Колорады

  В голове был теперь ее образ, ее горящие глаза, ее улыбка, ее ямочки на щеках, ее длинная шея, ее темная коса и мушка над губой.

Кольцо бабы Нади, уложенное мне тайком, я обнаружил в кармане уже на подступах к самой горячей точке после псевдо-перемирия. Со всех сторон наши палили по старому терминалу аэропорта. Оттуда летела «обратка». Наводчики подожгли из «подствольника» старый «рено» для ориентира.

Канонада не стихала. Мы подбирались к ближнему сектору обстрела, неся на себе миномет, гранатометы «Мухи» и ящик с патронами для АК47. На втором этаже девятиэтажки, пока бежали вверх по лестнице, встретили нестарую женщину в платке в потертом розовом пальто. Спросили, чего она здесь, чего не эвакуировалась. А она в ответ:

– Я свое отбоялась, милок! Идите, куда хотите, а я отсюда ни ногой. Разве что в могилу.

– Подвал тут хотя бы есть? – спросил я. В ответ тишина. – Уведи мамашу от греха подальше!

Паренек из расчета взял было женщину за локоть, но она резко одернула, прошипела что-то и шмыгнула в свою квартирку…

«Да…– подумалось мне, – Сам черт ногу сломит, когда начнет уговаривать наших баб выжить.» Времени на уговоры упертой мадам не было, надо было закрепиться на самой выгодной точке и выполнять приказ.

Мы прикрывали бойцов с шевронами «Спарта», которые штурмовали терминал, используя передвижную технику, и лучшая точка для выполнения этой задачи находилась на крыше жилого дома. Война и сострадание – самый нелепый альянс…

Укропы деблокировали котел и отправили к обороняющимся «вийсковым» механизированную колонну из танков и "Нонн ". Моим двум расчетам, засевшим на крыше полуразрушенного жилого дома, была поставлена задача утюжить квадрат, где предположительно засели украинская аэромобильная часть и правосеки. С собой у нас было кассет пять по четыре мины в каждой. Информация о присутствии иностранных спецов в аэропорту пока не подтвердилась, но теперь казалась все правдоподобнее. Разглядеть что-то даже в бинокль не представлялось возможным.

Стихло все так же стремительно, как началась атака. Мы свой боекомплект отстреляли. У обороняющихся хватало провизии и боеприпасов. Все были уверены, что в старом терминале есть катакомбы, ведущие к контролируемому укропами населенному пункту. Отсюда стойкость «киборгов». Затишья сменялись перестрелками. Кругом торчали наши флаги, но вылазки врага и его непрекращающееся ожесточенное сопротивление ставили крест на заявлениях о контроле над воздушной гаванью.

Спускаясь вниз по лестнице, я заметил, что квартира, куда шмыгнула упрямая гражданка в розовом пальто, открыта. Замок выбило ударной волной. Я вошел. Как обычно, тихо. То, что я увидел, меня поразило не на шутку. Мамаша перебинтовывала украинского десантника – форма лежала рядом. Оружия не было. Направив на него дуло автомата, я спросил, не знаю зачем, именно это:

– Ранен серьезно?

– В руку и в плечо. Осколками.

– А вы кто? – обратился я к даме.

– Я мама.

Она смотрела на меня с мольбой. Не с требованием помочь, а именно с мольбой, чтобы я не помешал.

– Аптечка нужна? С антисептиками? – после моего вопроса, мать выдохнула застрявший в груди воздух и произнесла:

– Все, что нужно, я привезла с собой. Я медик по образованию. Из Черновцов. Не трогайте сына, ему всего двадцать лет. Отправили на бойню. Я как узнала, приехала забрать. Сперва в Свято-Иверском монастыре женском приютила игуменья, молилась месяц у иконы Божьей матери, «Вратарницы», ждала вестей, а потом не выдержала. Пошла за ним. И нашла…

– Все хорошо. Никто вам вреда не сделает. Забирайте своего призывника, – кивнул я. – Там машина. Могу отвезти вас до лазарета. Только пусть с головного убора краб снимет с тризубом, сейчас время символов. До Авдеевки вам надо. Там его начальство окопалось. Иначе в дезертиры запишут, в предатели. А так, может отправят в госпиталь в Селидово или в Краснознаменск и комиссуют по ранению.

