Защищая горизонт. Том 1

Я сделал ещё несколько неуверенных шагов в сторону, где по моей уверенности должна находиться дверь, но нога отказывалась слушаться и беспомощно волочилась следом. Я понимал, что идти бесполезно, что дверь не откроется при всём моём желании, но у меня не было иного выбора, кроме как продолжать двигаться вперёд.

– А ты неугомонный, Палач, – зашипела псевдо-Вивьен из темноты. – Хороший солдат. Мне даже стало немного жаль тебя, но нам пора прощаться.

Столовые приборы где-то в глубине кухни вновь задрожали, звонко выбивая барабанную дробь, затем снова раздался знакомый свист воздуха. Мне показалось, что время на миг остановилось, я отчётливо услышал своё быстрое, прерывистое дыхание, стук сердца, а затем быстро повернулся в сторону свиста, действуя по одной лишь интуиции. Я взмахнул рукой и следом ощутил адскую боль в левой ладони. Я с силой удерживал в сжатом кулаке длинный клинок кухонного ножа. С каждым моим вздохом острое лезвие всё глубже впивалось в руку, прорезало себе путь, с остервенением вгрызаясь в плоть и пытаясь добраться до моего лица. К его неудаче, до моего левого глаза ему оставалось всего с десяток сантиметров, когда мне удалось его задержать. Я обхватил его двумя руками, смотрел на ледяной клинок, что стремился ко мне из темноты. Внутри снаряда вспыхнул импульс огромный силы, и меня отбросило к стене, куда до этого впивались все ножи, и прижало к ней. Нож продолжал наращивать силу, всё ближе продвигаясь к моему лицу, а я всё крепче сжимал руки и разрезал ладонь, откуда уже ручьём лилась кровь и падала на пол.

– Сдавайся! – свирепо прорычала Тьма.

Я чувствовал, что силы покидают меня, но не мог сдвинуться, не мог пошевелиться, чтобы уйти от удара. Малейшее движение или потеря концентрации грозила тем, что нож за долю секунды пробьёт мою голову насквозь. Не в силах больше сопротивляться, я закричал так громко, как смог, и мой крик слился с хрипом, утонул во Тьме, а затем и в моей собственной голове. В висках пульсировала кровь, вены налились горячим безудержным потоком, они вздулись от негодования. Сердце начало разгоняться, биться в груди раненой птицей, желая вырваться на свободу. Я слышал его, каждый стук, как удар молота, слышал, как шумит кровь в голове, и рождается навязчивый шёпот, сливающийся в протяжный гул. В ушах нарастал знакомый монотонный звук, а взор закрыло густой молочной пеленой, и веки сами опустились на глазах. Потом настала тишина. Я перестал чувствовать боль, тревогу и усталость, прекратил ощущать нож в своих руках, только равномерный гул в ушах продолжал вторить мне, что я ещё жив. Потом мои глаза открылись и узрели всё. Я видел, как нож, который минуту назад хотел проделать лишнюю дыру в черепе, рассыпался в моих руках. Видел всю кухню, будто её освещает тысяча ламп, каждое движение, каждую мысль, что пролетает сквозь неё, и я видел чудовище. Огромный комок из Тьмы и ненависти облюбовал широкий стеллаж с кухонной утварью в другом конце комнаты. Он пульсировал от злости, что-то кричал, но я не слышал его. Я видел его гнев, волны ярости, что исходили по всей кухне, и множество чёрных щупалец, что бились в агонии по всем стенам. Они как длинные и острые шипы впивались во всё вокруг, пытаясь достать меня, но не могли этого сделать. Я – Система, я проводник, перед которым оно бессильно.

Сильный взрыв гнева из самого чрева чудовища и вся оставшаяся утварь, окутанная тёмным смогом, поднялась в воздух, ощетинившись чёрными иглами. Оно пыталось убить меня, но ещё не знало, что это невозможно. Я снял с пояса нерабочую рукоять меча и махнул им в сторону. Затем почувствовал, как сильный жар разгорается во мне, внутри моего сердца, он разрастается, перетекает по руке, переливается в эфес меча и вытягивается, образуя собой настоящий клинок.

