Некрасов. Повесть

Проснулся наш герой, в шесть часов утра, как в зоне по звонку. Открыл глаза, и несколько минут наслаждался пением птиц, доносившийся со двора, В открытые окна комнаты, где спал Некрасов заглядывали ветви яблони со спелыми плодами. Аромат от них кружил голову, вчерашнему каторжанину.– Вот тебе и рай земной, – хотелось крикнуть Пашке. – Что есть на свете лучше свободы, и какой дурак, может сознательно поменять её на колючую проволоку в тайге. Нет в этой стране надо ценить свободу, где за каждый простейщий проступок, стараются сделать из тебя настоящего преступника, а потом сгноить в лагерях. Надо прислушиваться к тому, что говорит Фома, и быть рядом с ним, а там будь, что будет. Павел поудобнее подмял под свою голову подушку, и снова уснул, – безмятежно и сладко.

Разбудил его Фомин, в три часа дня. – Вставай Пашка, умойся и жрать, не то помрёшь с голода. Теперь ты у меня на полном пансионе. Обычно я работаю, с шести часов утра до обеда. Потом покупаю необходимые продукты, и домой. Жду тебя на кухне. Пообедаем вместе. Голоден, как собака. На обед были варёные сардельки с пивом, овощной салат, и снова яишница с ветчиной. Да я запарил сказать тебе вчера, – усмехнулся Фома, усаживая своего гостя за стол. – Отец мой, дай бог ему здоровья, живёт по соседству со мной. У него давно другая семья, а разошлись они с моей матерью лет двадцать тому назад. Ты увидишь его оболдеешь, – здоровый кабан, хоть – бы хны. У пахана трое детей от второго брака. Две девчонки и пацан, которому сейчас десять лет. Мать моя, вот и поэтому стала набожной, и дома не живёт. Предпочитает монастырь. Что там у них произошло по молодости, я не знаю, но с отцом я поддерживаю, всегда добрые отношения. Ему семдесять лет, а выгляит как огурчик. Каждый год у себя в огороде чеснок выращивает, а потом продаёт его на базаре. Хорошие деньги делает. А средняя сестра Ольга, ежедневно ко мне в дом заглядывает, и помогает по хозяйству. Ей сейчас пятнадцать, и учится она в техникуме на экономиста. От выпитого пива у Некрасова, слегка развязался язык, и он уже порядком освоившись, гостеприимством хозяина, заговорил о своём наболевшем. – Послушай Фома. Понимешь какая штука. Всё никак не могу успокоиться, зная наперёд, что хата моя и родные, находятся совсем рядом со мной. Не видел мать и сестру, с того дня, когда они были у меня на суде. Может, всё – таки ночью, проскочить мне на минутку, или каким – нибудь другим образом, дать о себе знать. Павел, выжидающим взглядом посмотрел на Фомина, в надежде услышать положительную реакцию на свою просьбу.– Нельзя Пашка! Ну никак нельзя, – отрезал Фома. Засветимся, и пиши пропало. Зачем рисковать?. В момент обнаружат, и свяжут. Всему своё время. Пусть никто кроме меня не знает, что ты в Сведловске, и что живёшь у меня. Сегодня вечером, как стемнеет поедем в город, в один микро – район. Там проживает давнишний мой знакомый, – творчески подкованый типчик, по части ксив и липовых бумажек. Кликуха у него «Чистюля,» а потом к бабам мотанём для разнообразия. С каждым разом, всё труднее стало воровать, и конкуренции прибавилось. Кого только не увидишь в садильнике. С утра я обычно еду в аэропорт, а посля обратно до центрального рынка. Бывает, и по два раза на день. Люди при нынешней нестабильности, стали намного осторожнее вести себя в общественном транспорте. Буквально двумя руками держат свои кошельки, и не желают расставаться со своими денюшками. Утром сегодня, видел своего мента из уголовки, который врубает мне зелёный свет по маршруту. Перекинулся этот капитан, со мной несколькими фразами, а потом и говорит, – Что – то ты примелькался Фома, за последнее время. Не пора – ли тебе отпуск взять, месяца на два. Взял с меня деньги паразит, и расчувствовался. Сделал такую рожу, словно печится о моём благополучии. Я ему Пашка, почти