– Как успокоиться? – закричала женщина. – Какой порядок? Как это нет необходимости, если Сеньки моего нет, а в квартире посторонние?.. И вот этот бардак!

– Я – дознаватель райотдела полиции, – достала удостоверение и подала женщине.

Женщина взяла, развернула и прочитала вслух:

– Лейтенант полиции Марусева Евгения Ивановна… – Оторвавшись от документа. Внимательно сличила фотографию с молодой девушкой, стоящей перед ней, заворчала. – То уголовный розыск, то какой-то дознаватель, – женщина кивнула в сторону кухни. – А эти, что, тоже из полиции?

Майор Ефимчик кивнул.

– Совершенно верно: эксперт-криминалист Казаченко и лейтенант Мосунов, оперативник, лично мне подчиненный.

– Не многовато?

Ефимчик усмехнулся.

– В самый раз… Исходя из ситуации, столько, сколько нужно.

Женщина прошла на кухню. Казаченко и Мосунов посторонились.

– А эти что тут делают?

Старик, впервые подавший голос, мрачно заметил:

– Привлечены в качестве понятых.

Женщина, присмотревшись, признала в нем соседа. Видела несколько раз во дворе.

– Не знаете, а где Сеня мой? Почему его нет дома?

Старик пожал плечами.

– Без понятия.

– Понятой и без понятия?

И тут женщина опустила глаза и увидела сгустки крови на полу. Побледнев, выкрикнула:

– Это что?!

Подошла дознаватель:

– Пройдемте в комнату и там, познакомившись, по возможности, проясню ситуацию.

Женщина, оказавшись в комнате, увидев еще больший беспорядок, в том числе постель в крови, непроизвольно произнесла:

– Мамай повоевал…

– Присаживайтесь, – предложила дознаватель. – Мы представлены, а теперь нам хотелось бы с вами поближе познакомиться. Повторяю заданный прежде вопрос: кем вы приходитесь хозяину квартиры?

– Сестра родная… Что всё-таки с братом?

Вместо ответа, последовала просьба дознавателя:

– Паспорт или иной документ, удостоверяющий вашу личность, с собой?

– Как нынче без него… На Малышева патруль останавливал: куда, дескать, и зачем, нарушая режим самоизоляции, перемещаюсь. Показала паспорт, объяснила: вчера, мол, весь день звонила брату, ни днем, ни вечером не дозвонилась; сегодня, мол, прямо с утра решила попроведать, как-никак, седьмой десяток Сеньке и один живёт бедолага.

– Позвольте взглянуть на ваш паспорт… Извините, я вам верю, но для протокола нужно.

– Какие проблемы! – достала паспорт и положила на стол перед дознавателем.

Та, развернув, вслух прочитала:

– Кобякова Анна Юрьевна. – Потом изменившимся голосом повторила. – Значит, Кобякова… – Только что лицо дознавателя светилось добротой и тут мгновенно помрачнело, а в углах губ появилась суровая складка. Офицеры, находившиеся неподалеку, обратили внимание на необоснованную смену настроения Евгении Ивановны. После паузы сухо поинтересовалась. – Кобяков Семён Андреевич не ваш сын?

– Нет… И в родстве (ближнем и дальнем) по линии мужа никого не знаю… А что? Кто такой этот Кобяков? – Ефимчик и Мосунов при этом обменялись взглядами.

– Старший лейтенант полиции… Наш коллега, – неохотно пояснила дознаватель Марусева.

– Тем более… Нет, не родня. По правде говоря, на Урале Кобяковых как нерезаных собак… Однофамилец… А до замужества я была Карелина… Как и брат. Наши родители выходцы из поселка Карелино Верхотурского района.

– Поняла. – Сделав соответствующую запись в протоколе, в том числе указав паспортные данные, дознаватель достала фотографию и положила перед Кобяковой Анной Юрьевной. – Узнаёте?

Присмотревшись, женщина покачала головой.

– Весь, вижу, в бинтах… Глаза брата, широкий лоб его… Что с этим человеком?

Ответил майор Ефимчик:

– Мы бы хотели тоже знать… Пока же определенно можно сказать: человек на фото был доставлен в тяжелом состоянии в клиническую больницу номер тридцать шесть, причем, доставлен был отсюда, из этой квартиры.

– Когда?

– В ночь с воскресенья на понедельник.