Рёв монстра сопровождался сильным всплеском энергии, и в меня полетели десятки снарядов: тарелки, ложки, вилки, чашки и остатки ножей. Комната наполнилась белыми тенями, нитями информационного следа. Я видел, где будет импровизированный снаряд, ещё до того, как он тронулся с места, и видел сотни белых теней от бьющихся в агонии щупалец. Я методично взмахивал мечом раз за разом, спокойно и уверенно. Вся утварь падала вокруг, рассыпаясь от быстрых ударов. Монстр взревел от ярости и двинулся на меня, вытягивая свои призрачные руки. Вся комната наполнилась росчерками белых теней от мельтешащих щупалец. Они проникали в стены, которые трещали под их напором, ломались и изгибались, словно сделанные из картона. Комната исчезла под шквалом белых следов от будущих событий, от того, что случится через краткий миг. Стены шипели, изгибались и ползли ко мне, сверкая своими заострёнными зубами, не оставляя места для манёвра. Тогда я снова ринулся к двери. Я разогнался, выставил вперёд правое плечо и прыгнул в неё. Но перед тем, как снова окунуться во тьму, я увидел, как дверь дрогнула, волна возмущения прошлась от неё по стенам, и потом она разлетелась в щепки, выпуская меня в другую тёмную комнату. И вдруг всё резко прекратилось… свет будущего погас во мне.

Совершенно обессиленный, я пролетел по инерции ещё пару метров и рухнул на пол. Зрение пришло в норму, а гул в ушах плавно перетёк в шум от сильной усталости и ломоты во всём теле. Я разом лишился всех своих сил и способностей и не мог даже подняться с пола, будто всю энергию мира, всё своё желание и стремление к жизни я направил только на то, чтобы сломать эту дверь и выбраться из проклятой столовой. Спустя секунду меня догнало облако пыли и щепок, осыпавшее меня с ног до головы всем, что осталось от недавнего препятствия на пути к жизни. А потом сквозь темноту я услышал знакомое нечеловеческое шипение псевдо-Вивьен:

– Нет, ты не такой, как я, ты… другой, сильнее…

Её голос даже сквозь маску зверя звучал с ноткой удивления.

Система постепенно отпускала меня из своих объятий, мысли и чувства, разогнанные стократно, замедлили свой ход до привычного состояния, возвращая контроль над собственным сознанием. Когда зрение вернулось в норму, я заметил яркий луч света, осветивший меня из другого конца этой тёмной комнаты. Он становился всё ослепительнее и осторожно приближался ко мне. Тогда я уже знал, где нахожусь и чей свет озаряет меня, и помню, о ком думал в тот момент, когда мчался в закрытую дверь, прорывая все оковы запертой реальности.

– Кира! – источая оставшиеся силы, с хрипом крикнул я.

– С-стил? – неуверенно и с осторожностью спросил меня знакомый голос за ярким светом. – Это ты? Но как…

Я лежал рядом с тем проходом, откуда впервые появилась миловидная старушка с кастрюлей в руках, казалось, уже вечность назад. Я не мог понять, как мне удалось попасть в другую часть квартиры и выйти, даже вылететь, из совершенно другой двери. Вместо ожидаемого коридора я вновь оказался в центральном зале. Единственное, в чём я уверен, что всеми силами хотел оказаться именно здесь, в этой комнате, вернуться к единственному человеку, который часто первым встречал меня из путешествия по ночным кошмарам и даже иногда одаривал искренней улыбкой. Но в данный момент меня заботит совершенно иное – чудовище всё ещё следует за мной, и теперь нас разделяет только узкий проход, к тому же оставшийся без двери. Я лежал на спине, сжимая в руке вновь осиротевшую рукоять меча, который, как и его хозяин, лишился своих боевых качеств, и смотрел в тёмный проход перед собой. Я видел, как Тьма, застывшая перед ним, робела сделать шаг, обдумывала всё, что она узрела за последнюю минуту, и с ненавистью смотрела на меня. Но это не будет продолжаться вечно, ещё немного – и она решится закончить начатое, её уже не остановить. Нужно уничтожить то единственное, ради чего она пребывает в этом мире, лишить её силы и смысла существования.

Кира быстро подбежала ко мне, склонилась, освещая фонариком, и ужаснулась, увидев моё измазанное в крови лицо.

– Боже, что с тобой случилось? Ты ранен? Дверь закрылась, я не могла выбраться и не знала, что делать. Думала, что никогда тебя больше не увижу. А где… эта… это? – Она тараторила, сдерживая эмоции.

