Остров

Где-то наверху подул ветер, отчего смыкающиеся над головой кроны деревьев зашевелились, и стало немного светлее. Словно испугавшись неожиданного света, крабы слегка отхлынули в стороны, и мне, наконец, удалось разглядеть то, что находилось внутри «роя».

Сначала я увидел глаз. Не человеческий, нет. Это был большой темно-коричневый глаз крупного животного. Застывший черный зрачок смотрел на смыкающиеся вверху кроны деревьев, не реагируя на острые крабьи лапки, копошащиеся вокруг. В нос ударил запах тухлятины. Я отбросил палку и попятился. Рвотные позывы вплотную подступили к горлу, и мне еле удалось их сдержать.

Ну, конечно же! Что еще могло привлекать крабов в таком количестве.

Я попытался почти не дышать, чтобы оградить свое обоняние от жуткого трупного запаха, исходящего из недр «роя». Как я мог не чувствовать его раньше?!

Из-под крабьих тел, несколько ниже и левее остекленевшего глаза, обнажилось что-то светлое и длинное. Что-то похожее на… Господи! Это же бивень! Я еще раз окинул взглядом всю огромную тушу, облепленную крабами. Это слон! Это дохлый слон! Меня все-таки вырвало. Мысль об огромной гниющей туше, и копошащихся в ней членистоногих была выше моих сил. Перед глазами поплыли темные круги. Мне хотелось отдышаться, но легкие отказывались принимать насыщенный трупным запахом воздух. Нужно было срочно выбираться на пляж. К морю. Я попятился, было назад, но споткнулся и со всего размаха плюхнулся на спину. Толстый слой прелых листьев самортизировал удар о землю, но дыхание все же перехватило. Несколько секунд я лежал без движения. Где-то вверху среди нежно-зеленых веток порхали красно-оранжевые птицы. Прямо перед глазами пролетела большая фиолетовая бабочка. Стало очень тихо.

Я поднялся на ноги. Рой замер. Крабы застыли с поднятыми вверх клешнями, словно прислушивались.

А мертвый глаз теперь смотрел не вверх на кроны деревьев, он смотрел на меня. Я даже не успел успокоить себя мыслью, что это мне только кажется, что слон и раньше смотрел в мою сторону. Но глаз мигнул. Огромная, погребенная внутри роя туша зашевелилась. Послышался низкий, то ли рев, то ли стон. Чуть ниже бивня показался раскрытый рот, из которого вывалился распухший почти черный язык. Рой снова пришел в движение. Десятки клешней тут же впились в язык, а крабы поменьше полезли прямо в открывшееся горло. Стон поперхнулся и перешел в бульканье. Слон дернулся. Большим толстым хлыстом промелькнул в воздухе хобот. Огромная скрытая внутри роя туша заколыхалась и начала приподниматься. Слон медленно вставал на ноги. Часть крабов не удержалась и посыпалась на вниз. Они шлепались на устланную листьями землю, тут же вскакивали на лапы и опять карабкались по туше вверх. Слону почти удалось подняться на ноги. Хобот взметнулся к нависшим сверху кронам деревьев, и уши заложило от рева. Что это было? Торжество или отчаяние? Скорее всего, отчаяние, потому что в следующую секунду слон повалился вперед, обрушившись на меня огромной гниющей тушей.

Глава 2. Семен Семенович

Лось стоял прямо посреди шоссе. Семен Семенович, со всей силы нажал на тормоз и вывернул руль вправо. Завизжало шинами, затрясло, закрутило, ударило в грудь и наконец затихло. В наступившей тишине стало слышно, как что-то тикает в замолкшем двигателе, и как скрипят успокаивающиеся рессоры. Почему-то вдруг зашипело помехами, а затем заговорило бодрым голосом, молчавшее до этого радио. «Небывалая жара, охватившая весь наш регион, побила новый исторический рекорд! Сегодня ожидается тридцать восемь градусов! Включайте ваши кондиционеры, закрывайте окна и двери и слушайте наше радио!» Семен Семенович поморщился и выключил говоруна ди-джея.

Что это было? Неужели он на мгновение заснул? Лось появился на шоссе словно из ничего.

