Любовь серой мышки

Игорь пожал плечами, не зная, что и сказать. Адель же задумчиво произнесла:

– Да, девица довольно странная. Вы не заметили, что у этой провинциалки на одном сапоге оторвалась подошва?

– Думаю, что она будет находкой для моего сына, – усмехнувшись, проговорил он, – Тимка привязался к ней с первого раза, она наверняка подтянет его по математике. А ещё их, оказывается, роднит то, что они оба грезят путешествиями!

– А откуда, интересно, у вашего сына такая страсть к путешествиям? – с удивлением спросила она. – В наше время дети едва ли не с пеленок мечтают совершенно о другом. Как, например, разбогатеть, стать звездой шоубизнеса.

– Дело в том, что мы с Ларисой воспитываем детей в несколько другом духе, вот у них и увлечения особенные, не вписывающиеся в это меркантильное время, – в голосе Игоря сквозила гордость. Впервые в разговоре с ней, он упомянул о своей жене, причём, в настоящем времени.

Видимо, Адель это неприятно кольнуло, она мгновенно замолчала и сделалась холодно-неприступной, а вскоре сухо попрощалась.

После того, как семью Быстровых стала посещать молодая репетиторша, имя её не сходило с языка восторженных детей. Только и разговоров у них было, что о ней. Особенно усердствовал в этом плане Тимур. С ним вообще за последнее время произошла удивительная метаморфоза.

Куда исчезла замкнутость, присущая ему после исчезновения матери. Он стал гораздо живее и подвижнее, а, главное, чему порадовался отец, сын заметно подтянулся по математике, и в это, разумеется, внесла существенную лепту его домашний педагог.

Скупая на похвалы математичка однажды при встрече со старшим Быстровым с довольным выражением на лице бросила реплику:

– Ну вот, может же ваш сын хорошо учиться, если захочет! – и многозначительно добавила:

– В дальнейшем всё будет зависеть от вас.

Как ни странно, но теперь, когда Лиза Кудрявцева стала вхожа в их дом, ребята по отдельным вопросам советовались чаще с ней, а не с отцом. А если Игорь задумывал какое-то очередное развлекательное мероприятие, со стороны дочки и сына непременно следовал вопрос:

– А тётя Лиза с нами пойдёт?

Или: – Если тётя Лиза не пойдёт, то и мы – тоже.

С одной стороны Игоря это радовало: в какой-то степени у него развязывались руки, часть работы по воспитанию детей машинально перекладывалась на Лизу. Теперь у него была возможность иногда спокойно задерживаться в мастерской и заниматься своим любимым делом.

С другой – он стал немножко ревновать детей к «серой мышке». И потом, ему не очень-то было приятно под давлением ребятни устраивать совместные прогулки на природу, или походы в кино, где присутствовала и репетиторша.

Когда они вот так всей гурьбой выходили из дома, он чувствовал себя как на иголках. Со всех сторон на них глазели любопытные лица, а всяческих там пересудов на свой счёт он просто не мог терпеть. Да и существовала ведь в его жизни Адель, мысли о которой не оставляли его ни на один день.

Он беспокоился: а что, если она случайно увидит, как они разгуливают все вместе? Не будет ли это ударом по её самолюбию, а, следовательно, захочет ли она дальше продолжать их и без того неопределённые отношения.

Так и жил он в эти дни, терзаемый сомнениями и заботами.

Как-то он вернулся с работы, и сын сразу же ошарашил его вопросом:

– Папа, поехали летом в какую-нибудь страну?

– А в какую именно? – удивлённо спросил он.

– Хоть в какую, лишь бы было интересно! Ты ведь нас никогда с собой не брал.

Что ж, это был справедливый упрёк! Озадаченный, он неуверенно сказал:

– Можно и поехать, если ты, конечно, хорошо закончишь учебный год.

– Он, папуля, хорошо закончит! – с серьёзной миной на лице заявила стоявшая рядом Оксанка. Тут он ещё больше удивился: дочка так чётко выговорила буквы «р» и «ч», и это было приятной неожиданностью для него.

– А ну-ка, ну-ка, дочурка, повтори то, что сказала, – он присел перед ней на корточки, и она с радостью выполнила его просьбу. Только он хотел спросить у неё, как это ей удалось справиться с прежде трудной задачкой, как она опередила его:

– Это меня тётя Лиза научила.

