной торговли в Одессе, Таганроге и Феодосии (впоследствии также в Риге, Петербурге и Архангельске)[36]. В особенности из Одессы предполагалось сделать центр широкого торгового оборота. Новый торговый центр должен был посредничать в торговле не только со всем юго-востоком Европы, но и с Азией, в частности с Индией. Области Центральной Азии, еще только отчасти объединенные в государственные образования, должны были стать доступными русским купцам и снабдиться соответственными торговыми центрами. С Японией и Китаем торговые сношения были завязаны при помощи присланных туда торгово-дипломатических миссий. Даже негостеприимное побережье Северного Ледовитого океана было вовлечено в план меркантильных начинаний. Торговые компании должны были основать фактории у устий сибирских рек и на Ледовитом океане, чтобы развить там промышленную жизнь[37].

Торгово-политическая программа Румянцева задавалась широкими, можно сказать мировыми, задачами. Она сосредоточивает свое внимание на торговых путях, которые некогда, благодаря торговой предприимчивости иностранцев, обещали стать важными артериями мирового оборота. Транзитная торговля предшествовавших эпох была скована бюрократическими запретами, татарским хищничеством и фискальными поборами, пока оба великих реформатора на троне, Петр Великий и Екатерина II, не предоставили ей некоторого простора. Теперь граф Румянцев задался целью проложить транзитной торговле широкое русло, но как этот, так и много других его смелых проектов остались на бумаге, и только весьма немногие, выйдя из стадии первоначальных попыток, получили реальное осуществление. Уже во всеподданейшем отчете о деятельности Министерства торговли за 1805 г. граф Румянцев, отмечая влияние войны между коалицией, в которой участвовала Россия, и Францией, указывал, «что торговля, безотлучная спутница тишины и изобилия, среди военных ополчений изнеможет в силах».

Начиная с 1806 г. «пути торговые уже всецело определяемы были обстоятельствами военными». Движение французской армии в Среднюю Европу против Пруссии и блокада немецких вольных городов Англией отодвинули театр войны на север; для товарообмена с Россией возникли серьезные препятствия, еще усиленные запрещением вывоза хлеба из России.

Еще с большим ущербом для экономических интересов России было связано присоединение ее, после заключения в 1807 г. Тильзитского мира, к направленной против Англии континентальной системе. Борьбу с английской торговлей Россия вела с непреклонной суровостью; по мнению императора, это должно было «приблизить мир в Европе». В силу указа 28 октября 1807 г. на все находящиеся в русских портах суда и имущество англичан в России был наложен арест. В следующем, 1808-м, году русским судам, находившимся в Англии, было приказано немедленно вернуться обратно без груза, и ввоз в Россию каких бы то ни было английских товаров был воспрещен. Но так как товары английского происхождения проникали все-таки в Россию на нейтральных судах, то в 1809 г. было установлено, что нейтральность груза должна быть доказана корабельщиком судна перед «комиссией нейтрального мореплавания» в Петербурге или Архангельске.

Такого рода мероприятия, направленные на закрытие русской границы в отношении важнейшего для тогдашней России торгового государства, довольно плохо согласовались, конечно, с учением Адама Смита, которому, как уверяло правительство, оно хотело следовать. Но уже ранее, когда военные события еще не прерывали мирного развития торгового оборота, превознесенный теоретически принцип свободной торговли получил в применении к конкретным условиям такое истолкование, которое лишь в весьма слабой степени соответствовало учению великого английского экономиста. Так, при выработке нового, более соответствующего духу времени таможенного тарифа, к которой приступлено было вскоре по вступлении на престол императора Александра I, было найдено, что идеи, подобные учению Адама Смита, хотя и заслуживают безусловного уважения, но просто перенести их в Россию, не считаясь с особенностями русской торговли, значило бы нанести последней смертельный удар.

