Маленький памятник эпохе прозы

А ведь прав, ёлки-палки! Он так долго и витиевато говорил о главном – о свободе. Разве я не хочу именно этого своей дочери? Хочу. Значит, так и будет. Ценой расставания с ней. Но в жизни всё имеет свою цену, не так ли?

– Обещай мне, – заговорила я твёрдым и сердитым голосом, борясь с комом в горле, – что каждое лето она будет приезжать сюда. Нет! Каждые каникулы!

– Летом – точно. В Рождество, Новый год, по-моему, здесь лучше всего! Если захочет, если ей не будет скучно без подруг и компаний – ради бога! Но ты же понимаешь. Все каникулы… Белка, она будет расти – друзья, тусовки, то, сё. Давай ставить реальные задачи. И не реви!

– Я не реву, – пришлось отвернуться к окну и разглядывать парящих невдалеке птиц. Хищные, видимо, добычу высматривают.

– Почему, даже если план идеальный, великолепный, абсолютно складывается и получается, всё равно хочется плакать? Извращение какое-то!

– Эх, ты! Такая взрослая, а такая маленькая и глупенькая. Просто потому, что ничего полностью идеального не бывает. Вот так мир устроен. Идеал недостижим – точка. И ещё, это важно: если ты не планируешь возвращаться в Москву, то продавай сейчас оставшуюся квартиру. Нынче пик цен, дальше неизвестно, но по логике – ничего хорошего. Если согласна, пока что я смогу помочь и сделаю всё сам, без тебя.

Размышляла я всего десять секунд. У меня в Москве больше нет вообще никого. Только квартира. Если уж я не еду с Соней в Лондон, то о какой России может быть речь?

– Продавай.

Неделя бесконечных слёз, после того, как Юра увёз Сонечку. Неделю я не выходила из нашей с ней комнаты. Мне нужно было привыкнуть жить каждый день без неё, без её запаха, голоса. Жить в этой же комнате, где всё согрето её дыханием. Теперь здесь надо было кое-что изменить. Я сделала это сама, только сама и в одиночку.

Монтаж, «склейка». Или рассказ будет бесконечным.

Наши дни. Всё продолжается именно так, как начиналось, как задумывалось. Ничего не меняется, кроме… людей и их возраста.

У Нины тяжёлая гипертония, поэтому я должна следить в оба, чтобы она не напрягалась. А она упрямая, как чёрт! Я наняла уборщицу, так Нина обиделась.

– Может, и кухарку думаешь нанять? – сердито спросила она.

– Может, и найму! – в конце концов, в этом доме я решаю. – Нина, побереги себя, отдыхай!

– Я не собираюсь умирать! – возмутилась та. – У меня прекрасные препараты, они держат давление в узде. Ну, пожалуйста! – она сменила сердитый тон на жалобный. – Не надо кухарку! Для меня готовить – радость!

Ох, Нина. Её сыновья ни разу не приехали навестить мать, хотя она приглашала в гости (скрепя сердце я согласилась на их визит, но никто не приехал). Она звонила в Москву, беспокоилась, как они там, здоровы ли. Они вообще ею не интересовались. Зато умудрились дойти до суда в делёжке между собой оставленной им мамой квартиры! Нина плакала, узнав об этом. Ну, ведь чего проще – пополам! И то не получилось по-людски.

Я смотрела на Нину и не могла взять в толк: как и в чём накосячила эта прекрасная женщина, что у неё выросли два… не очень хороших человека? Не бывает, чтобы у идеальной матери выросло вот такое, где-то спряталась её огромная ошибка. Она сама тоже это понимала и мучилась тем же вопросом. Но мы не могли найти ответа. Мысль о «перелюбила» – глупа и банальна, слишком на поверхности и не убедительна, как мы ни крутили её так и этак. Всё настолько сложно, что простого ответа, возможно и быть не может: и отцовское воспитание, и перелюбила (как один из факторов), и не умела воспитывать правильно – а с чего бы умела? – и много чего ещё. Это единственное, что омрачало Нинину, безусловно, счастливую жизнь здесь.

У меня тоже силы уже не те. В зеркале отражается стройная женщина с огромным количеством мелких морщинок вокруг глаз и совсем не мелких на лбу. Зато у меня не появилось «складок скорби» возле рта, и кончики губ не поплыли вниз, как у многих в моём возрасте. Кто знает, может, папин «медвежонок» и мой Демон сыграли свою роль? Мышцы лица не привыкли к трагической маске, а морщинки вокруг глаз – они от улыбки. Это точно, я проверяла.

Я по-прежнему рыжая, только теперь этот цвет искусственный. По-честному, мои волосы абсолютно седые, и стоит вовремя их не покрасить, как по белоснежным корням прекрасно видно, что ни один волос не сохранил цвета. Так бывает в сорок семь. Говорят, и раньше бывает.