Прямо перед капотом медленно раскачивалась еловая ветка. Где-то наверху принялся гулко стучать замолкший было дятел. Снова оживились притихшие птицы. Лось равнодушно посмотрел на замерший у края леса «Land Rover», фыркнул, мотнул рогами и скрылся в ельнике на противоположной стороне шоссе. «Вот скотина!» – подумал Семен Семенович, отстегнул ремень безопасности и, открыв дверцу, выполз из автомобиля. Сразу обдало жарким, насыщенным густыми лесными ароматами, воздухом. Конечно, не тридцать восемь, как обещал ди-джей, но тридцать три точно есть. Грудь слегка побаливала от удара, и чтобы глубоко вдохнуть, пришлось сделать над собой некоторое усилие. Лес окружал шоссе с двух сторон, тесно подступая почти к самой обочине. Перед деревьями вдоль дороги шел заросший травой и молодыми елочками земляной вал. Его высота была почти полтора метра. Он-то и спас «Rover» от столкновения с толстенной елью, послужив мягким амортизатором. Семен Семенович обогнул автомобиль спереди и, опершись рукой о капот, внимательно осмотрел возможные повреждения. Повреждений, на первый взгляд, не было. Но зато, откуда ни возьмись, возникла одышка. Может быть, от жары, или как поздняя реакция на стресс. А может быть, это просто возраст и вес. Или, то и другое, и третье. Семен Семенович постоял с полминуты, опершись о капот. Ему представилось улыбающееся лицо жены, словно говорящее: «Ну, ну… Спокойно, Сема, спокойно…» Да, действительно, спокойно Сема. Все обошлось. Дыхание восстановилось. Сердце перестало колотиться. Вот и хорошо. Но, все же, надо бы как-то похудеть…

Сзади просигналил мощный гудок. По шоссе, сбавив ход, приближался большой ярко-красный трейлер с надписью «Кока-Кола». Водитель выглянул в опустившееся окно.

– Все нормально? – крикнул он. – Что случилось? Вы в порядке?

– Да! Все нормально! Спасибо! – махнул рукой дальнобойщику Семен Семенович. Ему вдруг стало неловко.

Водитель фуры кивнул, махнул рукой в ответ и уехал.

«Rover» завелся без проблем, с первого раза. Семен Семенович осторожно сдал назад. Еловая ветка, зацепившаяся за радиатор, вытянулась в струну, а затем пружиной устремилась к самому небу, вызвав небольшой птичий переполох.

Ехать нужно было еще около двадцати минут прямо по шоссе, а затем направо, еще минут пятнадцать по петляющей среди старых елей дороге. Если б Семена Семеновича спросили, что ему нравится в его даче больше всего, он бы не задумываясь ответил: «Дорога». Вид был фантастический. Ели обступали узенькую «двухполоску» так плотно, что местами их наклоненные верхушки переплетались между собой и почти скрывали небо, погружая едущих по дороге путешественников в атмосферу вечерних сумерек даже посреди ясного дня. Казалось, что за окном автомобиля проплывает древний сказочный лес, скрывающий в своих глубинах давно забытые тайны. Впрочем, большинство дачников, проезжающих по этому пути, наверняка с раздражением видели вокруг лишь запущенную чащу, которую неплохо бы проредить, а лучше бы вообще вырубить, чтобы не приходилось включать фары в разгар солнечного дня. Действительно. Наверняка большинство думало именно так. Но, так уж получилось, что Семен Семенович не относился к «большинству». И это хорошо. Иначе бы он не был причислен к категории «Тех Самых», о которых взволнованным шепотом говорят на очередной международной художественной выставке или конференции: «Смотрите! Неужели это он! Не может быть! Тот самый!»

Крупное насекомое, наверное, жук, на скорости шмякнуло о лобовое стекло, расплескав по нему желто-зеленые внутренности и прервав вялое течение мыслей. Автоматически сработали дворники и с легким жужжанием принялись размазывать останки жука по всему стеклу. Пришлось несколько раз брызнуть «омывалкой», чтобы смыть эту дрянь. Вспомнилась история, вычитанная где-то в соцсетях об автоматическом роботе пылесосе, который в отсутствие хозяев весь день размазывал ровным слоем по всей квартире собачьи экскременты. Да-с… До восстания умных машин нам еще далеко. Хотя… Возможно, это и есть начало. Своеобразный «экскрементальный» саботаж! Представились миллионы роботов пылесосов в миллионах квартирах и домах по всей планете, размазывающих собачьи какашки по паркетам, линолеумам, ламинатам и мраморным плитам. Семен Семенович усмехнулся. Какие только глупости не приходят в голову солидному вроде бы человеку.

