Шепот за окном

«Господи!»

– Джейк, это ты?

Маленькая тень двинулась от изножья кровати в мою сторону. На миг я не был убежден, что это вообще он, но потом Джейк оказался достаточно близко, чтобы я мог различить очертания его взъерошенной головы. Хотя лица мне не было видно. Оно полностью скрывалось в темноте, окутавшей комнату.

– Что ты тут делаешь, дружок? – Сердце по-прежнему колотилось, как бешеное – и от того, что происходило сейчас, и как пережиток кошмара, от которого я только что пробудился. – Еще рано вставать. Даже близко не пора.

– Можно мне сегодня поспать с тобой?

– Что?

Такого раньше никогда не бывало. Вообще-то мы с Ребеккой всегда проявляли в этом вопросе твердость, когда он изредка просился к нам, считая, что стоит разок дать слабину, и дальше уже все покатится как под горку.

– Мы так не делаем, Джейк. Ты знаешь это.

– Ну пожалуйста!

Я осознал, что его голос намеренно тих, словно в соседней комнате был кто-то – кто-то, кто мог нас подслушать.

– В чем дело? – спросил я.

– Я слышал шум.

– Шум?

– Там какое-то чудовище за моим окном.

Я молча сидел, вспоминая стишок, который он зачитал мне перед сном. Но там говорилось про дверь. И по-любому никто не мог оказаться за его окном. Мы на втором этаже.

– Тебе это просто приснилось, дружок.

Он помотал головой в темноте.

– Оно меня разбудило. Я подошел к окну, и оно стало громче. Я хотел открыть шторы, но слишком испугался.

«Ты увидел бы темное поле через дорогу, – подумал я. – Вот и всё». Но произнесено это было настолько серьезно, что я не смог ему такого сказать.

– Хорошо. – Я выбрался из постели. – Давай сходим посмотрим.

– Не надо, папа!

– Я не боюсь никаких чудовищ, Джейк.

Он последовал за мной в холл, где я включил свет наверху лестницы. Правда, входя в его комнату, оставил свет в ней выключенным и подошел к окну.

– А что, если там что-то есть?

– Нет там ничего, – сказал я.

– Но что, если?..

– Тогда я с этим разберусь.

– Ты набьешь ему морду?

– Вот именно. Но там ничего нету.

И все же я не чувствовал такой уверенности, какая звучала в моем голосе. Задернутые занавески выглядели угрожающе. Секунду я прислушивался, но ничего не было слышно. Просто невероятно, чтобы там кто-то был.

Я распахнул их.

Ничего. Просто косой уголок тропы и сада, за ними – пустая дорога, вдали расстилается темное пространство поля. В комнату заглядывало неясное отражение моего лица. Но больше ничего. Похоже, что весь окружающий мир мирно спал, в отличие от меня.

– Видишь? – Я изо всех сил старался говорить терпеливо. – Никого нет.

– Но было!

Я задернул занавески и присел на корточки.

– Джейк, иногда сны кажутся очень реальными. Но это не так. Как кто-то мог оказаться прямо у тебя за окном, когда до земли так далеко?

– Он мог влезть по водосточной трубе.

Я начал было отвечать, но тут же представил себе дом снаружи. Водосточная труба действительно проходила возле самого его окна. Тут в голову мне пришла совершенно дикая мысль. Если ты запер дверь на замок и на цепочку, чтобы чудовище сюда не пробралось, то что ему еще остается, кроме как вскарабкаться по трубе и попасть в дом в каком-то другом месте?

Дурь полная.

– Никого там не было, Джейк.

– Можно я сегодня посплю с тобой, папа? Ну пожалуйста!

Я тихонько вздохнул про себя. Ясно, что сейчас он не собирается спать здесь один, и либо слишком поздно, либо слишком рано спорить. Я не мог этого решить. Прямо сейчас было проще уступить.

– Хорошо. Но только сегодня. И только чтобы не вертеться.

– Спасибо, папа. – Джейк подхватил свой Пакет для Особых Вещей и последовал за мной. – Обещаю, что не буду вертеться.

– Это ты так говоришь… А как насчет перетягивания одеяла?

– Тоже не буду.

Я выключил свет в холле, и потом мы забрались в постель – Джейк туда, где должна была быть половина Ребекки.

– Пап? – позвал он. – А тебе раньше снились кошмары?