– Мы, папа, обязательно возьмём тётю Лизу, когда поедем за границу, – как о чём-то давно решенном сказал Тимур.

– Об этом, сынок, ещё рано говорить. И потом, зачем нам обязательно брать тётю Лизу?

– Потому что она добрая, весёлая и всё знает, – ввернул свои аргументы Тимка.

«Вот так, старик, скоро будешь жить по указке детей!» – невесело подумал Игорь. – И не оглянешься, как они всерьёз возьмутся за твоё воспитание».

Несмотря на то, что по репетиторству наблюдались заметные подвижки, он по прежнему смотрел на Лизу Кудрявцеву как на деревенскую наивную и простодушную девушку. Терпел её исключительно из-за благосклонности по отношению к ней ребят.

Правда, иногда дело принимало такой оборот, что он не мог скрывать своего раздражения. Согласно устному договору он честно раз в месяц с ней расплачивался, однако она как-то проявила самовольство, неизвестно по какой причине расширив круг своих полномочий.

В этом он убедился, когда однажды вечером, пройдя в свою комнату, заметил на спинке кресла свои тщательно постиранные, приятно пахнущие и хорошо проутюженные повседневные вещи.

С недовольной миной открыл он дверь в детскую, где Лиза о чём-то оживлённо разговаривала с Тимкой.

– Елизавета Петровна, – обратился он к ней подчёркнуто официально, – у меня есть к вам очень важный разговор.

От сурового тона в его голосе девушка вздрогнула, растерянно заморгала, и как ученица на учителя виновато снизу вверх посмотрела на него. Они прошли в дальнюю комнату. Он приблизил к ней своё гневное лицо и, чеканя каждое слово, произнёс:

– Скажите, пожалуйста, Елизавета Петровна, у вас какие прямые обязанности?

– Мои обязанности, – робко пролепетала напуганная девушка, – подтянуть мальчика по математике.

– Правильно. – Он смотрел на неё из-под насупленных бровей. – А разве кто-нибудь уполномачивал вас рыться в чужих вещах?

Девушка, как нашкодивший ребёнок, принялась оправдываться:

– Я не рылась, просто ваши вещи лежали на виду в ванной. Вот я и решила их постирать. Они же были грязные, я подумала, что вам некогда.

– Так вот, хочу вас предупредить, чтобы я больше не сталкивался с подобными фактами. Мне от вас дополнительных функций не надо, – холодно заключил он, однако на миг ему стало жаль её. Он подумал, что не слишком ли он строг с ней, ведь она так старается для его сына.

«Зато теперь будет знать, как совать свой нос, куда её не просят», – злорадно говорил ему другой голос.

Подавленная от его несправедливых нравоучений, Лиза молча собрала учебники, взяла портфель и, тихо попрощавшись с детьми, направилась домой. Из окна Игорь видел, как девушка с поднятым воротником стояла на углу и, очевидно, ждала автобуса. Она жила на другом конце города. А день был промозглый, ветреный.

«А ведь я мог бы хоть иногда подвозить её до дома», – шевельнулась у него мысль. Он зябко поёжился и с явно испорченным настроением резко задёрнул штору.

Время шло к ужину. Он с сожалением подумал о том, как плохо всё-таки без хозяйки в доме; мысль эта и раньше его посещала, но он как-то не придавал ей особого значения.

Он громко позвал детей к столу, но никто не отозвался. Встревоженный, он направился в детскую, и вот какую картину там застал. Тимка ничком лежал на кровати и буквально захлёбывался в плаче. Оксанка сидела рядом и, как большая, гладила его растрёпанные волосы и утешала:

– Не плачь, Тима, не плачь!

– Это что у вас за концерт! – шутливо сказал он и хотел повернуть сына лицом к себе, однако мальчик упорно сопротивлялся и ревел ещё больше, он, казалось, прилип к подушке.

– Да в чём дело, наконец, – рассердился Игорь, – это что – заговор против своего папки? Если ты, сын, немедленно не успокоишься и не расскажешь толком, что случилось, то я сейчас же уйду, и вы останетесь дома одни.

Надо сказать, что время от времени он прибегал к подобным угрозам, зная, что никогда их не осуществит. Зато на детей эти слова действовали просто магически. Перспектива ночевать одним их сильно пугала. Вот и сейчас мальчик мгновенно умолк и оторвал от подушки своё хмурое, мокрое, распухшее от слёз лицо.