Тем временем показался долгожданный поворот направо. Под знаком с указателем «Коттеджный поселок «Дубовый Остров» стояла полицейская машина. Полицейских было четверо. Все почему-то в бронежилетах и с короткими автоматами. Один из них, молодой сержант со знакомым лицом, поднял жезл, приказывая остановиться. Семен Семенович включил «поворотник» и припарковался сразу за полицейской машиной. Достал документы, порылся в бардачке, ища страховку, опустил окно и подал все подошедшему сержанту. Остальные трое остались стоять поодаль, наблюдая.

– Здравствуйте, Семен Семенович, – сказал сержант, даже не посмотрев на протянутые документы, но цепко окинув взглядом салон автомобиля. Лицо парня покрывали крупные капельки пота. В бронежилетах было невыносимо жарко.

– День добрый, – кивнул Семен Семенович.

Этого молодого человека он знал хорошо. Последние года три они часто встречались, и на шоссе, и в самом коттеджном поселке.

– Что-то случилось?

– Откройте, пожалуйста, багажник.

Семен Семенович спрятал документы обратно, отстегнул ремень и, открыв дверцу, (сержант предупредительно отступил на пару шагов назад) выбрался из машины. Трое с автоматами поодаль чуть напряглись. Самый высокий из них едва доходил Семену Семеновичу до подбородка. А на вес он наверняка стоил их всех троих… Ну или двоих.

– Видимо, случилось что-то очень серьезное? – снова спросил Семен Семенович, открывая багажник

– Просто будьте осторожны, – нахмурился сержант, окинув взглядом моток троса, компрессор и ящик с инструментами. – Вы же сейчас к себе, в «Дубовый Остров»?

– Да, конечно.

– Как доберетесь, закройте ворота и никуда не выходите.

– Так, что же все-таки…

Но сержант уже приложил руку к козырьку.

– Счастливой дороги! – громко сказал он, а затем шепотом, чтобы не слышали стоящие поодаль. – Запритесь! Контртеррористическая операция.

Семен Семенович растерянно кивнул, закрыл багажник и поспешно вернулся за руль. «Хороший парень этот сержант» – подумалось ему. «Как его имя?» Имени он не вспомнил. А жаль. Больше этого парня живым ему увидеть не удалось.

Сложно сказать, почему коттеджный поселок назвали «Дубовый остров». Дубов там в помине не было. Липы были, клены были, сосны, ели. Ну и понятно, всякие там яблони, груши, смородины. Даже была одна пальма в огромной кадке, которую каждое лето, если оно было жарким, выставлял на своем участке сосед, военный на пенсии. Однажды, от сильного ветра пальма опрокинулась и вывалилась из кадки, и Семен Семенович помогал соседу устанавливать ее заново.

Путь через «темный таинственный лес» прошел незаметно, деревья расступились и открылся великолепный вид на реку и на поселок. «Rover» быстро спустился в низину и уже через минуту катил по главной улице. Миновал обычно переполненную, а теперь полупустую стоянку возле местного «Супермаркета». Видимо, жара уже всех доканала, и жителям было лень выходить из домов. Проехал по пустынной улице мимо безлюдного мини-парка с детской площадкой. Детей на площадке не было. Была только беспородная лохматая собака. Она сидела в тени от карусели и тяжело дышала, вывалив почти до самой земли розовый язык. Кто-то заботливо поставил рядом таз с водой.

Дом Семена Семеновича находился почти на самом краю поселка. Дальше был только большой пустующий участок с заросшим садом и заброшенным недостроенным коттеджем. Семен Семенович давно положил на него глаз, но хозяин долгое время не соглашался продавать, видимо, хотел достраивать, но, наконец, сдался и передумал.

Но не соседский участок занимал сегодня мысли Семена Семеновича. Было дело более важное, более глобальное, что ли… Означающее и символизирующее крутой поворот в его жизни. А когда тебе шестьдесят пять, крутые повороты – это нечто из ряда вон выходящее.

Семен Семенович остановил «Rover» у ворот, нажал на кнопочку пульта, и пока гаражные ворота медленно ползли вверх, промотал в голове порядок запланированных действий. Порядок был очень простым. Первое – подняться на чердак. Второе – убрать с чердака все лишнее и ненужное. «Подняться» – даже для его габаритов и возраста было несложно. А вот остальное…

Гаражные ворота наконец открылись, и «Rover» заехал внутрь, в тень и прохладу.