Звон бьющегося стекла.

Визг моей матери.

Мужские крики.

– Да, – отозвался я. – Думаю, что да.

– А про что они были?

Сам сон уже немного потускнел, но он был в равной степени как ночным кошмаром, так и реальным воспоминанием. Я еще ребенок, иду к двери, ведущей в крошечную кухню в доме, в котором я рос. Во сне время было уже позднее, и шум снизу разбудил меня. Я оставался в кровати, натянув на голову одеяло, с ужасной тяжестью в сердце, пытаясь делать вид, что всё в полном порядке, хоть и прекрасно знал, что это не так. Через некоторое время я прокрался на цыпочках вниз по лестнице, не желая видеть то, что там происходило, но все равно рисуя это у себя в голове и чувствуя себя совсем маленьким, перепуганным и беспомощным.

Помню, как подходил к ярко освещенной кухне из темной прихожей, слыша доносящийся оттуда шум. Голос моей матери был сердит, но тих, словно бы она думала, что я по-прежнему сплю, и желая меня от всего этого оградить, но мужской голос звучал громко, безразличный к такого рода тонкостям. Все их слова накладывались одно на другое. Я не мог разобрать, кто из них что говорит, понимал лишь, что говорили что-то дурное и что разговор развивался крещендо – стремительно приближался к чему-то ужасному.

Дверь в кухню.

Я дошел до нее как раз вовремя, чтобы увидеть искаженное злобой и ненавистью красное лицо мужчины, когда тот изо всей силы швырнул в голову матери стакан. Чтобы заметить, как она пытается увернуться, но не успевает, и услышать ее визг.

Последний раз, когда я видел своего отца.

Это было так давно, но воспоминание постоянно то и дело всплывало на поверхность. По-прежнему выкарабкивалось из покрывающей его грязной жирной земли…

– Всякие взрослые вещи, – ответил я Джейку. – Может, когда-нибудь я тебе расскажу, но это всего лишь сон. И вообще все нормально. Все всегда хорошо кончается.

– А что происходит в конце?

– Ну, ты сам, со временем.

– Я?

– Угу. – Я взъерошил ему волосы. – А теперь давай спи.

Я прикрыл глаза, и мы оба лежали молча так долго, что я уже решил, что Джейк наконец заснул опять. В какой-то момент я вытянул руку вбок и осторожно положил ее на одеяло поверх него, словно чтобы убедиться, что он все еще там. Что мы по-прежнему вместе. Моя маленькая, израненная семья…

– Шепчет, – тихо произнес Джейк.

– Что?

– Шепчет.

Его голос доносился так издалека, что я подумал, что он уже спит.

– Оно шепчет у моего окна.

12

«Вам нужно поспешить!»

Во сне Джейн Картер шептала ему это по телефону. Ее голос был тих и настойчив, словно она говорила самые страшные вещи на свете.

Но она все равно это сделала. Наконец-то.

Пит сидел за своим письменным столом, и его сердце глухо стучало в груди. Он множество раз разговаривал с женой Фрэнка Картера в ходе того расследования. То вдруг появлялся возле места ее работы, то якобы случайно пристраивался рядом с ней на многолюдном тротуаре, всегда стараясь не быть увиденным с ней вместе, о чем мог прознать ее муж. Как будто втайне от самого себя делал попытки превратиться в шпиона, – что, как он полагал, было недалеко от истины.

Джейн обеспечила несколько алиби для своего мужа. Она защищала его. Но после первой же встречи с ней Питу стало ясно, что она жутко боится Фрэнка, причем по веской причине, и Пит делал все возможное, чтобы обратить ее в свою веру – убедить ее, что разговор с ним не сулит ей никакой беды. Чтобы она отказалась от своих слов и поведала про мужа всю правду: «Поговорите со мной, Джейн. Я позабочусь о том, чтобы Фрэнк больше не причинил зла ни вам, ни вашему сыну».

А потом стало похоже, что она так и собирается поступить. За годы в Джейн Картер был вбит такой страх, что даже сейчас, звоня ему из дома, в котором уже не было этого мерзавца, она по-прежнему могла выдавить из себя всего лишь шепот. Смелость – это не отсутствие страха, Пит хорошо это знал. Смелости нужен страх. И вот так, даже в момент собственного адреналинового всплеска – даже когда почувствовал, что дело начинает закрываться перед ним, – он тоже осознал истинную храбрость этого звонка.