– Я… Была у брата в воскресенье, в первой половине дня… Прибралась. Поукоряла за чаем, что неразборчив в друзьях, иных бы близ порога не следовало пускать… Он уверял, что остались лишь самые надёжные.

Ефимчик спросил:

– Кого-то из друзей можете назвать?

– К сожалению, нет, никого… По этой части брат был неразговорчив. И я не вникала. Наверное, напрасно. А… Что говорит соседка из шестой квартиры? Может, она кого-то из собутыльников видела?

– Звонил. Никто не ответил.

– Понятно. Весна в разгаре. Горячая пора. Наверное, семья на даче, как говорится, в принудительной самоизоляции.

– И жильцы других квартир тоже не откликнулись.

Анна Юрьевна кивнула.

– По той же причине… Скажите, вы думаете, что на фотографии мой брат?

Дознаватель ответила:

– Вполне возможно.

Ефимчик, увидевший, что Анне Юрьевне становится плохо, поспешил уточнить:

– Но не обязательно.

– Хотите сказать, что?..

– Я ничего не знаю, но могло оказаться так, что это кто-то из дружков вашего брата.

– Тогда… В таком случае, где мой Сеня? Почему его не оказалось дома?

– Не знаем… Вы будете приглашены на опознание…

– Кого?

– Больного, которого вам показали.

– Да-да! – Женщина быстро закивала. – Живьём все равно узнаю… Хотя бы по голосу… Брат же… Кровный…

– К сожалению, – майор Ефимчик решил приоткрыть чуть-чуть завесу таинственности, – в этом случае и голос не помощник.

– Вы о чем?

– О том, что поздно… Если это ваш брат, то могу сказать: через два часа после доставки в больницу он скончался. Кстати, сердце его остановилось на моих глазах. Реаниматолог ничего не смог сделать.

– Значит… Значит моего брата?.. – Анна Юрьевна, опершись о столешницу, попыталась встать и если бы не подскочивший Мосунов, рухнула бы на пол. – Сердце… Таблетки в сумочке, – еле слышно произнесла она.

Ефимчик вызвал «Скорую». Благодаря таблеткам, Анна Юрьевна дождалась помощи и её тотчас же отправили в стационар. Машина появилась довольно-таки быстро: через четверть часа. Это, скорее всего, из-за того, что вызов осуществил офицер уголовного розыска.

Глава 7. Чем дальше в лес, тем больше дров

Петр Романович Равенских с утра в прекрасном настроении. Весьма бодренько, несмотря на свои пятьдесят, вышагивая по кабинету, мычит под нос мотив популярной некогда песни:

Главное, ребята,Сердцем не стареть.Песню, что придумали,До конца допеть.

Остановившись, покачал, начавшей покрываться сединой, головой.

– Хм… Неужто моя песенка уже пропета и пора пополнить класс пенсионеров, точнее выражаясь, офицеров-отставников? Но я, – подошел к платяному шкафу, приоткрыл одну из створок, и увидел свое отражение в зеркале, – достаточно браво выгляжу… Да-да, еще вполне… Как говорится, в самом соку…

Оптимистичные рассуждения прервал сигнал, известивший полковника полиции о том, что имеет что-то сообщить его секретарша. Она, надо заметить, в возрасте. Года три назад поменял. Прежняя была настолько молода и мила, что в нем пробуждала нехорошие мысли. Из-за соблазна ненароком согрешить, отправил с глаз, в кадровое подразделение, где теперь девушка готовит деловые бумаги и он видит ее довольно редко.

– Слушаю, Светлана Иосифовна.

– Петр Романович, дознаватель Марусева просит принять.

– Где она?

– В приемной.

– Пусть заходит… Но предупреди: у меня в запасе не больше десяти минут.

Отключившись, сел в кресло, нахмурился, взял в руки чей-то рапорт, ждущий прочтения и принял подобающий вид.

– Здравствуйте, Петр Романович.

– Добрый день… Присаживайся… С чем пришла? Порадуешь командира или огорчишь?

– Не знаю, как вы отнесётесь, но… Я свою часть работы сделала, то есть доследственную проверку закончила…

– Очень хорошо… И что дальше?

– Дальнейшее – за пределами моей компетенции и…

– Пришла к какому заключению? – в своем кабинете полковник Равенских чувствовал себя куда увереннее, поэтому с подчиненной разговаривал, несмотря на ее пол, уже на «ты». – Готов послушать.

