«Хроники мертвых городов»

Внезапные грохот и сдавленный крик Грэмма заставили меня сжаться, обхватить Кэрри. Руки Зоуи, холодные, липкие, стиснули мне плечи. Трое, мы стали одним целым, слившись одним объятием друг с другом, словно спрятавшись от происходящего в подвале. Солдат почти справился с поверженным королём убежища. Я закрыла дочери лицо, не желая, чтобы она смотрела, как убивают человека. Потом, возможно, она увидит не один раз подобные сцены, возможно, они станут более жестокими. Сейчас же я не хотела, чтобы Кэрри смотрела.

Ноги Грэмма дрыгались в беззвучном танце. Я не видела его лица из-за спины солдата, который, взяв в захват шею чудовища, сдавил её и не отпускал. Поднялась с кровати, Зоуи попыталась задержать меня. Не знаю, что вело к умирающему негодяю – любопытство или желание убедиться, что Грэмм испустил дух.

Его глаза словно вылезли из орбит, посиневший язык выглядывал из полураскрытого рта, а из уголков губ стекала слюна. Сержант отбросил его от себя, обыскал, вытаскивая из-под грязной униформы пистолет и ключи от двери. Грэмм скорчился в неестественной позе, на когда-то светлых брюках расползалось пятно.

– Уходим, – боец бросил мне связку ключей. – Забери остатки провизии.

Я кивнула, взглянула на Зоуи и направилась в кладовку.

– Эта сволочь обманывал нас?! – завопила я, сбрасывая с полок металлические банки. – Смотрите, Зоуи, Кэрри, тут ещё столько еды!

Солдат медленно вошёл следом и, сжав губы, покачал головой:

– Тут хватило бы надолго. Забирайте, сколько сможете.

Больше всего провизии поместилось в вещевом мешке бойца. Вместе с Зоуи мы стали осматривать комнату, отыскав два рюкзака. В небольшую сумку я сложила воду, Кэрри настаивала, что ей под силу нести несколько бутылок. Ей всего восемь, но за последние недели она повзрослела. Детство осталось в прошлом, там, где война не проехалась болью, криками и смертями, навсегда изранив детскую душу.

– Наверху точно безопасно? – спросила я, прижимая к себе Кэрри.

– Я не знаю, – солдат, нахмурившись, взглянул на меня. – Там у нас есть шанс, и он выше, чем в этом подвале.

– А что если там бродят зомби? – спросила Кэрри. – Ты же защитишь нас?

– Конечно, малышка, – улыбнулся солдат, погладив девочку по голове.

– Но у тебя всего один пистолет, солдат.

– Меня зовут Макс, – он повернул ключ в замке и, сжимая пистолет в руке, толкнул дверь.

«Макс, – решила я про себя. – Всё будет хорошо, если мы будем с ним».

Свежий воздух ударил в лицо. Свет вверху лестницы и тишина. Словно нас никто не мог преследовать или поджидать у выхода.

Ворчание генератора в подвале затихло, лампочка моргнула и погасла. Оставив ключ в замке, Зоуи закрыла дверь. Макс первым осторожно начал подниматься по ступеням. Меня удивляло, что не пахнет гарью, я спрашивала себя, сколько прошло недель, ведь в убежище время текло иначе.

Кэрри сжала мне руку, холодные пальцы с обкусанными ногтями впились в ладонь.

– Не бойся, – шепнула я, пропуская вперёд Зоуи.

Нас встретило безмолвие и тела. Мёртвые тела повсюду.

– Это напоминает какую-то инфекцию, – Зоуи инстинктивно закрыла рот и нос рукой. – Если вирус в воздухе, нас может спасти только чудо.

– Что ты имеешь в виду? – бросила я.

– Если у кого-то из нас иммунитет к этой болезни, тот выживет, но не стоит питать иллюзий, – она серьёзно взглянула на меня. – Нам неизвестно, что произошло. И находиться здесь – риск. Нам неведомо, что это за вирус.