– Привет, Семеныч, – услышал он, когда, хлопнув дверцей автомобиля, уже хотел закрывать ворота. Перед входом в гараж стоял сосед. Тот самый, что держал пальму в кадке на своем участке. Военный пенсионер был в шортах со странным рисунком и гавайской рубашке. На голове ярко-синяя бейсболка с американским флагом, на носу темные очки.

– День добрый, – отозвался Семен Семенович как можно приветливей, хотя разговаривать ему сейчас совсем не хотелось.

– Адское пекло просто. Градусов тридцать пять, – продолжил сосед.

– Тридцать семь! В машине термометр показывал тридцать семь за бортом.

– Отродясь такого не было… и вот опять, – хохотнул сосед. – Может быть, «по пивку»? Я привез свежего, холодного. И моих, как раз нет! Да и твоих, как я вижу, тоже!

Сосед задорно подмигнул. Предложение было заманчивым. После случая с упавшей пальмой они заметно сблизились и время от времени посиживали на веранде военного пенсионера за двумя-тремя кружками пива. И если бы не важное дело, ожидающее на чердаке, Семен Семенович обязательно б согласился.

– Спасибо, Сергей Петрович, – вздохнул он. – Но сейчас никак не могу. Мои вечером приезжают, а я обещал на чердаке прибрать. Давайте позже.

– Позже, – поморщился сосед. – Ну, смотри! Только не затягивай. Пиво имеет свойство заканчиваться.

И Сергей Петрович снова хохотнул.

– Я ворота запирать не буду, – сказал он, уже уходя. – Как закончишь, заходи.

– Зайду, – пообещал Семен Семенович. И когда сосед уже скрылся из виду, вдруг вспомнил предупреждение сержанта, держать ворота закрытыми. Как будто что-то здесь может произойти, в этом вымершем от жары мире. Но какое-то шестое чувство заставило его выглянуть из гаража.

– Сергей! – крикнул он вслед уходящему соседу. Но тот махнул рукой и уже скрылся за воротами своего коттеджа. Бежать следом через солнцепек не хотелось. Позвоню, как поднимусь наверх, решил Семен Семенович. Закрыл гаражные ворота и распахнул дверь ведущую в дом.

Все дома, простоявшие пустыми пусть даже несколько дней, приобретали, по мнению Семена Семеновича, особую атмосферу. Атмосферу «пустого дома». И если в такой дом войти осторожно, потихоньку, чтобы не вспугнуть его, не растревожить, то можно услышать, а вернее, почувствовать, особую никому не заметную вибрацию стен, неразличимый скрип деревянных балок, шелест воды в трубах и легкое дыхание едва ощутимого ветерка, свободно гуляющего из одной комнаты в другую, спускающегося в подвал и поднимающегося до самого чердака.

«Ну здравствуй,» – мысленно сказал Семен Семенович Дому. «Здравствуй,» – ответил Дом колыханием занавесок. Это система кондиционирования, обнаружив присутствие человека, изменила свою работу с режима «сон» в режим «комфорт». Несмотря на тридцати семиградусную жару снаружи, в доме было прохладно. Семен Семенович заглянул в холодильник, налил себе ледяной колы и с наслаждением выпил. Налил еще, отпил половину и поставил стакан на стол. Что ж, теперь он готов к выполнению плана. Часть первая – подняться на чердак! И Семен Семенович поднялся. По винтовой лестнице от большой гостиной с камином внизу, минуя кабинет и спальни, до самого верха. Перед дверью на чердак он остановился, постоял секунду-другую, решительно взялся за ручку, повернул, шагнул вперед и замер. Как это было с ним всегда, когда он заходил в свою «Святая Святых», в свою Мастерскую. Здесь он всегда забывал обо всем, здесь внешний мир не имел никакого значения и словно переставал существовать. Здесь рождались картины, прославившие Семена Семеновича на всю Европу, давшие ему известность и приличное благосостояние. Но дело даже не в этом. Здесь рождались картины, которыми он жил, которые были частью его жизни, которые были им самим. Да, здесь он забывал обо всем. Забыл и на этот раз. О том, что хотел предупредить соседа не оставлять ворота открытыми.

Глава 3. Остров. Зеленый сектор. Начало второго периода

Птицы кричали как сумасшедшие, волны с равномерным шелестом набегали на берег, солнце, пробиваясь сквозь незакрытые жалюзи, слепило глаза. Я лежал на кровати в своем бунгало. Голова раскалывалась, во рту пересохло, все тело болело. Немудрено. Как я вообще выжил после того, как на меня обрушилась многотонная разлагающаяся туша. Мысль про многотонную тушу, разумеется, была ироничной. Не нужно было долго гадать отчего раскалывается голова.