– Я вас впущу, – прошептала она, – но вам нужно поспешить. Я не знаю, сколько его не будет.

В действительности же Фрэнк Картер так никогда и не вернулся в дом. Буквально через час там уже кишмя кишели полицейские и криминалисты, а по радио поступил приказ определить местонахождение Картера и фургона, на котором тот уехал. Но в тот момент Пит действительно спешил. Поездка до дома убийцы заняла всего десять минут, но эти минуты были самыми долгими во всей его жизни. Даже заранее вызвав подкрепление, он чувствовал себя одиноким и испуганным, когда приехал туда, – словно какой-то сказочный персонаж, проникший в пещеру в момент отсутствия чудовища, но знающий, что оно может нагрянуть абсолютно в любой момент.

Внутри Пит наблюдал, как Джейн Картер трясущимися руками открывает дверь в пристройку украденным ключом. Во всем доме стояла тишина, и он чувствовал, как некая тень нависает над ними.

Замок наконец открылся.

– А теперь отойдите назад, пожалуйста, вы оба!

Джейн Картер стояла посреди кухни, ее сынишка прятался за ее ногами, когда Пит рукой в перчатке распахнул дверь.

Нет.

Поначалу – жаркий дух гниющего мяса. Он посветил внутрь фонариком – а потом увидел картинки, появляющиеся перед ним одна за другой в стремительной последовательности, словно озаряемые всполохами фотовспышки.

Нет.

Еще нет.

На миг он поднял руки, на сей раз направляя фонарик на стены. Они были выкрашены белой краской, но Картер дополнительно украсил их, намалевав в самом низу грубые травинки и порхающих над ними бабочек, словно на детском рисунке. Ближе к потолку – перекошенное подобие желтого солнца. На нем было несколькими взмахами нарисовано лицо, мертвые черные глаза которого уставились на пол внизу.

Пит проследил за направлением этого взгляда и наконец опустил луч фонарика.

Стало трудно дышать.

Он искал этих детей три месяца, и хотя всегда ожидал подобного исхода, но никогда не оставлял надежды. Однако они были здесь, лежали в этой зловонной, жаркой тьме. Четыре тела выглядели одновременно реальными и нереальными. Как живые, и при этом словно сломанные куклы, которые теперь лежали совершенно неподвижно – одежда нетронута, за исключением футболок, задранных наверх, чтобы прикрыть лица.

* * *

Наверное, самое худшее в данном конкретном кошмаре было то, что за многие годы он настолько к нему привык, что тот даже не мешал ему спать. Лишь будильник пробудил его на следующее утро.

Пит лежал, не двигаясь, несколько секунд, стараясь успокоиться. Пытаться закрыть глаза на воспоминание было все равно что разгонять руками туман, но он напомнил себе, что все дело лишь в недавних событиях, которые опять вызвали к жизни эти кошмары, и что со временем они сойдут на нет. Выключил будильник.

«Спортзал, – подумал он. – Бумажки. Задания подчиненным. Обычная рутина».

Пит принял душ, оделся, собрал сумку для тренировки, и к тому времени, как стал спускаться вниз, чтобы приготовить кофе и легкий завтрак, мысли пришли в сравнительный порядок, а сон окончательно отступил. Это была короткая перебивка в привычном течении его жизни – только и всего. Совершенно объяснимо: когда перекапываешь почву, из-под земли освобождаются какие-то едкие испарения, но вскоре они рассеются. Тяга выпить опять ослабеет. Жизнь вернется в нормальную колею.

Набрав номер, Пит прослушал сообщение, медленно жуя очередной кусок.

И с трудом заставил себя его проглотить. Горло сжалось.

Через два месяца Фрэнк Картер наконец согласился увидеться с ним.

13

– Просто встань возле стены, сделай одолжение, – сказал я. – Немного правее. Нет, от меня правее. Вот так. А теперь улыбнись.

Это был первый день Джейка в его новой школе, и меня эта перспектива нервировала гораздо больше, чем его. Ну сколько раз можно заглядывать в комод, чтобы убедиться, что одежда приготовлена и все надписано? Куда я задевал его рюкзачок для учебников и бутылку с водой? Так много приходилось держать в голове, и я хотел, чтобы все для него прошло без сучка без задоринки…

– Ну можно уже пошевелиться, папа?

– Погоди.