ежедневно, отстёгиваю от своих покупок. Да, и дружкам его, от меня немало денег перепало. Скорее всего, это из Управления интересуются моей скромной персоной, а с теми кашу не сваришь. Там эти задницы по мелочам не размениваются. Вечером, когда стемнело, друзья вышли на улицу, и поймав такси, поехали к «Чистюле.» Дорога заняла не более двадцати минут. – Ты посиди немного в машине, а я быстро сбегаю, и всё узнаю, – сказал Фома, и долго не мешкая исчез по направлению к пятиэтажкам. Вернулся он быстро, и отпустив водителя сказал Некрасову. – Пошли. Он ждёт нас, и желает зафиксировать твой анфас, для своей личной коллекции. Сказал, что паспорт будет готов завтра. Деньги попросил вперёд, и взял с меня недорого. Хотя можно было ему, и не давать. Я ему по старой памяти, немало документов подарил, почти что задаром. Чистюля жил на втором этаже в трёхкомнатной квартире бобылём, вместе с кошками и собаками, как в зверинце. Вонь в квартире стояла неимоверная. Принял он клиентов в лоджии, которую оборудовал под лабораторию. Здесь было всё разложено по стилажам, и полочкам, а на длином столике, помимо всяких пузырьков и колбочек, присутствовал даже микроскоп. Не по годам, сгорбленный Чистюля, с неприятными жидовскими глазами, нацепил на шею Некрасову строгий чёрный галстук, и прошепелявил, – Садитесь, пожалуйста, на стул к стене. Нацелил на клиента объектив «Зенита,» и щёлкнул его два раза. Паспорт будет под фамилией Смирнов Иван Петрович, а сделаю я его сегодня ночью. Приходите ко мне завтра, желательно, утречком, – чуть слышно прошептал еврей, и провёл клиентов до входной двери. – Фу ты!. Задохнёшься у этого придурка. А теперь поедем к бабам!, – воскликнул Фома в подъезде. – Тачку надо поймать. Таксисты брат мой народ ненадёжный, – с полуоборота завёлся Фомин. Конечно лучше всего иметь собственного водилу. Эта категория людей по сути своей прогнившая, и поэтому Пашка, в такси никогда не говори о делах. Продадут, и глазом не успеешь моргнуть. Разговор в транспорте, и в обшественных местах, должен быть пустой, и несерьёзный. Казалось – бы мелочи жизни, но контролировать себя, никогда не помешает. Бог даст, – сделаю из тебя настояшего кошелёшника. А вот и свободное такси, – обрадовался Фома, вытянув руку навстречу тачке. Усаживаясь в машину он попросил водителя, – Нам шеф, в сторону вокзала, а по ходу тормознёшь нам, возле гастронома на несколько минут. У нашего друга сегодня день рождения. Неудобно заявиться с пустыми руками. Таксист утвердительно кивнул головой, и надавив на газ, вскоре выехал на кольцевую. У привокзального гастронома, Фома выскочил из такси, и устремился за покупками. Вернулся он, на удивление очень быстро. В левой руке, Фомин держал целофановый кулёк, набытый всякой всячиной, а другой рукой, прижимал к своей груди, самый обыкновенный арбуз. Пашка вылез из машины, и помог ему с ношей. – Нам теперь шеф, мимо вокзала метров двести, и тормознёшь возле первого особняка. Ну, народ перестроечный. Давали в гастрономе марокканские апельсины, так меня в толпе бабы, чуть не сожрали. Давка там со всех сторон, – скандалят, и матом ругаются. Через три квартала, Фома попросил водителя остановить такси, и сунув ему деньги, сказал на прощанье, – Большое спасибо, что довезли нас. Сдачи не надо. Всего вам самого хорошего. Друзья распределили ношу, кому, что нести. При дележе продутов, Некрасову достался арбуз. – Запомни Пашка, – вежливость с незнакомыми людьми, прежде всего. Нам сюда надо. Здесь совсем рядом. – Послушай Фома, – спросил его Некрасов. – А это правда, что в гострономе давали апельсины, или ты дурачил меня и таксиста.? – Какие там браток апельсины!, – засмеялся Фомин.