Я приподнялся на локте и огляделся. Все вокруг было идеально. Столик с фруктами, который раньше стоял у окна, теперь находился рядом с кроватью на расстоянии вытянутой руки. Он был заново накрыт, и теперь, кроме фруктов и булочек, на нем стоял небольшой графин с янтарной жидкостью, стакан из толстого стекла и высокая прозрачная ваза с кубиками льда. Лед только-только начал подтаивать. Как заботливо с их стороны. Я посмотрел на дверь. Дверь была закрыта. Прислушался. Кроме птиц и волн никаких звуков.

Я плеснул виски в стакан и залпом выпил. Бросил в опустевший стакан льда и налил еще. Я не помню, кто я, не знаю, где я, но одно можно сказать точно, с алкоголем у меня проблемы. Можно ли это считать началом процесса воспоминания? Будем считать, что да. Еще один глоток, и боль в голове утихла, хотя тело ломило по-прежнему. Шорты и футболка аккуратно сложенные лежали на уголке кровати. Здесь же лежало большое полотенце с уже знакомым узором из математических формул. Что ж, очень кстати.

Жесткие струи душа приятно массировали голову и плечи. Вода шумела монотонно и успокаивающе, смывая последние остатки ночного кошмара. Голова совсем перестала болеть, и по телу прошла легкая волна расслабления. Только большой шрам вдоль живота чуть ощутимо побаливал. Я вышел из душевой кабины, тщательно вытерся и повесил полотенце рядом с большим зеркалом. Провел ладонью по щетине на подбородке. Побриться, что ли? Бритвенные принадлежности стояли тут же на сверкающей чистотой стеклянной полочке. Да ну… Потом. В спальне негромко звякнула чашка, и в воздухе запахло дразнящим ароматом свежесваренного кофе.

– Доброе утро! – сказал я, выходя из ванной. – Как ваши…

«Дела» я недоговорил. В спальне никого не было. Но на столике у кровати, рядом с фруктами и графином дымилась чашка кофе. Я быстро подошел к двери и распахнул ее.

Шум волн, шелест пальм, запах моря и пустая дорожка. Никого.

За спиной что-то оглушительно заскрежетало, щелкнуло и ударило колокольным звоном. От неожиданности я присел. Все вокруг вдруг стало кристально чистым, резким и отчетливым. Сердце гулко ударило в груди и замерло. Дыхание замедлилось, затаилось. Слух обострился. Стали слышны поскрипывания деревянных бревен, из которых было собрано бунгало, шуршание какого-то зверька, копающего себе норку снаружи, и короткое «тс-с-с…», словно кто-то поспешно приложил палец к губам, требуя тишины.

Я обернулся. Стрелка на часах мелко вибрировала. Еще несколько мгновений назад она была на самом начале зеленого поля, а теперь оказалась на его середине, где-то в районе трех часов. Невидимый механизм еще раз проскрежетал, ударил и стих. И тут же зазвонил телефон у двери. Я перевел дух и снял трубку.

– Слушаю.

В трубке что-то проскрежетало, словно сработал такой же, как и в часах механизм, и бесстрастный автоматический голос сказал: «Внимание! Конец первого периода!» Шипение, щелчки, скрежет. «Внимание! Начинается второй период!» Опять что-то щелкнуло, заскрипело и стихло.

Я повесил трубку и тут же снял ее снова. На этот раз прозвучали обыкновенные длинные гудки. Затем щелчок, и знакомый женский голос на другом конце провода сказал: «Алло».

– Добрый день! Вы просили звонить, если что.

– Вам что-то принести?

– Нет, спасибо. Э… просто кое-что произошло. Часы!

– Часы?

– Да. Стрелка разом скакнула на три часа.

– Понятно. Ничего необычного. Время, отведенное на воспоминание, измеряется не равномерно, а определенными скачками. Видимо, закончился первый период.

– Да. Мне так и сказал… э… автоответчик.

– Значит, у вас все хорошо? Вам ничего не нужно?

– Все хорошо. Спасибо.

– Хороших вам воспоминаний. Звоните.

– Да. Спасибо. До свидания.

Трубка щелкнула и загудела короткими гудками.