Я держал перед собой телефон, когда Джейк стоял возле единственной пустой стены в спальне, одетый в новую школьную форму: серые брюки, белая рубашка и синий джемпер – все свеженькое и чистое, естественно, с бирками с его именем абсолютно на всем. Его улыбка была застенчивой и славной. Он выглядел таким взрослым в этой форме, но при этом настолько маленьким и беззащитным!

Я ткнул пальцем в экран еще пару раз.

– Можно посмотреть?

– Ну, конечно же, можно!

Я присел на корточки, и он прислонился к моему плечу, пока я показывал ему только что сделанные фотографии.

– Неплохо выгляжу. – Интонация у него была удивленная.

– Выглядишь по-деловому, – сказал я ему.

Так оно и было. Я постарался насладиться моментом, пусть и порядком омраченным грустью, поскольку Ребекка тоже должна была быть с нами. Как и большинство родителей, мы с ней делали снимки Джейка в первый день нового учебного года, но я недавно сменил телефон и только на этой неделе сообразил, что это значит. Все мои фотографии пропали – потерялись навсегда. Что вдвойне обидней, у меня оставался телефон Ребекки, но хотя фото были и там, мне было никак не получить к ним доступ. Целую минуту я в полном расстройстве рассматривал ее старый аппарат, подавленный тяжелой правдой ситуации. Ребекки больше не было, а это означало, что этих воспоминаний теперь не было тоже.

Попытался сказать себе, что это неважно. Что это лишь очередная жестокая шутка, которую сыграла со мной утрата, – и на общем фоне достаточно незначительная. Но все равно было жутко обидно. Казалось, что я и тут дал маху.

«Ладно, еще нащелкаем».

– Ну, пошли, дружок.

Перед уходом я сгрузил копии фоток в «облако».

* * *

Начальная школа «Роуз-террас» представляла собой низкое, широко раскинувшееся здание, отделенное от улицы чугунной решеткой. Главная часть его, явно очень старая, выглядела весьма симпатично – единственный этаж, увенчанный ступенчатым набором разномастных двускатных крыш. На черном камне над отдельными входами были выбиты надписи «МАЛЬЧИКИ» и «ДЕВОЧКИ», хотя более новые таблички указывали, что это викторианское разделение теперь используется только чтобы разграничить различные возрастные группы[6]. Перед тем как записать сюда Джейка, мне всё показали. Внутри имелся зал с натертым паркетным полом, служивший общей рекреацией для окружающих его классов. Стены между их дверями покрывали разноцветные отпечатки маленьких рук, оставленные бывшими учениками – судя по всему, отличниками, – с датами учебы под ними.

Мы с Джейком остановились возле чугунной ограды.

– Ну, что думаешь?

– Не знаю, – замялся он.

Трудно было винить его за сомнения. Игровая площадка за оградой кишела детьми, вместе с родителями, разделившимися на группки. Был первый день нового учебного года, но все здесь – и дети, и родители в равной степени – уже хорошо знали друг друга с предыдущих двух лет, а нам с Джейком предстояло войти сюда совершеннейшими чужаками, знакомыми только друг с другом. Его старая школа была значительно больше и более анонимна. А тут все казались настолько тесно связанными между собой, отчего у меня сразу возникло чувство, что мы всегда так и будем чувствовать себя здесь посторонними… Господи, будем надеяться, что он сюда все-таки впишется!

Я слегка сжал его руку.

– Ну пошли. Будем смелей.

– Все нормально, папа.

– Это я про себя.

Шутка, но только наполовину. Оставалось всего пять минут до того, как должны были открыть двери, и я знал, что мне потребуется определенное усилие, чтобы заговорить с кем-то из других родителей и начать завязывать собственные связи. Вместо этого я прислонился к стене и стал ждать.

Джейк стоял рядом со мной, слегка пожевывая губу. Я наблюдал, как остальные дети носятся вокруг, и страстно желал, чтобы он пошел к ним и сделал попытку поиграть.

«Просто позволь ему быть самим собой», – повторял я себе.

В этом нет ничего такого, так ведь?

Наконец дверь младшей возрастной группы открылась, и оттуда вышла новая учительница Джейка с улыбкой на лице. Дети принялись строиться, размахивая рюкзачками для учебников. Поскольку это был самый первый день четверти, большинство этих рюкзачков были сейчас пусты, но только не у Джейка. Как обычно, он настоял на том, чтобы взять с собой свой Пакет для Особых Вещей.

