Изнанка правды

Сергей Бакшеев

Изнанка правды

1

На третий день пути спецвагон для заключенных перевалил за Урал. Точнее определить местоположение было трудно, опытные сидельцы угадывали направление по объявлениям дикторов на станциях. Глухая камера-купе отгораживалась от коридора решетчатой дверью, сквозь нее было видно мутное окно, за которым мелькали макушки высоких елей.

Поезд замедлил ход, за стеклом медленно проплыл одинокий столб, железные колеса устало отсчитали последний стык и замерли. Снаружи послышалась невнятная команда, громыхнула сцепка, локомотив дал прощальный гудок, состав двинулся дальше, а вагон для перевозки заключенных остался стоять на дальней платформе.

– Станция конечная, с вещами на выход, – осклабился один из осужденных.

– В колонии жратва горячая будет, – мечтательно отозвался другой.

Дверь вагона открылась, в затхлый смрад тюрьмы на колесах просочился свежий воздух. Сопровождающий караул передал документы новому конвою, сдабривая служебные фразы матом и пошлыми шуточками. Вскоре по коридору прошелся невысокий крепыш в звании старшего лейтенанта, изучая колючим взором прибывший контингент.

На обратном пути он уже командовал:

– Я начальник конвоя Кочанов и довожу до сведения правила. При выкрике фамилии отвечаете «я», по команде выходите с вещами и приседаете на корточки. Вещи ставите вперед, руки на затылок. Смотреть только вниз! Называете свое имя и статью. В случае попытки бегства конвой стреляет без предупреждения!

Сердце Игоря Самсонова предательски ёкнуло, по спине поползли мурашки страха. Сколько он не подхлестывал свою решимость приказами: «я должен, я должен…», вместо них в голове зажужжала назойливая муха: «без предупреждения, стреляет без предупреждения».

Когда он услышал свою фамилию, хрипло выдавил «я», подхватил сумку и засеменил в полусогнутом положении к выходу из вагона. На перроне, прежде чем присесть на корточки, он прочел вывеску на крыше вокзала и бегло осмотрелся. Город Латайск, крупный железнодорожный узел, много путей, за ними нежилые постройки, забор с дырами, за домами просматривается лес. Удачно, что уже смеркается, а освещение имеется только около вокзала.

«Сейчас или никогда, – приказал себя Самсонов. – Решайся!»

Его жестко ткнул конвоир:

– Тебе особое приглашение?

– Осужденный Самсонов Игорь Романович, статья сто пятая, часть первая, – отчеканил арестант, опустившись на корточки в ряд с другими заключенными.

Не поднимая головы, он глянул влево-вправо. С обеих сторон вагона-тюрьмы платформу перегородили вооруженные конвоиры, у одного на поводке брызгала слюной лающая овчарка. Прямо перед ним за платформой имелись еще два пути, далее у бетонного забора находилась накатанная площадка. Судя по треску рации в руках начальника конвоя и его отрывистым командам, туда должны подъехать автозаки. Сейчас машины где-то сзади, пережидают приближающийся поезд.

К нарастающему издалека гулу добавилось едва ощутимое дрожание платформы. На подходе груженый товарняк понял Самсонов. Сердце забилось чаще – лучшего момента не будет! Сидя на корточках, он не мог видеть поезд, только чувствовал его приближение. Зато наблюдал перед собой ноги начальника конвоя. В отличие от конвоиров в служебных берцах, тот был обут в высокие кроссовки на белой подошве. Вызывающа белизна особенно раздражала после смрадного мрака тюремного вагона.

– Урааа! – вдруг вырвалось из глотки Самсонова.

Он вскочил, устремившись вперед, вцепился в начальника и вместе с ним грохнулся с платформы на путь перед поездом. Спонтанный крик бойцов, рвущихся в атаку, мобилизовал его волю. Самсонов упал поверх Кочанова и сразу ощутил незащищенность своей спины – стреляют без предупреждения! Инстинкт сработал мгновенно, он перекатил оглушенного офицера на себя – вот вам, гады!

Мат конвоиров, лай пса, лязг затворов звенели на платформе, но все звуки перекрыл истошный гудок локомотива. Игорь краем глаза видел, что конвоиры в панике и не решаются стрелять, они бы неминуемо попали в начальника. Общую неразбериху усилили заключенные, вдохновленные примером смельчака. Многие вскочили, злорадно загалдели, некоторые под шумок пытались улизнуть, их избивали резиновыми дубинками.