Макс подошёл к одному из мёртвых бойцов, носком ботинка перевернул его на спину, вытащив полные обоймы из жилета. В уголках рта покойника – запёкшаяся кровь. Солдат осмотрел его беглым взглядом, отметив, что не пули убили безымянного сержанта. Отцепил от его пояса рацию.

– Трупы свежие, эти люди погибли пару дней назад. – Один пистолет он сунул в кобуру на поясе, второй – на бедре. Ещё один протянул мне. – Держи, теперь вам придётся тоже защищаться.

Я взяла пистолет в руки, ощущая его тяжесть, его силу убивать и делать тебя сильнее. Сильнее, если ты можешь выстрелить вопреки страху и пониманию, что людей убивать нельзя.

Липкие застывшие лужи крови, чёрные подтёки на скорчившихся в гримасах лицах мертвецов. Некоторые трупы вздулись на солнце, привлекая мух.

Макс подбирал оружие и боеприпасы, жалея, что нельзя взять больше, и, проверяя обоймы, складывал их в рюкзак.

– Мне надо отыскать маму, – я посмотрела на товарищей, – вдруг она жива…

Вместо ответа Макс покачал головой, а Зоуи обняла меня и прошептала:

– Здесь находиться опасно, если кто-то из сумасшедших выжил, они могут напасть на нас. Мне больно говорить тебе, но мамы, наверное, уже нет… В живых…

Сейчас я поняла, что до конца так и не смирилась с потерей, я всё еще верила, что могу спасти её.

– Куда теперь? – спросила я, заметив, как Кэрри поднимает с земли пыльную мягкую игрушку.

Раньше я обязательно отругала бы её, но теперь почему-то промолчала.

Макс вытащил карту, попытался связаться со штабом по рации. Ему ответило гробовое молчание.

– Неужели все мертвы? – удручённо проговорил он.

– Кто-то же должен остаться в живых? – спросила я.

– Наверное, в этом месте из живых никого, кроме нас, и как долго мы протянем, не знаю.

Я не стала задавать вопросов, зная, что солдат приведёт нас в безопасное место. Мы верили ему, потому что больше надеяться было не на кого. Вокруг последствия катастрофы, а как иначе назвать произошедшие события. Дороги, забитые машинами, тут и там трупы людей и животных, птиц. В воздухе витал сладковатый запах разлагающейся плоти. В живых остались только мухи, которые с жадностью въедались в тела мертвецов, откладывали в рыхлую плоть личинки. Мне это напомнило возделывание земли, когда фермер сажает картофель в удобренную почву.

Макс вытащил из рюкзака бандану и протянул мне, чтобы я закрыла лицо Кэрри. Девочка стойко выносила долгий путь, не просила есть или пить. Пока мы находились в зоне поражения, аппетита не появилось ни у кого. Однако, когда мы выбрались к лесу, воздух стал чище. Устроив небольшой привал, Макс, разведя костёр, разогрел банки с тушёнкой. Поев, мы двинулись дальше, следуя за ним.

К вечеру у Зоуи начался озноб. Макс, нахмурившись, порылся в аптечке, лекарств оставалось мало, и в его глазах появилась безнадёжность, я видела это, пусть он и не говорил ничего. Ночью лихорадка заставляла Зоуи трястись, точно через неё всякий раз проходил электрический ток. Испарина покрывала лоб и грудь женщины, облегчения не приходило даже после лошадиной дозы жаропонижающего средства.

– Это инфекция, – тихо сказал Макс, глядя на спящую Кэрри. – Ты – мать и должна понимать, что каждый из нас в опасности.

– Я могу надеяться на тебя, Макс, если со мной что случится? – спросила я, сжав ему руку.

Солдат опустил глаза и повернулся в сторону Кэрри. Вздохнул устало, и я поняла, что он не бросит девочку и на него можно положиться.

