Зови меня Златовлаской

– Для девчонки, которая так классно танцует, ты слишком неповоротливая, – скептически оглядывая меня, сказал Стас.

– Тут все на таких скоростях гоняют, – напряженно ответила я. – Мне кажется, что я упаду, а кто-то проедет по моей руке и отсечет мне пальцы.

Стас рассмеялся и заверил, что вероятность отсечения пальцев очень низкая. Затем он взял меня за руку и аккуратно покатил за собой. Оказавшись в центре катка, я испытала восторг, кататься было действительно интересно. Конечно, катанием это было можно назвать с натяжкой, ведь Стас просто буксировал меня.

Затем он начал учить меня, как правильно передвигать ногами и держать стойку, чтобы не заваливаться назад. Через час парень добился того, что хоть и неуклюже, но все же самостоятельно я начала передвигаться по катку. Оказалось, что Стас в детстве занимался хоккеем, поэтому навык катания на коньках был прочно вшит в его память.

Уставшие и румяные, мы присели на скамейки на трибунах с чашками горячего чая в руках. Со Стасом было очень интересно. Он казался умным, позитивным и простым. Спустя полтора часа нашего общения я не могла отделаться от ощущения, что знаю его сто лет. Стас расспрашивал меня о школе, друзьях, и я неожиданно для себя я рассказала ему о ситуации с Дашей Полосовой.

– Почему ее озверевшие одноклассники прицепились именно к ней? – недоумевала я.

– А какая она из себя? Страшная, неуверенная, толстая, высокая, не русская? Есть что-нибудь из этого? – спросил Стас.

Я кивнула.

– Ну, тут все очевидно. Девчонка чем-то отличается, они зацепились за этот ее "недостаток", а она проявила слабость. Люди часто самоутверждаются за счет того, кто слабее, ведь он не может дать отпор. Когда в роли жертвы беззащитный человек, они кажутся себе сильнее. Скорей всего, у каждого из ее обидчиков свои психические замесы: проблемы в семье, завышенная или заниженная самооценка, комплексы. А гнобя эту… Как там ее?

– Дашу, – подсказала я.

– А гнобя Дашу, они сбегают от своих проблем и кажутся себе не таким уж дерьмом.

– Да, но ведь были ребята, которые поначалу помогали ей, а потом просто забили и стали наблюдателями. Как на такое можно просто смотреть?

– Они поняли, что не могут остановить тех, кто ее травит. И сами не захотели быть на ее месте. Инстинкт самосохранения. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Но, если бы они сплотились и сообща дали отпор, думаешь, ничего бы не вышло?

– Все не так просто, Саш. Знаешь, как-то в начальной школе я сам стал свидетелем травли. Была у нас одна девчонка, странная, музыкой какой-то увлекалось, нам это было непонятно. И глаза у нее были какие-то пугающе большие, как у жабы, навыкате. Ребятам этого было достаточно, чтобы докопаться. И вот помню, стоим мы как-то возле школы. Она одна, нас много. И все ей по очереди в лицо гадости говорят, обзываются. А она, знаешь, не из пугливых была: отвечает, огрызается. А я нахожусь среди ребят и думаю, что мы толпой против нее одной прем. И так стыдно стало. Ведь она девчонка и не боится. А я, пацан, стою, поддакиваю ее обидчикам, хотя понимаю, что это несправедливо. Потому что боюсь. Боюсь, что подумают обо мне одноклассники. Боюсь, что вместе с ней станут травить меня.

– Чем все кончилось?

– Да ничем, пообзывались да разошлись. Я так и не вступился за нее. До сих пор стыдно. Но мы тогда малышней были, ничего более подлого не могли сделать. Травили просто и открыто. А чем дети старше, тем изощренней становится травля: физическое насилие, моральное унижение, пошлые шуточки и намеки, – Стас грустно вздохнул.

– Я так понимаю, в случае с Дашей до физического насилия не доходило.

– Надеюсь, и не дойдет, – ответил он.

Затем мы сменили тему, но я еще долго думала о Даше, радуясь тому, что у ее мучителей есть границы, за которые они не заходят: не трогают ее, не бьют. Тогда я еще не знала, что любые границы условны и что пересечь их порой не составляет труда.

После катка Стас вызвался меня проводить, я согласилась. Мы шли мимо замерзших деревьев, поеживаясь от холода, который во время катания не так сильно чувствовался, а сейчас поднявшийся ветер усилил его в стократ.