А поезд приближался. Экстренное торможение локомотива дополнило страшную какофонию визгом сотен заблокированных колес, трущихся о раскаленные рельсы. Самсонов лежал на пути поезда и спиной чувствовал нарастающее дрожание шпал. Еще мгновение и…

Тело на нем заворочалось, он увидел расширенные глаза очнувшегося вертухая. Теперь в них не было ни капли заносчивой спеси, только животный страх. На платформе затарабанила автоматная очередь, конвой усмирял зэков, стреляя поверх голов. Додумались спустить овчарку, с бешенным лаем собака спрыгнула вниз.

К дрожанию шпал прибавился набегающий воздушный вал. Пора!

– Я невиновен! – отчаянно выкрикнул Игорь в лицо начальнику, с силой оттолкнул его к платформе на набегавшего пса, а сам перекатился на другую сторону дороги.

В ту же секунду между ними загрохотал длинный состав. Разъяренные конвоиры стали стрелять под колеса поезда в надежде зацепить беглеца, но, кажется, рикошетом уложили овчарку, ее лай захлебнулся.

А зэк уже молотил пятками гравий железной дороги. Подбежав к забору, он оглянулся – остановившийся состав отгораживал его от конвоиров десятками вагонов в обе стороны. Погони пока не наблюдалось, темнело. Нужно пользоваться моментом!

2

В жизни старшего лейтенанта службы исполнения наказаний Дмитрия Кочанова случались неприятные моменты, но такого унижения, как сегодня, он еще не испытывал. Словно его окунули с головой в дерьмо и не дают отмыться. Так и ходишь у всех на виду жалким посмешищем, от которого нос воротят. Вдобавок правое плечо капитально отбито, под лопаткой синячище величиной с Африку, если спину за карту мира считать. Приложил его чертов зэк о рельсы.

Ну, только попадись, падла! Конец тебе!

В таком настроении глубоко за полночь Кочанов вышел из служебной машины около жилой пятиэтажки. Время разносов по телефону закончилось, начальник колонии ждал его с отчетом лично – вон окошко на кухне светится.

Дверь в квартиру открыла супруга начальника: лицо в креме, в глазах презрение, руки в увлажняющих перчатках для омоложения кожи, оплывшее тело стянуто халатом. Старший лейтенант впервые позавидовал бабам, у мужиков от проблем мозги плавятся, а они своими морщинками озабочены. Женщина на приветствие ответила недовольной гримасой и исчезла в комнате.

Кочанов прошел на кухню. Там подполковник Василий Сердюк пил водку, закусывая холодной картошкой со сковородки и солеными огурцами из трехлитровой банки.

Начальник колонии исподлобья покосился на Кочанова, скривил губы, съязвил:

– Ну что, старлей, обрадовать явился?

– Не нашли пока, – устало доложил старший лейтенант, не решаясь сесть без приглашения.

– Не надо было терять! – огрызнулся Сердюк и опустошил стопку водки тягуче, лениво, словно по необходимости.

– Найду и грохну! – пообещал Кочанов, сжав кулак.

– Сразу надо было мочить! Куда стреляли? Только голубей распугали и кобеля ранили.

– Если по-другому, сейчас бы я в траурной рамочке красовался.

Сердюк пошевелил бровями и не стал возражать. Вероятно, предотвращение побега путем героической смерти сотрудника колонии было не худшим вариантом для начальника. Жаль не случилось. За вечер Сердюк уже наорался в телефон, вывалил на подчиненных тонны мата и сейчас чувствовал опустошение в груди, которое никак не заполнялось алкоголем.

– Возьми рюмку, выпей, – предложил он.

Кочанов сел за стол, сразу выпил, сунул руку в банку с солениями и захрустел огурцом:

– Товарищ подполковник, как военные, с постами на дорогах помогут? – спросил он.

– У вояк то учения, то маневры. Болт они положили на наши проблемы, – махнул рукой Сердюк и кивнул на бутылку: – Разливай.

Оба выпили. Кочанов не решался закусывать из сковородки начальника и опять взял огурец. Мысли о беглеце не отпускали его.

– Понять хочу этого дебила. Самсонов первоход, но сразу по сто пятой. Кого он замочил? – поинтересовался старлей, зная, что начальник уже изучил дело осужденного.

– Жену, – брезгливо ответил Сердюк.

