Кровоцвет

Кристал Смит

Кровоцвет

Crystal Smith

Bloodleaf

© 2019 by Crystal Smith. All rights reserved

© С. Арестова, перевод на русский язык

© Ю. Капустюк, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Посвящается Джеймсону и Линкольну. Знаете что? Вы лучшие.

И Китону. Люблю тебя.

Часть первая. Ренольт

1

Виселицу возвели в тени часовой башни. Отчасти – чтобы солнце не слепило глаза публике, а отчасти – чтобы Трибунал мог совершать убийства точно по расписанию. Порядок во всем – таков был девиз Трибунала.

На площади собиралась толпа. Я стояла с опущенной головой, придерживая капюшон руками. Утро было промозглым. Пар от моего дыхания поднимался тонкими облачками и сливался с туманом. Я с тревогой огляделась по сторонам.

– Хороший день для повешения, – непринужденно протянул стоявший рядом человек.

Я быстро отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом. Людей редко обвиняли в колдовстве из-за цвета глаз, и все же такое случалось.

При виде двух женщин, которых вывели на эшафот, толпа зашумела. Обеих обвиняли в колдовстве. Руки первой тряслись так сильно, что даже мне с задних рядов было слышно, как позвякивают кандалы. Вторая женщина, помоложе, с печальным лицом и ссутулившимися плечами, была совершенно неподвижна. Их платья превратились в лохмотья, а болезненно-бледные лица и спутанные волосы покрывала корка грязи. Должно быть, их не один день держали в темнице и морили голодом, чтобы довести до отчаяния и исступления. Все это делалось с хитрым расчетом: безумный и одичалый вид обвиняемых рассеет подозрения горстки совестливых горожан, способных усомниться в методах Трибунала, и сделает само зрелище еще увлекательнее.

Мой сосед придвинулся поближе.

– Веселое представление, не находите?

Я попыталась не обращать на него внимания, но он наклонился надо мной и тихо повторил:

– Не находите, принцесса?

Удивленно уставившись на него, я увидела полные решимости карие глаза, поджатые губы и вопросительно приподнятые брови.

– Келлан, – возмущенно прошептала я. – Что ты здесь делаешь?

Он выпятил подбородок, и под его бронзовыми скулами залегли тени.

– Как твой личный охранник, могу спросить тебя о том же.

– Мне захотелось развеяться.

– Развеяться? Тут? Все, мы уходим. – Он схватил меня за локоть, но я тут же отдернула руку.

– Если ты потащишь меня силком, на нас все будут смотреть. Ты этого хочешь? Привлечь ко мне внимание?

Келлан недовольно скривился. В пятнадцать лет он получил звание лейтенанта и назначение в королевский полк, а в семнадцать – должность моего охранника. Сейчас ему было двадцать, и он все так же был связан клятвой меня защищать. Пока распаленная орава ведьмоненавистников не догадывалась о моем присутствии, я оставалась в относительной безопасности, поэтому Келлан нехотя уступил.

– Почему тебя вообще сюда потянуло, Аврелия? Разве может такое зрелище пойти тебе на пользу?

У меня не нашлось разумного объяснения, и я молчала, нервно перебирая подвески на браслете, надетом поверх перчатки. Браслет, последний подарок покойного отца, всегда действовал на меня успокаивающе и пришелся как нельзя кстати, когда я увидела палача в черном и клирика Трибунала, объявившего, что сейчас на помост взойдет великий магистрат Торис де Лена.

В черной сутане с накрахмаленным воротником Торис моментально приковал к себе всеобщее внимание. Он расхаживал перед публикой, с видом горького сожаления прижимая к груди Книгу заповедей Основателя.

– Братья и сестры, – начал он. – Сегодня мы собрались по печальному случаю. Перед нами Мейбл Лоренс Дойл и Хильда Эверетт Гейбл. Обеим было предъявлено обвинение в использовании темных искусств. В ходе беспристрастного судебного разбирательства обе были признаны виновными. – На шее у него висел флакончик с красной жидкостью. Он поднял его, чтобы всем было видно. – Я магистрат Торис де Лена, носитель крови Основателя. На меня возложили обязанность руководить казнью.

– Никак не возьму в толк, – пробормотал Келлан мне на ухо, – ты решила себя испытать? Проникнуть в стан врага? Заглянуть в лицо своим страхам?