– Это я ради балдежа, ляпнул не подумав. В этом гастрономе, кроме трёхлитровых банок с яблочным соком, ничерта больше нет. А продукты я купил, через одного знакомого азиата, а вышел я на улицу из служебного помещения. А насчёт цитрусов, то они прорастают на Чёрном море. Осенью их там валом. Если честно признаться Пашка, то мне охота мотануть именно туда, чтобы отдохнуть, и пожить дикарём. В тех краях, особенно в Сочи, желательно не воровать. Свяжут в момент. Там курорт, и надо с девочками гулять. Загорать, и в море купаться. Бог даст покажу я тебе эти места, а пока прикрой меня для надобности, через – чур светло здесь на тротуаре. Спёр я кошелёк, у одного дяденьки в гастрономе. Слишком солидный гусь попался. Фомин, вытащил из своего кармана увесистый кошелёк, и прикрывая его целофановым кульком, опорожнил содержимое, оставив себе только наличность. А остальное желательно выбросить, – сказал он поучительно, швырнув от себя лопатник подальше в кусты. Смотри землячок, какие особняки строила Советская власть, в тридцатые годы. Сплошь гранит, и тёсанный камень, исключительно всё для начальников, работающих на железной дороге. Впечатляющая картинка. Моя мадам живёт на первом этаже, в первом подъезде. Ждёт меня не дождётся. Я ей звонил сегодня, и сказал, чтобы подругу для тебя приготовила. Твоя тоже рядом проживает, только в другом доме. Короче браток, ждут нас замужние женщины. – А где у них сейчас мужья – спросил Некрасов, не взявший в толк. – В разъездах они бедолаги, – донеслось ему в ответ. Не успел Фома надавить на электрический звонок, как дверь широко распахнулась настежь, и молоденькая дама, улыбаясь накрашеными губками пропела конорейкой. – Фомочка, мой золотой, появился!. Проходите ребята в квартиру. Мы тут заждались с Жаной одни. Телевизор вот смотрим. Она почти силком вырвала кулёк из рук Фомы, продолжая щебетать от волнения. – Жанна посмотри кто к нам пришёл. Да не один, а с товарищем. Да смотри, какой он молоденький. В прохожей, показалась вторая мадам, с такими – же накрашеными губками, как и у первой, и с такой – же экстравагантной причёской. – Моего друга зовут Иваном, – представил Фома Некрасова. – Прошу любить, и жаловать. А я Света, – пропела мелодично хозяйка квартиры. – А это моя соседка, и подруга Жанна, хотя можно попроще Жанет. Проходите в зал, и садитесь к столу, спохватилась вдруг Света. После стольких лет заключения, Некрасов, впервые почувствовал близость женщины, но как вести себя в подобных случаях, он не знал. Жанет это заметила, и подойдя к нему приняла арбуз. – Сейчас будут пельмени, – снова заговорила Света. – Дети мои на всё лето уехали в деревню, к моим родителям, а наши мужья всё по командировкам шарахаются, – расспоясалась хозяйка квартиры, и весело рассмеялась. – Давайте девочки бухнём, – сходу предложил Фома, и не дожидаясь ответа взял со столика из кулька бутылку «Пшеничной водки,» и наполнил ей рюмки. Выпили без слов, не закусывая. Потом налили, и снова без слов выпили, набросившись на маринованые грибы, и малосольные огурчики. Через минут десять из кухни Света принесла на подносе огромную гору пельменей. Налили и снова тяпнули. За столом дамы ухаживали за кавалерами. – Тебе Фомочка педложить ещё пельменей?. Попробуй салатик, мой дорогой, из этой тарелочки. Я этот салат сама приготовила. – А давайте выпьем за любовь, – неожиданно заявила о себе Жанет. – Выпьем, и музыку поставим. После четвёртого стакана, засуетились все. Заиграла музыка, и голос Пугачихи запел песню на бытовую тему. – Ты мне должен за свет. Ты мне должен за газ, а потом послышалось. – Я тебя никому не отдам. Жанет пригласила Ивана на танец, и нежно прильнув к его груди своими буферами напевала ему на ухо. – Ты мне должен, – ты мне должен. Потом она уже пьяная, лихо отплясала ламбаду, и заспешила к себе домой. – Ваня ты не проведёшь меня?, – спросила она Некрасова. Фомин довёл их до двери, и сказал, уходящему другу. – Я зайду за тобой завтра, а утром сам заберу у Чистюли ксиву. Кавалер мне тоже, нашёлся.