Как затравленный зверёк смотрел он на отца.

– Зачем ты ругал тётю Лизу! Я всё слышал! Она больше к нам не придёт!

– Не придёт, – поддакнула и малышка, комично вздыхая, – а она мне конфетку вкусную давала!

К удивлению отца, в последнее время дети были весьма солидарны друг с другом.

– Почему вы думаете, что она не придёт? – неуверенно произнёс он.

– Потому что лицо у неё было грустное-прегрустное! И она попрощалась со мной за руку, раньше она так не делала, – сердито доказывал Тимка.

Однако, несмотря на опасения сына, репетиторша явилась к ним на следующий день как ни в чём не бывало. Правда, с Игорем она поздоровалась довольно сдержанно, а вот ребят одарила светлой улыбкой.

Тимка и Оксанка с такими счастливыми лицами кинулись к ней, что у Быстрова в этот момент шевельнулось знакомое чувство ревности.

После истерики, которую закатил ему сын, он старался относиться к Лизе Кудрявцевой как можно мягче и теплее. Под напором детей он стал ей больше доверять. Теперь он уже не ограничивал её обязанности, а всё чаще стал обращаться с просьбой: оказать ему ту или иную небольшую услугу.

В его голосе, когда он с ней говорил, теперь проскальзывали незнакомые ему противные заискивающие нотки: « Елизавета Петровна, вы уж, пожалуйста, проследите, чтобы дети вовремя поели», или: « Не могли бы вы сегодня у нас задержаться, мне позарез необходимо в одно место».

Когда наступал срок уплаты за работу, он пытался дать ей прибавку за расширенный круг работы. Однако девушка ни разу не приняла сверх того, что было положено за её прямые обязанности. Он искренне удивлялся, уговаривая её взять эти деньги.

– Вы ведь столько трудились, а всякий труд должен быть оплачен, – назидательно внушал он ей, стараясь смотреть в сторону. – Поверьте, для меня эта сумма ничего не значит, я, хоть далеко и не богач, но и не бедствую.

И всё же Лиза упорно отказывалась от прибавки.

Однажды ему позвонила Адель и томным голосом пригласила его в гости.

– У вас я уже была несколько раз, теперь моя очередь вас пригласить к себе, – категорически заявила она. Затем в её голосе появились несколько игривые нотки, – смотрите, если не придёте, я рассержусь.

Мысль побывать в гостях у этой необыкновенной женщины опьянила его, однако он встал в тупик: на кого же оставить детей?

Как здравомыслящий человек, он прекрасно понимал, что если красивая женщина настойчиво приглашает молодого свободного мужчину к себе домой – это, несомненно, что-то означает. Вполне возможно, что она оставит его у себя на ночь.

Мысли о Ларисе теперь постепенно отодвигались на задний план.

Чтобы пристроить детей, он, после недолгих колебаний, обратился к Лизе Кудрявцевой, не сомневаясь, что она пойдёт ему навстречу.

В этот день она как раз была у них и, когда, позанимавшись с Тимкой, намеревалась уже уйти, он жестом остановил её.

– Елизавета Петровна, вы не могли бы оказать мне добрую услугу? – девушка вскинула на него свои выразительные светлые глаза и отчего то, вся зардевшись, приготовилась внимательно слушать.

– Вы понимаете: мне нужно завтра отлучиться на всю ночь по очень важному делу. Это касается моей работы. Но вот проблема: дети боятся одни ночевать. Не могли бы вы остаться с ними до утра? К сожалению, кроме вас, мне больше некого попросить.

При этих словах лицо у девушки уже полыхало румянцем, она покусывала от волнения свои полные губы.

– Конечно, конечно, Игорь Николаевич, – поспешно заговорила она, – я всегда рада посидеть с детьми, тем более, в этот день я свободна. Вы не стесняйтесь, Игорь Николаевич, когда это нужно, я всегда к вашим услугам.

– Спасибо, большое вам спасибо! Думаю, вы не будете скучать. Я принёс весьма интересные фильмы, да и книги есть захватывающие. Кстати, рекомендую прочесть Брэма Стокера – « Скорбь сатаны». Это одна из последних книг, прочитанных мной. Уверен, вы славно убьёте время. А дети у нас рано ложатся спать. Да, ещё вот что. Вы как-то спрашивали насчёт географической карты, так я её достал.