– Дело нехитрое, – согласился Кочанов.

– Самсонов москвич, тридцать три года, не из блатных. Менеджер или как там чистоплюи в костюмах называются. Вину не признал, получил девятку.

– Он мне тоже крикнул, что невиновен.

– Их послушать – колонии вообще не нужны. Все, блин, белые и пушистые!

– Да уж, уроды хреновы!

Кочанов кривой усмешкой поддержал шутку начальника. Он жадно смотрел на жаренную картошку, в голодном животе свербело от водки.

– Жри. – Сердюк отодвинул от себя сковородку. – И соображай, что будем делать?

Вилка активно заскрежетала по чугунной сковороде. Кочанов рассуждал, заглатывая картошку:

– Связей у Самсонова здесь нет, укрыться не у кого. Наших вольнонаемных я жестко предупредил, чтобы не впрягались за него. А если что узнают – стуканут, как миленькие.

– Лучше бы он был рецидивистом. – Начальник звучно высморкался и смял салфетку. – От дилетантов неизвестно, чего ожидать.

– Безбашенный он, сука! – Кочанов болезненно пошевелил травмированным плечом. – У меня теперь с ним личные счеты.

– Приметы Самсонова всем разослали. Далеко не уйдет, должен попасться.

– По железке мог улизнуть. Когда мы на станции шмон устроили, выяснилось, что у одного из пассажиров пропала дорожная сумка. Если взял наш беглец, то уже переоделся.

– Одетый он или раздетый – ты должен его найти! – рубанул ладонью о стол Сердюк. – И разобраться с ним так, чтобы другим неповадно было. Ты понял?

– Мечтаю об этом. Возьму двух надежных ребят, мы будем на связи круглосуточно. Чуть что – подъедем куда надо и закроем тему.

– Только по уму все сделай, – зашипел Сердюк, подавшись вперед. – И учти, строгач я тебе уже впаял, а если не найдешь беглеца или еще раз облажаешься, тут уж выговором не отделаешься. Вылетишь без выходного пособия!

– Да его, гада, вот этой рукой! – Кочанов ткнул вилкой в опустевшую сковородку, скосил взгляд на пустую бутылку и потер нос.

– Сейчас найду, – пообещал Сердюк. Он встал, загремел банками в кухонных шкафчиках, ворча под нос: – Да где ж она? Куда спрятала? А, вот!

На шум появилась жена, зло зыркнула на гостя и пригвоздила супруга взглядом, как пикой.

– Куда? Хватит жрать водку, ложись спать.

Она попыталась выхватить у мужа новую бутылку, тот хмурился, не отдавал.

– Что встала? Не мешай! Мы дело обсуждаем.

– Обделались уже! – напирала супруга. – Тебе с утра перед Москвой отчитываться! Не врубаешься? До пенсии дослужи, а потом будешь мне указывать. Хрен я тебя буду содержать, если со службы выгонят!

Аргументы подействовали. Женщина выхватила бутылку, и пихнула мужа в спину:

– Пошел в кровать! – По пути она пнула ногой по стулу, на котором сидел Кочанов: – А ты че расселся?

Грозный начальник, от которого трепетали зэки в колонии, покорно плелся в спальню. Кочанов счел разумным побыстрее исчезнуть.

В школьные годы Дима Кочанов был самым низким мальчиком в классе. Он вечно лез в драку при слове «шкет» или «недоносок», но редко побеждал крупных парней. В юности он понял, что только погоны нивелируют рост в глазах окружающих. Наполеон был маленьким, но великим. Он тоже станет генералом!

Но в военное училище Кочанова не взяли – и все из-за роста, вот же наказание! Пришлось податься во ФСИН, проще говоря в конвоиры. Однако звания охранникам колонии присваивались не так быстро, как хотелось бы, а с учетом сегодняшнего провала он никогда не дождется даже капитанских погон. Эх, невезуха!

А ведь этот гад Самсонов выбрал его, как самого маленького из конвойных. Чтобы наверняка столкнуть небольшого и легкого. Опять его рост подвел. Ну, только попадись, тварь!

Кочанов ударил ногой по машине, будя задремавшего водителя. Вкус водки хотя и ощущался во рту, но драйва в голове не было. Водочка хороша, когда хочешь расслабиться и в постельку. А ему сейчас нужно быть бодрым и собранным, чтобы кровь в жилах кипела, глаза блестели, и рука была твердой. Для этого требуются другие средства – амфетамины.