На следующий день, Фома заявился, как и обещал к обеду. Разбуженая звонком в дверь, полуобнажённая Жанет, вышла встречать гостя. – Он в спальне спит, как убитый, – молвила она. – Приготовь мне чай, – приказал он ей, и первый прошмыгнул на кухню. Лишь после распития чая, она пошла будить Некрасова.. Из спальни послышалось. – Вань втавай, и одевайся. А Вань!. За тобой Фома пришёл. На кухне чай пьёт. – Ну, и вид у тебя кавалер, – сказал Фомин, – разглядывая Пашку на улице. Поехали домой отсыпаться. Я и сам толком всю ночь не спал. – Ну эти женщины, – тарахтел Фома, поминутно выскакивая на проезжую часть дороги, пытаясь остановить любой транспорт. – Ты посмотри Пашка, что она с тобой сделала, разглядывая друга, как следует, – возмущался он. Жалко зеркало нет. Бледный ты весь, как полотно. Выжала из парня все соки. Ну Жанет стерва. Приехав домой, друзья по достоинству оценили работу Чистюли. Паспорт был сделан на совесть. – Да трудно докопаться, – соглашался Фомин, тщательно разглявая печать на фотографии. – Очень сложно нам лохам определить фальшивку. Возьми Пашка, и очень хорошо запомни даты, как говорят артисты, вживайся в новый свой образ. Для пользы дела, называть я тебя буду, не иначе, а как написано в твоём документе. Ты для меня теперь Смирнов Иван Петрович. С днём рождения тебя землячок. Через несколько дней дёрнем из Свердловска. Для начала съездим в Москву к Бате, а потом махнём в Питер. Там у меня есть дела, сугубо личного характера. – Ну на сегодня достаточно, надо выспаться. Если прийдёт сестра Ольга, и будет греметь кастрюлями на кухне, то ты не обращай на это внимание. Обычно по субботам, она полы моет у меня в хате, и занимается стиркой. Грязную одежду, которую надо тебе постирать, брось на пол в ванной комнате, возле стиралки. Она без базара всё отстирает. Надо тебе ещё барахла купить, и обновить твой гардероб. И пожалуйста Смирнов, выкини галстук, который ты носишь. Посмотри внимательно, на это произведение советского ширпотреба. На фоне моря пальма, и чайка над волной. Умора. Купим тебе другие, – импортные. Ну и афферисты, – возмущался Фома, и пожелав Пашке сладких сновидений, удалился себе в комнату. Смирнов последовал его примеру.

После продолжительного дневного сна, друзья ужинали на кухне. К столу подавала Ольга. Некрасов сидел смирно, как оловяный солдатик, приросший к стулу. Такой красавицы он, и во сне никогда не видел – Это Ольга!, – так представил Павлу свою сестру повеселевший Фома. И обращаясь к Ольге добавил. – А это Иван, – друг моего детства. В садике вместе кашу кушали. Вот приехал меня попроведать. Ты что Иван глаза опустил, и не смотришь на неё. Ольга у меня особенной красоты уродилась. И дал ей создатель такие глаза, и ресницы. – Перестань Фома, прошу тебя, – прервала его Ольга. Дай гостю спокойно поесть. Всегда ты так ведёшь себя. Не сердись Ольга, и подойди поближе, – попросил он сестру. Иван близкий мне человек, и стыдиться его не надо. Парень он порядочный, и восспитан в нашем духе. Бог даст, годика через три поженю вас. – Фома перестань!, – повысила голос девчонка, и по детски топнула ногой. – Срам какой, – смутилась она, красивая до обалдения. – Что я такого сказал, – стал оправдываться Фома. – Вон твоя старшая сестра Верка, выскочила замуж за этого паршивого комсомольца, – продолжал куралесить Фомин.– Представляешь Иван, родила ему пацана, а теперь и свету божьему не рада. Разогнали этих комсомольцев в разные стороны. Многие из них в бизнес подались, а наш зятёк, вместо того чтобы мышей ловить, чухается целыми днями. Ну, не сердись Ольга, давай помиримся. Что я могу поделать с собой, если говорю то, что думаю. Потом у Фомы в руке, вдруг появились деньги, и протягивая их сестре он сказал. – Вот Ольга, возьми их в знак примерения. Купишь комсомольскому карапузику, что – нибудь из одежды, а себе справишь пальто и тёплые сапожки, чтобы ноги не мёрзли на занятиях. На днях, мы с Иваном уедем, месяца на три из Свердловска, а ты сестрица поглядывай за хатой, как и раньше. После ужина, Ольга быстро помыла посуду, и ушла к себе домой. – Вот жизнь!, – прикуривая сигарету, задымел Фомин.