– А вы знаете, я её читала, замечательная книга! – взгляд у Лизы, обращённый к нему, был ласково-снисходительный, отчего ему на миг стало неловко.

– Ну и превосходно, что читали. Есть и другие отличные вещи.

– Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, мы найдём, чем заняться, – успокаивала она его.

На следующий день, в пять часов вечера, он уже был в районе, где расположен большой загородный дом Алычевых. Прежде он тут никогда не бывал, а потому долго рассматривал его с любопытством и восхищением.

Трёхэтажное строение было возведено на основе современной архитектуры, сделано из добротного красного кирпича. По обе стороны, где располагалось здание, тянулись великолепные аллеи, рядом был разбит фруктовый сад.

Неподалёку виднелся пролесок, возвышались стройные сосны, облепленные выпавшим на днях снегом, летом тут, должно быть, восхитительная красота – глаз не оторвать. У входа в этот царский особняк, по обе стороны от него, величаво возвышались мраморные статуи львов. Стоявшие у дверей несколько вооружённых охранников, видимо, предупреждённые хозяйкой, беспрекословно пропустили Игоря.

Адель встретила его гостеприимно, на лице у неё всё время играла загадочная улыбка.

В который раз он поразился тому, как прекрасно её лицо. « И лепит же природа такие выразительные лица!» – с восхищением подумал он.

Хозяйка в накинутом на хрупкие плечи роскошном атласном халате водила гостя по комнатам, с небрежностью показывая предметы, которые ему могли показаться любопытными. В доме у неё был безупречно выдержанный европейский стиль. На первом этаже был просторный холл, здесь же со вкусом обставленные гостиная, столовая, служебные помещения. Этажом выше сразу несколько комнат отведены для гостей. Он спросил первое, что пришло в голову:

– И не скучно вам жить в таких просторных хоромах? – и шутливо добавил, – без вас я бы тут непременно заблудился!

– Почему мне должно быть скучно? – она улыбнулась, приподнимая свои в ниточку брови. – Я редко, когда бываю одна. У нас тут постоянно люди, и я к этому так привыкла, что порой уже не замечаю гостей, они сами хозяйничают.

Она провела его в самую отдалённую, небольшую, но широкую комнату.

– Здесь у меня обычно размещаются самые близкие люди, – пояснила она с явным намёком, что он может быть отнесён к этому избранному кругу.

В комнате, куда его отвела Адель, в глаза бросались редкие экзотические и, по всей вероятности, дорогие растения. Он словно очутился в раю. Цветы были повсюду, они свешивались со стен, с подоконника пунцовыми и белыми гирляндами, огромными розовыми бутонами, вследствие их изобилия в помещении был таинственный полумрак. Несмотря на это, гость, к своему удивлению, заметил на центральной стене свою одну из любимых картин. На ней изображена небольшая лодчонка посреди бушующего моря. Двое мужчин и одна красивая женщина, сидящие в ней, отчаянно борются со стихией, которая вот- вот поглотит их в своей страшной пучине.

Он не дарил Адель эту картину, а потому удивленно вскинул на неё глаза:

– Как она попала к вам?

– Очень просто! Я приобрела её на выставке. Меня привлекла богатая палитра красок. Я прямо обожаю жуткие захватывающие зрелища, как ни странно, в какие-то критические минуты ваша картина меня здорово успокаивает.

Именно после того, когда я увидела её, мне и захотелось с вами познакомиться. – Она мило и непринуждённо улыбалась, пристально глядя ему в глаза. Несмотря на то, что она была просто одета, её белоснежную, с голубыми жилками, шею обвивало колье с бриллиантами. Эта женщина, видимо, обожала драгоценные камни. Она вся была залита ими, но они были так со вкусом разбросаны, что не бросались особенно в глаза.

– Вот уж никогда бы не подумал, что моё творение может вас так заинтересовать, – как можно небрежнее произнёс он, хотя самому было весьма приятно от её отзыва.

– К сожалению, профессия, которую я имел глупость выбрать, в наше прагматичное время не очень-то востребована, приходится постоянно крутиться, самому иногда навязывать свои работы, – продолжал он с печальной ноткой в голосе. – Зайдите в любую квартиру, где живут люди среднего достатка. Найдёте вы там картины современных художников? Уверен, что и шедеврами классиков мало кто интересуется. Все сплошь помешаны сейчас на материальных ценностях, разве лишь чудаки озабочены духовными вещами.