На подходе к моему дому, пересекая узкую дворовую дорогу, мы услышали тихий жалобный писк. Это был маленький серый котенок, который, прихрамывая, шел к нам, качаясь на ветру. Зрелище было очень жалкое. Малыш казался совсем крошечным, и его большие синие глазки-пуговки с немой мольбой смотрели на нас.

– Ой, малюська, чего ты тут один? – ласково проговорил Стас, аккуратно подхватывая животное.

– Замерз, наверно, – предположила я.

– Конечно, замерз, и лапка повреждена, – сказал парень, осматривая котенка. – Саш, его нельзя здесь оставлять, он раненый и голодный. Но я не могу его к себе взять, потому что на съемной квартире с парнями живу. У нас в договоре аренды прописано "никаких животных". Нарушу, нас всех оттуда выпрут.

Я растерялась. Конечно, оставлять котенка умирать на улице было бы жестоко. Но мне с самого детства не разрешали таскать животных домой. Дело было в том, что, будучи маленькой, я вот так пожалела одного щенка, а потом подхватила от него лишай. Мама тогда не на шутку испугалась и раз и навсегда запретила мне притаскивать домой бездомных животных.

Услышав об этом, Стас сделался очень задумчивым. А потом, спрятав котенка под куртку, достал телефон и стал кому-то звонить.

"Ты дома?", "Тут короче очень срочно, можно мы к тебе с Сашкой зайдем?", "Хорошо, скоро будем", – услышала я его фразы.

– Пошли обратно, у Ревкова кота накормим, – сказал Стас.

– Мы что, к Владу идем? – опешила я.

– Ну да. К тебе Кузю нельзя, ко мне тоже. А Владос разрешит, он добрый.

– Но ты ничего не сказал ему про кота, – напомнила я.

– Конечно, нет. Если бы сказал, он бы точно не разрешил. А как увидит Кузю, сразу растает.

– Почему Кузя? – улыбнулась я.

– А почему нет? Хорошая же кличка.

Влад жил в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома, в элитной восемнадцатиэтажке. Мы позвонили в домофон, и, ничего не сказав, Ревков просто открыл нам дверь. Попав в подъезд, я удивилась, как в нем было светло и чисто. Подъезды всегда ассоциировались у меня с неприятными запахами, серостью и мигающим светом. А в этом было уютно.

Когда мы вышли из лифта, Ревков ждал на пороге с открытой дверью. На нем были серые спортивные штаны и черная футболка. При взгляде на него мое сердце екнуло.

– У меня отец сегодня приехал. Спит после самолета, поэтому экскурсию по квартире проводить не буду. Давайте на кухню, – скомандовал Влад.

Мы со Стасом скинули обувь и куртки. Стараясь не шуметь, прошмыгнули в просторную, сделанную в стиле хай-тек кухню, и Ревков закрыл за нами дверь. Почти вся мебель в комнате была глянцевой, а на полу лежала плитка в виде черно-белой шахматки.

Наконец Влад заметил котенка, которого Стас плотно прижимал к себе.

– Это что еще за живность? – Ревков вскинул брови.

– Познакомься, это Кузя, и он будет у тебя жить, – широко улыбаясь, заявил Стас.

– Ты че, с головой поссорился? – лицо Влада вытянулось.

– Братан, выручай. У Сашки мать ни в какую не разрешит, она в детстве лишай подхватила. А у меня сам знаешь, какая ситуация. Иначе бы уже давно домашнее животное завел.

– Тебе бы подругу завести, а не домашнее животное, – съязвил Ревков. – Совсем уже крыша едет. Где я его, по-твоему, отставлю?

– Да это ненадолго, Владос, на пару дней, максимум неделю. Сегодня у тебя переночует, завтра я его к ветеринару свожу. А потом сразу объявление в Интернете кину, пристроим в хорошие руки.

Влад, прислонившись к подоконнику, в раздумьях переводил взгляд с кота на Стаса, потом на меня, и так по кругу.

– Как ты достал уже со своей добротой, Мишутин. Честное слово. Даю тебе неделю, иначе потом твой Кузьма пойдет обратно гулять, – наконец согласился Ревков.

Стас радостно благодарил друга, обещая, что за неделю все разрулит. Влад вышел из кухни, а через пару минут вернулся с большой картонной коробкой в руках. Кинул туда полотенце, а сверху положил котенка, который потихоньку начал осваиваться. Затем он достал из холодильника молоко и, налив его в пластиковую миску, поставил перед Кузей.