Я посмотрел в испуганное лицо Киры, потом перевёл взгляд на проход в столовую и с трудом поднял руку, чтобы указать на него, но остановился, когда увидел свою ладонь. Она оказалась целой и невредимой, хотя несколько минут назад я сильно повредил обе руки, пока удерживал смертельный снаряд от знакомства со своей головой. Вся моя одежда испачкалась в крови, но от ран не осталось и следа, всё было как прежде, боль покинула меня вместе с шумом. Если не считать дикой усталости, ватной головы, то я чувствовал себя прекрасно. От удивления я даже поднял вторую руку, чтобы разглядеть её в свете от фонарика Киры.

– Что с тобой, что случилось? – повторяла напарница.

Но в этот момент псевдо-Вивьен решилась на новую атаку, зарычала, и облако Тьмы начало медленно вплывать сквозь проход, пропуская вперёд свои чёрные щупальца. Гадкими змеями они шуршали по стенам и разбегались по сторонам. Кира резко обернулась на шум и выставила перед собой пистолет-пулемёт и фонарик, чей дрожащий свет моментально растворился в чёрном сгустке. Напарница сдавленно пискнула и сделала шаг назад от меня.

– Сти-и-ил? – жалобно протянула она.

– Анри! – выкрикнул я в ответ, пытаясь привстать с пола.

– Что?! – непонимающе переспросила Кира и сделала ещё один шаг назад.

– Это всё он, старик. Убей его! Быстрее!

После этих слов раздался страшный животный визг, стены дома содрогнулись, а пол подо мной затрясся.

– Не-е-ет! – злобно прорычала Тьма и бросилась в сторону Киры.

Напарница вскрикнула и рванула в противоположную часть огромного зала, где всё это время находился Анри. Псевдо-Вивьен бесформенной тенью промчалась мимо, потеряв ко мне всякий интерес. Она громко рычала, кричала, пытаясь схватить Киру своими призрачными чернильными руками. Щупальца били по всей комнате, крушили мебель, сдирали картины и вырывали из стен огромные куски дерева. Чёрные маслянистые жала, протянувшиеся от эпицентра Тьмы, буквально пронзали всё вокруг, ползли под обоями, деформируя стены своей энергией, и всеми способами стремились достичь Киры. Напарница была напугана и уже, казалось, забыла об Анри, она просто кричала и неслась прочь. Великие Стражи, символ отваги и бесстрашия, испугались, как маленькие дети, впервые оказавшиеся перед лицом своих ночных кошмаров. Не такими люди хотят видеть своих защитников. Но сейчас, после сражения с Тьмой лицом к лицу, после того, как я увидел смятение внутри разверзнувшейся бездны, весь мой страх ушёл окончательно.

Когда Кира почти достигла другого конца зала, псевдо-Вивьен снова громко вскрикнула нечеловеческим голосом и выбросила вперёд пару своих щупалец. Они сначала резко взмыли вверх, сделали в воздухе разворот и с размахом ударились в пол, вгрызаясь в половицы, потом нырнули под паркет и змеями поползли за своей целью, оставляя за собой вздутый след. За краткий миг они догнали мою напарницу, обогнули её по бокам, сомкнулись между собой в единый столб из чёрной материи и резко вынырнули перед ней. Вслед за ними пол затрещал, доски лопнули, и вся поверхность встала на дыбы, образуя перед девушкой препятствие высотой до пояса, и оно продолжало расти, вбирая в себя куски паркета. Кира бежала не разбирая дороги и с криком врезалась в препятствие, перекатившись через него кубарем. От неожиданности и испуга она зажала спусковой крючок своего автомата, и спёртый воздух некогда красивого зального помещения наполнился тонким протяжным воем свинцового дождя. Мерцание огня, крики напарницы и чудовища из Тьмы, щепки из стен, куски мебели и ошмётки всего, до чего доставали маленькие песчинки смерти, порождённые огнём и металлом, – всё смешалось в темноте в едином порыве хаоса, всё утонуло в ту секунду в потоке страха. Кира упала на пол, продолжая крепко сжимать в руках фонарик и стихший после закончившейся агонии пистолет-пулемёт. По инерции она пролетела по полу ещё метр и остановилась у противоположной стены. На несколько секунд в комнате повисла тишина, прерываемая лишь сдавленным хрипом из темноты, оттуда, где находился Отступник Анри.

Сгусток Тьмы в центре комнаты дрогнул.

Чудовище истерично взвизгнуло, втягивая в себя весь тягучий чёрный туман, успевший покрыть всю комнату. Щупальца заскрипели по стенам, уползая назад, и исчезли внутри Тьмы, что породила их. Потом псевдо-Вивьен быстро растворилась в воздухе, одновременно уходя под пол.