Он знает, где их взять. У знакомой аптекарши, податливой дурехи, всегда можно разжиться крутыми таблетками для бодрости.

3

Елена Петелина расслабленно легла на пружинящую спинку высокого кресла, сложила руке на животе и окинула взглядом рабочий кабинет. Сколько лет она прослужила здесь следователем? Ой, долго, но все когда-то заканчивается.

Она только что оформила декретный отпуск, сегодня ее последний рабочий день. С одной стороны, она рада новому повороту на жизненном пути, а с другой – опасается: забыла, как рожала, кормила грудью, ухаживала за малышом. Дочь уже школу заканчивает, а она возвращается к исходной точке. Не поздно ли?

На рабочем столе царил необычный порядок: закрытый ноутбук, стопка чистых листов, стакан с карандашами и ни одного уголовного дела – все завалы достались коллегам. Пусть отдуваются.

Елена придвинула листок и стала выводить узоры тонко заточенным карандашом. Рука следовала за настроением, линии получались плавными, напоминавшими то мягкую улыбку ребенка, то профиль живота в разные месяцы беременности. Ей самой хотелось улыбаться.

Безмятежную расслабленность прервал громкий стук, вслед за которым входная дверь кабинета распахнулась. Петелина увидела дежурного, который едва сдерживал молодую женщину.

– Елена Павловна, к вам свидетель по важному делу. Требует срочной встречи, – оправдывался дежурный.

Следователь кивнула, и дежурный впустил взволнованную девушку.

– Какому еще делу? – спросила Елена, присматриваясь к посетительнице.

– Я Сергиенко, Маргарита Сергиенко. По делу Самсонова, – торопливо пояснила гостья. – Помните?

И Петелина ее узнала. Светловолосая девушка с зализанной прической в узких очках, обтягивающей юбке, приталенном жакете и белой блузке со скромно расстегнутой на шее пуговкой напоминала исполнительную секретаршу. Она и была ассистенткой бизнесмена в момент их знакомства. А еще ключевым свидетелем в деле об убийстве – успешно расследованном деле, по которому уже вынесен приговор.

– Присаживайтесь, Сергиенко, – предложила следователь. Не скрывая скепсиса, она спросила: – Чего вы хотели?

Маргарита села с другой стороны стола. Она держала сумочку на коленях, нервно мяла ремешки и с тревогой смотрела в глаза представителю закона, ища сочувствия.

Слова давались ей тяжело:

– Я соврала тогда… Обманула… Сказала неправду.

– Какую и когда?

– В тот вечер… Там… На месте убийства.

– И что же не так? – прищурилась следователь.

– Я видела убийцу. Это не Самсонов. – Дыхание девушки запнулось, на глаза набежала влага, она замотала головой: – Это не он, не он.

Петелина продолжала сжимать карандаш, не замечая, что надавила на листок и сломала грифель.

Ох, уж эти неожиданности!

В работе следователя планомерная работа всегда прерывается сюрпризами. Иногда хорошими: был тупик – и вот, как на блюдечке, появляется неожиданная улика или ценный свидетель. Но чаше удручающими: следствие, вроде бы, на верном пути – и тут открываются новые обстоятельства, которые все перечеркивают.

Елена скомкала бумагу с плавными узорами и швырнула ее в корзину для мусора. Она говорила медленно, сухо, фиксируя паузы:

– То есть, гражданка Сергиенко, вы заявляете, что во время следствия дали заведомо ложные показания?

Девушка закивала так интенсивно, словно ее тряс нервный тик.

Петелина повысила голос:

– В таком случае ваши действия попадают под статью уголовного кодекса. Вы осознаете, что нарушили закон?

Маргарита окончательно расплакалась и закрыла лицо руками. Елена встала, чтобы принести воды. Пауза требовалась и ей. Пока свидетельница приходила в себя, у нее появилось время, чтобы все вспомнить.

В тот день, пять месяцев назад, она была дежурным следователем. Поздним вечером поступил сигнал, что в частном загородном доме произошло убийство. Следственно-оперативная группа выехала на место происшествия. Дом располагался в бывшей деревне, которая благодаря близости к столице превратилась в благоустроенный поселок для среднего класса.

Труп молодой женщины нашли в прихожей. Бедняжке проломили голову. Чем именно – гадать не пришлось, окровавленное орудие убийства валялось рядом. Это была ложка для обуви – чугунная, кованная, с длинной витой ручкой. Про такие изделия народных мастеров в шутку говорят «убить можно» – вот и накаркали.

