Цикличность

– Четырнадцать?

– Десять, но тем не менее, это десять взрослых людей, рожденных намного раньше войны на западе. Родившихся в разных уголках севера, от Митарра, до Утейла. Вам что-нибудь известно о том, какому из древних богов поклоняются эти люди?

– Сведения о древних культах практически утрачены и туманны. Я ничего у пленных не нашел, никаких документов или книг. Все мои знания о культах почерпнуты мной из библиотеки в Цитадели. А сами они, как вы знаете, удивительно неразговорчивы.

– Сведения скупы, но все же полностью не утрачены. Мы за все время сумели распознать целых пятнадцать культов существовавших в разное время. Знаем немного, еще меньше понимаем. Но какая-то историческая хроника у нас имеется. Пятнадцать культов последовательны по времени и постепенно сменяли друг друга. Нам удалось выяснить, что три культа особенно выделяются во всех документах, можно говорить о них как о изначальных. Именно с них началась эра древних богов, а уже потом с течением времени они трансформировалась и перетекала в новые культы. На последователей одного из трех основных богов вы и напали на севере, именно его последователем был тот изверг с востока. Все эти люди поклоняются существу по имени Ольберт Невидимый.

– Мне это ни о чем не говорит.

– Я понимаю ваше невежество. Для начала скажу, что нас пугает то, что из глубин истории восстал именно культ Ольберта – один из изначальных. Обычно реставрация культов опирается поздних верований и основывается на каких-то найденных трактатах или традициях отдельно взятой деревни. Но реставрация столь древнего культа, почти ничем документально не подкрепленного, а позже вовсе видоизмененного и забытого… Такого мы еще не встречали.

– Я даже не знаю что сказать.

– Пожалуй, сейчас говорить буду только я. И немного отвлекусь. Все знают, что «белые» не просто умирают, их душа растрачивается на чудеса, пока они не высыхают и теряют свою жизнь. Сущность, естество чудотворца развеивается по миру вместе с сотворенными им чудесами. Они теряют душу, они выпадают из нашего бытия. Ибо, как гласит наша, несколько позабытая религия: «Любая тварь, обладающая душой, обязательно переродиться в нашем мире». Я и мои собратья считаем, что это утверждение довольно правдиво. Однако душа «белого», рассеянная в пространстве, лишена возможности переродиться. Как и душа человека высохшего от тяжкого горя. То есть естество сухого гаснет окончательно. Однако, при определенных обстоятельствах иссыхающий не просто исчезает в небытие, а попадает в особенное место.

– Что это за место?

– Согласно легендам, это место создали древние боги, первые из них. Та самая троица, от которых, в дальнейшем, пошли последующие культы. Естественно, никто из живых там не бывал. Мы знаем о нем, только благодаря информации, почерпнутой от поклонников старых богов. С древних языков название этого места можно перевести на современные языки как Кошмар.

Он тяжело вздохнул.

– Роккар, вы намекаете, что я из тех, кто попадет туда? Попаду в Кошмар?

– Поправлю. Вы точно попадете туда. Если говорить просто, туда попадают все те, кто имеет душу, и при этом использовал практики древних культов или участвовал в старых обрядах.

Он в смятении отвел взгляд.

– Но я никогда не… – он замер.

Я мог прочесть ход его мыслей по лицу. Он вспомнил обряды того изверга с востока, те символы что были начертаны кровью на полу в его логове. Все обряды старой веры замкнуты на цифру три, среди символов всегда треугольники, на востоке мужчине требовалось три жертвы для обряда. А значит, адептам на севере тоже нужны были три чудотворца для своего обряда. Двоих он вычислил, а третьим стал сам.

– Вы уже все поняли. Я вижу это по вашему лицу. Два года назад адепты пытались помочь своему Ольберту Невидимому обрести тело. По крайней мере, так мы полагаем. И вы невольно стали частью этого обряда. Очень хитрый план. Мы слишком поздно сумели его раскусить. Мы составили карту их лагерей и алтарей. По ней мы выяснили, что в совокупности все эти постройки представляют собой огромный жертвенный треугольник и скрывают символьную вязь.