– Я не оставлю её, – кивнул Макс.

Сон не хотел приходить, дорога утомила, но больше угнетали мысли. Страх, что я тоже заболею, как Зоуи, заставил кожу покрыться мурашками. Я говорила себе, что должна быть сильной и нельзя сдаваться. Зоуи дышала тяжело, хрипела, словно в её горле что-то застряло. «Что, если она умрёт, – вдруг пронеслось в голове, – что, если мы все погибнем, и Кэрри останется одна»?

Утро принесло плохие вести. Зоуи умерла. В лесу стояла удивительная тишина, будто здесь не было ни одной птицы. Земля в этом месте рыхлая, и нам удалось быстро выкопать могилу. Никто не плакал. Мы приготовились к потерям.

Ничто не предвещало беды, хвойный лес, освещённый солнечными лучами, хранил теплоту и какую-то девственность этого места. Земля, усыпанная пожелтевшими иголками, сквозь которые тянулись к солнцу лесные гвоздики, папоротники и кустарники черники. Кэрри попыталась сорвать манящие спелые ягоды, Макс же резко остановил её.

– После дождя неизвестно, можно их есть или это станет смертельным. Иди лучше ко мне на плечи.

Наконец, за последние недели, на лице дочери я увидела улыбку. Я знала, что серая маска уныния была некой защитой. Подвал стал для Кэрри домом чудовища, которое ждало часа, чтобы расправиться с жертвами.

На следующее утро я поняла, что инфекция началась и у меня, к счастью Кэрри и Макс чувствовали себя хорошо. Вспомнились слова Зоуи об иммунитете к вирусу. Начинающаяся болезнь напоминала грипп – ломота в теле, слабость, повышенная температура. Я не сразу стала говорить Максу и Кэрри, что тоже больна. Аппетит исчез, на привале я отказалась от еды, и Макс понял, смертельная зараза настигла и меня.

– Прости, – почему-то сказала я. Хотела взять его за руку, но что-то заставило меня передумать. – Оставьте меня здесь, я все равно умру.

– Мамочка, – глаза Кэрри наполнились слезами. – Скажи, что это неправда. Ведь ты не умрёшь?

Дочка кинулась мне на шею, и солдат не успел оттащить её.

– Кэрри, я могу заразить тебя, – заплакала я, – а ты… Ты должна жить.

В груди боль разразилась тяжёлым кашлем. Я оттолкнула дочку и согнулась пополам, закрывая ладонью рот. Алые капли крови я не стала показывать никому, вытирая руку о штанины джинсов.

– Идём, мне уже лучше, – попыталась улыбнуться я. – Мало ли, это просто простуда. Так бывает, – я подмигнула Кэрри, понимая, что, возможно, следующий рассвет может стать для меня последним.

Ночь прошла в бреду, я то уходила во мрак, то возвращалась. Ощущая на лице прохладную тряпку, которая казалась самым прекрасным, освежающим в эти часы. Я хотела жить! И не хотела оставить дочь. Судьба, или как назвать злой рок, считали иначе. На следующий день мне стало хуже. Теперь я не могла идти, Макс, сложив еловые ветви, соорудил подобие лежака, развёл костёр, так как мне всё время было холодно.

Дышать сложно, тем более из лекарств почти ничего не оставалось. Макс рассказывал о чём-то, но понимала его плохо, слыша обрывки слов. Головная боль превратилась в огнедышащий вулкан. Видения из проклятого подвала вернулись и терзали меня – смех Грэмма, крики умирающего Ромми, плач Линды и стоны Кайла. Заставляя много пить и глотать оставшиеся таблетки, солдат делал свою работу, а я не думала уже ни о чём, превратившись в сосуд, наполненный болью.

– Мама, смотри, как красиво, – голос Кэрри разбудил меня. Я открыла глаза, впервые ощутив лёгкость в теле. «Неужели, – пронеслось в голове, – жар, кажется, спал, ушла головная боль».