Янеку, прекрасному моему вельможному пану, была дана отставка, когда несколько лет назад он предпринял попытку захвата: приехал без предупреждения с огромным количеством чемоданов и заявил: «Я не могу без тебя, я навсегда». На этом между нами всё и закончилось, уехать ему пришлось на следующий же день.

Теперь у меня есть Поль. Парижанин. Композитор, автор современной музыки, иногда исполняемой симфоническими оркестрами. Музыка, которая не может прокормить, ибо её мало кто слушает и понимает (кстати, я тоже не из числа поклонников), но делающая моего кудрявого, седого, пижонистого Поля счастливым и совершенно очаровательным человеком, рядом с которым всегда и всем весело. На что он живёт? Да на наследство. Он из какой-то уже века два богатой семьи, типичный рантье, увлечённый музыкой. Поль сам спонсирует молодых гениев, помогает им материально и связями. Как его занесло ко мне и с какой стати? Способом «из уст в уста». Где-то в интернете прочитал восторженный отзыв, подумал, почему бы не съездить и не посмотреть на что-то любопытное, решил попробовать, приехал – а тут я. И всё завертелось. Вот уже пять лет мы таким образом «встречаемся». Ну… три раза я ездила к нему в мой любимый Париж, было дело. Но главная наша «база» – «Neiman Dream», по три-четыре раза в год.

Между прочим, в Париже у меня произошла удивительная, немного горькая встреча. Мы с Полем пошли ужинать в один из наших любимых ресторанов. Сделали заказ, ждали, болтали. Неожиданно послышался русскоязычный гомон – в заведение ввалилось сразу человек восемь. Туристы? Вряд ли, ведь ресторан очень недешёвый, тихий, респектабельный. Поль тоже удивлённо поднял брови.

– Никогда здесь такого не было. Ещё не хватало! – недовольно пробормотал он по-французски. Кстати, с некоторых пор я стала понимать французскую речь и потихоньку начинала говорить на этом красивом языке.

И вдруг я услышала ужасно знакомый голос:

– Белла!

Я резко повернула голову и подняла глаза: в двух метрах от меня стоял плешивый и с седой бородкой, но Олег, главный редактор «2FM»! Ну, какой же он всё-таки вахлак: в таком месте – в джинсах и ковбойке.

– Господи! – я вскочила и прижала ладони к лицу.

– Что-то не так? – встревожился Поль, вставая и хмуро глядя на Олега.

– Всё в порядке, дорогой, не волнуйся! – успокоила я его, улыбнувшись. – Старый сослуживец из Москвы.

– Я не ошибся – ты! – Олег резво подпрыгнул ко мне и полез обниматься. – Совсем не изменилась, чертовка! Рыжая ты бестия!

Мне пришлось представить его Полю.

Сослуживец бесцеремонно уселся за наш стол к большому неудовольствию моего кавалера. Заметив это, Олег по-английски пообещал, что всего на минуточку: «Мне всё равно надо к своим». И снова перешёл на русский, уже обращаясь только ко мне:

– Мы тут нашей радийной компашкой. На три дня вырвались… Не-не, не вглядывайся! Никого из тех лет уже не осталось, состав сменился полностью, я один старожил.

Вдруг его взгляд стал хитреньким.

– А что же ты про Мишку не спросишь?

Я вздрогнула так, что на столе звякнули приборы и бокалы.

– А?

Олег рассмеялся.

– Да что ж тебя так дёргает? Двадцать пять лет прошло! Или… не прошло? – он сощурил один глаз, в который мне тут же захотелось въехать кулаком. Я молчала. – Да, я всё знаю. Однажды под Новый год мы с Мишкой хорошо так нагрузились водкой и он давай рыдать и про тебя рассказывать, – я слушала ни жива-ни мертва.

– Он… тоже здесь? – хрипло спросила я, то ли надеясь на положительный ответ, то ли молясь об отрицательном.

– Ну, сказал же, из прежних – только я. Но Мишка до сих пор работает со мной, Беллочка. Видела бы ты его нынче! На что он стал похож! Куда ему до твоего… – он старательно улыбнулся Полю, который ответил кривой раздражённой ухмылкой, – до твоего месье. Знаешь, какой он стал?

– Какой? – прошептала я.

– Лысый, толстый, одышливый, занудливый! – Олег почему-то радостно выкрикивал каждое определение. – Подкаблучник и дачный муж. Да, он теперь ещё и дедушка-дедулечка, старшая дочь вышла замуж и родила ребёнка, представляешь? В общем, выбрось из головы этого горе-героя-любовника. Он, конечно, просчитался: ты потрясающе выглядишь и вообще… Хотя с ним, возможно, стала бы обычной бабой. Как его жена. Но он тебя не забыл, я точно знаю. Вот уверен: приеду, расскажу, как мы встретились, он опять напьётся и рыдать будет, – Олегу почему-то было ужасно весело это всё. Непроходимый какой-то.