Я сдвинула брови. Конечно, я боялась ареста, суда и публичной казни, но это были далеко не единственные волки в лесу моих страхов.

– Мои подданные мне не враги, – настаивала я, пока те с нарастающей громкостью скандировали: «Вешай! Вешай!» – вскидывая вверх кулаки.

И тут у ног одной из осужденных – той, что была помоложе, Мейбл, – мелькнула тусклая тень. Она появилась из утреннего тумана и постепенно росла, приобретая все более ясные очертания. Дух впитывал энергию и тепло толпы, и на площади стало еще холоднее. Это был маленький мальчик шести или семи лет. Он прижался к юбке женщины, закованной в кандалы.

Никто не остановил его, никто на него даже не посмотрел. Его видела я одна. Но Мейбл знала, что он рядом, и на ее лице отразилось какое-то новое чувство: то ли боль, то ли радость, то ли облегчение.

– Я знаю эту женщину, – шепнул Келлан. – Ее муж продавал книги и почти каждый месяц проезжал через Грейторн. Он умер в прошлом году, от той страшной лихорадки, гулявшей в начале зимы. Как и их сын.

Я тоже знала Мейбл, но рассказывать об этом было опасно.

Часы на башне показывали без одной минуты девять, и помпезная речь Ториса подходила к концу.

– Теперь вам слово, – сказал он женщинам, пока на шее каждой затягивали петлю. – Мейбл Лоренс Дойл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в распространении запрещенных текстов и попытке воскресить умерших посредством использования магии и колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?

Я напряглась, ожидая, что она вот-вот укажет на меня пальцем, назовет мое имя. Предложит мою жизнь в обмен на свою.

Вместо этого она сказала:

– Я обрела покой, мне не о чем жалеть. – И обратила лицо к небу.

В воздухе разлился знакомый аромат – запах шиповника, хотя его пора еще не пришла. Я знала, что это означает, и огляделась по сторонам, но Предвестницы нигде не было.

Торис повернулся ко второй осужденной, дрожавшей как осиновый лист.

– Хильда Эверетт Гейбл, вы предстали перед беспристрастным Трибуналом по обвинению в попытке нанести увечье жене своего сына посредством колдовства в нарушение заповедей нашего Основателя. Именем Основателя вам был вынесен смертный приговор. Ваше последнее слово?

– Я невиновна! – завопила она. – Ничего я не делала! Она лжет! Говорю вам, она лжет! – Хильда простерла трясущиеся руки в кандалах к женщине в первом ряду. – Клеветница! Клеветница! Ты за это заплатишь! Ты…

Минутная стрелка достигла двенадцати, и над площадью прокатился звон колоколов. Склонив голову, Торис произнес: Nihil nunc salvet te – «Теперь тебя ничто не спасет». Затем кивнул палачу, и под ногами осужденных провалился пол. Я вскрикнула, и Келлан торопливо прижал меня к своей груди.

После девяти ударов колокол затих. Ноги повешенных все еще подергивались.

Голос Келлана звучал мягче:

– Не знаю, что ты ожидала тут увидеть. – Он попытался повернуть меня спиной к эшафоту, но я заупрямилась. Каждый раз, когда я наблюдала переход от жизни к смерти, мой желудок болезненно сжимался, но эту казнь я обязана была досмотреть до конца.

Мейбл уже не шевелилась, но воздух вокруг нее мерцал. Было странно наблюдать, как душа освобождается от тела, скидывает с себя гротескную оболочку, словно светская дама – старый замаранный плащ. Сын уже ждал ее, и она сразу пошла к нему. Стоило ей дотронуться до него, как обе души исчезли, покинули пограничную зону и отправились дальше, туда, где я уже не могла за ними наблюдать.

Хильда умирала намного дольше. Она давилась и хрипела, ее глаза вылезли из орбит. Когда все наконец закончилось, ее душа вырвалась из тела с негодующим ревом – а точнее, немым криком, ведь она была бесплотна – и тут же бросилась в толпу, к невестке. Та, казалось, ничего не замечала. Все ее внимание было приковано к грязному мешку костей, болтавшемуся на висельной петле.

– Заберете тело свекрови? – спросил Торис.

– Нет, – с нажимом произнесла она. – Сожгите его. – Призрак Хильды снова беззвучно закричал и впился в лицо невестки когтями. Та побледнела и приложила к щеке ладонь. Возможно, подумала я, гнев Хильды придал ей столько энергии, что ее прикосновения стали осязаемы.