Женщина мне доверилась, собрала сына, и мы вытащили его с развалин во двор. Я довез мать с раненым сыном до нашего лазарета. Там обещали поставить парня на ноги. Ранение не смертельное. Мать рыдала, обещала отблагодарить, а я думал, как же такое могло случиться со всеми нами… Кто довел до споров о языках два самых близких народа, понимающих друг друга без слов…

Завеса дыма и пыли окутала город. В голове царила такая же черная муть. В этом непролазном болоте уже зрели какие-то планы. И все они были связаны с необходимостью сделать что-то действительно стоящее, чтобы… Помочь захватить стратегически важный объект на плоском возвышающемся плато… Эко я выдал, прям как на докладе! Все перемешалось. Я думал больше о том, как помочь моему новому знакомому Митяю. Чтобы понравиться не только ему, но и его сестре…

Я и предположить не мог, что у меня не было ни единого шанса. Ведь я не ведал, кто стоял на моем пути, и во что мне предстояло ввязаться на Украине. Ну, или в Украине, кому какая приставка нравится! Думал я, что «укроп» ругательство, а потом увидел своими глазами у самых упрямых, идейных пленных хохлов шевроны с укропом и понял, что в политике, и даже на войне, найдется место и юмору. Причем самому пошлому, иначе не до смеха. Тонкий английский тут не приживется.

Глава 4. Украина

Бывший гражданин заморской территории Великобритании Гибралтар, а ныне подданный США, королевства Свазиленд и Бенина, сэр Пол Уайт считал, что он сам себе голова. Во всяком случае, этот человек с растерянным видом гения и электронной сигаретой в зубах, играл такую роль в присутствии «украинских партнеров». Иногда экспромтом, хотя зачастую, когда внезапно подводила интуиция, а этот недостаток являлся самой большой его проблемой, он мог сам себе устроить «экзекуцию».

Тогда Пол прекращал тасовать карточную колоду, опускал ноги со стола и поджимал их в коленках. Спустя мгновение он застегивал нижнюю пуговичку клетчатого твидового пиджака или верхнюю пуговицу камуфляжа-цифры, поправлял поседевший чубчик на практически лысой голове, откашливался и начинал лебезить. Даже перед примитивными украинцами, которых он считал людьми второго сорта, не способными разглядеть за голливудской улыбкой дяди Сэма его хищный оскал.

От их инициативности в эскалации войны зависел очередной транш частных спонсоров, неправительственных организаций или одобренных Конгрессом США ассигнований ЦРУ, что по сути являлось одним и тем же. Уайт лишь подливал масла в огонь, придавал националистам уверенности в мощной поддержке Запада, убеждал в необходимости силового сценария, готовил на убой «пушечное мясо» и строчил аналитические записки в Вашингтон. Такова была его задача всегда и везде.

Уайт славился, как мастер всевозможных презентаций, прирожденный оратор и военный организатор. Здесь, в Украине, он столкнулся с профессиональными вымогателями. Такими же пройдохами, проходимцами, авантюристами, комбинаторами и разводчиками, как и он, только в иной области. Они мнили себя фигурами, не подозревая, что являются лишь пешками на шахматном поле, где инкогнито размещалась и его клетка. Но он хоть отдавал себе отчет в своей несамостоятельности, а они играли в большую политику крошечными мозгами.

На голове всегда короткий полубокс с чубчиком, в осанке подтянутость, во взгляде сосредоточенность. С выправкой кадрового вояки, он смахивал на хозяина жизни, позволяющего себе то небрежность, то педантизм. Профессиональный военный должен уметь расслабляться.

Особый талант изображать хорошую мину при плохой игре в моменты явных фиаско, делали его идеальным переговорщиком даже с весьма эффективными попрошайками. Ему легко было обещать, что Запад поможет. На основании его докладов, конечно же. А как же еще! Ведь к его мнению прислушиваются! Ха-ха… Надо только, чтобы Запад увидел реальное сопротивление, тотальную мобилизацию, и что внутренние ресурсы иссякли…