Я стоял на берегу по колено в теплой морской воде и смотрел на почти невидимую в прозрачных волнах маленькую медузу. Думалось о том, что моя память сейчас как эта медуза. Вроде бы абсолютная прозрачность и чистота, но стоит извне набежать мелкой ряби, как проступают еле заметные почти неуловимые формы, звуки, запахи. А если море вдруг выбросит прозрачный комочек воспоминаний на горячий песок под обжигающие лучи солнца, то все невидимое в воде, спустя несколько минут, предстает серой скользкой и отвратительной массой.

Чайка громко прокричала у меня над головой, сделала круг и полетела вдоль линии морского прибоя в сторону смутно виднеющегося силуэта соседнего бунгало. Интересно, что там? Такой же, как и я бедолага, терзающий ветхие обрывки своей памяти. Или… Офис для персонала? Должна же где-то моя обворожительная медсестра, или кто она там, прятаться от солнца.

Я заглянул к себе в номер в поисках какого-либо головного убора. Может быть, шляпа какая-нибудь найдется или панама. Солнце поднялось уже достаточно высоко и палило нещадно. Шляпы я не нашел, пришлось обмотать голову полотенцем. Зато обнаружились прекрасные сандалии. Идти по раскаленному песку босиком было бы совершенно невозможно. Из холодильника за барной стойкой я достал бутылочку ледяной колы. Покосился на виски и почему-то остался равнодушен. И правильно. В такую жару виски не к месту. Идти далеко.

Стрелка на цветном циферблате по-прежнему застыла на трех и совершенно не продвинулась за последние полчаса.

Сначала идти было совсем нетрудно. Даже приятно. Я напрасно опасался раскаленного песка, потому как выяснилось, что лучше всего шагать вдоль линии прибоя, где набегающие волны сделали песок плотным и прохладным. Я даже снял ставшие не нужными сандалии и нес их в руке. Одно неудобство, чалма из полотенца постоянно разматывалась и, в конце концов, я просто покрыл им голову как платком. Когда становилось совсем жарко, я мочил полотенце в воде, и на какое-то время делалось легче. Кола была уже совсем не «ледяной», но, когда захотелось пить, она оказалась очень даже кстати. Я отпил половину бутылочки и завернул ее пробкой. Нужно же было еще возвращаться.

Чем больше я приближался к цели своей прогулки, тем больше меня охватывало чувство беспокойства. Что-то с этим бунгало было не так. Спустя еще минут пятнадцать ходьбы, я понял что. Бунгало было заброшено. И очень давно. Часть крыши провалилась, стены тоже. Едва ли я здесь кого-то найду, но не зря же тащился по жаре в такую даль.

Когда-то бунгало было копией моего. Такой же бассейн полумесяцем, такая же дорожка, идущая от моря до самых дверей. Только теперь бассейн зиял пустой бетонной ямой, дорожку занесло песком, а дверей и вовсе не было. Как и части передней стены.

Я подошел ближе. Неудивительно, что все обвалилось. Бревна, из которых были построены стены, настолько истлели от времени, что при прикосновении крошились на мелкую сухую пыль. Внешне они выглядели как бурая губка. Чудо, что вся конструкция еще держала какую-то форму. Сколько времени нужно, чтобы дерево дошло до такого состояния? Сто лет? Тысячу? Похоже, что нечто подобное можно увидеть в музее палеонтологии.

В темноте провала, образовавшегося на месте двери, было сложно что-то рассмотреть. Угадывалась покрытая толстым слоем пыли стойка бара. На краю стойки такая же пыльная бутылка. Разумеется, этикетка не сохранилась, но я сразу понял, что это «Джемисон».

Я прищурился, солнце слепило глаза. Вдруг подумалось, что наверняка там, в провале прохладно. И мне захотелось немедленно шагнуть в тень, в полумрак, чтобы спрятаться от палящего солнца. И я шагнул.

Тень спасла от солнца, но облегчения не принесла. Из темных внутренностей развалин обдало жаром сауны. Пару секунд я стоял, моргая и привыкая к темноте. За спиной шумело море. Кричали чайки. Налево от стойки бара угадывалась кровать. Она едва виднелась под осыпавшимся потолком. Одно из упавших бревен лежало по диагонали и из-под него, из кучи тряпья торчала сухая ветка. Я присмотрелся. Разумеется, это была не ветка. Тонкая иссохшая, идеально мумифицированная в сухой жаре, человеческая рука. Постепенно глаза привыкли к сумраку, и теперь я видел торчащие из-под бревна ноги. Шорты почти совсем истлели от времени, но кое-где угадывался знакомый математический орнамент. Бревно упало прямо на голову лежащего, так что я был избавлен от вида мумифицированного лица. Но тело было видно.