Кот принюхался, снял первую пробу языком, а потом жадно залакал белую жидкость. Мы все невольно залюбовались этой милой и умиротворяющей картиной.

Глава 16

Неожиданно у Влада зазвонил телефон, и я успела заметить на экране слово "Кира". Он взял трубку и отошел в другой конец кухни. Наверно, если бы отец Ревкова не спал, он бы вышел в другую комнату, но сейчас ему пришлось разговаривать здесь.

Мы со Стасом стали гладить Кузю, аккуратно передавая его друг другу по очереди. Влад говорил тихо, но я все равно невольно слышала их разговор, точнее его ответы. Судя по тону общения, Кира была чем-то недовольна. Ревков отвечал ей сдержанно, но я видела, что он напряжен. Вскоре девушка в трубке стала кричать. Я поняла это по тому, что ее голос стал слышен даже нам.

Ни с того ни с сего Влад взял и отключил телефон, оборвав ее на полуслове. Потом он развернулся к нам и предложил чаю. Мы согласились. Пока Ревков доставал посуду и ставил чайник, его телефон вновь зазвонил. Он выключил звук и положил телефон на стол.

Во время чаепития Кира названивала ему раз двадцать. Я видела это по вновь и вновь загорающемуся экрану телефона. Влад тоже это заметил, однако с непроницаемым лицом продолжал пить чай и общаться с нами.

– Сашку сегодня на коньках учил кататься, – похвастался Стас, обнимая меня за шею.

Я заметила, как внимательно взгляд Влада проследил за рукой друга, которая лежала на моих плечах.

– А ты не умела, что ли? – улыбнулся Ревков, переводя глаза на мое лицо.

– Нет, страшно было.

– Ну, правильно, надо идти туда, где страшно, – одобрительно кивнул Влад. – Только там прогресс.

Еще немного поболтав, мы попрощались с Ревковым, и Стас снова пошел провожать меня домой.

– Неудобно с Кирой получилось, – заметила я, когда мы оказались на улице.

– Да, зря она так. Он теперь несколько дней трубку брать не будет, – отозвался парень.

– Несколько дней? Из-за одной маленькой ссоры? – удивилась я.

– Ага. У него вообще с девчонками разговор короткий: не нравится – не держу.

– Как же так?

– Ну, так. Он не любит, когда им манипулируют, понимаешь? И мозги когда делают тоже. Хотя этого, наверно, никто не любит.

– Ну, а чувства?

– А что, чувства, Саш? Он теперь после Наташки закаленный, никто его чувства уже не ранит.

– Какой Наташки? – я сгорала от любопытства.

– Наташка Левагина, девчонка его бывшая. Первая любовь, можно сказать. Он с ней в классе восьмом встречался.

– А как она его закалила? – допытывалась я.

– Владос не всегда таким качменом был, как сейчас. Когда с Наташкой встречался, был обыкновенным дрищем. Она ему сильно нравилась. Владос даже стихи ей писал и всякую прочую романтическую хрень делал. А она взяла и кинула его ради Вована Герасимова. Он такой здоровяк был. Тупой, конечно, но здоровый, и девчонкам нравился. Владос сначала переживал, а потом психанул и пошел качаться. Пропадал в тренажерке целыми днями и на бокс еще ходил. Потом, когда раскабанел, набил рожу этому Герасимову. Ну, типа за то, что увел у него Наташку. А Наташка тут как тут, снова к Владу захотела, мол, люблю не могу, прими обратно.

– А он что? – затаив дыхание, спросила я.

– Послал, конечно. Зачем она ему такая сдалась? Хотя у него тогда еще чувства к ней не прошли. Она красивая была, зараза. И блондинка к тому же.

– А при чем тут, что блондинка? – не поняла я.

– Да ты че, у Владоса же заскок на блондинках. Он с детства в эту был влюблен, как ее, Хилари Дафф. Типаж у него такой, короче. Только светленьких воспринимает.

– А тебе какой типаж нравится? – улыбнулась я.

– А я всеядный, – пожал плечами Стас.

Он чмокнул меня в щеку на прощанье и пообещал держать в курсе, как обстоят дела с Кузей.

В последний день учебы перед новогодними каникулами в школе царил дух праздника и веселья. Учиться никому не хотелось, и, казалось, учителя это понимали. Все уроки проходили в большей степени для галочки: новых тем не давали, к доске практически не вызывали.