Вы стали частью обряда в ту секунду, когда вошли в первое их крупное поселение. Для обряда им нужны были люди, которые умеют использовать свою душу, то есть чудотворцы. Обряд был инициирован, но по какой-то причине у них все разладилось. Счастливая случайность. Тут нам повезло. Ольберт не смог получить телесную оболочку. Но вы, против своей воли, стали частью обряда. Теперь ваша сущность не сможет тихо затеряется в вечности, а попадет в Кошмар.

– А почему я? Ведь у перевала замечено немало чудотворцев-самоучек. Гораздо проще было бы найти третьего самоучку, нежели втягивать во все это «белого».

– Тут у меня нет ответа. Буду честен, этот вопрос и меня сильно волнует.

– Можно ли что-то сделать?

– Ничего. Должен признать, что этот обряд стал самым крупным нашим провалом за всю нашу историю. Ольберт почти прорвал грань между мирами. Вы, уверен, тоже почувствовали на себе влияние Кошмара. Обычные люди ощущают это как необъяснимый, беспричинный страх. Некоторые из моих братьев бывших в ту пору на севере не смогли сопротивляться такому близкому соседству с Кошмаром и потеряли рассудок. А тем временем вера в старых богов лишь набирает силу. И все больше рождается «красных». Кто знает, чем закончится их следующий обряд?

– Это все звучит слишком религиозно, слишком фантастично.

– Согласен. Я сам не считаю их богами. Это какие-то существа, живущие на другой грани реальности. И они, почему-то, собираются прорваться в наш мир. Причем усиленно делают это именно сейчас. Допускаю, что эти существа когда-то давно действительно жили среди людей, и теперь хотят вернуться, я не уверен. Нам очень тяжело понять их естество, ведь приходится прорываться через огромные талмуды религиозного бреда и современные вариации древних верований.

Мы немного помолчали. Я благоразумно молчал. Человек, сидящий напротив рассеяно смотрел куда-то в окно.

– Что меня ждет? – наконец спросил он, хотя уже многое понимал.

– Вас ждет обычная жизнь. Но необычная смерть. Один из нас проследит за тем, чтобы на пути в Кошмар вы ничего не натворили. Ну и за тем, чтобы навстречу вам никто не вырвался.

7. Строккур

«Северяне в ходе «Кровавого похода» на Столицу в 849 году не только окончательно утратили свою независимость, но и лучших своих солдат, лучших сынов севера оставили в столичной земле. Во главе похода стоял Ивар Тагтгрен, главнокомандующий, высокий лорд, хозяин земель граничащих с Металлической долиной, третий в очереди на северный престол. Его участь незавидна была. Ибо мечтал он на поле брани умереть, чего и нам завещал. Но был он подло отравлен послом Столицы. Лорд тяжело умирал пять дней. Последней волей его было – усадить его на коня и отправить прямо к воротам Столицы одного. Но испустил он дух раньше, чем лошадь запрягли. Чудотворцы пытались лгать про болезнь, давно мучавшую Ивара. Врали, что посол прибыл с целью врачевать командира. Но, никто не поверил им. За их подлый удар ужасно страдал посол чудотворцев, а вместе с ним и две деревни подле от Столицы».

Сааво Сказитель «Командиры воинства северного»

862 год со дня Возрождения. Митарр.

Как же холодно, дери тебя за ногу! Митарр – наверно самое холодное место из всех, где мне приходилось служить. А ведь родился-то я намного севернее. Но то ведь долины, там поля кругом. А Митарр – это треклятые ущелье. Я опер алебарду на стену и начал прыгать, размахивая руками. Жуть как холодно! Да еще и форму дают явно слишком легкую по такому-то ветру. Подозреваю, что на этом деле у кого-то появился ценный земельный надел на юге.

Ладно, надо продолжать патруль, а то тут командир стражи просто ненормальный. Да, хлебнул я, конечно, винишка от Копецки. Жалование копейки, да еще и спрашивают в десять раз строже, чем в Столице. Это все оттого что нет четкого порядка! Тут у стражи и служивых один начальник. Командир гарнизона и начальник стражи – один человек. Мол, для северных городов это нормально, ибо после войны полноценный гарнизон тут держать нельзя. А значит и командир гарнизону не положен. Хитро придумано, только вот не жирно ему две зарплаты получать? При этом он именно что военный. Этим лишь бы маршировать, да тренироваться. Ужас! В Столице мы с военными только на парадах встречались. У нас своя казарма в злачном районе, свое дружелюбное начальство. А здесь…

Я, мысленно, беззлобно поругал Мару. Хороша, конечно, чертова. Но стоила она мне службы на «белых». Да пес с ней, со службой. Хорошо хоть жив остался. Глава дозорных вон, поди, до сих пор висит на ветке в той деревеньке, ворон кормит.