Невестке нельзя было позавидовать. Скорее всего, Хильда надолго застрянет в пограничной зоне и будет преследовать предательницу, выкрикивая немые угрозы и заволакивая все вокруг своей ненавистью. Я такое уже видела.

– Аврелия, пойдем, – сказал Келлан.

Когда трупы стащили с эшафота, толпа зашумела и подалась вперед. Меня толкнули, и я полетела на булыжную мостовую. Я выставила вперед ладони в попытке смягчить удар, но приземлилась прямо на запястье. Келлан мигом подхватил меня, поставил на ноги и повел сквозь толпу, выставив руку наподобие щита.

Я потерла ушибленное место.

– Браслет! – воскликнула я, оглядываясь, но за массой тел уже ничего было не разглядеть. – Видно, застежка сломалась, и он слетел…

– Забудь о нем, – сказал Келлан твердо, но не без сочувствия: он знал, как много для меня значит подарок отца. – Он потерялся. Нужно уходить.

Я выскользнула из его рук и стала протискиваться через толпу, толкаясь и пихаясь, когда толкали и пихали меня саму. Все это время я неотрывно глядела под ноги, но Келлан оказался прав: браслет потерялся, и тут уже ничего не попишешь. Он снова догнал меня и на этот раз вцепился мертвой хваткой, но удирать мне уже не хотелось: послышались свистки. Спустя считаные минуты на площади покажутся клирики Трибунала и начнут задерживать всех, у кого расправа над Хильдой и Мейбл не вызвала должного воодушевления. В тюрьме Трибунала теперь было две свободные камеры, и они никогда не пустовали подолгу.

* * *

Спустя час я уже стояла в приемном зале королевского дворца и разглядывала легкую материю цвета слоновой кости, расшитую кристаллами. Из окна в потолке струился мягкий свет, и камни красиво переливались. Это было мое неоконченное подвенечное платье. За семнадцать лет жизни я еще никогда не носила такого роскошного наряда. В Ренольте власть Трибунала распространялась даже на моду: одежда должна была воплощать идеалы скромности, простоты и аскетизма. Исключения делались лишь для свадьбы и похорон – торжеств, которые ограничивали возможность согрешить.

Платье было подарком матери ко дню свадьбы. Каждый стежок был сделан ее рукой.

Один рукав был полностью готов. Я дотронулась до кружевной материи, восхищаясь красотой и изяществом наряда, но тут же напомнила себе, сколько несчастья принесет тот день, когда придется его надеть. А ведь он уже не за горами. Церемонию назначили на Белтейн, первый день пятого месяца, и до нее оставалось шесть с небольшим недель.

Я вздохнула, расправила плечи и, приготовившись к битве, прошла в соседнюю комнату.

Матушка расхаживала взад-вперед перед письменным столом, и ее юбки шелестели с каждым беспокойным шагом. В одном из самых неудобных кресел сидела Онэль, доверенная советница и старинный друг нашей семьи. Держа спину необыкновенно прямо, она цедила чай сквозь тонкие коричневые губы с выражением глубочайшего презрения. Когда дверь за мной закрылась, голубые глаза матери метнулись в мою сторону, и ее волнение обрушилось на меня, точно град стрел.

– Аврелия! – воскликнула она так, будто само мое имя было нелестным эпитетом. Онэль сделала еще один маленький глоток.

Я засунула руки в карманы, пытаясь изобразить смущение и сожаление, хотя ничего подобного не испытывала. Но если матушка будет думать, что я раскаиваюсь, разговор закончится быстрее.

– Как ты могла в одиночку отправиться в город? Совсем рассудок потеряла? – Она взяла в руки стопку бумаг и потрясла ей у меня перед носом. – Вот письма, которые я получила за эту неделю (только за эту!), с требованиями отдать тебя под Трибунал. Вот, – продолжала мать, указывая на другую стопку высотой в два дюйма, – угрозы в твой адрес, которые собрали мои доносчики за последний месяц. А вот, – она открыла ящик стола, – самые поэтичные и изобретательные прогнозы твоей гибели, полученные с начала года. Позволь тебе зачитать. Взять хотя бы вот это… Подробное руководство по поиску ведьм. Включает освежевание подозреваемой и тщательное изучение изнанки ее кожи.