Я посмотрела на розовую полосу в небе. Рассвет расчертил облака словно кистью, густо сдобрив белое кружево небесной синевы алой зарёй. Клюквенный сироп на взбитых сливках стал тусклым, как только солнце поднялось выше. Я искала глазами Макса. «Неужели он оставил нас? Нет, он не поступил бы так».

– Кэрри, как ты себя чувствуешь?

– Всё хорошо, мамочка. – Дочка грустно улыбнулась и обняла меня. В руках та же грязная игрушка, напоминающая то ли зайца, то ли собаку.

– А где Макс?

На мой вопрос она удивлённо приподняла бровки:

– Так вот же он. Перед тобой.

Тревога подкралась тихими шагами. Почему я не вижу его? Почему перед глазами только Кэрри? Он вернётся, он обязательно придёт.

* * *

– Это ничего, Кэрри, – успокаивал солдат девочку. – Я позабочусь о тебе. Я обещал твоей маме.

– Но она же выздоровела?! – не унималась малышка, размазывая слёзы по грязным щекам. Всхлипывала и задыхалась от плача. – Мы тоже умрём?!

– Нет, милая. У нас иммунитет к болезни. Помнишь, доктор Зоуи говорила?

– Нет… – снова заплакала девочка, ударив мужчину кулачками в грудь. – Нет, мы все умрём! Как Зоуи, как мама!

Макс хотел сказать, что перед смертью человеку может стать лучше, но не стал говорить ничего. За этот месяц восьмилетняя Кэрри слишком часто видела смерть. Так часто, что и не каждый взрослый выдержит. «Всё пройдёт, она сильная. Такая же, как…» – солдат вдруг понял, что не может вспомнить имя матери Кэрри.

– Кэрри, как звали твою маму? – спросил Макс.

Захлебываясь слезами, девочка ничего не могла произнести внятно. Солдат соорудил крест на холмике. Вырезав табличку, спросил снова, как имя матери.

– Мне надо знать, какая у тебя фамилия, – грустно улыбнулся он. – Мало ли что, или я буду говорить всем, что ты моя дочка?

Кэрри перестала плакать и вдруг бросилась к Максу на шею, прошептав на ухо:

– Мою маму звали Молли, Молли Хейс. Она самая лучшая мама на свете! Но если ты будешь моим папой, то тоже станешь самым лучшим.

Горячий порыв девочки тронул сердце солдата, он сжал Кэрри в объятиях, ощущая, как комок подкатывает к горлу:

– Конечно, я стану самым лучшим папой на свете.

Выйдя на возвышенность, солдат и маленькая девочка, сжимающая в руках плюшевую игрушку, увидели развороченную железную дорогу. Впереди сошедший с рельс скоростной поезд, напоминающий поверженное чудовище, лежал на боку с разорванным брюхом. На распоротой автомобильной трассе – перевёрнутый автомобиль, словно раненый гигантский жук, не сумевший подняться на лапы. Тела, занесённые пылью, и серая трава, покрытая сажей.

Вдали виднелся горящий мегаполис. Огонь сожрал большую его часть, и пламя не выпускало из жарких объятий охваченный пожаром деловой центр. Обуглившиеся макушки небоскрёбов смотрели в небо, которое стало серым. Копоть и дым окрасили городской пейзаж в чёрно-белые тона. Красные всполохи яркими мазками вырывались из серых зданий, делая картину похожей на сюрреалистический пейзаж.

Кэрри сделала несколько шагов вперёд. Макс остановился и наблюдал за девочкой. Ему не хотелось идти в мрачные руины некогда сверкающего стёклами, металлом и рекламой мегаполиса.

Внезапный порыв ветра принёс запах гари, Кэрри обернулась и побежала к Максу, бросив мягкую игрушку. Он подхватил девочку на руки, прижимая к груди. Теперь им предстоял сложный путь. Хотя Кэрри сделала выбор, доверчиво прижимаясь к груди сурового мужчины, сердце которого дрогнуло. Он всегда был готов защищать слабых.