– Необходимо направить материалы по подследственности…

– То есть?

– Наверх, то есть в региональное следственное управление.

– Уверена в правильности принятого тобой решения?

– Абсолютно. Личность потерпевшего установлена. Экспертное заключение (правда, предварительное) имеется.

– По какой причине наступила смерть?

– Из-за умышленного нанесения тяжких телесных повреждений, повлёкших большую потерю крови, нанесения повреждений, по сути, несовместимых с жизнью.

– Есть подозреваемые?

– Нет.

– Свидетели или очевидцы?

– Также нет.

– А что, если еще тебе покопаться и найти?

– Дальнейшие действия, необходимые для расследования, за пределами компетенции дознавателя.

– Например?

– Ну… Необходимы поручения по проведению дополнительных и более глубоких экспертиз, а их уполномочен запрашивать лишь следователь, причем, в рамках возбужденного уголовного дела.

– Да-да, я понимаю… Что думает по этому случаю уголовный розыск? На твоей стороне или нет?

– Майор Ефимчик разделяет мое мнение.

– А с моим замом советовалась?

– Да. Он также не возражает.

Полковник притворно вздохнул.

– У меня нет выхода, как согласиться. Готовь соответствующие документы… Я подпишу.

– Петр Романович, все документы готовы. Вы можете подписать прямо сейчас, – Марусева привстала и положила перед ним стопку бумаг.

– Прямо сейчас… Ишь, какая у молодёжи прыть… Нет уж… Надо тщательно изучить…

– Петр Романович, но лучше, если отправить спецсвязью материалы до обеда.

– Значит, – полковник передвинул стопку документов сначала налево, потом направо, – Ефимчик не возражает, мой зам одобряет… Подпишу, но, учти, в порядке исключения.

– Спасибо… А я прослежу, чтобы материалы доследственной проверки сейчас же ушли адресату.

– Не забудь: возможен и возврат по причине неполной проверки всех обстоятельств. И в этом случае наложу дисциплинарное взыскание – на тебя, в первую голову, и на твоих единомышленников.

– Спасибо за напоминание.

Тем временем, после ночи, проведенной Анной Юрьевной Кобяковой в больничной палате, после проведения необходимых восстановительных процедур давление было приведено в нормальное состояние и её выписали. Доктор предлагал вызвать социальное такси и доставить пациентку по месту жительства. Анна Юрьевна стала категорически возражать, заявив, что домашние, во-первых, хотя и знают, где она и что с ней, беспокоятся; что, во-вторых, ей лучше забежать в отдел полиции, повидать майора Ефимчика, поспрашивать кое о чем, тем более, это почти рядом. Врач предостерёг, чтобы она выдерживала спокойствие и под рукой имела таблетки.

Женщине повезло. Потому что через пару минут она бы майора Ефимчика на месте не застала. Увидев на пороге Кобякову, удивился.

– Вы? Сбежали? Напрасно! Не что иное, как девичье безрассудство.

– Все в порядке, Антон Алексеевич. За меня не тревожьтесь. Я в состоянии олимпийского спокойствия. Держу себя в руках. Врач мне позволил покинуть больничную палату.

– Вот и шли бы домой.

– Нет… Где сейчас находится тело брата?

– Естественно, в морге.

– Своими глазами не видела и продолжаю сомневаться. А что, если не брат?

– Вы считаете необходимым провести процедуру опознания?

– И прямо сейчас… Чтобы избавиться от иллюзий. Это возможно, Антон Алексеевич?

– Это ваше право, но в рамках доследственной проверки не обязанность.

– Почему?

– Только что материалы направлены в Следственное управление и уже в рамках им возбужденного уголовного дела вас все равно пригласят на процедуру опознания… Не позднее, чем завтра или послезавтра.

– Господи, быть в неведении еще два дня?!

– Если только вы настаиваете…

– Настаиваю… Категорически!

– Сил достаточно?

– Вполне.

Через полчаса Ефимчик и Кобякова были в морге. В присутствии приглашённых понятых Анна Юрьевна тотчас же признала тело брата. Был составлен протокол, который подписали все.

Когда вышли из морга, вытирая слёзы, навернувшиеся на глаза, Анна Юрьевна тихо произнесла:

– Бедный братик… Вот и закончил свой земной путь… Худо закончил… Что теперь об этом говорить?.. Судьба… Богу было так угодно… – Она подняла глаза на рядом идущего Ефимчика. – Когда можно будет предать тело несчастного земле?