– Анри, милый…

Секунду спустя до меня донёсся уже человеческий голос его жены, зазвучавший совсем рядом со стариком.

Кира моментально вскочила на ноги и направила свет на Анри Дюбуа. Он всё ещё сидел в своей кресле-каталке, вцепившись высохшими, морщинистыми руками в подлокотник, и очень тяжело дышал в кислородную маску. Дрожащим руками Кира направила на него своё оружие, где к тому времени уже не осталось патронов, и покачала им из стороны в сторону.

– Выходи немедленно, чтобы я тебя видела! – отчеканила она, явно подавляя свой страх и неуверенность, а затем быстро бросила мимолётный взгляд в мою сторону: – Стил?

– Я жив, – спокойно ответил я, пытаясь встать с пола.

Ноги ещё плохо меня слушались, а в голове гудело, но я ощутил, как силы быстро возвращались ко мне, заплутав среди потока Системы. Мне удалось даже сделать пару шагов по направлению к напарнице. Тем временем из темноты рядом с Анри вынырнула приземистая фигура его умершей жены, которая снова приняла свой человеческий облик. Она печально смотрела себе под ноги, теребила в руках краешек своего фартука, а затем виновато подошла к креслу своего мужа.

Анри с каждой секундой начинал дышать всё тяжелее, послышались горловые хрипы.

– Стой! – скомандовала Кира призраку его жены. – Ни шагу больше!

Псевдо-Вивьен подняла свой печальный взгляд на Киру, с грустью заглянула в её одновременно озлобленное и напуганное лицо, а потом повернулась ко мне, когда я уже почти дошёл до них неспешным шагом. Она посмотрела на меня с таким уважением, но одновременно с тяжёлым грузом сожаления, которое уже не могла выразить словами. Женщина горестно вздохнула, перевела взгляд на своего мужа и пригладила остатки его редких седых волос.

– Прости меня, mon amour, я не смогла тебя защитить, – ласково произнесла пожилая дама.

Затем её рука скользнула по голове Анри, упала ему на плечо и медленно стянула с него покрывало, закрывавшее его до самой шеи. Только тогда мы заметили, что на него был надет тот самый костюм, в котором когда-то фальшивый молодой офицер неведомой мне армии щеголял перед прекрасной дамой. В нём он прожигал свою ненастоящую жизнь, полную притворства и лицемерных игр, и вёл незримую войну со своими соседями за право быть самым чудным растратчиком несметных богатств. Именно в нём он был запечатлён на той странной и жуткой картине, висевшей в столовой. Но сейчас этот костюм, повидавший немало выдуманных и карикатурных сражений, сильно истрепался, как и его хозяин. Помятый, потёртый и выцветший, потерявший всякие краски жизни, он увядал на умирающем теле больного старика, висел грузной мешковиной поверх отощавших и дряхлых плеч. Некогда белоснежная рубашка под расстёгнутым офицерским кителем стала грязно-жёлтой, а на месте груди сейчас разрасталось огромное бурое пятно крови. Шальная пуля из автомата Киры всё же нашла свою цель. Жизнь, которой было суждено оборваться в этот день, не смогла сбежать от своей роковой судьбы, и даже всё зло, витавшее в этом доме, не смогло этому помешать.

– Теперь вы довольны, Палачи? – сухо спросила пожилая женщина. Затем снова положила руку на плечо Анри, повторяя композицию из того портрета, но поменявшись с мужем местами. – Скоро вас ожидает та же участь.

– Ваш… муж нарушил Основной закон Системы и понёс заслуженное наказание, – сбиваясь и тараторя, произнесла Кира, продолжая держать под прицелом пожилую пару. – А вы… не знаю, что вы за чудовище… вы пытались помешать…

– Oh, mon dieu, вы хоть слышите себя? – грустно спросила псевдо-Вивьен, перебивая Киру. – Наказание? Чудовище? Вы вломились в наш дом с целью убить больного старика, который даже двигаться не способен. Что вы ему вменяете? Кому он мешал своим существованием? Он исправно платил вашим хозяевам за тот жалкий осколок жизни, что ему отвели в этом бездушном мире. Он страдает от бесконечной боли и не только физической. Когда ушла его жена…

Псевдо-Вивьен резко замолчала, замерцала в воздухе, но потом вернулась в обычное состояние, но её голос снова стал неестественным и низким.