– Внимательно слушай меня Смирнов, что я тебе о нынешнем хаосе скажу. Ты всё это не успел разглядеть с одного раза, а я после отсидки, уже полгода наблюдаю за этим бесприделом. У меня сложилось, ясное представление о том, что нынче творится вокруг. Короче слушай, и мотай на ус. Чувствую нутром, что Россию в недалёком будущем, ждут большие социальные перемены. Полная перетрубация. Люди, кто поумнее, давно пораскинули мозгами, и шустрят по всем направлениям, а у меня, как вседа позднее зажигание. Сечас везде доллар загулял. Раньше, если мне попадалась валюта, то я отдавал её, почти что задаром, спекулянтам разным. Месяца два тому назад, в аэропорту у одного эфиопа, я стащил лопатник с баксами. Пересчитал, а там пять кусков. Думал их продать что – ли, а потом мать у меня конфисковала всю покупку. Она, как раз приезжала, чтобы сыночка попроведать. Она хоть, и женщина набожная, но с редким умом и дальновидностью. Забрала у меня баксы, и говорит, – Зачем их продавать сынок, когда это твёрдая валюта. С долларами, всегда можно пробить себе дорогу в любую дверь. Оставь их у меня на сохранение. Сколько горя, хлебнула она бедная, со мной по судам всяким, и лагерям. Как попаду за решотку, так она тут как тут. Бегает по милициям, и взятки раздаёт. Сколько раз старушка, меня от срока спасала. Сосчитать трудно. Однажды, давно это было, набросилась она на меня с упрёками, и давай поносить на чём свет стоит. – Ты Фома неисправим. Что мне сказать тебе ещё негодник, чтобы бросил воровать, и жил чесно, как все нормальные люди. У тебя сынок, одна извилина в мозгу, – грех какой, не приведи господь. Буду за тебя молиться Фома, чтобы образумился в скором времени. Выслушал я её упрёки, и говорю ей в ответ, – Это с моим то образованием мать. Шутите или нет. Взять мне в руки кирку и лопату, и рыть канализационные траншеи. – Ну нет, извините меня, сыночка вашего ненаглядного. Видно на роду у меня написано. Фомин встал со стула, и стал ходить по кухне, жестекулируя смешно руками. Пашка впервые увидел Фому, таким убеждёным, в выборе своего жизненного пути, и вступать с ним в полемику, не имело смысла. – Лучше слушать его, и помалкивать, так будет лучше для меня. Да, и что я знаю, и что я могу возразить ему. Ничего я не знаю в этой жизни, – абсолютный ноль. Тем временем голос Фомина, не умолкал ни на минуту. Лекция продолжалась. Преподаватель поехал дальше. Вот многие люди думают, что профессия карманника, недостойное и позорное ремесло. А зародилось воровство Смирнов, давным – давно, ещё в доисторические времена, когда появились на свет первые деньги. У тебя были монеты, а у меня бедного нет. С тех пор деньги, и стали движущим стимулом во взимоотношениях между людьми, и в их благополучии. Способы воровства у людей различные. Порой диву даёшься, в изобретательности, на что способен ум человека, чтобы в конечном итоге, прикарманить чужие деньги. Всё это я говорю тебе Смирнов, чтобы ты имел ясное представление о карманной краже. Запомни, как закон, что карман лоха, – это самый короткий путь, где лежат твои деньги, дожидаясь тебя. Ты думаешь, что я в слепую лезу в чужой карман?. Ошибаешься. Это раньше по молодости, приходилось нырять наугад, не имея навыков, ни опыта. Профессионализм в любом деле шлифуется годами, пока человек не достигнет сознания совершенства. Самое главное в нашем ремесле, – это психологический настрой, хладнокровие, трезвый ум и наблюдательность, правильно выбранная позиция, и безусловно, работа пальцев рук. Со временем я научу тебя этому ремеслу. Ведь у меня тоже был учитель. По гроб жизни я ему обязан. Царство ему небесное. А познакомился я с ним, совсем случайно. После малолетки это произошло. Однажды в автобусе я украл кошелёк, а он в свою очередь стащил его у меня. Рюхнул я, что в кармане у меня пусто. Стою дурак дураком, и зыркаю по сторонам, а сам думаю.