Изготовленный в октябре 1804 г. таможенный тариф остановился поэтому – уже для того, чтобы не порвать со всякой исторической традицией, – на полпути: тариф сохранил таможенные пошлины в размере до 20 % со стоимости импортируемых товаров, в то время как до тех пор ставки достигали 100 % и даже более. Но и эти сравнительно либеральные предположения вызвали в тарифном комитете, когда дело дошло до окончательного решения, настолько серьезные сомнения, что уменьшенные тарифные ставки были пока одобрены только для ограниченного числа особо указанных предметов ввоза (указ 17 марта 1805 г.).

Умеренное направление торжествовало притом недолго. Тяжелые тучи заволокли горизонт и побудили правительство вернуться к прежним высоким таможенным ставкам. Кокетничание с фритредерскими теориями было оставлено; все отступило на задний план перед нависшей военной грозой[38].

Глава 11

Возврат к системе усиленного таможенного обложения. – Положение 1810 г. о нейтральной торговле. – Перемена курса в торгово-политических отношениях с иностранными государствами. – Последствия запретительной системы. – Переход к более умеренной покровительственной политике. – Тарифы 1816 и 1819 гг.

Вызванное присоединением России к континентальной системе закрытие границы для английских продуктов грозило собственной торговле. Вывоз приостановился, и продукты внутреннего производства были обесценены; импорт хотя и продолжался, несмотря на неблагоприятные условия, но в морских портах был до крайности обременен формальностями, связанными с надзором комиссии нейтрального мореплавания, торговый баланс складывался в высшей степени неблагоприятно, а курс вексельный и ассигнационный выказывал тенденцию к неудержимому падению. Какой-нибудь исход был необходим. Правительство рассчитывало наиболее тягостные экономические затруднения победить путем таможенно-политических мероприятий. Для поддержания экспорта вывозные пошлины были частью отменены, например для хлеба и железа, но частью и повышены (например, для льна, пеньки, соли, льняного семени и т. д.) из фискальных соображений, причем предполагалось, что относительно этих продуктов Россия может не опасаться конкуренции на иностранных рынках. В то же время был до крайности ограничен импорт. Те продукты, без которых считали возможным обойтись совсем, беспощадно исключались из числа дозволенных к ввозу. Остальные же предметы импорта, за исключением необходимых сырых материалов, подлежавших беспошлинному пропуску, были обложены высокой пошлиной. Весьма существенное стеснение для импорта представляло также распоряжение о том, чтобы на протяжении всей границы от Мемеля до Дуная (до 150 немецких миль) ввоз допускался только через три впускных таможенных пункта – Поланген близ Мемеля, Радзивиллов близ Брод и Дубоссары на Днестре, а на море – через порты Архангельск, Петербург, Ревель, Рига, Либава, Одесса, Феодосия и Таганрог.

Таковы основные черты «Положения о нейтральной торговле» 1810 г. Предназначенное сперва на один только (1811) год, оно оставалось в силе до 1815 г. – с некоторыми, впрочем, изменениями, которые были вызваны переменой в политических отношениях. Новые таможенно-политические принципы, сводившиеся по отношению к ввозу к почти запретительной системе, но в то же время создавшие исключительный закон для торговли с нейтральными государствами, послужили одним из существенных поводов к окончательному разрыву между Россией и Наполеоном и вместе с тем к войне 1812 г. Положение 1810 г. дозволило, между прочим, ввоз продуктов британских колоний на нейтральных судах. Это повело к тому, что в самое короткое время в русских портах сосредоточилось до 200 английских судов для нагрузки русским сырьем. По точному смыслу Тильзитского договора Россия должна была бы воспретить этим судам пребывание в ее водах; канцлер граф Румянцев и имел в виду издать соответственное распоряжение, но этому воспротивилось большинство других государственных деятелей, доказывавших, что, жертвуя своими важнейшими экономическими интересами в угоду диктаторским требованиям Наполеона, Россия призналась бы в собственном бессилии. Суровость новой таможенной системы отзывалась, впрочем, на Франции тем чувствительнее, что импорт именно французских товаров был обложен особенно высокими пошлинами. Вследствие указанных таможенно-политических отношений и без того натянутые отношения России и Республики еще более обострились.