– Когда ушла Вивьен, – продолжила женщина, – Анри поклялся ей жить дальше, бороться за свою жизнь во что бы то ни стало. Только распробовав весь горький вкус боли и одиночества, он понял, что главное его богатство – это жизнь. В чём-то вы правы, в этой комнате действительно есть чудовище, но это отнюдь не я. – Псевдо-Вивьен наклонилась и поцеловала Анри в макушку. – Но, возможно, хотя бы теперь он обретёт покой. Помни, mon amour, я всегда любила тебя и всегда буду ждать.

Старик в кресле громко захрипел, дёрнулся, выгибая спину, его руки мелко задрожали, а зрачки повернулись в мою сторону. Они блестели от слёз, которые бравый и гордый офицер не мог себе позволить даже под тяжестью невыносимых мук. Но в его взгляде не было ни капли ненависти, только благодарность, то глубокое, проникновенное чувство, что можно выразить глазами. Уже не было в нём того первобытного страха, что я заметил, когда впервые вошёл сюда. Казалось, он даже улыбался где-то глубоко внутри себя, за покровом боли, одиночества и отчаяния, за сотнями тёмных вечеров наедине со своим прошлым, где-то там сейчас ютилось счастье, свобода, которую мы ему подарили. Свобода от вечной боли. Старик дышал уже очень редко и тяжело, иногда дёргаясь на месте и тихо кашляя в кислородную маску, изрядно покрывшуюся россыпью красных капелек. Его прошлое, стоящее сейчас за спиной в виде его умершей жены, колыхнулось в воздухе и расплылось, сливаясь с окружающей её тьмой. Старик сделал последний глубокий вздох, и его глаза навсегда закрылись.

Мы замерли на минуту, боясь сделать лишний шаг, и слушали тишину. Потом Кира повернулась с фонариком в мою сторону и тихо произнесла:

– Я думаю, нам надо валить отсюда как можно…

Напарница не успела договорить фразу, как весь дом сотряс сильный толчок, стены задрожали, заскрипели, люстра в центре зала начала сильно раскачиваться, а пол заходил ходуном.

– Что за чертовщина опять?! – в сердцах бросила Кира.

Новый толчок – и люстра, оторвавшись от крепления, с грохотом рухнула на пол, звонко рассыпаясь на множество мелких хрустальных осколков. В стене, справа от нас, что-то громко хрустнуло, и в ней образовалась огромная трещина. С каждой секундой она продолжала шириться, быстро продвигаясь вниз, и через минуту уже разламывала на части половицы. Со всех сторон в нас ударил удушливый кислый запах, а в воздух поднялась непроглядная взвесь из пыли и каменной крошки.

– Бежим! – крикнула Кира, пытаясь удержаться на ногах, и рванула к двери.

Но она забыла о главном, что я был ещё не готов к таким физическим упражнениям. Я старался последовать вслед за ней, но не успел. Когда Кира обернулась в дверном проходе, чтобы проверить, где я застрял, то увидела, как под моими ногами быстро разрушается пол. Сначала он засосал в себя инвалидное кресло, где находился труп бывшего хозяина этого дома, а затем и меня. Когда я падал сквозь перекрытия этажей и наблюдал, как следом за мной летят тяжеленные обломки стен и потолка, как рушится всё здание, складываясь надо мной как карточный домик, то в этот момент передо мной стоял лишь взгляд больного старика. Он продолжал неумолимо сверлить мне душу, оставляя в ней очередное отверстие моего собственного ситца, через которое постепенно утекало всё моё прежнее Я.

Перед самым ударом об обломки старого дома я закрыл глаза и провалился в своё привычное место, туда, где властвуют кошмары.

* * *

Я слишком хорошо знал этот момент, когда реальный мир и контроль над ним растворялись в моих руках. Остаточными всполохами сознания он прощался со мной, проскальзывал сквозь пальцы, даря последние ощущения реальности, теплоты и безопасности от вечного, мёртвого холода всепроникающей Тьмы. Я прекрасно знал, каково каждую ночь медленно погружаться в пучину своего давнего страха, набирать полную грудь смолянистой пустоты, вдыхать её, ощущать присутствие чего-то тёмного внутри себя. Каждую ночь оно забиралось в меня, изучало, сковывало всякое движение, оставляя за собой только выжженную пустыню из детских страхов и боязнь остаться в одиночестве перед лицом этой Тьмы.