– Не сегодня и не завтра – в этом я уверен.

– Почему?

– Справку о смерти вам выдадут на руки лишь после того, как будут проведены дополнительные экспертизы, а эти дела не одного дня. Тем более, когда речь идет о совершении тяжкого преступления.

– Знаете, кто преступник?

– Нет, но почти уверен, что преступник был не один.

– За что старика избивали?

– Не знаю. Явных мотивов нет.

– Может, позарились на что-то?

– Не думаю. Деньги остались на месте. И вообще: нет никаких признаков на грабёж.

– Может, ошиблись адресом?

– Не думаю, Анна Юрьевна. Визит имеет все признаки, указывающие на преднамеренность.

– Допросили соседей?

– Нет. По двум причинам: а) те, которые находились дома, ничего не видели, ничего не слышали; б) остальные, прячась от короновируса, находятся за пределами Екатеринбурга. Последних – все равно допросят, но уже в рамках возбужденного уголовного дела.

– Да… Завтра схожу и приберусь в квартире… Там невероятный ужас.

– У вас есть ключи?

– Конечно. Старик один… Мало ли…

– Постойте: а вы уверены, что ваши ключи не побывали в руках какого-либо злодея?

– Уверена. Последний раз была у брата в первой половине дня, в воскресенье. Ключи, естественно, были с собой. Когда вернулась, положила ключи в тумбочку. По крайней мере в воскресенье у нас никого из посторонних не было.

– А родственники?

– Даже внук не забегал. Карантин.

– Насчет уборки… Не делайте этого!

– Почему? Только с разрешения следователя.

– Той молодой женщины, что?..

– Нет. Будет представитель не полиции, а Следственного управления. До похорон вряд ли получите разрешение на приведение в порядок квартиры. Но и потом… Не факт. Зайти вы можете, однако только для того, чтобы отключить газ, воду и электричество. Предупреждаю: никому не давать в руки запасные ключи. Возможно, имеет место охота чёрных риелторов, которым приглянулась квартира одинокого старика.

– Хороший вы человек…

– И, тем не менее, – майор Ефимчик грустно усмехнулся, – этот «хороший человек» недавно был под подозрением.

– Шутите?!

– Совершенно серьезен. Повезло, что было алиби: в определенное время был в оперном театре; был с женой, более того, меня видел на спектакле высокопоставленный коллега. А ведь всего этого могло и не быть.

– А что случилось?

Ефимчик поморщился.

– Уже неважно… Все под Богом ходим, все!

Полковник юстиции Егоров, старший следователь по особо важным делам регионального Следственного управления, завидев в дверях своего кабинета Ефимчика, встал, вышел из-за стола, встретил почти что у порога. Они обменялись крепким рукопожатием.

– Проходи, присаживайся, майор. Чай, кофе или Pepsi?

– По поводу первого – благодарю… – Прошел и присел на ближайший стул. – А по поводу второго – нет, не надо… На улице не жарко… Похолодание… Наверное, даже, я бы сказал, вероятнее всего, на цветение черёмухи… Обычное для уральца дело. Хуже, если на эту пору жара. Считай, что останемся без урожая.

Егорову нравится майор Ефимчик, хотя познакомился недавно. Чем? С одной стороны, серьезным подходом к делу, а, с другой, открытостью. Он даже позволил себе пошутить.

– Если исходить из твоей фамилии, Антон Алексеевич, – они как-то сразу перешли на «ты», хотя статус и общественное положение у них были всё-таки разные, – ты далеко не уралец.

Ефимчик усмехнулся.

– Это зависит от того, с какого боку подойти. По паспорту – русский. Потому что отец и мать считаются русскими, ибо родились оба в Североуральске.

Егоров возразил:

– Национальность определяется не по месту проживания родителей.

– Согласен… Я никогда не задавался вопросом, почему мать и отец записаны русскими. Знаю лишь, что дед с бабкой по отцу – выходцы из восточной части Белоруссии, а сюда, на Урал, были сосланы как классово чуждый элемент: в тридцатом году их признали подкулачниками. Отца, который уже родился здесь, записали как русского. Так что… Кто я на самом деле? Белорус или русский? Я лично не вижу между ними никакого национального различия.

Егоров кивнул.