Антон подарил нам одинаковые серебряные подвески в форме буквы "А": Ада и Александра. Я вручила Булаткину новый чехол на телефон с изображением Халка, от которого он фанател. А Аде преподнесла шапку, на которую она засмотрелась, когда мы в прошлый раз вместе ходили по магазинам. От нее я получила блеск для губ, которым тут же накрасилась.

После уроков мы все пошли домой, чтобы оставить учебники, пообедать и переодеться. Затем мы вновь отправились в школу.

В актовом зале царил суматоха. Светлана Викторовна координировала действия старшеклассников громким и властным голосом. В зале присутствовали только участники представления. Я облачилась в костюм Снегурочки и намазала щеки свекольной помадой, создавая румянец. Волосы я заплела в длинную косу и аккуратно уложила ее на плечо.

Через полчаса все было готово, и мы ушли в соседний с актовым зал музыки, чтобы оттуда, через гримерку, выходить на сцену. Ведущим новогоднего мероприятия стал как всегда Максим Муслимов. Он был одет в дорогой черный костюм, белую рубашку и бабочку, чем-то напоминая Джеймса Бонда.

Наша театральная постановка была в самом начале и прошла на ура. Благодаря многочисленным репетициям слова отлетали у нас от зубов. После спектакля проводились конкурсы, а затем ребята выступали с песнями и танцами.

Номеров было не очень много, и последним на сцену вышел Влад Ревков. К тому времени я уже успела переодеться для дискотеки и занять место в зале.

Влад вышел на сцену с черной гитарой в руках и сел на высокий, напоминающий барный стул. На нем были темные джинсы, красная толстовка и кепка козырьком назад. Ревков отрегулировал микрофон, закрепленный на стойке, под себя. Все его движения были непринужденными и спокойными. Казалось, парня вообще не смущает, что за ним наблюдает несколько сотен человек.

Одарив присутствующих широкой очаровательной улыбкой, он заиграл на гитаре знакомую мелодию песни "Новый год" группы Стекловата. Музыка звучала очень уютно и празднично. Хрипловатый голос Влада окутал весь актовый зал. Каждый раз во время пения Ревкова я впадала в легкий транс. Переставая замечать окружающий мир, я видела только его и слышала только чарующие звуки его музыки.

После громких аплодисментов Влад поклонился и отправился за кулисы. Все уже начали потихоньку вставать со своих мест, но неожиданно на сцене вновь появился Максим и знаком попросил тишины. Зал угомонился, мы опять сели. Затем парень радостно произнес:

– Друзья! В конце этого праздничного вечера я хотел сообщить вам потрясающую новость. По результатам голосования предложенная мной акция "Помоги ближнему" одобрена!

Раздались аплодисменты.

– "За" проголосовали пятьдесят семь процентов учащихся. Мы долго обдумывали проект, и он полностью готов. Однако перед официальным запуском я бы хотел все-таки заручиться поддержкой человека, чье мнение мне не безразлично. Передайте, пожалуйста, микрофон заместителю председателя школьного Совета.

Сотни взглядов обратились к Аде, а удивленный Кирилл Самохин понес ей микрофон. Через пару секунд передаваемый из рук в руки по ряду микрофон дошел до моей подруги, которая нервно ерзала на стуле.

Я не понимала, что происходит, и недоуменно переводила взгляд с Максима на Аду. Я была в числе тех, кто проголосовал "за", и непонятная тревога начинала подниматься во мне. Когда Калинина неуверенно взяла в руку микрофон, Максим, широко улыбаясь, произнес:

– Ада, будь добра, встань, пожалуйста.

Девушка медленно поднялась со стула, и вид у нее был потерянный. В зале повисла некомфортная тишина.

– Ад, скажи, пожалуйста, считаешь ли ты помощь школьникам и пенсионерам пустой тратой времени?

Я видела, как побелели кончики ее пальцев, когда она с силой сжала микрофон.

– Нет, – раздался сдавленный голос подруги.

– А не считаешь ли ты продвижение такого проекта лицемерием и политиканством с моей стороны? Ведь, если проект принесет плоды, то о нем могут даже написать в газетах.

Калинина была похожа на загнанного в угол зверя. Она скользнула взглядом по залу, заполненному школьной администрацией и, опустив голову, тихо ответила:

– Нет, не считаю.

– То есть ты поддерживаешь акцию "Помоги ближнему"?

Ада подняла на Максима глаза, полные ненависти. Если бы взглядом можно было убивать, Муслимов был бы уже мертв.