«Как же они глупы. Мы пришли не созидать, а грабить, – думал Уайт про себя, улыбаясь своим визави в кабинетах киевских спецслужб, Рады, министерства обороны и в губернаторских креслах, – Грабить вас, грабить Европу, расчищать жизненное пространство для англо-саксов, вытесняя неполноценное животное жадное стадо. А финансирование? Да, мне надо, чтобы субсидии шли регулярно. И оседали на моих счетах в Гибралтаре. Распределялись мной, а не вами. В пользу эффективных структур и подразделений. Подотчетным, наиболее лояльным, нацеленным на войну вассалам. Не болтунам, а в пользу банд, вершащих уличный суд, разрушающих устои последних ростков порядка, насаждающих страх и хаос. Ваши коррумпированные схемы стали притчей во языцех. Они не пройдут. Финансирование будет точечным, адресным. Вам будет брошена кость, чтоб вы стояли на задних лапках перед вашими единственными хозяевами, а не маневрировали, как теленок меж сосками двух маток. Ведь такую же кость могут бросить и русские. Надо превратить вас в бешеных псов, не способных думать и выбирать, до слепоты верных своим поводырям!»…

Биография Уайта изобиловала командировками. После отставки из армии и нескольких удачных путчей в банановых республиках он выбил себе должность профессора одного из американских университетов с постоянным контрактом. Но в отличие от своего ученого коллеги по теории управляемого хаоса Стива Манна, Уайт считал себя не теоретиком, а практиком. Уайт четко знал, что ни хваленый и воспетый в Лэнгли стратег Стив Манн, ни Джин Шарп со своими «методами ненасильственной борьбы с авторитарными режимами», ни даже Збигнев Бжезинский с его рафинированной ненавистью к русским, не подозревали, что такое истинная бойня…

Очень скоро от его профессорских услуг отказались. Да и самому ему стало скучно, к тому же он снова стал востребованным сначала в Бенгази, потом в Сирии. Так что его не списали! Там все пошло не совсем гладко, но главный итог – хаос – был именно тем результатом, который устраивал его кураторов. Именно поэтому они отправили Пола в Украину.

Все эти консультанты ЦРУ по цветным революциям не имели ничего общего с его деятельностью, ведь у них никогда не было своей маленькой армии наемников. А ему это удовольствие неограниченной власти периодически перепадало.. И заработать татуировку его «White River» на заплечье было не менее престижно, чем получить зеленый берет.

Подразделение в Украине состояло из американцев, англичан, поляков, шведов, французов, канадцев. Его ребятам на самом деле, хоть Пол вечно твердил о гегемонии Запада в целях всеобщего мира, было плевать на все, кроме денег. И ему это нравилось, и его совершенно не интересовало, на каком языке они разговаривают. Главное, что они блестяще знали язык жестов спецназа, диверсионную работу и могли убивать, кого скажут, из любых видов оружия. А русским языком достаточно было владеть их командиру.

При необходимом обосновании и финансировании Уайт мог привлекать волонтеров со стороны, рекрутируя их в любой точке мира. Хоть девушек. К ним Пол питал особую слабость, и, прячась за лишениями войны, он собственноручно выписывал себе индульгенцию на грех. Ну, и пусть его пасут. Издержки профессии.

Пол лично отбирал в сводные батальоны девушек-добровольцев. И анкеты с каверзными вопросами составлял именно он. Чтобы знать наверняка не только о боевых навыках, идеологической подготовке и способностях к обучению, но и чего ждать от новобранки в интимном смысле.

Лучшие приходили из Прибалтики, он предпочитал биатлонисток… Но самыми красивыми были славянки… Польки, украинки, белоруски… Он с удовольствием вспоминал, как наткнулся на целый украинский гарем в особняке младшего сына Каддафи Сейф-аль-Ислама в Триполи. Девушки попадали к отпрыску диктатора в постель прямо с украинских конкурсов красоты, курируемых украинскими олигархами. Теперь Муаммар Каддафи почил в Лету не без его участия, а в Украине одни олигархи сменились другими, прекратившими балансировать между Востоком и Западом и принявшими сторону его хозяев. Политика!

Переворот изменил расстановку сил, поляризировал стороны конфликта и исключил маневры для компромиссов. Единственное, что осталось неизменным, это красота украинок. Самые красивые теперь были в списках помощников новых феодалов. Нувориши стремились к неограниченной центром властью, к подконтрольным фракциям в верховной Раде. Для этого они взращивали новую элиту в лице полевых командиров собственных мини-армий, откровенных банд с экзотичными этнографическими названиями, и пытались напрямую заигрывать с иностранными эмиссарами. Такими, как Пол.