Два месяца уж прошло с тех пор как нас рассчитали. Точнее просто выгнали. Могли бы хоть за неделю вперед жалование положить, чтобы от голоду ноги не протянуть. Исан – скупердяй, точно мои денежки прикарманил.

Да пустое все, что теперь горевать. Главное, что я жив, а отряд Веллеса, кстати, все не появляется. Как пить дать застряли у самого перевала, двинуться не могут. А то может и сам Веллес высох. Там среди «белых» такая атмосфера стояла неприятная. Небось, схоронили старика, да побежали все по своим делам в разные стороны. А наемникам уплочено, им плевать куда идти.

Я вот думаю, что правильно сделал, что на север пошел. Этот гад – Исан, небось какую гадость учинит. Какую-нибудь кляузу сочинит для Столичного начальства и нормальной службы уже не жди. Будешь переулок у таверны от блевотины вычищать и радоваться каждому грошу.

Хотя и мы, конечно, еле добрались. Вассе замерз по дороге. Прямо на перевале в озерцо свалился, не сумели отогреть. Парню едва семнадцать исполнилось, жалко было, конечно. А мы с Баарто таки сумели добраться до Митарра. Отсюда официально северные владения начинаются, власть «белых» тут, конечно, абсолютная. Но сами они здесь редко появляются.

Мой товарищ по несчастью – Баарто вообще дальше на север с подвернувшимся вестовым пошел. Я же остался, да в стражу Митарра попросился. Взяли меня с издевательским жалованием. Ну и ладно, главное жрать дают и есть где спать.

Сам Митарр, конечно, скотское место для службы. Холодно здесь и ветра постоянно дуют. Нигде от непогоды не спрячешься, даже в казарме спишь, а ветер снаружи так завывает, аж холодно под толстым одеялом становится.

Перевал к городу узкой долиной открывается. Долина эта в ущелье упирается, в широченное. Прямо посреди ущелья, в одном месте скала большая сохранилась. Тут-то, на этой скале, и устроили Митарр. Только один мост через ущелье переброшен был на юг, так, что с перевала только во внешний город попасть можно. А вот на север из города уже два моста уходят, один из внешнего города, другой из внутреннего.

Ущелье весной водой наполняется, говорят с запада иногда даже корабли приходят. Раньше много тут кораблей было, но, с тех пор как на западе тяжелые времена наступили, всего пару десятков за сезон проплывают. Да и то большинство мимо идут, дальше на восток. А значит без груза, людей везут отчаявшихся.

Да, на западе сейчас несладко. В страже вон половина людей с запада – беженцы. А другая половина с темной биографией, как я. Поэтому наверно и платят нам мало, чтобы не забывались. Армейским вот неплохо платят. Хотя у нас только казармы разные, а так одну лямку тянем.

Я снова попрыгал на месте, стараясь хоть как-то продвинуть кровь в ногах. Бесполезно. Говорят, новичков всегда отправляют в патруль на южную стену внешнего города. Тут всегда зимой ветра с долины дуют. Но жто еще что, сегодня просто холодно. На прошлой неделе метель прям была. Прошел по стене, развернулся, а своих следов уже и не видно.

Я бы и рад в башне у моста на юг отсидеться, согреться. Или еще может какое местечко найти. Да начальник наш, если такое видит, орет как резаный. Если два раза проштрафишься за месяц, жалование режет. На третий отправляет в патруль под землю. У Митарра система подземных ходов, словно муравейник. Дают карту, и идешь в караул на сутки. Ребята говорят, что страх там необъяснимый накатывает, потом неделю нормально спать не можешь. После такого сразу службу свою любить начинаешь и выполняешь все, что командир говорит.