– Ну кто так сумел меня облопошить, а потом смотрю на заднем сидении автобуса мужик сидит, и с бабами весело разговаривает. Пасу его, а он на конечной остановке слез, и удаляется по дороге. Догнал я его, и говорю, – Дяденька отдайте мне мой кошелёк. А он в ответ, – Какой кошелёк мальчик. Ты наверное больной??. Взял я с мостовой булыжник, и хотел было запустить в него, а он остановился улыбаясь, и говорит, – У меня твой кошелёк пацан. На возьми его, – и отдал мне всё до копейки. Пригляделся я видать дяде Коле. Цыган, – кликуха у него была. Ну, и познакомились поближе. Он тогда в автобусе на работу ехал, прорабом пахал на стройке, а заодно значит, нет да нет грабки свои, и запускал. Перед смертью в больнице, дядя Коля сказал мне, – Обещай мне Фома в будущем исполнить одну мою просьбу. Всё то чему я тебя научил, передай при случае человеку достойному. Одному только, а не многим. Пусть память останется в умении моём, и в совершенстве. Вот такие дела, – вздохнул Фома, и умолк, вспоминая наверное образ своего учителя, который был ему в своё время, не меньше, чем крёстным папой. Поздно уже, а спать неохота. Наверное потому что днём мы дрыхали, а посля крепкий чай выпили, – в который раз закуривая, произнёс Фомин. Разбежатся что – ли по нарам. Устал я болтать, толко и слышу свой голос, а от тебя Смирнов, и слова не вытянешь, сидишь и уши развесил. Пашка улыбнулся, и стал оправдываться.– Что я могу сказать Фома, в моей жизни не было ничего примечательного. Никаких ярких впечатлений, обсалютно ничего, что могло бы тебя заинтересовать. До пятнадцати лет, можно сказать, одно сплошное детство, потом работа слесарем на производстве, где мамка пахала. Вечерняя школа в посёлке, совершенолетие, и глупая кража в магазине. Правда, я в лагере много книг прочёл, которые попадались мне в руки. Ты ведь знаешь Фома, какая в тайге литература. Много книг Авторитет, отдалживал мне почитать. Его кто – то из офицеров коллонии снабжал. Однажды, после вечерней проверки, когда расходились по баракам, он увидел у меня в руке томик Чехова, и попросил его почитать. Когда читаю Чехова, – сказал он. – То каждый раз по новому открываю его талант. Замечательный писатель. Возвращая книгу Авторитет изрёк мне поучильно.– Слушай Некрасов, чтение книг в заключении, кроме пользы, вреда не принесёт. Заходи ко мне, после ужина, я дам почитать тебе что – то новое. Вот так, и завязались мои отношения с Авторитетом, можно сказать, на литературной почве. Послушай Фома, – впервые взял разгон Пашка.– Объясни мне одну вещь, если знаешь, почему у Авторитета такая необычная кликуха. – Необычная говоришь, – переспросил Фомин. – Да всё довольно просто Смирнов. С малолетки она к нему прицепилась. Давнишняя история, так что, и не припомнишь все детали. Дай бог мне памяти. Однажды попал к нам на малолетку один малец, из пересылочной тюрмы. Маленький такой, а уже весь в партачках, видать недавно его разрисовали. По ходу стал трепаться, что и сам умеет рисовать, и работать тушью. Приготовили мы для этого дела все причиндалы, и пригласили ночью мальца в кабинет восспитателя. Я, значит, Батя московский, Авторитет и дневальный тоже с нами был. Хором стали придумывать себе рисунки. Первый жертвой стал Авторитет, изъявив желание наколоть себе на грудь маленькую воровскую звезду. Мы с Батей стоим рядом, и наблюдаем, а заодно держим под контролем коридор, чтобы не спалиться. Видим, что наш художник ничерта не смыслит в этом деле, а линии на звезде кривые, и не симетричные. Авторитет лежал на преподавательском столе, и губы кусал от боли. Вовремя мальца Батя остановил кулаком по голове. Слышим дневальный орёт Атас. Застукали нас менты, и всю ночь колотили, чем попало. Это художество потом пришлось затушевать, и вместо звезды, там у него на груди большими буквами наколото «Авторитет.»