У меня не хватило духу признаться ей, что на прошлой неделе я нашла отрубленную голову котенка в своем шкафу, а рядом с ней – криво нацарапанную народную молитву для защиты от ведьм. Или рассказать о красных «иксах» – старинном проклятье, которое кто-то вырезал на обратной стороне моего любимого седла в надежде, что лошадь взбесится и скинет меня на землю. К чему новые напоминания о том, как сильно меня ненавидят? Я понимала это лучше матери.

– Так они хотят меня освежевать? – беспечно поинтересовалась я. – Всего-то?

– И сжечь твою кожу, – добавила Онэль, взглянув поверх чашки с чаем.

– Через неделю ты отсюда уедешь, – сердито сказала матушка. – Постарайся до отъезда не влипать в неприятности! Вот станешь аклевской королевой и делай что хочешь. Ходи куда заблагорассудится и… а куда ты, кстати, ходила?

– На повешение.

– На повешение? Да помогут мне звезды! Неужели тебе так не терпится попасть в лапы Трибунала? Нам страшно повезло, что у нас там свои люди.

– Страшно повезло, – эхом отозвалась я. По мнению матушки, вдовец ее любимой кузины был преданным союзником короны и прилагал все усилия, чтобы держать Трибунал в узде, но я-то знала, что Торис получает от казней истинное удовольствие.

– Аврелия, – сказала она, оглядывая меня с ног до головы. Нетрудно было вообразить, что предстало ее взгляду: спутанные белокурые волосы и глаза, которым надлежало быть голубыми, но они вместо этого отливали серебром. В целом выглядела я вполне сносно, но за счет некоторых своих особенностей была не похожа на других, выделялась из толпы. К тому же одного моего существования было достаточно, чтобы возбудить в ренольтцах подозрения.

Я была первой девочкой, родившейся в семье правящего короля Ренольта за последние без малого двести лет. Во всяком случае, первой девочкой, которую не отдали в чужие руки сразу же после рождения. Мне было предназначено выполнить условия договора, положившего конец многовековой войне между Ренольтом и Аклевой, а именно – выйти замуж за наследника аклевского престола. Сто семьдесят шесть лет наш народ считал отсутствие дочерей у королевской четы знаком того, что ренольтцам не суждено заключить истинный союз с грязными и распутными аклевцами. Доказательством нашего нравственного превосходства. Мое рождение пошатнуло их веру в корону, в правителей, осмелившихся сначала произвести на свет дочь, а затем оставить ее при себе.

Иногда я разделяла их чувства.

Напряженное молчание нарушил стук в дверь.

– Проводите его сюда, Грейторн, – сказала матушка.

Келлан вошел, обвел комнату взглядом, обернулся и махнул кому-то рукой.

В дверях показался мужчина. Незнакомец был одет в «мятый» бархат цвета сумеречного неба, а через плечо носил золотую перевязь, закрепленную на груди брошью в форме узла-трилистника. В ухе у него дерзко поблескивал рубин, а на пальце сверкал серебряный перстень с изображением ворона с распростертыми крыльями. Густые черные волосы гостя, несмотря на его возраст, не были тронуты сединой. Он поражал своей яркостью и выделялся на нашем фоне, как разноцветный витраж среди простых стеклянных окон.

Он был аклевцем.

2

Матушка выглянула за дверь.

– Вас не преследовали?

– Нет, – ответил Келлан.

– Что караульные?

– Я их распустил. Следующая смена заступит через час.

– А стражи у входа в мои покои?

– О них я тоже позаботился.

После этого матушка представила элегантного незнакомца.

– Аврелия, это лорд Саймон Сильвис, шурин Донала, короля Аклевы, и дядя принца Валентина. Добро пожаловать, лорд Саймон, наш почетный гость. – Она поцеловала его в обе щеки.

Неожиданная встреча застала меня врасплох. Я застенчиво отвела взгляд и принялась изучать миниатюрные стеклянные грозди винограда на ножке ближайшего канделябра.

– Принцесса Аврелия, – начал он, – я очень рад снова встретиться с вами.

– Снова?

– В нашу первую встречу вы были совсем крошкой, и я даже толком не успел разглядеть вас, потому что мать не выпускала вас из рук.

– Боюсь, что с тех пор многое изменилось. Теперь она спит и видит, как бы от меня избавиться.