За месяц службы, один раз я уже получил по шапке от начальника. Пытался поскорее свои старые пожитки продать на рынке, что во внешнем городе. Боялся, что заподозрят недоброе. А первые дни, как назло, со службы только поспать и на горшок отпускали. Поэтому я пацана, что у стены терся, попросил мне поспособствовать за пять медяков. А этот оболтус взял и командира привел, сын его оказывается. Так я заработал почетное право быть постоянным соперником начальника в тренировочных боях.

Не считая всего этого, устроился я неплохо. Ребята в страже были сплоченные. Платили мало, да на севере, кроме мехов и вина, особо и покупать то нечего. Так что хорошо устроился, ничего не скажешь. Потом уже можно будет и в армию перевестись и, чем черт не шутит, жениться. А что? Хлеб-то всегда лучше с маслом!

И, я сам не заметил, как доковылял до самой южной башни внешнего города, конца маршрута патруля. Теперь развернуться и опять назад к мосту. Потом обратно. И так еще раз пять, потом меня сменят.

Башня, у которой я сейчас стою, была очень высокой, с большим количеством бойниц. В плохую погоду со стены не видно ее верхушки. С башни же отлично просматривалась долина. Любой, кто перевалил за горную гряду по перевалу, тут же попадал в поле зрения дозорного. И, через секунду, десятки луков будут нацелены на гостей с юга. На случай серьезной осады, на верхней площадке башни всегда были наготове три больших баллисты. Вроде и звонко звучит, да там самый холодный пост в городе. Тем, кто служит при баллистах, единственным во всем Митарре, разрешают утепляться как угодно. Ибо от такого холода и околеть можно. Правду говорю.

Башня эта построена очень удачно, и много раз спасала город в былые времена. Учитывая, что по долине отряды могут одновременно двигаться только цепью, то лучники успеют сильно проредить ряды супостата. Хорошо бы, кстати, лучником заделаться, по крайней мере, всегда сухо. Да вот только с луком не умею обращаться совершенно. Арбалет – еще куда не шло. Но тут, ввиду частых морозов, их не используют.

Может забрести погреться? У ребят всегда есть горячая похлебка. Быстренько перекушу и опять на посту. Они не откажут…

Нет, лучше не рисковать. Командир увидит – шею намылит. Я тяжело вздохнул, еще немного потоптался на месте, надеясь согреться и развернувшись, побрел назад к мосту.

Я отошел от башни шагов на двадцать, как на ней запел рог. Я, конечно, дал осечку в той заброшенной деревне, когда с Марой развлекся, но свою службу знаю хорошо. Я, что есть сил побежал к рогу, что установлен на стене. Пока я бежал, борясь с замершими мышцами, запел рог на башне у ворот. На ходу я всматривался в белизну долины, но со стены пока ничего не было видно. Я добежал до своего рога, и начал сверлить долину взглядом. Глаза уже начали слезиться от сверкающей белизны, когда на самой границе видимости я увидел маленькую черную точку. Теперь и я подул в рог. Почти в унисон со мной отозвался сигнал с другой части стены, что шла справа от моста, если смотреть на перевал.

Вскоре на стену поднялись около двадцати лучников. Все они были оторваны от каких-то своих дел. Кто был заметно заспанным., от кого-то сильно несло хмелем, а кто-то застегивал исподнее прямо на бегу. Все знали, что на Митарр уже много лет никто не нападал. Да уже и не нападет. Недавно северяне подняли восстание, хотели помочь своим родственникам с запада, когда в Терриале бардак начался. Но войска северян через Митарр насквозь прошли и бой приняли гораздо южнее, ближе к Столице. В Митарр потом только раненых свозили с полей брани. Вернее привозили тех счастливцев, кто сумел обратный переход по перевалу выдержать.

Вообще, с тех пор как север потерял независимость, границы размылись. И «Город на скале» перестал представлять какую-то ценность, как в былые времена. Но северяне до сих пор не доверяли новым хозяевам этих земель. Все бывшие города-крепости на границе сохраняли боевую готовность. Правда численность войск в северных городах строго регламентируется Столицей. Отсюда и командир у стражи и солдат один, и учат нас одинаково. Ибо мы, вроде как, и не в счет гарнизона идем по численности, а в бою вполне себе солдаты будем.

Я убедился, что лучники выстроились как подобает и двинул к мосту. По инструкции, мне надлежало встречать гостей именно там. Если начнется осада, мне надлежит вернуться на стену, причем обязательно внутренним коридором. Господи, сколько же всего пришлось здесь учить!?. Даже карту всего города заставили запоминать наизусть.