Поль многозначительно откашлялся.

– Всё-всё, ухожу, – Олег вскочил и протянул мне руку. Болван. Когда я, смешавшись на секунду, подала ему свою, он наклонился и неуклюже чмокнул её, идиот. – Пока ребята! Беллка, так держать! – и показав большой палец, отвалил, наконец.

– И что это было? – спросил Поль, пока я брезгливо вытирала руку салфеткой.

– Когда-то, сто лет назад в Москве мы вместе работали. Он рассказывал про общих знакомых.

Внутри меня всё дрожало. Мишка – дачный муж, толстый, лысый, дедушка. Враньё! Мой Мишка… мой Мишка – это самая сладкая любовь и нежность, это вечная молодость и неутолимая страсть! Тот Мишка, я люблю тебя по-прежнему! И пусть так и будет.

– Он сказал тебе что-то неприятное? Почему ты загрустила? – заволновался Поль, беря меня за руку. Милый Поль! Я улыбнулась ему и погладила по густой седой гриве.

– Просто воспоминания нахлынули. Ничего, сейчас пройдёт.

Конечно, пройдёт. И ни слова больше о Мишке. Ни слова!

Поль – чудесный мужчина, мне с ним очень хорошо. Надёжно, спокойно. Я прекрасно к нему отношусь!

Он щедрый и меня спонсирует как «благотворителя». Благотворительность для благотворителя. Это он так говорит. Помимо его и Томаса, ещё несколько человек, добившихся успеха, регулярно высылают мне деньги, шлют письма, в которых каждый раз благодарят мой дом, меня и Нину, упоминают о том, что именно в нашем «раю» у них всё начало получаться, что мы обязаны разделить их успех.

– У дома уже есть имя. Можно делать бизнес, – учил меня Юра. – Неужели не хочешь?

А не хочу! Юра вздыхал, но однажды и навсегда я стала получать на свой счёт симпатичную сумму от отца моей единственной дочери, который не должен мне вообще ничего.

Сонечка… Солнышко моё! Живёт в Лондоне, поступила в Оксфорд, где будет учиться на юриста. Юрка молодец, оказался самым лучшим в мире отцом. Мудрым и дальновидным. Ответственным и обязательным: сказал – сделал.

Как я и мечтала когда-то, Соня приезжала ко мне очень часто, поначалу на все школьные каникулы, на Рождество и Новый год, на всё лето. Но со временем, как и предсказывал Юра, кое-что изменилось: Сонечка появлялась у нас реже, но мы с ней всегда были на связи по скайпу, а теперь по вацапу. Из-за неё я завела условную страничку в Фейсбуке, чтобы наблюдать жизнь своей дочки нон-стоп – она у меня увлечённый блогер, много пишет о политике, об экологии и, между прочим, о живописи.

То, чего Юра предсказать не смог: Соня увлечённо рисует! И у неё это отлично получается. Она приезжает ко мне, в том числе и для этого. Теперь у неё есть постоянная, только её комната наверху, в которую мы гостей не пускаем. Пока Сони нет, комната закрыта на ключ, лишь раз в неделю туда заходит уборщица смахнуть пыль, протереть полы и проветрить. В Сониной комнате есть мольберт и всё, что необходимо художнику.

Когда дочь приезжает, то для Нины, по её выражению, начинают светить два солнца, и неизвестно, какое ярче!

– Бабулечка Нина, не подпитывай мою манию величия, она и так ничего себе размеров, – смеётся моё рыжее чудо.

Сонин папа женился, у моей девочки сложились отличные отношения с его молодой женой. Скоро у неё появится братик. А вот Ольга Викторовна, Юрина мама, умерла.

Сонька чудесно рисует животных. Разных – домашних, диких, экзотических. Весь наш дом увешан картинами с Ефимией и Чернышом… Когда Черныша не стало, и появилась Багира, Соня нарисовала три её прекрасных портрета – именно портрета: Багира весьма артистичная кошка, любит позировать и строить разные выражения лица. Соня замечательно ухватывает и отображает её забавные морды.

Кстати, с Людиным Стивом они на связи, много общаются в интернете, а однажды встречались в Лондоне, куда Люда привозила сына. Моя дочь сопровождала их, всё показывала, была гидом и другом.