– Но у меня же висит ваша картина, – с полуулыбкой возразила женщина. Она сидела рядом с ним на диване, и он буквально пьянел от этой близости.

В своём роскошном доме она казалась ему какой-то сказочной феей. Беседа их текла под мерное потрескивание поленьев в мраморном камине, отделанном золотыми украшениями.

– Ты – это совсем другое дело, – сказал он, неожиданно для себя переходя на «ты». Прежде он был скуп на комплименты, а теперь буквально рассыпался в них. – Ты умна, проницательна, наконец, очень красива, а потому способна оценить красоту. Люди твоего типа – редкие создания. Можешь себе представить, дорогая Адель, что мои картины большим спросом пользуются у иностранцев, нежели у соотечественников.

В ответ хозяйка с задумчивым видом протянула:

– Настоящих творцов, насколько я знаю, обычно признают после их смерти.

– Тогда мне надо поскорее умереть, – шутливо заключил он и поспешно обернулся на чьи-то быстрые шаги.

К ним приближался молодой симпатичный высокий человек, в чёрном фраке, из-под которого выглядывала белая рубашка. С поклоном он расставил на раскладном столе лёгкую закуску и поставил две большие бутылки с вином.

На правах хозяйки Адель радушно пригласила гостя отведать всё, что было перед ним.

Сама она поднесла к губам миниатюрную рюмочку, а к закуске не притронулась вовсе.

– Кстати, к вопросу о богатстве и бедности. Я, право, не понимаю, почему многие считают, что человек с деньгами абсолютно счастливый, а тот, кто их не имеет, либо имеет мало, – непременно глубоко несчастный. Раньше и я так считала, теперь думаю иначе.

По-моему, всё в мире относительно. Вот у меня сейчас, благодаря отцу, конечно, есть всё, о чём я когда-то мечтала: несколько машин, счета в банке, заграничная вилла, про драгоценности я и не говорю. Ими сейчас уже никого не удивишь.

Но спросите меня: счастлива ли я, и я без доли кокетства отвечу, нет и ещё раз нет.

Напротив, когда ничего существенного не было, а была лишь мечта о богатстве, тогда я была гораздо счастливее.

Вот и получается, что человек счастлив лишь мечтой, то есть, в своём воображении, а когда она исполняется, он пресыщается, становится пустым, как выпотрошенная рыба, и ужасно скучает.

Адель, как она нередко делала, вся искусно выгнулась, точно пружина, затем сладко потянулась и устремила свой взор вверх, созерцая зеркальный потолок. Произнеся свою неожиданную для Быстрова философскую речь, она сделала небольшую паузу, затем вдруг поинтересовалась:

– Ну а как ваша милая провинциалочка поживает? Есть ли от её репетиторства хоть какая-то польза?

Как ни старалась она придать своему голосу совершенно безразличный тон, это ей не удалось, Игорь ясно почувствовал в нём неприязнь, что привело его в недоумение. Ей-то за что недолюбливать малознакомую, скромную девушку, с которой во время случайных их встреч она не обмолвилась и словом. Чем она её так задела? Ничего общего у них нет, впрочем, может, это-то её и беспокоит.

Он живо откликнулся на её вопрос.

– Ты знаешь, толк от её занятий, слава Богу, есть, и немалый. Я и не ожидал, что, благодаря этой серой мышке, у Тимки будут такие заметные сдвиги по математике.

Дети на меня наседают, чтобы этим летом мы все вместе отправились в заграничное путешествие.

При этих его словах хозяйка сразу изменилась в лице: она побледнела, а руки, держащие рюмку с вином, задрожали так, что рюмка опрокинулась, залив содержимым изящное чёрное платье, в которое она переоделась. Не обращая на это внимания, она дрожащим от волнения голосом спросила:

– И вы эту деревенскую особу, с дурными манерами, возьмёте с собой? – в её голосе сквозил такой ужас, словно она услышала о том, что ей принесли мешок, полный змей.

Видя, какое впечатление произвели на неё вроде бы безобидные слова, он как можно беспечнее произнёс:

– Да я ёщё не решил! Сначала посмотрю, как сын закончит учебный год!