– Я – тоже. Деление славян на русских, украинцев и белорусов – искусственное. Впрочем, не об этом у нас пойдет речь… Я счел необходимым в деле, которое мы ведем, поставить точку4. Есть все основания для того, чтобы обвинительное заключение по делу об убийствах предпринимателя Калиниченко и гражданки Марковой Надежды Валентиновны, покушениях на убийства её несовершеннолетнего сына Мдивани Георгия Николаевича и инвалида первой группы Павлова Юрия Ивановича передать для рассмотрения по существу в Свердловский областной суд. Что скажешь, Антон Алексеевич?

– Считаю: улик предостаточно, доказательная база более чем серьёзная.

– Да и нельзя не сбрасывать со счетов то обстоятельство, что сроки следствия бесконечно никто не будет продлевать.

– Что, верхи наседают? – усмехнувшись и понимающе кивнув, спросил Ефимчик.

– Поддавливают. Но есть ли смысл ожидать, когда начнут по-настоящему давить?

– Нет смысла.

– Итак, будем считать, что с этим делом покончено. Впрочем, не совсем, – перехватив недоумённый взгляд майора Ефимчика, Егоров пояснил. – Должок за мной имеется.

– Ну, – усмехнувшись, заметил Ефимчик, – что мешает в таком случае расплатиться?

– Вот и я такого же мнения… В успешном раскрытии уголовного дела, в столь эффективном расследовании обстоятельств, по моему мнению, велика заслуга директора частного детективного агентства Фомина Александра Сергеевича.

– Насчет заслуг согласен, – охотно поддержал майор Ефимчик. – Благодаря его сыскному опыту мы сумели так быстро выйти на злодеев. Но… Есть нюанс: Фомин, выражаясь его же словами, прикрыл свою «избушку» на клюшку.

– Прикрыл? Насовсем или на время?

– Окончательно и бесповоротно, Семён Яковлевич.

– Не знал… Жаль… Что так? Какие-то проблемы у него?

– Проблема одна, как я понял, – это возраст.

– Мужик – кровь с молоком. Шестьдесят еще нет – какие его годы?

Ефимчик кивнул.

– Я того же мнения. Хотя я Александра Сергеевича понимаю, очень даже понимаю. Четверть века – в корифеях уголовного розыска, а это даром не проходит. И плюс – двенадцать лет в качестве директора детективного агентства. Итого: тридцать семь лет. Говорит: устал. Говорит: хотел бы пожить остаток лет в покое.

– Жаль… Большой специалист своего дела… Но всё равно… Уход ничего, по сути, не меняет. Долг всё-таки надо вернуть.

– Как это мыслите?

– Собираюсь официально обратиться к своему генералу, чтобы тот представил Фомина к государственной награде.

– Приятно мужику будет, но… В нынешнем его статусе ни к чему. Поздновато… Хотя… Почему бы и не порадовать старика? Награда-то может подгодить к его юбилею, шестидесятилетию.

– Я понял… Теперь – о другом.

– Несколько часов назад был у руководства. Оно «порадовало»…

– Но на твоем лице не вижу радости. Иронизируешь?

– Мне сказали: с обвинительным заключением иди в суд, а чтобы не было простоя, подошло, дескать, лёгонькое и простенькое дельце и… Знаешь, я кого за это должен благодарить?

Ефимчик хотел поначалу схитрить, предстать в виде человека ни о чем неосведомленного, но не стал дурака валять: Егоров не из тех, которого можно вокруг пальца обвести, поэтому сказал:

– Не знаю, но могу предположить.

– Предложение начальства кольнуло…

– Как так? – спросил, хотя кое о чём сам догадывался.

– Не почину дело… Элементарная бытовуха… Да, понимаю, что служба такая: поступил приказ – иди и без всяких проволочек выполняй… Не колхоз, где можно часами сидеть и, дымогаря, рассусоливать. А ведь, – Егоров хитро взглянул на Ефимчика, – подгадил не кто-нибудь, а ты…

– Не я, Семён Яковлевич, а, скорее, моё начальство и твое.

– Шутка… Конечно, ты тут ни при чём.. Но дело, извини, – всё-таки дрянное… Действительно, очевидное.

Ефимчик отрицательно качнул головой.

– Я бы так не сказал.