Обычно по утрам Фомин исчезал, а Некрасов шарахался по дому, не зная чем себя занять, или же сидел возле окна, пялясь на забор и калитку, дожидаясь хозяина. На следущее утро, после загула с бабами, Пашка, проснулся не шесть, как в зоне, а в десять часов утра. На улице была прекрасная июльская погода. Впервые за столько лет, Некрасов почувствовал, что выспался от всей души, как когда – то в раннем детстве. В спальной комнате, возле кровати на которой спал наш герой, стоял старый комод, на котором тикали настольные часы, дошедшие сюда, наверное с неповских времён. Над часами на стене висели в рамках семейные фотографии Фоминых, и почётные грамоты, выданные главе семейства в соцсоревнованиях. Проснувшись Пашка ещё долго нежился в постели, и не хотел вставать. – Какой кайф!, – сказал он сам себе. – Ни подъёма тебе, ни ментов, а там в зоне одни только замусоленые рожи, и невыносимая вонь в бараках. – А баланда, – будь она проклята. А Фома, – какой классный парень!. Смотри, как встретил меня. Никакой игры, и фальши в его поведении, я так и не заметил. Он теперь мне, за место брата родного, – так приблизительно сформулировал Пашка свои отношения с Фомой, и спрыгув с кровати поплёлся в туалет, приводить себя в порядок. Заглянув после сартира на кухню, он обнаружил на столе странную записку. – Иван я закончу к три часа дня, а потом поеду на барахолку за шмотками. Вернусь к пяти. Почисть под столом картошку. Придёт Ольга. Хочу щи из щавеля, что растёт в огороде. – Ну Фома артист, – рассмеялся Некрасов. Как это можно под столом чистить картошку, и в каждом слове, допустил по две ошибки.

Через несколько дней всё было готово к отъезду. Приготовление у друзей, прошли на самом высоком уровне. Смирнову поменяли весь гардероб, вплоть до галстука, и теперь наш герой, выглядел вполне современным парнем. – Слушай Иван, – заявил ему Фома, придя домой накануне отъезда. – Сегодня купил на вокзале билеты до Москвы. Уезжаем через два дня. Подумал, я подумал, и решил всё – таки, воспользоваться отработаным маршрутом. Москва, а потом Питер. Хотел я с тобой, ближе к зиме, поехать в Ташкент или в Ростов. Там в этих городах у меня тоже кенты живут. Встретят, как пологается. Раньше, и Прибалтика была, но сейчас там нездоровый политический климат. Эти викинги издревле не любили русских, а сейчас и подавно. Ты видел Смирнов, что вчера по телевизору показывали. На Кавказе бушует самая настоящая война, а в Армении хачики, что – то никак не поделять с азергутами. Намутил Мишка Горбатый. Союз фактически распался, а вчерашние коммуняки за власть готовы любому перегрызть горло. Нам с тобой Смирнов, наплевать на эти страсти в стране, – добавил Фомин к сказаному. – Нам воевать нескем, и делить нечего. При любом государстве, и при любых правителях воровская масть, всегда вне закона, и это никому не переделать. Некрасову, на миг вспомнилась зона, и Сан – Саныч со своим бульдозером, но туда обратно в тайгу ему очень не хотелось.