Эх, а помню, как в Столице все просто было. Идешь по своему маршруту и все. Вас четыре человека, прошли по маршруту и все, свободны на пару часов. Посидели в караулке, поели, отдохнули и пошли опять кружок навернули. Торговца там согнали с неположенного места, задиру дубиной по спине ухнули, благодать. И так до конца смены. Ну, ничего, мертвым еда в горло не лезет, а я жрать люблю.

8. Исан

«Из Терриала в Митарр можно добраться по воде. С марта по май навигация набирает полную силу. По реке Хельдар в эту пору могут пройти даже очень крупные корабли. С мая по июль и пару недель в октябре, в период дождей, этим маршрутом проходят только небольшие суда. Река Хельдар берет свое начало далеко на севере, в ледниках. Затем, в хребтах Сиала ее русло раздваивается. Широкий полноводный рукав ведет к Терриалу и затем уходит дальше на юг, он и несет имя Хельдар. Второе русло, именованное рекой Глубокой, ибо глубоко в ущелье она протекает, менее полноводно и несет свои воды по ущелью в Митарр и дальше. Там, она скрывается подо льдом, а затем, набравшись силы из горных источников, проходит по границе Металлической долины. Много южнее в летнюю пору река вновь становится судоходной и, протекая через всю страну, впадает в Граничное море в городе под названием Оберн. Посему на пути в Митарр суда из Терриала сначала проходят против течения на север до вилки, а затем с быстрым попутным течением и попутным ветром достигают города на скале»

Лукас Алентэр «Судоходство по рекам»

862 год со дня Возрождения. Митарр.

А он выжил! Забыл имя того парня, что блудил с кухаркой, но я полагал, что он замёрзнет в дороге. А нет, жив и здоров. Когда мы проходили по мосту над пропастью, что вел в Митарр, я видел его в числе стражников, встречавших нас. Молодец, и перевал пешком прошел, и даже успел на службу заступить.

Мы же несколько месяцев в условиях жутких лишений шли по перевалу до главной пограничной цитадели северян – Митарра. А ведь не зря предки дали этому городу столь говорящее название – «Проклятая могила». Ведь именно так со старого языка северян переводится название этого города. И если сам город на скале вполне милый и гостеприимный, то ландшафт вокруг полностью обосновывает данное название. А еще и ветра свирепствуют в ущелье практически круглый год, за исключением пары месяцев летом.

Хотя, справедливости ради, название города относится вовсе не к ужасной погоде и не к тяготам пути испытываемым путниками в дороге. В летописях зафиксирован вполне достоверный факт, что катакомбы под городом, уходящие глубоко в скалу, и ныне служившие местным жителям кладбищем, уже существовали на тот момент, когда люди решили основать здесь свой город. Отсюда и пошло название.

Во времена независимого севера люди частенько пытались пробиться вглубь подземелий. Однако ничего ценного там так не обнаружили. Сейчас, в целях безопасности, чудотворцами были замурованы все проходы, ведущие к основанию скалы. Стража ныне ограничиваются редкими патрулями по верхним уровням подземелий. Именно эти тоннели и служат местным жителям кладбищем. Людей хоронят в аккуратно выдолбленных прямо в скале нишах. Судьи рассказывали мне, что для местной стражи патрули под землей это что-то вроде наказания. Суеверные люди чувствуют здесь необъяснимый страх. Но на самом деле тут нет места сверхъестественному, просто перебороть власть мифов и темноту не так-то просто.

А вот для нашего отряда проклятье Митарра перестало быть просто красивой фразой задолго до того, как мы подошли к городским стенам. Ведь пока мы в зимнюю стужу шли по перевалу, потеряли добрых двадцать человек солдат и обслуги.

Каждый из нас, от неграмотного конюха и до видавшего виды командира отряда, задавались одним и тем же вопросом. Зачем мы вообще отправились в путь? Ведь было бы столь разумно просто переждать зиму по другую сторону перевала. Теплые квартиры, хорошая еда, мягкая постель. Но вместо этого мы, почему-то, выбрали голод, зимнюю стужу и тяготы похода. Почему? Что ж обо всем по порядку.