Погибшей оказалась хозяйка дома Екатерина Золотова, хорошо одетая тридцатитрехлетняя женщина. Ее опознала свидетельница Маргарита Сергиенко, да и паспорт убитой быстро нашелся. В паспорте имелся штамп о браке с Игорем Самсоновым, зарегистрированный около года назад.

И тут началось самое интересное.

Свидетельница сообщила, что видела убегающего Самсонова. По ее словам, муж жертвы, как полоумный, выбежал из задней двери дома и скрылся в темноте. Она хорошо знала семью и точно описала беглеца. Фотография Игоря Самсонова, пригодная для розыска, легко нашлась в интернете.

Пришел черед работы оперативников. Не прошло и часа, как они задержали пьяного Самсонова в придорожном кафе. На его одежде имелись темные пятна, похожие на кровь.

Подозреваемого доставили к месту убийства. Он бормотал что-то невнятное про грабителя, за которым погнался, но тот оказался проворнее. В доме и правда были вывернуты некоторые ящики, разбросаны вещи, но создавалась впечатление, что сделано это впопыхах, непрофессионально. Бытовой сейф, вмонтированный в книжный шкаф, грабитель не потревожил.

Петелина взяла подозреваемого в оборот. Действовать надо было здесь и сейчас. При сильном стрессе и умелом давлении на психику человек не способен юлить и обычно сбрасывает маску, открывая истинное лицо. Однако Игорь Самсонов упорствовал и в убийстве жены не сознавался.

По его версии в этот вечер они с супругой были в театре. Домой вернулись на личном автомобиле. Екатерина первой вошла в дом, а он в это время парковал машину в гараже и ничего не слышал. В прихожей он натолкнулся на упавшую супругу. В первое мгновение решил, что это обморок, склонился, чтобы помочь, приподнял ей голову и только тогда заметил ужасную рану под волосами. Катя не дышала.

В двух метрах на полу он увидел брошенную ложку для обуви. На окровавленном конце чугунной железяки прилипли длинные черные волоски – Катины волосы. Страх обострил его чувства. В глубине дома он услышал крадущиеся шаги и понял, что там убийца. Он осторожно двинулся на звук. В этот момент хлопнула задняя дверь дома, убийца убегал. Самсонов, не раздумывая, кинулся за ним.

Выскочив из дома, он заметил убийцу, между ними было не больше пятнадцати метров. Он бросился в погоню, почти догнал неизвестного, но споткнулся в темноте и упал. А когда поднялся, убийцы не было видно. Он продолжал искать его, метался то в одну, то в другую сторону и оказался у дороги. Там под светом фонаря он увидел, что его руки и одежда испачканы кровью. Это была кровь погибшей жены.

Живот стянуло. Ему захотелось очиститься, он зашел в кафе, но отмыл только руки. И тут ему стало страшно, если он вызовет полицию, его же первым обвинят в убийстве! Настоящего убийцу он видел только со спины и не сможет описать. А Катя в этот вечер с ним поругалась.

Он выпил водку, не зная, что делать. А потом выпил еще и еще. И тут его сцапали.

К моменту окончания допроса криминалист из опергруппы дал предварительное заключение, что на орудии убийства имеются множественные отпечатки пальцев Самсонова. На его костюме помимо пятен крови найдены волосы из раны на голове убитой. И самое главное, свидетельница Сергиенко отрицала наличие второго человека.

Она позвонила в дом и сразу вслед за этим увидела, как Самсонов убегает через заднюю дверь. Он просто убегал и ни за кем не гнался! Удивившись, она вошла в незапертую дверь и обнаружила на полу Екатерину Золотову. Именно она вызвала «скорую» и полицию.

Маргарита рассказала, что Екатерина Золотова единственная дочь богатого бизнесмена Бориса Анатольевича Золотова. Дочь не работала, любила шопинг и спа-процедуры, а Самсонов, пытавшийся угодить зятю, много времени проводил на службе.

В общем, картина преступления прояснилась. Имеет место самое распространенное убийство на почве бытовой ссоры. А уж мотив для ревности, когда муж вечно на работе, а жена занята только собой и не стеснена в средствах, найти не трудно. Слово за слово, упрек на упрек, вспышка гнева и трагический финал.