Однажды узрев огонек в глазах гладко выбритого американца при виде сопровождающих олигархов-губернаторов длинноногих моделей, их помощники начали снабжать его вожделенными телами. В Киеве во время этой странной войны работали ночные клубы, рестораны, СПА, солярии и бич-клубы. Там Уайт загорел и оторвался, как следует, перед тем, как броситься в самое пекло. Но и здесь, в зоне так называемой АТО (анти-террористической операции), новые друзья-олигархи закрывали глаза, если его ребята и нацисты частных батальонов насиловали женщин с освобожденных территорий. Скорее всего, политики и бизнесмены боялись возражать силе. Поэтому они ее ублажали.

И еще одна приятная мелочь. Зная любовь Уайта к покеру, они позволяли ему выигрывать. Выигрывать крупно. Война обогащает.

Конечно, эти преференции солдата удачи были не главной причиной, из-за чего он прибыл в Киев в длительную командировку и очень скоро обосновался в Днепропетровске.

Днепр стал феодальной вотчиной олигарха по фамилии Каломоец, узурпировавшего политическую и военную власть на подконтрольных территориях угрозами, шантажом и убийствами несогласных.

Новая власть Киева была слаба и зависима. Слаба от того, что не понимала, что ее сольют, как только она перестанет выполнять заказ на хаос. Ну, а зависима от тех же самых ребят, от которых зависел и Пол Уайт. Пол пребывал в более выигрышной позиции, так как не имел никаких обязательств перед так называемым народом, и так называемой совестью. Избранный с горем пополам президент затеял какие-то невнятные переговоры к Россией, устроил обмены пленными и, самое опасное, казался склонным к уступкам. Этим он подписывал себе приговор.

Только ястреб устраивал парней с Уолл Стрит, которые печатают деньги. Некоторых из теневого кабинета Пол Уайт знал лично. Когда развалилась Советская Империя, они ссужали Кремль, получая за закрытых аукционах целые отрасли экономики. Но тогда, упиваясь победой, они слишком расслабились, недооценили русских, не довели дело до конца, и теперь пожинают плоды пробуждения спящего медведя.

Настало время исправлять ошибку. Интервенция как способ не годилась, так как Россия окрепла, как никогда. Монополия на единую сверхдержаву закончилась. Русские не так глупы и примитивны, как казалось. Их надо обманывать изощренно. Они выучили на зубок правила игры и тоже научились лукавству. Приходилось действовать, как всегда, чужими руками: стравливая, дезинформируя, подставляя…

Способы обмана созданы издревле. На бумаге они одни, в жизни другие. И смешивать их надо в нужных пропорциях, как ингредиенты коктейля Молотова, причем с правильным фитилем. Чтобы не сжечь самих себя. Возможности трансатлантических монополий по порабощению мира не столь безграничны, а могут и вовсе иссякнуть там, где отчаянные люди готовы сражаться не за деньги, а за идею, из мести или за свое право жить в своем доме.

На Каломойца сделали ставку кураторы Уайта в Лэнгли. Именно в нем увидели самого непримиримого врага Путина, человека, который сжег все мосты и не рассчитывал на снисхождение Кремля. Железной рукой Каломоец загнал инакомыслящих в глубокое подполье, создал и вооружил собственную армию, желающих служить в которой при повальной безработице было хоть отбавляй, а обучать которую возложили на плечи самых обученных зарубежных профи из частных военных компаний. У Уайта снова появилась интересная работа. Негласно его здесь не было. Это означало, что он задержится в Украине надолго.

Правда, было одно но… Интуиция. То, чем Уайт обладал частично, зачастую ошибаясь с прогнозами, хоть и отлично считал карты. Уайт иногда заигрывался, поддавался эйфории, его будоражила кровь и возбуждали женщины, он упивался своей властью, а бывало, даже прогнозируя очевидное фиаско, все же пускался в заведомо ложные авантюры. Так, невзирая на свою осведомленность о том, что утаить от Лэнгли что бы то ни было практически невозможно, он все равно подготовил себе «золотой парашют» и гражданство в нескольких оффшорах, поэтому извлекал материальную выгоду постоянно и, словно заурядный гангстер, мечтал раствориться в никуда после самого крупного дела.