Я передал ему рюкзачок и бутылку с водой.

– Будешь за ним присматривать, хорошо?

– Да.

Господи, я надеялся, что так и будет. Мысль о том, что эта штука может потеряться, была наверняка настолько же невыносима для меня, как и для него. Драгоценный Пакет был для моего сына эквивалентом той любимой мягкой игрушки, которую многие дети повсюду таскают с собой, прижимая к груди, и было совершенно немыслимо, чтобы он вышел из дома без него.

Мой сын уже двигался к очереди детишек.

– Я люблю тебя, Джейк, – тихонько произнес я.

– Тоже тебя люблю, папа.

Я стоял там, глядя ему вслед, пока Джейк не вошел внутрь, надеясь, что он обернется и помашет. Он этого не сделал. Хороший знак, предположил я, что он ко мне не липнет. Это показывало, что предстоящий день его не пугает и что в утешении он не нуждается.

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет хорошо!»

– Новенький, гляжу?

– Простите?

Я повернулся, увидев стоящую рядом со мной женщину. Хотя день обещал быть теплым, на ней было длинное темное пальто, руки засунуты в карманы, словно в ожидании студеного зимнего ветра. Крашеные волосы длиной по плечи пронзительно-черные, на лице – слегка насмешливое выражение.

Новенький.

– О! – сказал я. – Это вы про Джейка? Ну да, это мой сын.

– Вообще-то я имела в виду вас обоих. У вас обеспокоенный вид. Не переживайте, я уверена, что все с ним будет нормально.

– Да, я тоже уверен. Он даже не обернулся.

– Мой давно уже перестал это делать. Вообще-то, как только мы утром зашли на игровую площадку, я с равным успехом могла бы и вовсе не существовать. Обидно поначалу, но постепенно привыкаешь. На самом-то деле это хорошо. – Она пожала плечами. – Кстати, я Карен. А моего сына зовут Адам.

– Том, – представился я. – Рад познакомиться. Карен и Адам? Похоже, мне пора запоминать все эти новые имена.

Она улыбнулась.

– Это займет некоторое время. Но я уверена, что у Джейка никаких проблем не будет. Всегда трудно, когда переезжаешь в какое-то новое место, но детская компашка тут дружная. Адам поступил сюда только в середине прошлого года. Это хорошая школа.

Когда она направилась обратно к воротам, я постарался отложить имена в памяти. Карен. Адам. Она показалась довольно милой, и, наверное, мне стоило вести себя несколько более активно. Пожалуй, несмотря на все свидетельства обратного, я действительно мог стать одним из этих нормальных взрослых, которые разговаривали с другими родителями на игровой площадке.

На коротком пути пешком домой я вытащил свой телефон и надел наушники, загруженный на сей раз уже другим поводом понервничать. Я одолел лишь треть нового романа, когда умерла Ребекка, и хотя некоторые писатели жадно набрасываются на работу, только чтобы отвлечься от горестных дум, я с тех пор даже и не заглядывал в текст. Мысль о том, чтобы продолжать работать, казалась мне сейчас совершенно пустой, и я подозревал, что в итоге все это заброшу и оставлю разлагаться на жестком диске, словно некую незавершенную причуду.

В таком случае, что я буду писать?

Вернувшись домой, я включил компьютер, открыл в «Ворде» пустой документ, а потом сохранил файл под именем «плохие мысли». Я всегда поступал так, чтобы начать. Признание того факта, что начинать всегда трудно, сняло с меня некоторое психологическое напряжение. А потом, раз уж я всегда полагал, что приготовление кофе не считается просто поводом впустую потянуть время, направился в кухню, поставил на плиту чайник, а после прислонился к столу и выглянул из окна в садик позади дома.

Там стоял какой-то человек.

Он располагался ко мне спиной и вроде как тряс висячий замок гаражной двери.

«Какого хрена?!»

Я постучал по стеклу.

Человек вздрогнул и быстро обернулся. Лет за пятьдесят, низенький и грузный, с монашеским кружком седых волос на в остальном лысой голове. Одет очень аккуратно, даже франтовато – костюм с галстуком, серое пальто, шарф… Короче говоря, типаж настолько далекий от потенциального взломщика, насколько я только мог себе вообразить.