– Разве можно меня упрекать? – нахмурилась матушка. – Я попросила лорда Саймона сопровождать тебя в Аклев. Он знает самую безопасную дорогу. Он переведет тебя через стену и доставит к Валентину.

При упоминании о моем женихе я опустила глаза. О Валентине я толком ничего не знала и никогда не общалась с ним, если не считать горстки сухих, напыщенных писем, которыми нас заставили обменяться в детстве.

– Вижу, вы переживаете из-за предстоящего союза, – сказал лорд Саймон.

Все мучившие меня вопросы выплеснулись наружу бешеным потоком слов.

– Это правда, что принц болен? Прикован к постели и почти ослеп? Правда, что его мать сошла с ума, ухаживая за ним? – Тут я спохватилась. – Простите, это было бестактно.

Если мои вопросы и рассердили его, он этого не показал.

– Я очень близко знаком с принцем, – осторожно произнес он. – Я знаю его с младенчества и отношусь к нему с большим вниманием, как если бы он приходился мне родным сыном. У Валентина была трудная жизнь, но он вырос благородным человеком с твердым характером. Его недуги едва заметны на фоне его многочисленных достоинств. Он будет хорошим мужем и однажды станет хорошим королем.

– Так, значит, он не болен? Не безумен, как его мать?

По лицу лорда пробежала тень.

– Моя сестра много страдала и слишком рано покинула нас, но всегда оставалась в ясном уме. Позвольте заверить вас, ее сын – человек достойный. Ваши тревоги… не удивляйтесь, если обнаружите, что он разделяет их. Возможно, у вас больше общего, чем вы думаете.

Его слова не развеяли моих сомнений.

– Да, разумеется. Могу представить, что говорят обо мне в Аклеве.

– В Аклеве о вас не знают почти ничего, кроме вашего имени и того, что вам предстоит стать нашей королевой.

– Так они не считают меня ведьмой?

– Ведьмой? – Он побледнел. – Ох уж эти ваши ренольтские суеверия… вы утверждаете, что поклоняетесь Эмпире́е, а сами проклинаете любого, кто обладает силой, которую мог даровать один лишь Божественный Дух.

– Ведьмы, использующие анималистические обряды и ритуальные кровопускания для общения с мертвыми, наделены темной, нечистой силой, прямо противоположной Божественному Свету Эмпиреи, – процитировала я.

Лорд Саймон смерил меня долгим взглядом.

– Это из вашей Книги заповедей Основателя?

– Это правда.

В Ренольте верили, что человек, осквернивший себя магией крови, обречен на вечные муки. И все же в глубине души я надеялась, что это не так.

Лорд Саймон сел рядом со мной.

– Нет, – горячо возразил он. – Нет, правда в том, что сила имеет разные проявления. Она может использоваться как во имя добра, так и во имя зла, но сама по себе не является ни хорошей, ни плохой. Посмотрите на меня. Разве я похож на злодея? А ведь я адепт магии крови.

Мой взгляд упал на его ладонь в шрамах.

– Достаточно об этом, – сказала матушка. – У нас нет времени на споры и наставления. Спасибо, что пришли к нам, лорд Саймон. Вас, вероятно, смутила эта тайная встреча вместо пышного приема, подобающего члену королевской семьи. Но я хотела поговорить с вами без посторонних. Готовы ли вы исполнить обещание, которое дали много лет назад? Вы понимаете, о чем я?

– Я помню о своем обещании, ваше величество, – серьезно сказал лорд Саймон. – И я его исполню. Но за семнадцать лет многое изменилось. Раньше я был моложе и сильнее, как и вы сами. Ваш супруг был все еще жив. Нужны три добровольца: я и еще двое.

– Вторым участником буду я. Онэль согласилась стать третьим.

– Участником чего? – спросила я. – О чем вы говорите?

– Ваша матушка хочет, чтобы я прочитал одно заклинание, – ответил лорд Саймон. – Оно не избавит вас от опасности, но увеличит шансы на выживание.

– У нас есть час, – сказала матушка. – Этого хватит?

– Думаю, да.

– Заклинание? Вы шутите? – воскликнула я. – Даже обсуждать такие вещи опасно. Если об этом пройдет слух, всех вас казнят. Трибунал…

– Трибунал ничего не знает. – Онэль вздернула подбородок и взглянула на меня из-под очков. – Тайна не покинет пределов этой комнаты. Да и с каких пор ты стала бояться колдовства?