Украина. Днепр. Одесса. Харьков. Люди на площадях. Одни улыбаются и ходят в вышиванках. Другие зовут на помощь Россию и называют первых фашистами. В каждом городе, на каждой улице линия фронта. Она в головах. Никто не говорит о гражданской войне там, где она уже идет. Где люди в милицейской форме опущены, нехорошо молчат, переминаются с ноги на ногу и не отвечают на приветствие «Слава Украине!». Где в подворотнях суд вершат тени в масках. Где в трансформаторных будках нет больше электричества. Как же знаком этот запах Полу. Он одинаков в Африке, в Азии и дошел до Европы… Для него это не стартап, а последний щедевр. Симфония хаоса, которая вознесет его ввысь и умчит в блаженство.

Уайт знал, как белые воротнички шиковуют на перераспределении грантов для оппозиционных фондов стран-изгоев, для карманных СМИ, как назначали и какие деньги тратили на анти-правительственных лидеров. Но защищал то их он, Пол Уайт. Организовывал мятежи он! Снабжал компроматом, кэшем, оружием он! Угрожал и убивал он! Он работал… И это была самая грязная работа. Так что он заслужил разбогатеть.

Глава 5. База

Днепропетровск. Сентябрь 2014. База подготовки «отрядов территориальной обороны»

Уайт ждал одного из лидеров победившего мятежа, названного «Второй оранжевой революцией», потягивая восемнадцатилетний «Чивас». Он то и дело поправлял шерстяную бабочку «жовто-блакитного» цвета, посматривая на свою «счастливую колоду».

Сегодня он играл в покер с представителями подконтрольного губернатору Еврейского конгресса Украины и снова выиграл огромную сумму в местных гривах, на которые лощеные богатеи в смокингах и их уважаемый гость патриотично играли весь день. Уайту тут же обменяли призовые на доллары в ближайшем отделении принадлежащего Каломойцу банка и вынесли туго набитый вещмешок прямо к его «хаммеру», в котором бонусом уже сидела очередная украинская модель из свиты олигарха.

После секса в машине Уайт пребывал в превосходном расположении духа и не захотел менять свое облачение даже перед важной встречей. Его единственный в походном гардеробе клетчатый костюм выглядел слишком неуместно в сравнении с аккуратно сложенным обмундированием, однако не это волновало Уайта.

Осень и начало зимы должны были поставить точку в Минских договоренностях об отводе войск и обмене пленными. Пока русские увязли в эйфории победоносного продвижения луганских и донецких сепаратистов, нужно было действовать. Самым проверенным способом. Уайт разработал четкий план и утвердил его в Лэнгли. Этот хрупкий мир будет сорван раз и навсегда. Но сначала – наживка! Жертвенная пешка, вернее пожертвование…

– Вы опоздали на пять минут, – в шутку возмутился Уайт, когда, наконец, увидел невыспавшегося и небритого Дмитро Ярого в смешной комуфлированной панаме-афганке. Лидер «Right Sector», недавно созданной организации, объединившей украинских наци под новым брендом, новой символикой и стала преторианской гвардией переворота, прибыл прямо с передовой.

– Я находился там, сепары прислали парламентера. Мы не смогли даже приблизиться к их новым блок-постам. Огневая поддержка у них теперь не хуже нашей, армейской. Ватников явно усилили кадровыми. Мы не смогли вызволить своих. Там жуткий котел. Много 200-сотых. Нужен обмен, а уцелевших наших они отлавливают по зеленке и меняют только на деньги.. – отчеканил он раздраженно, но все же улыбнулся в конце фразы желтозубой улыбкой, дополнив ее лукавым прищуром.

– Там вещмешок, о котором мы договорились.

Дмитро увидел опломбированный посольской печатью вещмешок. Уайт сделал это сознательно, чтобы Ярый четко понимал, что в мешке деньги Америки! А не те самые, которые Уайту любезно позволяют выигрывать украинцы. Дядя Сэм не платит, а дает краткосрочные кредиты!

Ярый знал, сколько денег должно быть в мешке, но все же ждал подтверждения.

– Ровно триста тысяч долларов, мы условились об этом, – исправил замешательство Уайт.

– Да, этого хватит на тридцать ребят с двух моих батальонов. На той стороне есть одна лазейка.

– Расскажи мне об этом канале, – настоятельно потребовал Уайт, словно чувствовал свою беспрекословную власть над Ярым.

– Пугач, казачий атаман. Авторитетный у сепаров. Алчный, что нам на руку. Другие кладут сразу, вешают с табличкой «каратель» или «правосек» на соснах. Он вроде дом строит на реке. Так говорит. Поэтому не брезгует нашим баблом. – поведал Ярый. – Иначе бы он даже на контакт не пошел через посыльного этого, юродивого дядю Ваню. Через него разговаривает.