– Всё проще простого: собутыльники напились, вспомнив про прошлые подвиги, подрались

– Личность умершего от побоев, конечно, не ангельская. Но… Всё, как мне подсказывает интуиция, в далёком прошлом…

– Не думаю… Рецидивисты не имеют склонности к исправлению.

– Твоя правда, Семён Яковлевич: с очевидным не поспоришь.

– Тем более, как явствует беглое мое знакомство с одним документом…

– Знаю. Речь ведешь о рапорте участкового.

– Что, ты ставишь под сомнение рапорт капитана Зайцева?

– Не то, чтобы, – замялся майор Ефимчик, – участок его на хорошем счету у руководства отдела полиции, причем, не первый год, Зайцев показывает хорошие результаты, но в этот раз заключение участкового носят поверхностный или односторонний характер. Участковый, имеющий опыт работы с населением и пользующийся среди жителей популярностью и уважением, сделал поспешные выводы, основываясь именно на том, что мужик, имеющий богатое уголовное прошлое, не стал вникать в суть.

– Но соседи… умершего?

– Да, их мнение заслуживает внимания. И если ты это дело примешь к производству, то будет возможность допросить соседей, подтвердить или опровергнуть устоявшееся мнение, провести следственные эксперименты… Одним словом (да, согласен, что дело не из самых заковыристых), удастся быстро всё разложить по полочкам и отправить, как и нынешнее, в суд, правда, теперь уже не в областной, а в районный.

– Мне поручено сформировать оперативно-следственную бригаду… У тебя будут предложения по кандидатурам.

– Навскидку… Например, оперативник Мосунова. Он молод, но показал уже себя… Будущий волкодав… И ответственный… Производит впечатление ленивца, но это совсем не так. Например, эксперт-криминалист нашего отдела Казаченко… Обоим не надо долго входить в дело. Оба уже знакомы с историей… Я им доверяю.

– Доверяя, проверяй.

– Уж как водится.

– И, конечно, будут действовать под твоей опекой, не так ли?

– Ну… Если доверишь.

– Трех человек – достаточно. Если потребуется, подключишь других подчинённых. Я лично никаких осложнений не предвижу. Что ж, за дело, которое выглядит таким простым!

– Твое мнение: каким должно быть мое первое решение?

– После принятия дела к своему производству считаю: надо разрешить тело Карелина предать земле.

– С этим тормозить не буду. Надеюсь, получить заключение патологоанатома завтра или послезавтра. Переговорил по телефону. Обещает. Сегодня же обращусь в экспертно-криминалистическую лабораторию, затребую официальное медицинское заключение по причинам смерти потерпевшего. И как только документы появятся, так сразу тело будет выдано родственникам…. А… Они у потерпевшего имеются?

– Из кровных – только сестра, Анна Юрьевна Кобякова, только вышедшая из тяжелейшего стресса.

– Значит, только она может быть признана потерпевшей стороной?

– Других нет.

– Завтра же приглашу. Ознакомлю с ее правами и, заодно, допрошу в новом ее качестве.

– По существу, она ничего не сможет сказать…

– Но что я могу, если УПК требует? – Егоров перелистнул лежащий перед ним ежедневник. – Так… Попроси гражданку Кобякову подойти к четырнадцати часам.

Глава 8. Путаница в голове оперативника Мосунова

Накануне лейтенант Мосунов узнал, что ему оказана честь: он включен в состав оперативно-следственной бригады. Парень не знает, ему радоваться по этому поводу или огорчаться? Конечно, вроде бы оказано доверие, тем более таким, как полковник юстиции Егоров. Для него величина немалая. Слух был, что он суров в отношениях с оперативниками, что взыскивает нещадно за каждый промах, за малейшую неисполнительность, что независим и с руководством ведет себя дерзко. Последнее – явное преувеличение. Но со слухами такое бывает. Народ горазд, даже в органах, нести небылицы. Мосунов в системе новичок, однако и он уже знает, что непокорность – не в чести. Хотя он и в полиции, где особенно не поощряется вольнодумство и вольнодействие, но нравы ничем не отличаются как в прокуратуре, так и в Следственном комитете. Россия новая и молодая, а, как считает Мосунов, порядки прежние, советские, замшелые. Почему? Задается вопросом, пытается размышлять. С месяц назад спросил майора Ефимчика. Тот нехорошо (не исключено, что ему померещилось) взглянул на него, недовольно покачал головой и коротко, но внятно сказал:

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

4 из 5