Петелина, как дежурная, могла на следующий день скинуть уголовное дело местному следователю, но зачем упускать успех, который сам плывет в руки. Все, вроде бы, гладко. Убийство, по сути, раскрыто, следствие можно закончить за считанные дни. Галочка в статистике раскрываемости никому не помешает, поэтому она взяла простое дело себе.

Лабораторная экспертиза подтвердила предварительные выводы и по крови на одежде, и по отпечаткам на орудии убийства. Что еще надо? К тому же выяснилось, что после театра супруги заходили в кафе. Там пила только Екатерина. По свидетельству официанта она говорила в повышенном тоне и в чем-то упрекала мужа. Тот шикал на нее, призывал к сдержанности и силой увел из кафе.

Так бывает, на людях человек сдерживается, а дома дает волю рукам. Только в этот раз под руку попалась убойная железяка.

Убийца был очевиден, прокуратура торопила следствие, дело быстро ушло в суд. В итоге Самсонова Игоря Романовича признали виновным в умышленном убийстве супруги и назначили наказание в виде девяти лет колонии строгого режима. Упрямец мог получить вдвое меньший срок, если бы покаялся и написал чистосердечное признание, что действовал в состоянии аффекта. Но он все отрицал и сам сломал свою судьбу.

4

Маргарита Сергиенко осушила стакан воды несколькими судорожными глотками, использовала ворох бумажных платочков, чтобы привести в порядок заплаканное лицо, и уткнулась застывшим взглядом куда-то в центр стола между собой и следователем.

– Успокоились? А теперь рассказывайте все по порядку, – предложила Петелина, но предупредила: – Только прежде еще раз хорошенько подумайте об ответственности за ложные показания.

Сергиенко обреченно вздохнула, словно перед нырком в бездну, ее плечи отчетливо приподнялись, а когда опустились, она заговорила медленно, не поднимая взгляда:

– В тот вечер умер Борис Анатольевич Золотов. – Девушка умолкла, погрузившись в воспоминания.

– Отец убитой Екатерины Золотовой. Я знаю, – поторопила Петелина.

– Борис Анатольевич тяжело болел, онкология… Его смерть не была неожиданной. Я находилась в больнице, когда это произошло.

– Почему? – вырвался профессиональный вопрос у следователя. – Вы все-таки не родственница.

– Я работала личной ассистенткой Золотова без малого пять лет и уверена, что общалась с ним чаще чем его родная дочь. – Маргарита посмотрела в глаза Петелиной, словно оправдывалась. – Борис Анатольевич вызвал меня в больницу, чтобы дать распоряжения о похоронах, собственном погребении. Представляете?

– Это печально.

– Он чувствовал, что уходит, и не хотел нагружать дочь траурными хлопотами. За два года до этого скончалась его жена, мать Кати, тоже от рака. В общем, семейная трагедия. Я приехала в больницу, но не успела, он уже отошел.

Сергиенко опустила взгляд и снова сжала ремешки сумочки.

– Продолжайте, – попросила следователь.

– Врач сказал, что надо оповестить родных. У Золотова осталась только дочь Катя, и я позвонила ей, но она не ответила. Тогда я поехала к ее дому, чтобы сообщить лично. По телефону говорить о таком… Если честно, я рассчитывала, что, когда доеду, ей кто-нибудь расскажет о смерти отца, и мне не понадобится сообщать дурную весть.

– Я в курсе, что Екатерина Золотова была в театре и отключила телефон. – Петелина подчеркивала, что предысторию хорошо знает. – Пока вы мне ничего нового не рассказали. Итак, вы приехали к коттеджу, где проживала дочь Золотова. Что было дальше?

– Я увидела темные окна и подумала, что в доме никого нет. Хотела позвонить Кате, но на первом этаже загорелся свет. Я подошла к калитке и услышала что-то странное, похожее на крик. Тогда я подумала, что включили телевизор. Нажала кнопку звонка у калитки, в доме послышалась трель, но никто не ответил. И вдруг, я увидела, как справа из-за дома выбежал человек. Он шел не к калитке, а убегал прочь.

Петелина слушала и вспоминала. Показания свидетельницы совпадали с теми, что были приобщены к уголовному делу. Вокруг дома убитой была невысокая декоративная ограда, через которую просматривался двор. В доме имелся второй выход непосредственно в сад. Здоровый человек мог преодолеть забор в любом месте и скрыться в переплетении улочек.