– Ок! В этот раз пойдем у этого Пугача на поводу. Позволим ему заработать на нашей беде. – кивнул Уайт. – Вызволи своих парней. И снова поставь их в строй. Надеюсь, они вернуться невредимыми и продолжат правое дело.

– Они натасканы убивать русских, конечно продолжат, с еще большим упорством.

– Но… Контакт с этим Пугачем не теряй. Он нам пригодится. Он замазан. Этот обмен должен стать последним. И на него я иду только из-за твоих ребят. Не из-за украинских военных. Они не кажутся мне такими благонадежными. Так и до братания у них с русскими дойдет! А исключительно из-за тебя. Ты понимаешь? – Уайт пытался уловить взгляд украинца, но его прищур… За ним скрывалась какая-то недоговоренность. – Я хочу прямого ответа. Так кажется, говорят по-русски. Ты понимаешь, что это будет последний обмен?

– Я все понимаю. И мы делаем все возможное. Как и вы. Я ведь не требую от вас невозможного, например, размовлять на мове, а не на русском— съязвил Дмитро, осмелев в словах и жестах и взяв мешок с деньгами на плечо… – Все дело в Воле. Никто не дает ее народу без крови. Вы далеко. Европа труслива. Мы один на один с медведем. Они, эти солдаты, не хотят стрелять… Не хотят умирать! Да, они могут начать братание. Потому что боятся, что их зароют не героями, а предателями. Что власть в Киеве шаткая. А разве не так это!? Где деньги обещанные!? Не этот мешок от Каломойца, что вы мне передарили, а ваше бабло? Я у Каломойца столько же взял. Он еврей. В три котомки яйца откладывает. Жиды у вас в Штатах, и здесь жиды! Мы нашу революцию не сольем. До последнего будем резать русских, а потом жидов! Пока пусть живут. Не из-за тебя, не из-за них мы воюем! Мы за Украину. Мне самому нужен повод, форс-мажор, чтобы армия не шарахалась из стороны в сторону. Чтобы как мои, как один, чтоб всей душой ненавидели русских! Чтобы были счастливы умереть за Украину!

Уайт не захотел, чтобы последнее слово в разговоре сказал его визави.

– Мы союзники. У нас общий враг. В этом суть. И вам не справиться в одиночку… – Уайт подчеркнуто перешел на Вы, выказав тем самым уважение партнеру, который, похоже, знал намного больше, чем Уайт предполагал, и имел влияние на действующую власть и СБУ. Перед ним был не просто полевой командир, а руководитель крупнейшей в Европе националистической организации с филиалами во всех городах. Да, он знал себе цену и был уверен, что без него не обойтись. Уайт решил не мелочиться с этим парнем впредь и выделять на него вдвое больше предусмотренных средств.

– Ес, сэр! – в шутку щелкнул каблуками Ярый, – Я догадываюсь, о чем вы. Единственная просьба… Когда вы начнете «отрабатывать» наших вояк на следующем обмене, чтобы выдать наш огонь за шквал русских градов, то согласуйте операцию со мной во всех деталях. Так как нет ничего тайного, что не станет явью. И нет ни одного живого, кто не станет мертвым. И желательно, чтобы ваши стрелки не были чернокожими. Лучше, чтоб эту грязную работу выполнил я. Идеально. У меня есть опыт, который применим на этом театре военных действий. Камеры снимут русских, с удостоверениями, на худой конец, с жетонами. Их не жалко. Можно будет легко предположить, что они во взаимодействии с регулярной армией России. А еще лучше, чтобы они были в форме русской десантуры. Надеюсь, для вас это не проблема?

Звучало, как самостоятельно разработанный план. Но это был почти его план. Они мыслили в унисон и жаждали одного. Войны. Уайт оценил все это как хороший знак.

– Я думал, вы случайно узнали об этом мешке от Каломойца, но вы знаете, что происходит в моей голове.

– Я знаю, что вам не справиться в одиночку, – предостерег Ярый. – не жлобитесь с баблом, тогда я вам помогу. А то станете бабл-боем.

– Вы играете в покер?

– Я воюю, а не играю в войну… – Ярый, развернулся, хлопнул дверью и вышел.