– Знаешь, мне кажется, они друг другу здорово симпатизируют, – по скайпу сообщила Людка. Ну а что? Почему нет? Кто знает…

И всё было бы прекрасно и удивительно, если бы не случилась эта чёртова пандемия. Третий месяц мы с Ниной совершенно одиноки в нашем любимом доме, и нам уже не хватает гостей – Поля-балагура, Томаса-аристократа, многих других, по кому мы успели соскучиться. И, конечно, рыжего солнышка Сонечки с непременным пятном краски где-нибудь на носу или на лбу, кричащей из своей комнаты в ответ на зов обедать:

– Джаст э момент! Уан минит! Иду-у-у!

В доме тихо, только кошки иногда устраивают весёлый «тыгыдым», даже Ефимия, хотя ей будет уже пятнадцать. Нет, мы с Ниной не унываем, у нас есть интернет и фильмы, книги и карты – дуемся в дурака или в фараона. Гоняем чаи, гуляем, дышим, наслаждаемся.

А Людочка моя как раз в эпицентре научных исследований по клятой «короне». Работает по пятнадцать часов в сутки – ищет спасение для всех нас. Мы договорились, что я её сейчас лишний раз не беспокою, она сама звонит, когда бывает минутка.

– Белочка!

– Людка! Привет! Как ты там?

– Работаем.

– Есть надежда? Ну, хоть какая-то?

– Что значит «какая-то»? – возмущается подруга. – Всё будет хорошо, процесс идёт вовсю! Мы победим, как обычно. Но пока побереги себя, дорогая!

Людка нас всех спасёт, я точно знаю.

Вот уже и май. Всё теплее и теплее с каждым днём. Вроде появляются ободряющие и вселяющие надежду новости. Может, скоро закончится этот кошмар, и всё вернётся в своё русло.

Зато я написала книгу, успела. Когда бы ещё у меня нашлось время и задор для такого? Никогда. Получилось только из-за карантина. То есть, благодаря ему. Будем считать, что время не зря потеряно. Вернее, не потеряно вообще. Хотя бы потому, что в моём «Neiman Dream» это невозможно: любая минута, проведённая здесь, глоток счастья, здоровья и гармонии. Не может быть никакого «зря».

Кстати, мы с Ниной задумали купить в гостиную небольшой рояль. В последнее время у нас часто гостили композиторы. Надо учесть на будущее. Скорое будущее.

Кроме того, в последний раз Сонечка рассказала, что вновь хочет играть. В детстве она училась и прошла курс игры на фортепиано, потом ей надоело, а вот сейчас страстно захотелось снова, потому что…

– Из меня полезли мелодии! – со счастливой мордашкой сообщила дочь, чуть морща от смущения конопатый нос. – Пока я их напеваю на диктофон, но надо же записать, как положено! Мне кажется, мелодии красивые. А, главное, при этом мне становится так хорошо и весело, будто… мне пять лет, и я катаюсь на карусели в парке!

Ну вот. Вот и оно. Передалось дочурке, оказывается.

Конечно, мы купим рояль! И я стану брать уроки вокала.

– Сонь, а ты уверена, что хочешь стать юристом? Рисуешь, музыку сочиняешь…

– О-о-о, мама! Ещё как уверена! Вот увидишь, я стану лучшим адвокатом Лондона – это мечта и цель.

И ведь станет! Лучшим адвокатом Лондона и окрестностей, рисующим на досуге портреты животных и сочиняющим прекрасную музыку, которую исполняют знаменитые оркестры. Человек будущего! Моя София.

Как только закончится карантин, мы с Ниной поедем покупать рояль.

– Какого цвета он должен быть? – морщит лоб Нина, оглядывая нашу обстановку. – Чёрный – не очень, наверное, подходит. Белый?

– Хм. Если исходить из сочетания цветов в нашей гостиной, то… скорее, подойдёт бордовый.

– Ой! А такие разве бывают? – удивляется Нина.

– Будем искать! – улыбаюсь я.

Очень важно не забыть сказать. Недавно я вдруг поняла, что всё мною придуманное, осуществлённое смогло получиться только благодаря девяностым годам, то есть той самой Эпохе прозы. Все тогдашние события и мой личный опыт сделали меня творцом собственного Астероида. Без такого десятилетия вышло бы что-то другое. А мне нравится то, что есть!

Чем же закончить, какими словами? Никак не могу придумать. Впрочем, погодите… Вот оно… Будто специально только что на ум пришло:

Собраться бы где-то на небе всем вместе:

Нам обеим четырнадцать с мамой моею,

И безусый отец с нами в этом же месте,

Где столкнулись мы трое, вопреки Галилею.

Чтоб планета, свернув не туда как-то ночью,

Перепутала в кашу времена, даты, сроки.

И мои все котята – Ефимы и прочие,

В день один рождены драгоценные крохи!

И резвимся мы, молодые, все сразу,

жизни полные, юные звери и люди,

не страшны нам ни смерть, ни война, ни зараза.

Навсегда мы вначале. И всё только будет.

КОНЕЦ

Май 2020 г.