Я нервно покусывала губу. До сих пор я все делала в одиночку. Если бы меня застукали, расплачиваться пришлось бы мне одной.

– Оно того не стоит, – сказала я. – Глупо подвергать себя опасности ради одного человека. – Ради меня.

– Мне нужно что-нибудь из личных вещей принцессы, – сказал лорд Саймон. – У вас есть платок, миледи? Или, может быть, шаль?

– Это подойдет? – Матушка достала из ящика стола квадратный шелковый лоскуток, на котором серебристыми нитками была вышита виноградная лоза. Это была нижняя часть рукава моего подвенечного платья. Я тут же почувствовала укол совести. Должно быть, когда я в сотый раз раскритиковала платье, матушка решила его переделать.

– Пожалуй, да. – Лорд Саймон расправил ткань на столе и стал медленно выводить на ней пальцем узоры.

Любопытство взяло верх, и я опустилась в соседнее кресло.

– А что это за заклинание?

– Связующее, – сказал он, не отрываясь от своего занятия. – Оно привяжет три жизни – королевы Женевьевы, Онэль и мою собственную – к вашей. – Он посмотрел на меня золотистыми глазами и серьезно добавил: – Наши жизни станут вашим щитом.

– Я не понимаю.

– Это значит, – сказала матушка, – что ты не умрешь, пока не умрем мы.

Келлан мерил комнату быстрыми, короткими шагами. Он терпеть не мог суеверий, и, должно быть, все происходящее действовало ему на нервы. Келлан не верил, что я ведьма. Он вообще не верил в колдовство. Он был человеком надежным, практичным и признавал лишь то, что можно увидеть и пощупать, поэтому я немало удивилась, когда он вдруг выпалил:

– Нельзя ли включить в заклинание четвертого? Не станет ли защита прочнее, если добавить еще одну жизнь?

– Увы, нет, – сказал лорд Саймон. – Три – сакральное число. Усилить защиту можно, только используя числа, кратные трем: шесть или, еще лучше, девять. Найдутся ли другие доверенные лица, готовые привязать свою жизнь к жизни принцессы?

– Нет, – ответил Келлан, глядя мне в лицо. – Таких больше нет. – Мне больно было слышать эти слова, хотя они, несомненно, были правдой. Он некоторое время смотрел на меня, а потом продолжил: – Но я молод и силен и хорошо знаю принцессу. Защищать ее – моя работа. Могу я поменяться с вами местами?

– Магия требует соблюдения строгих правил. Участники должны пойти на жертву добровольно, а исполнитель – пустить кровь наравне с остальными. Без меня заклинание не подействует. Если бы не это, я бы позволил вам занять мое место. – Лорд Саймон задумался. – Но, как вы сказали, вы молоды и сильны.

– Онэль прожила долгую жизнь…

– В старухи меня записал? – проницательно изрекла Онэль, барабаня длинными смуглыми пальцами по морщинистой щеке. – Пусть впереди у меня не так много лет, зато я веду тихую, спокойную жизнь. Я могу дожить до ста, ты же завтра можешь пасть в бою.

– Келлан, – вставила я с неохотой, – ты же не веришь в заклинания и колдовство.

– Это не важно, – сказал лорд Саймон. – Магия существует вне зависимости от того, верит он в нее или нет.

– Да, не верю, – сказал Келлан, – но все равно хочу участвовать в обряде. Ради тебя.

– Как трогательно! – фыркнула Онэль. – Ладно, можешь занять мое место. Не очень-то мне и хотелось умирать за Аврелию.

– Умирать за меня? – Идея была до того нелепой, что я чуть не расхохоталась. – Нет-нет, лорд Саймон говорил не об этом. Вы умрете не за меня, а раньше меня. Пока все вы будете живы, я тоже буду жива… – Увидев их серьезные лица, я запнулась. Во мне нарастала тревога.

– Если вы получите смертельное ранение, один из нас погибнет вместо вас, – мягко сказал лорд Саймон, – и капля крови, пожертвованная им, поблекнет. И так до тех пор, пока все мы не умрем.

Мне вдруг стало трудно дышать.

– Но я не хочу, чтобы вы умирали вместо меня. Моя жизнь не стоит трех ваших жизней. Да и к чему вообще исполнять условия договора, заключенного два века назад? До него давно никому нет дела.