Таможенная политика, установившаяся с 1810 г., послужила прологом к войне, будучи в то же время боевой мерой в другом смысле. Она должна была служить для подавления внутреннего врага – крайнего истощения народного хозяйства, выражавшегося в небывало высоких бюджетных дефицитах, огромном количестве обесцененных бумажных денег, плохом вексельном курсе и неблагоприятных торговых балансах. Новые таможенные мероприятия рассматривались как средство к ослаблению политических противников государства за границей и укреплению экономических элементов внутри государства. Согласно выработанной Сперанским в 1810 г. программе мероприятий для борьбы с тяжелым финансовым положением, возврат к суровому протекционизму, имевшему в то время скорее запретительный, чем покровительственный характер, являлся необходимым предварительным условием какого бы то ни было экономического улучшения. Принципы свободной торговли и в предшествующий период 1801–1809 гг. имели в России только умеренный успех, теперь же реальная политика, к которой правительство вынуждено было прибегнуть вследствие крайне неудовлетворительного экономического состояния государства, изгнала последние остатки фритредерства. Однако только на время. Само правительство истолковывало так свою политику. Изданный при опубликовании положения 1810 г. манифест ясно давал понять, что, по мнению законодателя, декретированная им запретительная система окажется необходимой только в виде временной, преходящей меры. Поэтому новый таможенный тариф и был, как уже упомянуто, объявлен действительным сперва на один только (1811) год.

Окончательный разрыв с Францией, естественно, должен был повлечь за собой и полную перемену курса торговой политики. Столь настойчивая прежде борьба с английской торговлей была оставлена. Заключенный с Англией мирный договор 6 (18) июня 1812 г. заключал в себе также условие о наибольшем взаимном благоприятствовании. Не дожидаясь ратификации договора, было повелено особым манифестом немедленно открыть все порты для английского флага; все установленные в силу континентальной системы репрессии были поспешно отменены.

Одновременно с тем правительство стремится к установлению торгово-договорных отношений и с другими государствами – Швецией, Испанией, Турцией, Персией, Данией. Это сближение вызывалось сознанием, что для торговли необходим усиленный приток свежих сил, чтобы ослабить влияние продолжительного военного времени[39].

Для торговли была бы, надо думать, полезнее отмена запрещений ввоза и высоких таможенных ставок, но на это правительство не могло решиться в суровую годину войны. Министр финансов граф Гурьев имел, правда, в виду уже в 1813 г. отменить запрещение ввоза для целого ряда продуктов, но встретил со стороны своих коллег такое противодействие, что император отклонил его предложение. Граф Румянцев и другие противники смягчения суровой запретительной системы считались при этом с распространенным в широких кругах населения течением, усматривавшим в изгнании из России иностранных продуктов, в видах покровительства отечественному производству, своего рода долг живого национального самосознания. Борьба с вторгшейся в Россию неприятельской армией обострила национальное чувство в такой мере, что общество склонно было к отрицанию всего иноземного, даже в сфере товарообмена[40]. Нельзя, впрочем, не заметить, что «народное движение» ревностно провоцировалось теми, кто был заинтересован в закрытии границ для иностранных фабрикатов. Сюда относились прежде всего производители и продавцы таких товаров, на которые существовал значительный спрос при отсутствии в то же время на внутреннем рынке соответственных запасов. Спекуляция, не стесняемая никакой иностранной конкуренцией, поднимала цены на эти предметы до неслыханной, можно сказать бесстыдной, высоты[41].