– Поддерживаю, – выдавила она.

– Спасибо большое, Ада! Теперь я с радостью могу заявить, что проект будет запущен в январе!

Это было жестоко. Я-то думала, что тогда в столовой Максим просто не предал значения злым словам Ады, а на деле оказалось, что он просто затаил обиду и ждал подходящего случая, чтобы отомстить.

Он так мило общался с Калининой, водил ее в ресторан. Подруга была убеждена, что нравится ему. Но оказалось, что Муслимов был еще более хитрым и расчетливым, чем она. Я не ожидала от Макса такого поступка, ведь он прекрасно знал, что унижает Аду, заставляя ее публично соглашаться с тем, с чем она не согласна.

Он использовал те же фразы, которыми Калинина оперировала, когда поносила его в столовой. Про лицемерие, политиканство и газеты. Парень запомнил каждое ее слово. И использовал услышанное против нее тогда, когда она меньше всего была к этому готова. У него действительно были замашки политика. Выходит, Ада была права на его счет.

Я с сочувствием посмотрела на подругу: она грызла ноготь на большом пальце и была погружена в себя. Мы с Антоном пытались утешить ее, но она не слушала нас.

Взрослые стали постепенно покидать актовый зал – начиналась дискотека. Парни оперативно вытаскивали стулья из зала, чтобы освободить место для танцев. Свет приглушили. И минут через десять заиграла музыка.

– Ну, как ты? – Булаткин обнял Аду за плечи.

– Он поплатится за это,– прошипела она.

– Ад, отпусти эту ситуацию. Ты обидела его, он обидел тебя. Вы квиты, – посоветовал Антон.

– Нет, не квиты! Он унизил меня, причем публично. Ненавижу его, – в ее голосе сквозила горечь обиды.

Я знала Калинину с детства. Она была очень гордая и очень упрямая. А Муслимов задел ее за живое.

Мы с Антоном как могли пытались отвлечь ее от мыслей об этом неприятном инциденте, но она была как в воду опущенная. Через полчаса кислого стояния у стены Булаткин предложил проводить ее домой, и она согласилась. Я хотела пойти с ними, но Ада настояла на том, чтобы я осталась и повеселилась.

Веселиться без друзей получалось с трудом, и я решила немного потанцевать. Я присоединилась к группе своих танцующих одноклассниц и стала неторопливо двигаться в такт музыке, параллельно осматривая присутствующих.

Мой взгляд натолкнулся на Киру Милославкую, которая двигалась плавно, но довольно посредственно. От неумения танцевать ее спасала безупречная фигура и шикарная подпрыгивающая грудь, при виде которой однообразность ее движений оставалась незамеченной.

Заиграла моя любимая песня:

Все мои сюжеты по твоим картинкам,

Девочка – разноцветная витаминка.

Сегодня я буду любить тебя сильно,

Пока в моей голове действие витамина.

Влад сидел на одном из стульев у стены, подпевая словам песни, и с интересом смотрел на танцующих. Я сменила местоположение для того, чтобы попадать в поле его зрения. Уж в чем-в чем, а в танце я была хороша, поэтому глупо было бы не воспользоваться своим преимуществом.

Наконец Влад заметил меня. Когда наши взгляды встретились, я улыбнулась ему и, не переставая танцевать, стала смотреть ему прямо в глаза. Он нисколько не смутился и отвечал мне прямым и внимательным взором. Уголки его губ были слегка приподняты.

Спустя несколько песен Влад приблизился и, притянув меня к себе за руку, проговорил на ухо:

– Ты двигаешься слишком соблазнительно. Так нельзя. На твои танцы можно смотреть только после восемнадцати.

Я рассмеялась. Конечно, Влад преувеличивал. Я не делала абсолютно никаких непристойных движений. Скорее всего, он имел в виду мой взгляд и манеры во время танца, но я невинно захлопала глазами:

– А тебе разве нет восемнадцати?

– Мне-то есть, осенью исполнилось. Но вот бедному Власюку точно нет. Посмотри, как он на тебя глазеет.

Я перевела взгляд на Васю Власюка, который действительно как-то плотоядно посматривал в мою сторону. Я улыбнулась и пожала плечами.

– Мы хотим через минут сорок свалить в бар. Пойдешь с нами? – спросил Влад.

– А меня пустят? Мне же нет восемнадцати.