– Не беспокойся, малышка. Я научу тебя не бояться и стать сильной.

– Хорошо, Макс, я верю тебе.

Анастасия Венецианова

Автор текста не намерен нарушать авторские права обладателя иллюстрации

ПАРАЛЛЕЛЬ

Закатное солнце золотой рекой струилось с небес, кутая городские небоскрёбы в блестящую мантию. Стёкла высоток отбрасывали множество бликов, выкладывая из серебристой мозаики причудливые узоры на мостовых. Среди этого великолепия то тут, то там вспыхивали изумрудными отблесками парки города.

Но Том не мог видеть всей этой красоты из окна маленькой комнатки в старой квартире. Дом, где он жил, располагался в полуразрушенных трущобах на окраине города. Сюда пробирались только тонкие блёклые ниточки света, а в тусклых стёклах серело небо. Или эта серость плыла перед глазами из-за слёз, текущих потоком? Да, Том плакал. Это совсем не украшало его, как будущего мужчину, но на душе у подростка становилось легче.

Четырнадцать лет… Время, когда все ребята хвастаются друг перед другом своими достижениями, победами, умениями. И каждый из них говорит: «Меня этому научил отец!» Том старался не ввязываться в склоки, но тщеславные одноклассники каждый раз норовили поддеть его. «Хиляк! Маменькин сынок! Безотцовщина!» – обзывательства и унижения лились на Тома, словно грязь из помойного ведра.

А в этот день он ещё и подрался. Не выдержал больше нападок, бездумно кинулся на толпу обидчиков, словно волчонок. Его повалили на землю и жестоко избили. Домой парень добрался еле-еле, прячась по подворотням и скрывая разбитый нос за капюшоном разорванной куртки.

Матери дома не оказалось. Видно, ушла снова по своим делам. Но это и к лучшему – понимания между ними никогда не было.

Из кухни раздавался звон и тихий голос – бабушка мыла посуду и напевала. Том удивлялся её жизнелюбию и необъятной радости. Всю свою жизнь она прожила здесь, в тесной квартирке не самого благополучного района, и чего только не повидала в своей жизни, при этом всегда оставаясь всё такой же весёлой. Том уважал эту сильную женщину с ласковым взглядом голубых глаз и гордился, что у него есть такая бабушка. Однако сейчас он не хотел, чтобы его кто-то видел, тем более любимая бабуля.

Проскользнув в комнату, юноша запер дверь на щеколду и повалился на кровать прямо в одежде. Слёзы, катившиеся из глаз, смешивались с кровью и текли на подушку, пачкая наволочку.

Том не заметил, как уснул. Разбудил его настойчивый стук в дверь и обеспокоенный голос бабушки. Нехотя парень встал с кровати, мимоходом подумав, что ему достанется от матери за перепачканную постель.

– Том, у тебя что-то случилось? Вот уже час, как ты не выходишь… – старушка замерла у порога. – Том, что с тобой?

В голубых глазах не было страха, жалости и тем более злости, только желание помочь.

– Я не сдержался, – юноша опустился на стул. – Не смог больше молчать, – он непроизвольно сжимал кулаки, стараясь унять разгоревшееся от воспоминаний негодование. – Разве я виноват, что мой отец бросил нас? – выкрикнул парень в лицо женщине.

Слёзы снова полились рекой, заныл распухший нос. Но боль теперь перекрывало отчаяние и злость.

– Идём-ка на кухню, – бабушка мягко приобняла Тома. – Нам есть о чём поговорить.

Старушка шустро собрала с кровати постельное бельё и вышла из комнаты.

Когда Том, немного успокоившись, вошёл на кухню, на столе уже стояли две чашки с ароматным чаем и его любимое малиновое варенье.

– Присядь, надо обработать раны, – бабуля тепло улыбнулась, но в её глазах застыло неясное чувство – то ли огорчение, то ли разочарование.