Так было каждую ночь, и каждый раз, когда я терял сознание и растворялся внутри себя, но не сейчас. Тьма не смогла заключить меня в свои терновые объятия, я промчался через неё словно вихрь, и не успел до конца погаснуть свет в моих глазах, сияющий сквозь разрушенные перекрытия дома, как он разгорелся с новой силой. Яркая вспышка ударила в меня – и я буквально упал на стул перед своей школьной партой, а яркий свет свернулся в лампы над головой. Это снова была аудитория школы Стражей, яркий миг из моего прошлого и единственное время, когда всё в жизни казалось радужным и перспективным, когда я источал позитив и здоровый юношеский оптимизм. Я сидел на том же месте, за своей любимой партой в главной лекционной комнате школы Стражи. Зеленоватые бра на стенах продолжали источать ровный и тёплый свет, но сейчас мне показалось, что он немного потускнел с моего прошлого визита. Да и все краски в помещении поблекли, воздух стал более сдавленным и сдержанным.

За кафедрой стоял Наставник в своём привычном образе и смотрел куда-то в сторону, вглубь света, идущего от стен. В комнате царили тишина и напряжённое внимание. Многое изменилось за это время. Наши ряды существенно поредели, многих претендентов отчислили из школы, а кто-то ушёл добровольно, не выдержав всего морального груза ответственности, о котором нам твердили с утра до вечера. В каком-то смысле их можно понять, ведь на наши плечи пытались взвалить непосильный груз, требовали стать грозными Атлантами, что понесут на своих плечах судьбы миллионов, без права оступиться и оставить свою ношу. Не каждому пришлось по нраву отдать всю оставшуюся жизнь служению обществу. Многие пришли сюда по обычному юношескому задору, в поисках какой-то неведомой мечты, духа приключений, романтики и очень быстро понимали, что форма часто очень далека от своего содержания. К тому моменту остались только самые стойкие и целеустремлённые, в ком горел истинный огонь, как любил говорить Наставник и что он всё время в нас искал. Я не мог вспомнить точное количество учеников, но сейчас позади меня сидели только невероятно сильные духом, смелые и преданные делу люди, те, кто очень скоро выйдут на улицы охранять мечты людей. Закончилось время детских шуток, весёлого задора, шума и гама, висевших в воздухе в первые дни нашей учёбы, теперь на их смену пришла тишина, которая останется с нами до конца наших дней.

В то время внутри меня ещё бушевало пламя свершений. Его не смогли погасить никакие невзгоды и тяжести, выпавшие на мою нелёгкую юношескую долю. Я с таким же восхищением смотрел вперёд и выше, на сцену, на кафедру и на своего Наставника, к кому я до сих пор испытывал огромный пиетет, но кто уже стал для меня родным. Главная ошибка других студентов, что они не воспринимали его всерьёз, его слова и лекции. Они думали, что это простая идеологическая работа, попытка просвещения или даже пустой трёп скучающего старика, а я всегда считал это главным испытанием в своей жизни. Я видел в его глазах эту надежду, попытку найти родственную душу, разглядеть в толпе перед собой тех единственных, кто понесёт его зажжённый факел дальше к финишной черте. Он как умелый кузнец из раза в раз сжимал меха из своих слов и раздувал в нас огонь, ковал тот самый карающий клинок, тайное оружие, спрятанное ото всех, свой стилет, который он мечтал вонзить в нарастающую лавину Отступников. В тот же самый момент я видел в его взгляде неутолимую тоску по прошлому, по чему-то давно потерянному, словно он постоянно искал нечто неуловимое в наших сердцах, огонь страсти, про который постоянно твердил. Наставник будто чего-то ждал, надеялся, что из пепла потерянного прошлого снова возгорится этот пожар, а он сам восстанет, словно птица Феникс, и понесёт свой дар людям. Он всё ждал и не находил, от того его взгляд становился всё грустнее с каждым днём.

Наставник оставил своё занятие созерцания бра на стене, обвёл взглядом изрядно опустевшую аудиторию, в сердцах вздохнул, и его зычный голос снова эхом разнёсся под белоснежным потолком просторного зала:

– Сегодня я снова хотел бы поговорить с вами о страхах, – начал свой монолог Наставник, – а точнее, о страхе наказания, о том, что должно останавливать человека на пути к преступлению, его последний порог для себя самого, переступив который, он подпишет себе приговор. Кто из вас знает, какой страх для человека самый главный? Чем он дорожит больше всего, что может стать серьёзным препятствием на пути к преступлениям и отступничеству?