Я выразительно изобразил это свое «какого хрена?!» руками и лицом. Он секунду смотрел на меня в ответ, все еще с испуганным выражением на лице, а потом развернулся и исчез в направлении подъездной дорожки.

Я на секунду замешкался, все еще потрясенный увиденным, а потом двинулся обратно через дом, решительно настроенный встретить незваного гостя лицом к лицу и выяснить, чем он там занимался.

И едва подошел к входной двери, как зазвонил дверной звонок.

14

Слишком резко распахнув дверь, я обнаружил на крыльце того самого человека, стоящего с виноватым выражением на лице. Вблизи он выглядел еще большим коротышкой, чем казалось через окно.

– Я жутко извиняюсь, что побеспокоил вас… – Изъяснялся он каким-то чуть ли не протокольным тоном, в полном соответствии со старомодным костюмом, в который был одет. – Я был не в курсе, есть ли кто-нибудь дома.

«Совершенно очевидный способ узнать, есть ли кто-нибудь дома, – подумал я, – позвонить в этот хренов звонок!»

– Понятно. – Я сложил руки на груди. – Так чем могу?..

Человек неловко переступил с ноги на ногу.

– Ну, должен признать, это не совсем обычная просьба. Но дело в том, что… Этот дом. Вообще-то я вырос здесь, понимаете? Естественно, это было много лет назад, но у меня с этим домом связаны столь добрые воспоминания…

Он не договорил.

– Ясненько, – сказал я.

И стал ждать, когда этот тип продолжит. Но он просто стоял с выжидательным видом, словно уже снабдил меня достаточной информацией и было бы просто некрасиво и, наверное, даже грубо с моей стороны заставлять его высказывать все остальное.

Через секунду я не выдержал.

– Вы хотите сказать, что хотите зайти и осмотреться, или что?

Он благодарно кивнул.

– Это жутко навязчиво, я понимаю, но чрезвычайно был бы вам благодарен, если б вы позволили. Понимаете, этот дом полон для меня совершенно особенных воспоминаний…

И вновь его тон был столь нарочито формальным, что я чуть не расхохотался. Но все-таки не стал, поскольку мысль о том, чтобы впустить этого человека в мой дом, заставила меня порядком занервничать. Одет он был так прилично, а его манеры настолько абсурдно вежливы, что, казалось, это какая-то маска. Несмотря на явное отсутствие физической угрозы, человек казался опасным. Я мог запросто представить, как он втыкает в кого-то ножик, глядя тому в глаза и облизывая губы.

– Боюсь, что это невозможно.

Жеманная манера немедленно пропала, и на лице его мелькнул намек на раздражение. Кем бы ни был этот человек, но он явно привык все делать по-своему.

– Какая жуткая досада, – произнес он. – Могу я спросить почему?

– Для начала, мы только что сюда переехали. Там внутри везде коробки.

– Понятно. – Он едва заметно улыбнулся. – Может, тогда как-нибудь в другой раз?

– Вообще-то нет. Потому что я не особо расположен пускать совершенно посторонних людей в собственный дом.

– Это… крайне досадно.

– Почему вы пытались попасть в мой гараж?

– Я ничего такого не делал! – Он отступил на шаг, теперь с оскорбленным видом. – Я просто хотел разыскать вас.

– Где? В запертом гараже?

– Я не знаю, что, по-вашему, вы видели, но нет. – Он печально покачал головой. – Насколько я понимаю, налицо некая прискорбная ошибка. В самом деле крайне досадно. Может, вы все-таки передумаете?

– Не передумаю.

– Тогда простите великодушно, что пришлось вас побеспокоить.

Он развернулся и стал уходить по тропинке.

Я последовал за ним во двор, вспомнив полученные письма.

– Мистер Барнетт?

Услышав это, он сбился с шага, после чего обернулся и посмотрел на меня. Я остановился там, куда успел выйти. Теперь выражение его лица было совершенно другим. Глаза стали совершенно пустыми, и, несмотря на различие в наших габаритах, я подумал, что если он шагнет в мою сторону, то лучше уж я отступлю.

– Боюсь, что нет, – произнес он. – Прощайте.

А потом двинулся дальше и, свернув на улицу, без единого слова направился прочь. Я опять было последовал за ним, но остановился на тротуаре, не зная, преследовать его дальше по дороге или нет. Несмотря на жаркое солнце, по спине пробежал противный холодок.