Перекись водорода нещадно обжигала ссадину на переносице, но Том мужественно терпел. Хватит слёз! Они ничего не решают. Только приносят из глубины души дурные чувства, как море, выталкивающее мусор из своих недр.

– Я обидел тебя? – юноша виновато взглянул на бабушку.

Она ничего не ответила, вздохнула, убрала аптечку и присела за стол рядом с внуком.

– Твой отец не бросал вас, – произнесла, глядя в глубину чашки. – Ему пришлось оставить этот мир…

– Он умер?

– Я не знаю, жив ли он теперь…

– Бабушка, расскажи мне! Я хочу всё знать.

Женщина вновь вздохнула, помолчала, словно раздумывая.

– Об этом нельзя говорить вот так… Но… Ты должен знать, – теперь родные глаза смотрели на Тома, казалось, заглядывали прямо в его душу.

Юноша затаил дыхание.

– Ты помнишь дедушку Питера?

– Конечно, он был такой весельчак, – парень улыбнулся.

– Да, весельчак и мечтатель. Наш сын вырос точной его копией…

Старушка вздохнула, сделала глоток из чашки.

– В то время Питер и твой отец вместе работали в одной компании. В стране был кризис, мест не хватало. Мойщики стёкол – не самая престижная работа, – бабушка горько усмехнулась, – но ни твой отец, ни твой дед не брезговали таким заработком. И вот однажды им поступил заказ вымыть окна на самом высоком здании Нью-Йорка. Когда работа была закончена, Питер предложил ещё раз подняться на самый верх и с крыши здания полюбоваться окрестностями города. Твой отец не возражал – когда ещё сможешь увидеть Нью-Йорк с высоты птичьего полёта?

Закат казался невероятно красивым! Океан, пропитанный солнцем, отражал в воде его золотые лучи. Город лежал перед ними, как на ладони. И в этот момент твой отец заметил воздушный шар. Сначала мужчины подумали, что он небольшого размера, но потом увидели, что тот парит очень высоко.

«Кто же рискнул так высоко подняться? – изумился твой отец. – Похоже, он летит даже выше самолёта!

– Интересно, что потерял аэронавт на такой высоте? – некоторое время они наблюдали за полётом, потом отец слегка дёрнул сына за рукав: – Идём уже, нас ждут дома.

– Иди, отец, я сейчас».

Выходя из здания, Питер увидел скользящую по мостовой огромную тень. Подняв голову, он изумлённо ахнул – воздушный шар завис возле крыши небоскрёба. Удивительным было то, что люди вокруг вели себя так, словно каждый день видели швартующиеся к высоткам аэростаты. Твой дедушка бросился обратно. Когда он вышел из двери, ведущей на крышу, то увидел, что сын разговаривает с каким-то седовласым человеком. Питер спрятался за трубу и прислушался.

«Значит, ты хочешь увидеть, что там за облаками? Хочешь посмотреть на наш мир? – голос незнакомца звучал плавно. – И… Хочешь управлять воздушным шаром?

– Да! Очень хочу!»

Глаза твоего отца горели диким огнём.

«Хорошо. Но если ты полетишь с нами, то сюда уже не вернёшься. Ты согласен?»

Питер хотел подбежать к сыну, отговорить его от неразумного решения, но, пока он подбирал нужные слова, чтобы отговорить сына от неразумного решения, щёлкнула дверца гондолы и раздалось шипение форсунок. Твой дедушка выскочил из укрытия, но на крыше уже никого не было. На площадке лежало оставленное сыном снаряжение и записка, чёркнутая второпях.

Том слушал рассказ бабушки приоткрыв рот. Такие приключения казались невероятными.

– Вот… – женщина протянула небольшой тетрадный листок.

«Отец, прости меня, но я давно мечтал о путешествиях. В нашем мире с нашими деньгами это вряд ли возможно… Кажется, судьба подарила мне шанс увидеть другую вселенную».