Итак, мы, вопреки погоде, все же сумели тронуться в путь из брошенной деревни, где на нас набрел сухой. Правда, произошло это только по истечении шести дней, с момента казни дозорного. Шли мы медленно, дорога была ужасной, и это вовсе не метафора. Да еще и наемники были ошарашены и расстроены из-за того что пришлось своими руками казнить сослуживца.

Такие решения всегда вселяют ненужный страх в головы подчиненных, но при этом здорово налаживают расшатавшуюся дисциплину. Я чувствовал на своей спине злые взгляды. Видел, что наемники по своему желанию помогают Джессу нести поклажу, когда я должен был приказывать это делать. Я не любил когда меня принимали за изверга, не любил излишний страх среди моих людей. Это может привести к печальной ситуации, когда они побоятся поделиться со мной своими опасениями и это приведет к беде. Но более этого я ненавидел отсутствие дисциплины и порядка. Посему, если я должен стать для этих людей тем, кого они ненавидят и боятся, то я с готовностью сыграю эту роль. К тому же сейчас пойти на попятную – означало проявить слабость, что мгновенно уничтожит меня в глазах отряда.

Так или иначе, мы достигли небольшого города Уимстера в основании перевала еще через пять полных дневных переходов. А холода тем временем уже подступали. Утром лужи на дорогах покрывались тонкой корочкой льда, а изо рта при дыхании вырывался пар. Некоторые военные простудились из-за того, что то шли маршем, постоянно потея, то спали в холодных палатках. С их хворью вполне справлялся Джесс, я лишь держал все под контролем и продолжал делать вид, что мне все равно.

За те пару дней, пока наша партия закупалась провизией в городе и собиралась в путь, ударили уже настоящие морозы. Среди участников похода возникла та легкая, расслабленная атмосфера, когда приходит осознание, что выполнение важного и тяжелого дела откладывается на неопределенный срок. Такое ощущение всегда само собой возникает, когда прибываешь на зимние квартиры.

Все неожиданно осознают, что ничего существенного не произойдет в ближайшие несколько месяцев, и вполне можно насладиться размеренной мирской жизнью. Да и дочери местных крестьян всегда благожелательно стреляют взорами в гостей из Столицы. В тот ясный морозный день я дал командирам распоряжение расселить отряд по домам и готовиться к зиме. Приказ был воспринят с большой радостью и был спешно выполнен. Я, признаться, и сам уже успел прочно обосноваться в доме местного лесоруба. Дом стоял на отшибе, а сам лесоруб был слугой хартии, что вышел на пенсию по выслуге лет, посему нам было о чем посудачить долгими холодными вечерами. Все начали привыкать к обстановке, наемники до отказа заполняли местную таверну, обслуга успела наняться помощниками ремесленникам, местные девушки уже распределили самых видных солдат между собой. И все шло своим чередом, ведь только сумасшедший может пойти по перевалу зимой.

Но в одно, особенно холодное утро, Веллес вызвал меня к себе на разговор. Его разместили в доме купца, который на зиму уезжал в теплые края. Дом стоял в стороне от дороги, спрятанный от посторонних глаз в густом ельнике. Достаточно далеко, чтобы старика никто случайно не потревожил.

Тем утром я еще не вошел в дом, где расположился Веллес, как почувствовал присутствие Кошмара. Так живо я ощущал Кошмар всего пару раз за всю свою жизнь. И надеюсь, что впредь меня ждет не так много подобных встреч, ибо его присутствие всегда тяжело ощущать. Будто темные, холодные щупальца медленно овевают душу и сжимают ее.

Я, еще стоя на пороге, взял меч наизготовку в левую руку. Опасения у меня были вполне обоснованными. Вдруг Веллес только что высох и за ним как раз сейчас явился Кошмар. Если это не так, то такого сильного проявления Кошмара в нашей реальности я еще никогда не чувствовал. Хотя мой опыт в столкновениях с Кошмаром можно смело назвать скромным. По меркам Братства я еще считался достаточно молодым. А, тем временем, меня как будто, то отрывало от земли, то швыряло в стороны. По крайней мере, душа в моем теле совершала именно такие кульбиты. Словно порывы сильного ветра, пронизывали меня холодом насквозь и стремились вырвать душу из моего тела.