Несмотря на недовольство «антинациональным» духом, который вновь стали обнаруживать влиятельные сферы тотчас по окончании войны, проявляется заметная тенденция к более умеренной покровительственной таможенной политике. Тариф и положение 1810 г. ни в малейшей мере не дали того, чего от них ожидали. Главнейшая цель этих узаконений имела, как известно, финансовый характер. Посредством подавления ввоза и покровительства вывозу имелось в виду улучшить торговый баланс и тем создать оплот против, казалось, неудержимого падения курсовой стоимости ассигнационного рубля. Но расчет оказался ошибочным. В 1811 г., т. е. в первый год по введении нового торгового положения, курс бумажных денег пал так низко, как он еще никогда не падал. Можно было зато находить некоторое утешение в том влиянии, которое запретительные мероприятия оказали на отечественную индустрию. Ввиду почти полного исключения иностранных продуктов, последняя сделала значительные успехи. Но это «воспитательное» закрытие границ, как уже упомянуто, обходилось населению весьма дорого. По удостоверению одного современника, 99 % населения должны были оплачивать огромные надбавки к товарным ценам в пользу 1 % спекуляторов, которые, разумеется, умели извлекать выгоду из своего монопольного положения. Внутреннее производство к тому же не в состоянии было удовлетворить всем потребностям рынка. Единственным противовесом спекулятивному повышению цен являлся контрабандный подвоз, достигший при запретительной системе небывалого расцвета.

Запретительная торговая система была, таким образом, полезна только в одном отношении – она оживила внутреннюю промышленную деятельность. Этому противостояло, однако, то обстоятельство, что население оплачивало промышленный расцвет тяжелыми жертвами, не будучи притом достаточно обеспечено в удовлетворении всех запросов рынка, что недобор таможенных пошлин наносил ущерб фиску и что, наконец, в финансовом отношении запретительная система не принесла перемены к лучшему.

Важнейшим моментом, обусловившим перемену таможенной политики, следует признать видоизменившиеся политические отношения держав друг к другу. «По восстановлении свободных политических и торговых сношений между Европейскими державами, рассудили Мы за благо, для пользы общественной, допустить некоторые перемены в запретительной торговой системе». Так гласит манифест, объявлявший о таможенном тарифе 1816 г. Реформа проводилась, однако, нерешительно. Император Александр I лично принимал слишком живое участие в пробуждении национальных инстинктов, чтобы равнодушно относиться к жалобам московских промышленников, но, с другой стороны, он стоял слишком близко к современному ему политическому миру с его высоко парившими проектами всеобщего счастья, чтобы связать свою экономическую политику тенденциями национальной исключительности. То было время Венского конгресса и Священного союза[42]!

Тариф 31 марта 1816 г. принципиально отказался, таким образом, от запретительной системы, но не упустил из виду торгово-промышленных и фискальных интересов государства. Дозволив ввоз некоторых, до тех пор запрещенных, товаров, он, с другой стороны, сохранил воспрещение ввоза для целого ряда продуктов, например для товаров железной и текстильной индустрии.

Более умеренное направление таможенной политики проявилось еще резче в тарифе 1819 г., изданном под непосредственным воздействием важных политических событий. Прежде чем перейти к нему, представляется поэтому целесообразным бросить беглый взгляд на таможенно-политические отношения в соседней Пруссии[43].

Б. Пруссия и Россия до 30-х годов. – Возвращение России к охранительной системе

Глава 12

Таможенно-политическая раздробленность Пруссии. – Германия в начале века. – Фритредерские тенденции прусского таможенного закона 1818 г. – Параллелизм в эволюции Пруссии и России

В Германии таможенная политика находилась в начале века в хаотическом состоянии. В пределах одной только прусской территории действовало более 60 различных таможенных систем и тарифов при таком же количестве таможен. Кроме того, почти каждый город имел свою таможенную черту, вследствие чего оборот был крайне стеснен надзором. В одних провинциях ввоз чужих продуктов был дозволен, в других либо вовсе воспрещен, либо обложен высокими пошлинами. В довершение этого хозяйственно-политического хаоса внутри государства полагалось необходимым ставить всевозможные преграды притоку индустриальных продуктов из Англии, промышленность которой сделала по прекращении наполеоновского господства поразительно быстрые успехи.