Утром твоего дедушку нашли на крыше небоскрёба без сознания. Он долго болел, тоскуя по сыну, и эту историю рассказал только мне, понимая, что больше ему никто не поверит…

– Но ведь это правда, бабушка? – глаза Тома искрились лучиками любопытства.

– Конечно, правда, дорогой, – мягко улыбнулась старушка.

Хлопнула входная дверь, и из коридора раздался голос матери:

– Том, ты дома? Помоги! Юноша выскочил из кухни, подошёл торопливо.

– Мама, мой отец лётчик, – сказал он полуутвердительно. – Он летает на воздушном шаре!

– Ага, лётчик-залётчик, – усмехнулась Марта, вытащив из пакета бутылку пива. – Это мигом в холодильник поставь, а матери холодненького принеси.

– Заканчивала бы ты пить… – бабушка оперлась о дверной косяк. – А ты не лезь! Это моя жизнь и мой ребёнок! Скажи спасибо, что я не выгнала тебя, когда твой муж коньки отбросил!

– Вообще-то это мой дом, – твёрдо ответила старушка.

– Доля твоего сына по закону принадлежит мне! А тебе недолго куковать осталось.

– Мама! – Том выступил вперёд.

– Что «мама»? – карие, уже чуть захмелевшие глаза Марты воззрились на сына. – А это что? – она схватила юношу за подбородок. – У тебя нос разбит. Ты подрался?

– Я… Упал… – тихо отозвался парень.

– Врать мне вздумал? – рука женщины откинула голову мальчика. – Врать? Мне? Матери своей! – Марта вновь повернулась к старушке. – Это всё из-за тебя! И из-за твоего сынка, который нас бросил! Парень теперь без отца уголовником растёт!

Разразился нешуточный скандал. Кричала в основном мать, а бабушка лишь твёрдо стояла на своём. Том закрылся в своей комнате, хотя ему ужасно хотелось сбежать, но волнение за бабушку не позволяло сделать этого прямо сейчас.

К ночи все звуки в доме затихли. Мать, осушив три бутылки пива, завалилась спать. Бабушка в своей комнате тихо постукивала спицами. Том знал, что вязание помогает ей справиться со всеми переживаниями.

– Бабуль, – парень заглянул в уютную комнатку, освещённую жёлтым светом лампы. – Ты как?

– Ничего, – старушка улыбнулась, – всё в порядке.

– Я зашёл пожелать спокойной ночи.

– Иди, я поцелую тебя, – бабушка протянула руки. – Мой дорогой Том. Спокойной ночи.

Полная луна пыталась пробраться в окно, но плотные шторы мешали её вторжению. Сон не шёл. Том лежал на кровати и вспоминал историю, рассказанную бабушкой. А вдруг и ему повезёт увидеть воздушный шар и улететь из этого мира навсегда? Может, он встретит там отца? Решение далось с трудом – юноша переживал за бабушку. Однако он был уверен, что она поймёт его. И если бы знала, что он задумал, то наверняка поддержала бы. Парень хотел оставить записку, но побоялся, что её обнаружит мать, и тогда его вмиг найдут и вернут домой. Лучше потом. Он обязательно придумает, как дать о себе знать.

Карманных денег было не слишком много, но имеющейся суммы должно было хватить на проезд в автобусе и метро. Прокравшись на кухню, Том завернул в бумажный пакет несколько бутербродов и сунул в рюкзак бутылку воды. Быстро одевшись, выскользнул из дома ночной тенью.

Проехать в метро не составило труда, но на этом карманные деньги закончились. Оказавшись в центре Нью-Йорка, Том усомнился в своей затее. Где искать здание, с которого город виден как на ладони? Здесь сотни небоскрёбов, какой из них «тот самый»? Вдруг вдалеке что-то сверкнуло. Первые лучи рассветного солнца коснулись окон самого высокого строения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.