На этот раз Адель ничего не сказала, только как-то неопределённо качнула головой и сузила свои с поволокой глаза. Некоторое время она молчала, машинально постукивая кончиками белых холёных пальцев по столу. Затем неторопливо закурила, выпуская из сложенных губ кольцо голубоватого дыма, которое, расширяясь, поплыло по всей комнате. После паузы она неожиданно заговорила на тему о брачном союзе.

– Вы, Игорь, как относитесь к браку?

– Нормально, как и многие. Если люди любят друг друга, почему бы им не соединиться, – просто ответил он, с любопытством посматривая на неё: чем она удивит на этот раз?

– А вот у меня мнение другое. Наоборот, мне кажется, когда люди очень интересны друг другу и между ними большая любовь, нельзя её ни в коем случае спугивать такой скучной и пожирающей любовь процедурой, как брак.

– Вот как! – он смотрел на неё с удивлением. – Следуя твоей логике, можно сказать, что вступать надо в брачные узы в том случае, когда нет любви.

Она закивала головой и вкрадчиво повторила:

– Если люди любят, лучше не жениться!

Она быстро поднялась и, слегка покачивая тугими бёдрами, пошла по направлению к ближайшей ванной комнате. Спустя некоторое время до Игоря, остававшегося в прежней позе, донеслось тихое журчание воды. Затем раздался звонкий голос хозяйки:

– Ты не хочешь немного освежиться?

Спотыкаясь оттого, что закружилась голова от её слов, в которых он явственно уловил призыв к решительным действиям, он направился туда, откуда раздавался её серебристый голосок.

В просторной ванной комнате царил таинственный полумрак. На крохотном столике слабо мерцала свеча, отблески её пламени причудливо плясали на стене. Завёрнутая в широкое полотенце, стройная и высокая Адель при тусклом свете была похожа на статую.

– У тебя, я вижу, стойкая любовь ко всему таинственному, – пробормотал он, чувствуя, что от дикого желания немедленно обладать этой женщиной у него пересохло всё во рту, а внизу живота сладко поднималась знакомая тёплая волна.

Он неуверенно шагнул вперёд, протянул дрожащие руки и жадно потянулся к ней, как тянется путник к ручейку. Кожа её тела под его рукой была шелковистой, он восхищенно и с придыханием шептал:

– Какая ты гладкая, точно отполированная! – рука у него, соприкасаясь с её телом, по-прежнему дрожала, будто его мучил озноб.

Впрочем, ничего удивительного в том не было – молодой человек долго не имел близкого контакта с женщиной.

А перед ним была не просто женщина, а женщина прекрасной наружности, которую Бог к тому же не обидел и умом.

Адель обвила своими тонкими руками его крепкую шею и тоже, вся дрожа, протянула ему мягкую красную губку, предлагая намыливать друг друга. Эта идея ему понравилась. Он с удовольствием и нетерпением водил маленькой губкой по всем её молодым упругим сочным формам, с блаженством чувствуя, как его пассия вся напряглась, подставляя ему каждую свою частицу.

Игорь вспомнил, что с Ларисой, с которой он прожил 10 лет, у него подобных моментов не было. Жена была воспитана в пуританском духе, и никаких отклонений от классических норм в интимных делах не допускала. Однажды он пригласил её помыться вместе с ним. Застыдившись, она строго его отчитала и попросила не приставать к ней больше с непристойными предложениями.

Тем не менее, он всё время безумно её ревновал, полагая, что если она с ним ничего не позволяет, то наверняка с другими ведёт себя иначе.

…Насладившись любовной прелюдией, Игорь и Адель горели одним желанием – слиться воедино и испить всю чашу страсти до конца. Он подхватил её влажное тело на руки и понёс в комнату.

Он не мог припомнить, чтобы его страсть, когда он имел связи с женщинами, была такой же необузданной, сумасшедшей, как с Адель. После кратких перерывов он вновь и вновь овладевал её ждущим телом, вызывая у неё сладкие стоны.

А когда они в изнеможении неподвижно лежали, она сказала:

– Никогда бы не подумала, что художники такие страстные, я представляла почему-то, что подобные люди холодные, как рыбы.

Наконец, она нехотя поднялась с постели со словами:

– Пожалуй, я принесу горячего кофе, хоть немного взбодримся.

Затем они сидели, обнажённые, потягивая кофе и лениво перекидываясь малозначительными фразами.