– А я и забыл, что ты совсем малая, – усмехнулся Ревков. – Пустят, не переживай, там кореша Стасяна работают, он за тебя подсуетится.

Я согласилась, и Влад, подмигнув мне, отправился в сторону Киры. Он обнял ее сзади и стал что-то говорить на ухо. Значит, они помирились. Она хихикала и выглядела очень довольной.

Мерзкое чувство ревности убило всякую радость от текущего вечера. В голове пульсировала одна мысль: "Ну почему я не на ее месте?".

Я отвернулась в противоположную им сторону, и мой взгляд зацепился за Пешкова, который пританцовывал напротив Яны Ширшиковой. Эти тоже выглядели счастливыми.

Я почувствовала себя бабкой у разбитого корыта. Создавалось ощущение, что у всех были парни, кроме меня. Предаваясь горестным мыслям об одиночестве и несправедливости, я уселась на стул и уткнулась в телефон.

Через пару минут рядом со мной сел Максим Муслимов.

– Как дела? – как ни в чем не бывало спросил он.

– У меня хорошо, а у тебя? – делая нажим на "тебя", ответила я.

– Хорошо, спасибо, – парень был невозмутим.

– Зачем ты так с Адой? – не удержалась я.

– Как так?

– Жестоко. Ты же знаешь, что обидел ее, да еще и при всех.

– А ты не думала о том, что мне тоже может быть обидно?

– Я согласна, тогда в столовой она перешла грань. Но я думала, ты выше этого.

– Дело не в том, что она говорила в столовой.

– А в чем? – удивилась я.

Муслимов молчал. По тому, как он теребил в руках телефон, я поняла, что он нервничает.

– В чем дело, Максим?

– Тогда у Никиты, после поцелуя я пошел за ней в ванную, хотел поговорить, все выяснить и… И невольно услышал ваш разговор.

– Что именно ты слышал?

– То, что она хочет влюбить меня в себя, чтобы потом кинуть. После этого я знал, что все ее улыбки, флирт и симпатия – не что иное, как фарс, – он говорил это спокойно, но в голосе я услышала едва уловимую обиду.

– Согласна. Ситуация выглядит паршиво. Но Ада не такая ужасная, как кажется. Несмотря на то, что у нее правда был такой план, я думаю, она прониклась к тебе искренней симпатией. Правда.

– Сейчас это уже не имеет значения, Саш, – отозвался Максим.

Пожелав хорошего вечера, Муслимов поднялся и ушел с дискотеки.

Так вот почему он так поступил сегодня. Его задели не оскорбительные слова Калининой в столовой, а игра с его чувствами. Значит, Ада все же нравилась Максу. Такой поворот событий был крайне неожиданным.

Вскоре ко мне подошли Влад с Кирой и сказали, что пора уходить. Мы вместе спустились в раздевалку и облачились в верхнюю одежду.

Стас ждал нас у школы и при встрече крепко обнял меня. Рядом с ним я перестала ощущать себя лишней, хоть мы и не были парой.

Оказалось, что до бара было идти всего ничего, так что мы даже не успели замерзнуть. Заведение называлось "Сетка". Охраны на входе не было, и мы беспрепятственно вошли внутрь. В баре был приглушен свет, а в интерьере преобладали темно-коричневые оттенки.

Мои спутники подошли к компании ребят, сидящей за столом в дальнем углу помещения. Парни, обменявшись крепкими рукопожатиями, стали увлеченно что-то обсуждать. Ожидая ребят, я расположилась за барной стойкой, и бармен с подозрением уставился на меня:

– Документы?

– Я не буду пить, – ответила я.

– Вход в заведение только для совершеннолетних, – сухо заявил он.

– Но сейчас даже девяти нет! – возмутилась я.

– Ты меня слышала, – отрезал он.

Я растерянно посмотрела по сторонам. К счастью, Стас уже направлялся ко мне.

– Она с нами, Толян, – дружески похлопав бармена по плечу, сказал Стас.

Толян хмуро посмотрел на меня и ушел к вновь подсевшим посетителям.

– Хочешь чего-нибудь? – поинтересовался Стас.

– Чего, например? Этот бугай мне в жизни не нальет.

– Ты что пить собралась? После Залесного я сам тебе не налью, – рассмеялся Стас. – Я думал, может сока или колы?

Я смутилась. Он был прав, я рассуждала, как заправский алкоголик. Но почему-то мне было сложно представить, что в этом помещении с темно-красными стенами и приглушенном светом люди потягивают сочок.