Убеждение в том, что промышленная жизнь нации страдает от старой системы запрещений и опеки, утвердилось раньше всего в Пруссии. Король Фридрих Вильгельм III уже в 1802 г. высказался в этом смысле. Во время последовавших затем войн условия мало благоприятствовали – как полагал фон Штейн – коренной реформе таможенного дела. До поры до времени признано было поэтому целесообразным мириться с той крайней запутанностью таможенных отношений, которую создали географическая раздробленность прусской государственной территории, произвол в деле установления таможенных и акцизных ставок и таможенно-хозяйственные мероприятия французских завоевателей. Идеи Адама Смита овладели, однако, и в Пруссии – немногим раньше, чем в России, – более просвещенными умами, и в прусских официальных заявлениях мы встречаем теоретические размышления о свободе торговли, поразительно совпадающие с одновременными заявлениями русского правительства[44].

И в этом нет ничего удивительного: немецкие и русские авторы заимствовали свои идеи из тех же английских источников и иногда просто-напросто переводили Адама Смита.

Как и в России, тенденции к более либеральной таможенной системе, которой руководители прусского государства оставались верными в теории, были задавлены реальными условиями действительности, континентальной системой и осложнениями военного времени. Когда наступили лучшие времена, «военные сборы» (Kriegsimpost), введенные по фискальным соображениям, были отменены (16 мая 1814 г.), но реформу таможенного дела вследствие несогласий и близорукости немецких государств и враждебного отношения иностранных держав пришлось отсрочить. Решительный поворот наступил лишь в 1818 году.

Прусский закон 26 мая 1818 г. о таможенных пошлинах и обложении потребления иностранных продуктов и о торговых сношениях между провинциями определяет, что все чужие продукты природы, искусства и индустрии могут быть ввозимы в прусское государство, потребляемы в нем и перевозимы через него, а все внутренние продукты могут быть вывозимы и что в сношениях и торговых договорах с другими нациями должен строго господствовать принцип взаимности. Ввоз чужих продуктов был обложен пошлиной в 0,5 талера и в качестве добавочной пошлины – налогом с потребления, который по общему правилу должен был составить 10 % ad valorem[45]. Таможенный тариф 1818 г. был фритредерским. Если правительство признало нужным сохранить обложение ввоза чужих фабрикатов и вывоза внутреннего фабричного сырья, то оно сделало это с соблюдением значительной умеренности в ставках и вообще больше для того, чтобы пощадить общественное мнение и не слишком обескуражить фабрикантов. В основе тарифа 1818 г. лежала та мысль, что, освобождаясь от излишней защиты, внутренняя промышленность проникается большим доверием к собственным силам[46].

Эта последовательно проведенная таможенная система объединила все прежние определения. Ограждая фискальный интерес, она в то же время давала защиту и внутреннему производству, торговле же предоставляла необходимую свободу, так как отменяла обременительные внутренние пошлины. С господствовавшей еще тогда во всех более значительных государствах запретительной системой Пруссия совершенно рассчиталась, так как границы для иностранного импорта, путем обложения его умеренными пошлинами, были ею открыты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Winkler А. Die deutsche Hansa in Russland. Berlin, 1886; Riesenkampff N. G. Der deutsche Hof zu Nowgorod. Dorpat, 1854.

О торговых сношениях России в древнейшее время: Тенгоборский. О производительных силах России. М., 1854–1858, на русск. и франц. яз.; Костомаров Н. И. Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях. СПб., 1862; Семенов А. А. Изучение исторических свидетельств о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII столетия по 1858. СПб., 1859. Далее, на немецком языке: Storch H. Historisch-statistisches Gemälde des Russisches Reichs. Leipzig, 1803. Для торговой и таможенной политики в XIX столетии наиболее употребительные источники: Покровский В. И. Собрание известий по истории и статистике внешней торговли России. Т. I / Изд. тамож. департ. Министерства финансов. СПб., 1902; Лодыженский К. Н. История русского таможенного тарифа. СПб., 1886; Менделеев Д. И. Обзор фабрично-заводской промышленности и торговли России / Введение к изд. Министерством финансов сборнику по поводу Всемирной выставки 1893 г. в Чикаго. СПб., 1893; Тимирязев Д. А. Обзор системы русского таможенного тарифа (в том же официальном издании, с. 141–184); Менделеев Д. И. Толковый тариф: в 2 т. СПб., 1891.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

4 из 5